Love again

      — Мисс, проснитесь. Самолет идет на посадку. Мисс, проснитесь же.       Чувствуя, как кто-то трясет ее за плечо, Амелия со стоном распахнула глаза, оглядываясь по сторонам. Секунд пять понадобилось ей, чтобы понять, что она находится в самолете, а нарушителем сна является всего-навсего стюардесса лет на пять старше нее самой, пытавшаяся донести до нее, что самолет идет на посадку и нужно пристегнуться. Кивнув головой в знак благодарности, она резким и быстрым движением застегнула ремень безопасности, чувствуя на себе чей-то тяжелый взгляд. Справа от нее сидела пожилая женщина, прожигавшая ее осуждающим взглядом последние несколько минут.       «Черт, я же забыла надеть браслеты»       Несложно было догадаться, что попутчица смотрела на нее из-за исполосованных шрамами предплечий. Она была далеко не первой, кто смотрел на Амелию так, словно она являлась самым ужасным человеком на свете. Понимая, что в самолете скорее всего уснет, она не надела браслеты, чтобы потом не ходить с отпечатками бусинок на лице, если во сне подложит руки под голову, иначе выглядеть будет уж больно комично.       — Такая молодая, вся жизнь впереди, разве можно сводить счеты с жизнью? — наконец высказалась та самая женщина, что прожигала ее взглядом последние несколько минут, а может и дольше, когда Амелия спала и не замечала ее пристальных взглядов.       Она закатила глаза, с большим усилием подавляя волну гнева, что бушевала в груди. Ей хотелось накричать на эту любопытную женщину, а еще лучше рассказать ей всю свою историю, чтобы посмотреть на ее реакцию. Хватило бы ей сил пережить это? Если да, то пусть даст совет. Может и пригодится.       — При всем уважении, это не Ваше дело.       Проворчав себе что-то под нос про невоспитанную молодежь, она все-таки отстала от Амелии, позволяя ей спокойно откинуться на спинку кресла, перед этим достав из сумки браслеты и натянув их на запястья. Она все еще считала идею матери полнейшим идиотизмом. Лететь в другую страну в середине учебного года в крошечный городок, чтобы преподавать там английский в старшей школе. Скучнее и быть не может. Она спокойно жила в Торонто, вырвавшись из дома, где все напоминало о прошлом. А ее отправляют в такой же городок, каким был ее родной Россленд.       Две недели назад ее дядя по материнской линии, являвшийся директором старшей школы города Форкс, что находился в штате Вашингтон, разговаривая с Оливией, предложил ее дочери работу в своей школе, если верить словам мамы. В Вашингтоне почти круглый год был такой же жуткий холод, что и в Канаде, но это было меньшее, что возмущало Амелию в сложившейся ситуации. Холодом ее было не напугать.       «— Какого черта я должна ехать в этот забытый Богом Форкс, мам? — она сидела на диване, уперев локти в колени и наблюдая за матерью, что нервно меряла гостиную комнату шагами. — Мне прекрасно живется и в Торонто.       Оливия фыркнула, качая головой. По всей видимости она была иного мнения на этот счет. Амелия жила в Торонто уже целых пять лет, с тех самых пор, как поступила в университет. Сначала в общежитии с однокурсницами, где и завела друзей, с которыми общалась по сей день, а после они собрали деньги на двухкомнатную квартиру далеко не в самом богатом районе города, где и ютились втроем: она, Ханна и Зои. У матери деньги после окончания университета Амелия просить отказывалась. Так и жила целый год, работая в баре официанткой и снимая с подругами квартиру, куда приходила только ночевать после длинного рабочего дня, уставшая до невозможности.       — Общаясь с сомнительными друзьями и работая в каком-то баре, тебе живется прекрасно? Ты ведь совершенно не для этого заканчивала университет, — пыталась достучаться до дочери Оливия. — Тебе уже двадцать пять, пора бы подумать о будущем. То, что предлагает Оливер, довольно-таки неплохая возможность...       Амелия даже предположить боялась, сколько Оливии пришлось уговаривать своего брата взять ее на работу. Даже при всей срочности, учитель с тремя попытками свести счеты с жизнью за спиной? Вряд ли дядю похвалят за такой выбор, если узнают. Да, Амелия закончила университет с отличием, став одной из лучших студенток года, да и предмет знала неплохо, однако факт оставался фактом. Многие считали, что ее нельзя допускать до работы даже со взрослыми людьми, что уж говорить о старшеклассниках, чья психика так подвержена постороннему влиянию...       — Помереть от скуки, — договорила за мать Амелия. — Мама, ну правда, посуди сама, какой из меня учитель? Чему я их научу? Как глотать таблетки и пытаться покончить с собой?       — Вот именно поэтому я и считаю, что это прекрасная возможность. Раз уж ты сама заговорила об этом, позволь напомнить, что мало кто захочет работать с человеком, пытавшимся свести счеты с жизнью. Впрочем, ты и сама это знаешь, — она вынула конверт из сумки и положила его на стол перед Амелией. — Рейс в следующие выходые. Хотя бы просто попробуй, Мэл. Верни мне мою дочь.       Мэл… Давно мама ее так не называла. Почти десять лет. По телу прошла дрожь, заставляя ее отвести взгляд, чтобы Оливия не заметила слезы в глазах дочери. Плакать в двадцать пять от того, что мама назвала ее сокращенным именем, было глупо, она понимала это, но ничего не могла с собой поделать. Глупее было только страдать восемь лет по своей первой любви, оставившей ее после двух лет отношений. Казалось бы, что случилось в старшей школе, там остаться и должно. Но только не в жизни Амелии Крэйг. Ей порой казалось, что эти воспоминания будут преследовать ее до самой смерти.       Амелии хотелось сказать, что Оливия это делает для себя, ей это совершенно не было нужно. Ей прекрасно жилось в Торонто, огромном городе, где можно раствориться в толпе незнакомцев, где каждую ночь можно было расслабляться в очередном ночном клубе, где ее никто не знает, где можно было утопить свою боль в стакане дешевого алкоголя. В Форксе этой роскоши у нее не будет. Племянница директора Грина должна была вести себя соотвествующе, а уж новый статус учителя… Придется быть чопорной английской леди, сошедшей со страниц романов Джейн Остен. Если бы могла, Амелия запретила бы читать подобные сказки со счастливым концом юным девочкам, которые искренне верят, что истинная любовь существует. Их вера разбивается о скалы реальности, и остается только захлебываться в собственной боли. Ей даже захлебнуться не позволили.       — Ты уезжаешь?       Бросая вещи в чемодан, она даже не заметила младшую сестру, остановившуюся в дверном проеме. Ей было жаль Софи; за свои десять лет она стала свидетелем развода родителей, пока еще непонятного для нее поведения старшей сестры, постоянных ссор. Амелия винила во всем этом себя. Это она виновата, что у Софи не было детства, она забрала его у нее. Но прошлого было не исправить. Единственное, что она могла сделать, это избавить их маленький городок от воспоминаний о себе, чтобы позволить сестре не краснеть за ее выбор и решения. Именно поэтому она, воспользовавшись первым же подвернувшимся под руку шансом, осталась в Торонто. Теперь же, поддавшись уговорам матери, Амелия собирала вещи, чтобы переехать в самый маленький город в штате Вашингтон.       «Только до лета»       — Еду к нашему дяде в Форкс, буду учить старшеклассников литературе, — улыбнулась она, жестом подзывая сестру подойти поближе.       — Ты? Учительница? — Софи весело рассмеялась. — Они же все старые и ворчливые, а ты не такая.       Слыша веселый смех младшей сестры, Амелия и сама улыбнулась. Даже маленький ребенок понимал то, что не могла осознать их мать. Ей не требовалась ничья помощь, ее просто нужно было оставить в покое, только и всего.       Сев на кровать, она оглядела свою спальню, чувствуя, как сердце сжимается от невыносимой боли. Здесь они целовались, смеялись, делали вместе домашнее задание, на этой самой кровати она лишилась с ним невинности, когда родители уехали в другой город, оставив ее одну, к этой двери он прижимал ее, впиваясь в губы собственническим поцелуем, когда приревновал к их однокласснику, с детства в нее влюбленному. Здесь же все и закончилось. Здесь она погибла без единого шанса воскреснуть. Амелия радовалась лишь тому, что за прошедшие восемь лет не встретила ни одного парня с его именем. Слишком больно было бы произносить его. Семь букв словно семь острых клинков в сердце…       — Ты в порядке, сестренка? — наивный взгляд голубых глаз привел ее в чувства, заставив вновь закрыть на сто тысяч замков ящик Пандоры, коим являлись ее воспоминания.       Будь Софи постарше хотя бы лет на пять, Амелия может бы и поделилась с ней своими чувствами и переживаниями. Но портить психику десятилетнему ребенку ей не хотелось. Сестра заслуживала лучшего, гораздо лучшего, чем она могла ей дать.       — В полном, — ответила она, заставив себя улыбнуться и продолжить собирать вещи.»       Оказавшись в огромном аэропорту Сиэтла, она глубоко вздохнула, отправляя маме смс, сообщая, что приземлилась, и бросая телефон обратно в сумку. Все куда-то торопились, наверняка навстречу родным и любимым. От одних Амелия уехала, о другом даже думать было больно. Ну вот и что ей теперь делать? Она не приезжала сюда лет двадцать, если не больше. Тяжело вздохнув, Амелия зажмурилась, стараясь пробиться к работникам аэропорта, чтобы поинтересоваться, куда ей идти. К счастью, добрые люди все же нашлись.       — Амелия!       «Ну прекрасно… Мне двадцать пять лет, а она заставляет дядю приезжать за мной в аэропорт… Сюда ехать часа три, если не больше… Да, мама, конечно, я же такая дура, чтобы броситься под колеса такси, едва выйдя из аэропорта»       — Дядя Оливер! — улыбнулась она, обнимая дядю. — Отлично выглядишь!       Оливер Грин и правда выглядел весьма неплохо для своих пятидесяти пяти, все еще оставаясь привлекательным мужчиной. Она давно не видела его, в последний раз еще до всего произошедшего с ней, а значит он помнил ее еще подростком. Веселым, жизнерадостным, полным надежд и стремлений. Наивной девочкой, даже не думающей о том, что с ней случится всего лишь через несколько лет. Пара фраз и один человек отняли у нее даже крошечную надежду на счастливое будущее.       — Стараюсь, — он рассмеялся, забирая у нее тяжелые сумки и направляясь к машине.       Амелия не знала, как начать разговор, хотя ей так много хотелось спросить у дяди. Например, как маме удалось уговорить его принять ее на работу? Понимает ли он, что рискует прежде всего своим местом директора, взяв ее учителем в старшую школу в городке, где слухи расходятся быстрее, чем моргает среднестатистический его житель? Ей казалось, что это было слишком очевидно. Как можно было этого не понимать? Хотя, возможно, мама надавила на жалость. Это у нее всегда получалось вполне себе неплохо.       Когда они выехали из аэропорта, Амелия наконец заговорила:       — Ты ведь все знаешь, не так ли? — Оливер кивнул, подтверждая ее догадки. — Мама умоляла взять меня на работу? Предупреждаю, я не лучшая кандидатура для того, чтобы обучать старшеклассников английскому языку и литературе.       — Перестань так говорить о своей матери, Амелия. В конце концов, она не сделала тебе ничего дурного, — строго осадил ее Оливер, на мгновение отрывая взгляд от дороги. — Ты ведешь себя как несмышленный подросток, хотя тебе уже двадцать пять. Пора взрослеть.       Глупо было просить ее повзрослеть, когда, пытаясь свести счеты с жизнью, она совершенно точно дала понять, что не хотела взрослеть. Единственным ее желанием было закончить свои страдания. Три попытки. Три провала. Год в больнице, где какими только лекарствами ее не пичкали, кто только с ней не разговаривал, пытаясь достучаться и наставить на путь истинный. Она не отвечала ни на чьи вопросы, зная, что может сболтнуть лишнего, если начнет говорить. Хотя сейчас Амелия и понимала, что было крайне глупо хранить секрет того, кто наплевал на ее чувства, не захотел бороться за их отношения, не объяснил даже причины столь резкого охлаждения к ней.       — Да, пора бы, ты прав, — вздохнула она, глядя на пейзаж за окном.       Этому трюку она научилась еще восемь лет назад на приемах у психолога. Чем раньше человек начнет соглашаться со всем, что говорит его собеседник, тем быстрее от него отстанут. Срабатывало каждый раз безотказно.       — На самом деле, это была моя идея, Амелия. В школе есть одна девочка… — он вздохнул. — Дочь местного шерифа, Чарли Свона, может ты его и помнишь. Она проходит сейчас через то… Через что прошла ты тогда.       Амелия удивленно вскинула брови. Жалость к незнакомой девушке заставила сердце сжаться. Ни один человек не должен проходить через ту боль, что испытала она в старшей школе.       — Она тоже пытается свести счеты с жизнью? — поинтересовалась Амелия.       — Нет, до этого дело не дошло, по крайней мере пока, но у Чарли уже опускаются руки. После расставания с парнем этой осенью она отдалилась от друзей, ни с кем не общается, сидит одна что в кафетерии, что на уроках.       Амелия не могла не вспомнить себя, когда ей пришлось целый год учиться с теми, кто был на год младше. Косые взгляды, мерзкий шепот за спиной, обидные прозвища. Тогда она тоже сидела одна, что на занятиях, что в кафетерии, а после приходила домой и запиралась в комнате, давая волю слезам. Жить не хотелось совершенно. У нее не осталось ни подруг, ни знакомых, никого, кто мог бы поддержать.       — А парень? — спросила она, отворачиваясь к окну и смаргивая предательские слезы.       — Уехал в начале года, — ответил Оливер, хмурясь. — Его отцу предложили работу в другом городе.        «Какая до боли знакомая история»       Восемь лет назад она пережила тоже самое. Срочный переезд в другой город из-за работы главы семейства. Об этом гудел весь их маленький городишко, жителям которого просто больше нечего было обсуждать. Их истории с дочерью шерифа, чьего имени она так до сих пор и не знала, были слишком уж похожи. Но Амелия понятия не имела, чем может помочь этой незнакомой девочке.       — И для чего тебе я? — она скрестила руки на груди, взглянув на сидящего за рулем дядю.       — Поговори с ней, помоги ей. Тебе лучше знать, что человеку нужно услышать в такой ситуации.       Амелия закатила глаза. Она знала, конечно, знала. Только вот слова здесь не помогут, ей это было известно лучше, чем кому-либо другому. Наверняка у этой девушки, как и у нее, не было никого, кто бы просто обнял, сказал, что любит, ласково погладил по волосам, кто бы крепко держал, когда ее тело содрогалось в рыданиях, когда она смотрела на их совместные фотографии, на подарки, что он дарил ей. Психолог говорил, что их нужно сжечь, и боль отпустит, но ее рука не поднималась. Она лишь убрала все, что напоминало ей о нем в большую коробку, доставая ее из шкафа только три раза. Ей хотелось смотреть на него в тот момент, когда жизнь покидает ее тело.       — Думаешь, она откроется учителю, если отдалилась от друзей?       Вопрос остался без ответа, потому что они уже подъехали к дому, где жил Оливер с семьей: женой и двумя детьми. На самом деле, Хлоя и Кори давно покинули отчий дом, будучи даже старше нее и приезжали лишь на праздниках. Так что, кроме Оливера здесь жила только его жена. Дом мало чем отличался от соседних: светло-бежевая краска, темная крыша, большая гостиная внизу с одной спальней и двумя наверху, и то, она помнила, что вторую спальню дядя надстроил сам, переехав в этот город из Канады двадцать лет назад. Машину Оливер припарковал перед домом.       — Амелия, милая, — Люси, жена ее дяди, расплылась в широкой улыбке, стоило ей только выйти из салона автомобиля. — Я так рада тебя видеть! Уже совсем взрослая… Красавица!       Люси заключила ее в объятия, и Амелия впервые почувствовала, что с ней не обращаются как с бомбой замедленного действия, что готова взорваться в любой момент. Она понимала, что ждать подобного отношения от матери, которая сидела возле больничной койки каждый раз, когда она пыталась покончить с собой, заливая слезами всю палату, было глупо. Слишком много боли они пережили, чтобы теперь вот так просто забыть обо всем.       — Я буду жить с вами? — поинтересовалась она, опуская на стол чашку с недопитым чаем.       Оливер покачал головой.       — Мы подумали тебе будет неуютно с нами, — объяснила Люси. — Здесь есть двухэтажный дом, специально для приезжих из других городов учителей. Останешься там, но если ты хочешь жить с нами…       — Нет-нет, Люси, Оливер, огромное вам спасибо. Отдельный дом — это то, что нужно. Только прошу, не говори маме, — добавила она, обращаясь к дяде. — Она наверняка захочет, чтобы я жила с вами.       Люси поспешила успокоить ее, заверив, что вмешиваться в ее жизнь они с мужем совершенно не собираются. Амелия вздохнула с облегчением, только сейчас обращая внимание на то, что все это время игралась с рукавами кардигана, оттягивая их все ниже, настолько, что они уже почти полностью закрыли ее пальцы. Пугать дядю и его жену уродливыми шрамами ей не хотелось совершенно, как и портить о себе первое, как она считала, впечатление, ведь в последний раз они видели ее еще маленьким наивным ребенком.       Оставшись одна в своем новом доме, Амелия тяжело вздохнула, оглядывая полупустое помещение. Он был не самым красивым, но и далеко не плохим, однако чувствовалось, что его обитатели меняются с завидной регулярностью, не успевая обжиться и создать уют. Здесь не было ни фотографий, ни картин, ни красивых ваз и изящных статуэток.       «Что ж, и я здесь всего лишь до июня…»       Опустившись на стул в кухне, она вгляделась в темный лес, что простирался перед ее окном. Сил распаковывать чемоданы не было совершенно. Она лишь оставила их возле двери в единственную спальню, что располагалась на втором этаже. Оливер с Люси предлагали ей свою помощь, но Амелия вежливо отказалась, желая впервые за сегодняшний день остаться одной.       Уходя, дядя сообщил, что на работу она должна будет выйти уже в понедельник. С программой и всем остальным, что будет необходимо, он обещал помочь. Это не было для нее проблемой, составление программы и поиск нужной литературы могли занять у нее не больше одной ночи, тем более, что со сном без нужных препаратов у нее до сих пор были большие проблемы. Особенно на новом месте.       — Ты со всем справишься, — сказала она, стараясь звучать твердо, глядя на свое отражение в зеркале. — У тебя просто нет иного выхода.