Пир, если это можно было так назвать, был в самом разгаре. Буйный смех и крики доносились со стола Гриффиндора, веселые возгласы Хаффлпаффа, организованные споры Рэйвенкло, а хладнокровный, безупречный этикет почти не издавал звуков из Слизерина. У них была репутация, которую нужно было поддерживать. Они бы не опустились до такого уровня. От этого в его холодных глазах Авада-Кедавры появился очень, очень настоящий безумный блеск.
Рукава Гарри были закатаны, чтобы показать, что он прекрасно знает, что вокруг него есть люди более высокого положения, чем он сам. Тень ухмылки все еще сохранялась на его резких, бледных чертах. Его спина была прямой, осанка идеальной, как и учили его дорогие обитатели Азкабана. И о, как он наслаждался тем, как выводил из себя окружающих. Казалось, все, кроме Драко.
Он медленно надкусил булочку, оценивая взглядом окружающих. Некоторые вздрогнули, когда его взгляд упал на них... Одна девушка захныкала, хотя позже она будет это отрицать.
- Перестань терроризировать наших сокурсников, - сказал Драко, в его глазах плясали веселые искорки.
Глаза Гарри медленно поднялись, чтобы встретиться взглядом с Драко. - Я не понимаю, что ты имеешь в виду, - протянул он. — Я просто оцениваю их... жизни.
Его игра словами заставила одного или двух первокурсников еще больше отдалиться от Поттера. Ему хотелось рассмеяться, он действительно хотел, но этот момент следовало приберечь для действительно особого случая. В конце концов, он не смеялся как следует с тех пор, как ему исполнилось всего шесть лет. Как изменились времена.
—Хмм? - сказал Драко. - И что же ты вычтел?
Он не был забывчивым. Большая часть присутствующих слегка наклонилась вперед, желая услышать, что он скажет, так что... естественно, он не торопился давать свой ответ. Он уже некоторое время не общался с людьми; он не считал Поттеров и их коллег людьми.
— Вон у того парня, который безуспешно пытается скрыть засос на шее, - начал Гарри, наклонив голову к темноволосому парню лет семнадцати, - летом был роман с другой девушкой, и он отчаянно пытается скрыть это от своей девушки, с которой он сидит поперек. Послышался тихий вздох. — Я бы оценил его жизнь примерно на тройку, может быть, на четверку, если бы был великодушен. Женщины - не игрушки, их нельзя использовать, и поэтому к ним не следует относиться как к таковым. — Дикая ухмылка приподняла уголки его рта. — Особенно для секса.
Один мальчик закашлялся, поспешно пытаясь скрыть, что поперхнулся тыквенным соком, который с такой готовностью подали из его бокала.
Первокурсник, Теодор Нотт, как ему казалось, его звали, посмотрел на него с любопытством, хотя и настороженно. — Откуда ты это узнал, если это действительно так?
— Магия, — вежливо ответил Гарри.
На самом деле сейчас он не собирался отдавать все свои карты, особенно ту, в которой он показал, что может с легкостью использовать Легилименцию; такой полезный талант. Тем более, что он слился с кровью своих сокурсников, за что, как он был уверен, он будет ему благодарен в ближайшем будущем.
После этого остальная трапеза оказалась довольно забавной. Мальчик, которого он выбрал, все это время съеживался от своей девушки, точнее, бывшей девушки, которая сердито шипела на него сквозь хладнокровную, идеально наложенную маску безразличия. Остальные представили свои силовые игры в начале года, упоминая о том, как прошло их лето и первые годы… Они просто пытались обрести союзников и некую форму социального положения; многие отчаянно хватаются за мантию некоего Драко Малфоя. Гарри просто заметил, что он получит то, что хочет, без необходимости унижаться. Ему нужна была помощь только одного человека, и его определенно не собирались застать выдающим себя за студента в Слизерине.
В конце концов, у Темного Лорда было некоторое достоинство.
