В тихом омуте

      — Подойдите ближе, — требует Невилетт. По привычке даже делает приглашающий (нет, приказывающий) жест пальцами, но вовремя вспоминает о нескольких строках в досье, написанных чуть более мелким почерком и ниже основной информации. Он откашливается, убирая руку за спину.       Ризли по-птичьи настороженно наклоняет голову чуть набок, шагнув вперёд. На мгновение чудится, что и уши у него шевелятся от заметной заинтересованности, потому что слух уловил колебания во влажном, густом воздухе. Невилетт еще самую малость беспокоится о том, не навредит ли ему здешняя атмосфера, но напрямую этого не высказывает.       Не говорит он и о том, что ему до смерти хочется поскорее покинуть тесную комнатку с двумя дверьми, одна из которых ведёт на свободу, в полный красок и свежести мир, а другая — во мрак, к лязгающим решеткам темниц и к еще большей духоте. Тюрьма Фонтейна новенькая, проложенные под дворцом тоннели блестеть должны, но ощущение такое, словно этому лабиринту тысяча лет. Чем глубже спускаешься — тем сложнее дышать. Невилетт ненавидит духоту. Ненавидит жару. Ненавидит сухость в носу и в горле. Но он должен продержаться. Всё же найти приличного тюремщика оказалось не так-то легко.       — Еще ближе, — просит он уже чуть мягче.       — Мне подойти к столу? — уточняет Ризли. Лукавая улыбка кривит его рот. Он отлично знает, где должен оказаться.       — Если вас не затруднит.       — Какой теплый приём.       В какой-то момент из-за его спины выскакивает что-то яркое и быстрое, с большими красными глазами, похожее на вынутую из-за пазухи мягкую игрушку. Он вопросительно приподнимает бровь. Только её. Даже рукой не шевелит. А Ризли улыбается чуть шире — и чуть менее нахально.       — Сигвайн.       Невилетт смеряет строгим взглядом существо.       — Можно я ему тут всё покажу? — пищит Сигвайн. Ушки подергиваются от восторга и нетерпения. — Можно, можно, можно?       — Это Сигвайн, — неохотно представляет он гостью, прихватывая её за плечо. — Она…       — Ай!       — …невелика ростом, но весьма способна для гибрида человека и мелюзины.       — Я не гибрид! — кричит маленькая полумелюзина. — Я — Сигвайн!       Ей удаётся вывернуться из-под его руки и скользнуть за спину новоиспеченного тюремщика. Видно только одно покачивающееся от возмущения ухо.       — Ваша… проблема точно не усложнит вам работу? — интересуется Невилетт, нарушая воцарившееся неловкое молчание. — Тюремщик должен быть бдителен, а отсутствие…       — Едва ли, — в какой-то миг перебивший его Ризли, кажется, смотрит ему прямо в глаза. И одновременно вникуда. — Но у меня есть маленькая просьба.       — Премия в конце месяца строго фиксирована. По всем остальным вопросам можете обращаться к Сигвайн. Она всё устроит.       — Не уверен в этом. Видите ли…       Он всё-таки преодолевает расстояние, отделяющее его от стола — на удивление легко, так, как это делают обычные люди. Ризли без заминок нашаривает край листа с личным делом и медленно скользит пальцем по верхней строке.       — Мне понадобятся элементальные чернила или что-то подобное, — говорит он. И вдруг чешет в затылке, словно постеснявшись своего пожелания. — Это единственное затруднение, которое может возникнуть. Трудно читать такие буквы.       — Какие — такие? — хмурится Невилетт. От духоты у него понемногу начинает кружиться голова. Выстиранная накрахмаленная рубашка в районе спины уже едва влажная от пота.       — Обычные. Я хотел бы получать и писать рапорты с элементальными чернилами. Если бы запах передавал форму обычных букв, мы бы обошлись без этого, но…       Как странно. Пройти все тесты, опросы и испытания, на которых спотыкается большая часть кандидатов — и запнуться на бумажной работе. Тюремщик занимается ею в последнюю очередь, и всё-таки занимается.       Невилетт осторожно выхватывает лист из раскрытой папки и протягивает его вперёд.       Глаза Ризли цвета бледного зеленого чая. Он по шороху определяет направление его движения, но взгляд скользит то к потолку, то к подрагивающему свету электрических ламп. Куда угодно, только не к аккуратным строчкам, написанным косым изящным почерком. Его, Невилетта, почерком.       — Видите хоть что-нибудь? — спрашивает Невилетт. Без лишнего сочувствия или надежды.       — Темноту, — отвечает Ризли без особого тепла. Очевидно, принимает эту маленькую проверку на всякий случай за издевку. — И ваш элементальный след.       — А мой? А мой? — не унимается Сигвайн. Она кажется совсем крошечной на огромном кресле с красной обивкой. — Какого он цвета?       Его элементальный след. Невилетт коротко осматривает свою затянутую в перчатку ладонь. И тут же отбрасывает непрошеную мысль.       — Это всё? — вздыхает он, обмахиваясь листком. Не хочется оставаться здесь дольше необходимого. Разве что, тюремщик выдаст что-то новенькое.       Ризли хмыкает, постукивая пальцами по спинке кресла Сигвайн. Слух у него теперь всегда будет в напряжении. Впрочем, ему явно не привыкать.       — Пожалуй, да, — он вдруг хитро прищуривается и потягивает носом воздух. — Если вам, конечно, не интересны те двое бедолаг, что прямо сейчас тайком пилят решётку в камере 25-В. Но поскольку я только что был принят, — вы ведь приняли меня, верно? — пора показать свои способности. Верховному Судье негоже пачкать своё жабо в драке.       Невилетт даже не успевает огрызнуться или поинтересоваться, каким образом тот узнал точный этаж и номер камеры. Уставившись на распахнутую настежь дверь, поскрипывавшую от доставшегося ей резкого толчка, он, помедлив, как можно более невозмутимо интересуется у Сигвайн:       — Ты присмотришь за ним?       — По-моему, он и сам справится, — отзывается полумелюзина, спрыгивая с насиженного места. Рожица у неё донельзя раздосадованная, уши дергаются туда-сюда. — Ну вот, теперь они поймут, что с ним шутки плохи — и перестанут убегать!       Тем лучше для нас и для них, думает Невилетт.       Что ж, по крайней мере, слух и обоняние не подводят его в работе.       Спрятав улыбку Джоконды в уголках губ, он жестом велит Сигвайн следовать за собой. Пора на свежий воздух. Ему здесь что-то слишком жарко.