Герой

      Северус устало прислонился к решётке. Очередной «сеанс» с дементором, как обычно, оставил после себя чувство опустошения и безнадёжности. С каждой неделей, проведенной в Азкабане, хороших воспоминаний, которых и так в его жизни было немного, становилось всё меньше. Они выцветали, теряли свою значимость и эмоциональную наполненность. Как ни странно, но он был вынужден признать, что это шло ему на пользу. Так как большая часть позитивных событий происходила с ним, лишь когда рядом была Лили, то теперь эта связь становилась всё слабее. Сами того не желая, дементоры приносили ему облегчение, забирая эту боль. Поначалу Северус боялся этого: любовь к Лили — это то, что он пронёс с собой почти через всю жизнь, и лишиться её казалось настолько масштабной трагедией, что он пытался покончить с собой, лишь бы этого не произошло. К сожалению или к счастью, но его попытки не увенчались успехом: магия тюрьмы работала исправно, не давая навредить себе слишком сильно. Что неудивительно: если бы каждый преступник, попавший сюда, мог бы так просто оборвать своё наказание, то это место потеряло бы весь свой смысл. Как бы то ни было, но теперь Северус был в некотором роде даже рад тому, что произошло благодаря дементорам: его безответная любовь, мучившая его десятилетиями, наконец-то прошла. Очень сложно любить человека, почти все воспоминания о котором несут либо негативный, либо безразличный оттенок.       Осталось лишь дождаться, пока его выпустят из этой дыры, и можно будет наконец-то пожить для себя. Возможно — чем Мерлин не шутит? — он даже найдёт себе женщину. Война и время в тюрьме поистрепали его, но он всё-таки хороший зельевар и далеко не последний по силе волшебник, так что сможет придать себе более-менее приемлемый вид. Раньше его это не волновало: он слишком глубоко погряз в своей скорби и ему даже нравилось, как его внешность отталкивающе действует на других, но теперь в этом не было необходимости. Разумеется, он не рассчитывал по освобождению найти «любовь всей жизни», но он вполне мог бы сойтись с какой-нибудь вдовой, которая закроет глаза на его преступное прошлое. В принципе, он был даже не против, если бы у неё были дети, главное, не слишком маленькие: плач и неуёмная энергия его раздражали. Тогда он смог бы открыть свою лавку зелий, работать в удовольствие и по вечерам приходить домой, где его ждал бы сытный ужин и уют домашнего очага. Северус, размышляя об этом, уже почти почувствовал тепло от камина в его будущем доме, как вдруг благостные мысли прервал хриплый голос из соседней камеры.       — Эй, Снейп, ты там живой или эти летающие тряпки высосали из тебя все оставшиеся соки?       — Не дождёшься, Малфой, — прошелестел Северус.       Голос его так и не восстановился после укуса Нагайны, а шею, насколько он мог судить наощупь и если верить словам Малфоя, покрывали глубокие шрамы.       — С чего ты вбил себе в голову, что я этого вообще жду, герой? — последнее слово прозвучало с нескрываемым сарказмом.       Северус мрачно усмехнулся: интонация была более чем уместна. Виданное ли дело, герой Ордена Мерлина первой степени и осуждённый преступник в одном лице. Судили его одним из последних Пожирателей Смерти, едва дождавшись, пока здоровье придёт в относительную норму. И, несмотря на активную защиту всего Золотого Трио, предоставленные ими воспоминания Дамблдора и, следовательно, подтвержденный статус шпиона светлой стороны, Непростительные заклинания, как постановил суд, всё же оставались Непростительными. Так что, учитывая всё вышеперечисленное, ему безотлагательно в зале суда вручили Орден Мерлина, а затем, прямиком со скамьи подсудимых, сопроводили в Азкабан. Получилось довольно символично: три Непростительных, каждое из которых он использовал хотя бы раз в жизни, и столько же месяцев ему надлежало провести в тюрьме. Это было ничтожно мало по сравнению с тем, какие сроки давали другим Пожирателям. Но все понимали, что приговор был вынесен скорее для того, чтобы показать людям, что новое правительство намерено чётко следовать закону по отношению к Тёмным заклинаниям, чем для того, чтобы реально наказать Северуса. Однако ему от этого было не легче.       Даже несмотря на то, что камеру ему выделили на самом верхнем уровне, где был чище воздух, реже забредали дементоры и, до недавнего времени, не было никого из других заключённых, Азкабан оставался Азкабаном. К тому же по дороге в свою камеру Северусу пришлось тогда пройти все этажи и коридоры, которые представляли собой сплошной ряд клеток с заключёнными, и вдоволь наслушаться «комплиментов» от своих бывших соратников. Особенно они потешались над ярко сияющим в свете факелов ордене, приколотом, вопреки правилам, к тюремной робе. Вот и сейчас Малфой, который с помощью своего дара убеждения, заключавшегося в количестве золота в его сейфе в банке «Гринготтс», перебрался на верхний уровень в камеру напротив, никогда не упускал возможности поддеть его, называя героем.       