В зале воцарилась тишина, пока директор стоял, его проклятые голубые глаза мерцали, когда он улыбался под своей приводящей в бешенство бородой.
— Гм, еще несколько слов, теперь мы все накормлены и напоены. У меня есть несколько уведомлений о начале семестра, чтобы передать вам.
Первокурсникам следует помнить, что лес, раскинувшийся на территории, строго запрещен всем ученикам, и некоторым нашим старшим ученикам тоже следует это помнить.
Мистер Филч, смотритель, попросил меня напомнить всем вам, что в коридорах между занятиями нельзя использовать магию.
На второй неделе семестра пройдут испытания по квиддичу. Любой, кто заинтересован в игре за команды своих факультетов, должен связаться с мадам Трюк или главами своих факультетов.
И наконец, я должен вам сказать, что в этом году коридор третьего этажа с правой стороны закрыт для всех, кто не желает умереть самой мучительной смертью.
Глаза Гарри сузились, и немногие вокруг него нервно засмеялись, когда старост осторожно допрашивали. Он воспринял это как знак того, что это редкость, и решил провести расследование как можно скорее; это могло бы оказаться для него очень полезным, если бы результатом неудачи стала мучительная смерть. Люди редко настолько тщательно оберегают неважные вещи.
— А теперь, прежде чем мы пойдем спать, давайте споем школьную песню! - воскликнул Дамблдор, выхватив палочку. - Все выберут мелодию и пойдем.
Улыбки учителей стали неподвижными, и все за столом Слизерина сомкнули рты в довольно твердые линии, когда перед ними курсивными лентами появились тексты песен, а остальные три факультета запели, или, по крайней мере, так это можно было бы назвать, если бы вы чувствовали себя щедрым.
—Хогвартс, Хогвартс, Хогги, Бородавчатый Хогвартс
Научите нас чему-нибудь, пожалуйста
Будем ли мы старыми и лысыми
Или молодыми с паршивыми коленями
Нашим головам не помешало бы наполнить
Некоторыми интересными вещами
Пока они голые и полные воздуха
Мертвые мухи и кусочки пуха
Так научите нас вещам, которые стоит знать
Верни то, что мы забыли
Просто делайте все возможное, мы сделаем все остальное
И учимся, пока наши мозги не сгниют.
Большая часть Слизерина усмехнулась, когда все ученики финишировали с разной скоростью, а близнецы Уизли финишировали последними в медленном похоронном марше. Последние несколько строк Дамблдор произнес с ненужным размахом, и когда все замолчали, он стал одним из тех, кто аплодировал громче всех. Гарри удивил многих слизеринцев своими аплодисментами, хотя на его лице был насмешливый сарказм и скучающее выражение лица.
— Ах, музыка, — вздохнул назойливый дурак, вытирая глаза. —Магия, превосходящая все, что мы здесь делаем! А теперь пора спать. Вперед!
Хладнокровный и собранный, каким и должен быть, факультет Слизерина выстоял, старосты провожали первокурсников, собравшихся перед ними, и они ушли спокойно, а не в стремительном безумии, которое последовало, когда другие факультеты попытались уйти через широкие двойные двери. Гарри наклонил голову, чтобы никто не мог услышать вырвавшееся у него безумное хихиканье или увидеть ужасающе безумную ухмылку, образовавшуюся на его лице. Он был внутри. Его разобрали. И ох, пусть начнутся игры.
***
Он сидел на подоконнике рядом со своей кроватью, глядя на глубины Черного озера, пока его соседи по общежитию спали. Их разделили на две группы, мальчиков, и он оказался в общежитии с Драко Малфоем и Блейзом Замбини. Он был доволен. По крайней мере, у них хватило ума приятно общаться, в отличие от двух честолюбивых троллей, Грегори Гойла и Винсента Крэбба.
Незаметно для всех, кроме одного, у молодого выжившего был неповторимый певческий голос, как никто другой. Он не был ни красивым, ни неприятным, он просто был, тянул и дергал самое сердце, кланяясь и заставляя его слушаться и тонуть в своих водянистых глубинах. Это было. Это было. И это было бы так. Это была душа, голос, магия в чистом виде, и поэтому она пела глубокой ночью.
«Мне хотелось бы, чтобы я знал в ту первую минуту нашей встречи, какой неоплаченный долг я перед тобой.
Потому что ты подвергся насилию со стороны той кости, которая отказала тебе, и ты нанял меня, чтобы исправить это».
Сам того не ведая, два спящих мальчика дрожали во сне, когда мелодия и текст проникали в их сны, создавая призрачный вид, пока они спали. И все же юный выживший продолжал, почти надеясь, что предполагаемый услышит и утешится тем фактом, что он не забыл и никогда не забудет.
«Идешь по комнате, когда у тебя в руках трубки, и эти морфиновые будильники фальшиво поют.
Они не давали тебе спать и даже спать, и я не поверил им, когда они назвали тебя ураганным раскатом грома».
Его обычно холодные глаза были остекленевшими и полными чистой силы и эмоций, и никто никогда не видел и никогда не мог его видеть; не в этот личный момент. Этим нельзя было делиться.
«Когда я проверял жизненные показатели, я предложил улыбнуться. Ты какое-то время не разговаривал, ты замерз.
Ты сказал, что тебе не нравится мой тон, что ты чувствуешь себя таким одиноким, и поэтому ты сказал мне, что мне следует уйти».
Он издал судорожный вздох, от которого затряслись его кости и кости всех остальных. Он учился у лучших. Дементоры. Его бесконечные муки…
«Но что-то заставляло меня стоять у этой больничной койки, мне следовало уйти, но вместо этого я позаботился о тебе.
Ты заставил меня спать неровно, и я не поверил им, когда они сказали мне, что тебя уже не спасти».
Он откинулся назад, прислонившись головой к каменной стене, глаза смотрели в небо, словно умоляя об ответе на молитвы, которые он возносил с шестилетнего возраста. Одинокая слеза скатилась по впалым щекам; воспоминание о когда-то прожитой жизни, когда-то пережитых эмоциях и о семье, которая у него когда-то была.
Гаррисон Джеймс Поттер.
А завтра оборвется последняя линия связи с семьей, которую он ненавидел и которая причинила ему непоправимый вред. И последняя нить, которая его поддерживала, оборвалась
***
За тысячи миль от него, через сердитый серый океан и под небом цвета боли и отчаяния, под натиском штормов, которые бушевали от имени заключенных, обитатели тюрьмы Азкабана начали кричать, когда жизнь была лишена их.
Сводящий с ума блеск в их глазах потускнел и стал еще более тусклым, пока они царапали свою кожу, каменные стены, каменные полы, железные прутья, железные кандалы, которые давно вышли из употребления.
Девочка, всего лишь восьмилетняя, замерла, ее пустые глаза смотрели в бесконечную серость, ее губы слегка приоткрылись в затихшем, безмолвном крике. Слезы потекли из-под густых ресниц, когда мелодия окутала ее. Как будто он был здесь, провел рукой по ее грязным светлым кудрям, обещая ей что-то лучшее, страну, где светило солнце и люди смеялись.
Ее сломанные, кровоточащие ногти царапали камень под ней, пока она лежала одна, крики ее мира эхом и визгом раздавались вокруг нее, когда они пикировали вниз, просто умоляя о причине; поцелуй — это то, чего они хотели, пока медленно выпивали его досуха.
Элладора Синтия Лестрейндж.
А завтра оно придет снова, они придут снова. Бесконечный цикл, в котором всего несколько часов на восстановление. Представьте, что ее держит на руках ее отец, который был всего в нескольких клетках от нее. Представить, как ее притягивает к себе мать, которая, как и всегда, была на расстоянии, близком к ней. Каким он был всегда. Застрять в этом нескончаемом аду, имея лишь обещание продолжать двигаться вперед.