Поначалу это дико злило Северуса и он не упускал возможности побольнее уколоть в ответ. Затем, поняв, что эта тактика не работает, он стал игнорировать соседа. Но и это не принесло ожидаемого результата, тот не только не прекратил свои попытки задеть невольного собеседника, но и начал специально делать раздражающие вещи: стучать кружкой о решётку и тому подобные глупости. Признаться честно, Северус не ожидал такого поведения от потомственного аристократа, но, по всей видимости, нахождение на нижних уровнях тюрьмы, среди всевозможного сброда, оставляет свой отпечаток даже на таких, как Малфой. Особенно это было заметно по изменившейся манере Люциуса говорить. Исчезли излишнее высокомерие, пафосность и намеренное растягивание слов. На смену им пришли беглость, простота и даже какое-то панибратство в общении. Наверное, это и стало решающим фактором того, что они начали общаться, зачастую в довольно саркастичной манере, но уже беззлобной. Впрочем, не стоило исключать, что так просто Малфой себя вёл только с ним. Проверить не представлялось возможности: еда сама появлялась и исчезала в одно и то же время на специальных подносах, прикованных к одной из решёток, а почту приносили министерские совы. Только они имели сюда доступ, и, разумеется, каждое письмо проходило тщательную проверку сотрудниками Министерства перед отправкой.       Одна из таких сов и влетела сейчас на их этаж через бойницу в конце коридора с камерами. Бесшумно она подлетела к камере Малфоя, сбросила письмо около решётки и незамедлительно убралась прочь: угощений от узников всё равно ждать не было смысла.       — Смотри-ка, письмо от Нарциссы, — воодушевленно возвестил Малфой, вскрывая печать. — Если она верно выполнила все мои инструкции, то скоро меня выпустят и я выйду отсюда раньше тебя, как и говорил.       О да, он говорил это не раз с тех пор, как перешагнул порог соседней камеры, переполненный чувством собственной важности от того, что сумел выбраться на верхний уровень. Ещё бы, прошёл всего месяц, а тут уже такой успех. И это при всем при том, что изначальным его приговором было два года на одном из нижних этажей тюрьмы. Теперь же, когда и второй месяц был на исходе, вероятность того, что с помощью денег и связей он сможет и вовсе получить амнистию, возрастала. Однако Северус не был бы собой, если бы так просто с этим согласился.       — Мечтать не вредно, — начал было он, но осёкся, заметив, как с каждой прочитанной строчкой лицо Малфоя становилось всё более мрачным.       — Что-то случилось? — не выдержал Северус, когда сосед молча смял бумагу и невидящим взором уставился в стену.       Тот никак не отреагировал на вопрос, продолжая гипнотизировать пространство перед собой. Это было настолько не похоже на его привычное поведение, что абсолютно сбивало с толку. Впервые молчание тяготило. Отсутствие возможности подойти и привести его в чувства физическим способом, заставляло томиться в тревожном ожидании. С каждой последующей минутой предположения становились всё более ужасными.       «Может, она серьёзно заболела, — подумал Северус и тут же сам себя опроверг: — Хотя письмо от неё, тогда, может, что-то произошло с Драко?»       Внезапно его мысли перебил тихий смех, он становился всё громче, пока не превратился в безудержный хохот. Звуки эхом разносились по этажу. Они казались настолько неестественными в стенах тюрьмы, что становилось не по себе. Наконец вроде бы успокоившись, но всё ещё продолжая всхлипывать, Малфой снизошёл до объяснений:       — Она развелась со мной. Вместо того, чтобы вытащить меня отсюда, она просто развелась со мной и сбежала во Францию.       Северус выдохнул с облегчением: развод — это, конечно, неприятно, но гораздо лучше того, что он успел вообразить. В принципе, ничего странного в поступке Нарциссы он не видел: любви в их семье никогда не было, разве что к сыну. Обычный брак по расчёту. Правда, ему казалось, что они всё же уважают друг друга и даже являются друзьями, но, по всей видимости, он ошибался насчёт их взаимоотношений. Стоило только вспомнить, что за этот месяц, который Малфой провёл на верхнем уровне, она не навестила своего мужа ни разу, хотя для близких родственников особых препятствий в посещении не было. Да что там родственников, к самому Северусу неоднократно заглядывал Поттер, пользуясь своим статусом главного героя. Так что оставался только один вопрос, который он не преминул задать:       — Но как она смогла провернуть это без твоего присутствия?       — Оказывается, пока мы тут с тобой прохлаждались, Министерство выпустило указ о том, что с заключёнными можно оформлять развод без их ведома и согласия. «Дабы не бросать тень на оставшихся на свободе родственников», — добавил он, кривляясь, явно цитируя строку из письма. — Более того, она получила право пользоваться всем совместным имуществом, включая все усадьбы и сейф в банке, разве что кроме мэнора, и то, только потому, что я всё ещё являюсь Главой Рода.       — Так, значит, теперь я наконец-то перестану слушать твою браваду о том, что ты покинешь эту дыру раньше меня? — саркастично подытожил Северус.       — Это мы ещё посмотрим, герой, — усмехнулся Малфой и многозначительно добавил: — Далеко не все мои источники дохода были официальными.