Love again

      Амелии редко доводилось видеть Беллу Свон вне школы, хотя она сама почти каждый день бегала по утрам, затыкая наушниками уши и погружаясь в собственные мысли. Видеть Беллу Свон, столь болезненно переживающую расставание со своим бывшим парнем, не могло не напоминать ей о тех жутких месяцах, проведенных в больнице под присмотром врачей. Таблетки, капельницы, постоянные беседы с психологом. Никакого телевизора, никаких книг. Первое время ее ни на мгновение не оставляли одну. Обращались с ней так, словно она была сумасшедшей, готовой наброситься на первого встречного. Хотя единственный человек, для которого Амелия Крэйг представляла угрозу в свои восемнадцать лет, была она сама.       «— Как его звали, Амелия? — спросила психолог, держа в руках толстый блокнот и ручку, готовая записать всю информацию, которую ей удастся узнать.       Она поклялась не произносить эти семь букв в тот момент, когда лежала на полу, умирая внутри от боли.       — Следующий вопрос, — скрестив ноги по-турецки, Амелия отвернулась к окну, глядя на то, как капли дождя медленно стекают по стеклу.       — Какими были ваши отношения?       Она грустно улыбнулась, вспоминая, как ей нравилось целоваться с ним под дождем, хотя он и не раз повторял, что она может простудиться. Амелия была настолько счастлива с ним, что даже и не предполагала, что это все может закончится в один миг. Расставание с ним было похоже на полет вниз головой с небоскреба, однако умереть ей не давали, заставляя корчиться от жуткой боли.       — Я не хочу говорить об этом.       — Почему ты сделала это? — спросила психолог, указывая на ее перебинтованные руки. — Ты хотела, чтобы он узнал об этом и раскаялся?       Она снова покачала головой. Ни в коем случае. Только не это. Последнее, чего хотела Амелия, чтобы он узнал о том, что она творила последние полгода. Он ушел из ее жизни, не оборачиваясь, и ей не хотелось возвращать его против воли. Она знала, что ничего хорошего из этой затеи не выйдет. Разбитое не склеить. Разбитыми были и она, и их любовь.       — Мне не хотелось существовать, если он не рядом.       Психолог тихо хмыкнула, что-то записывая в блокнот.       — Почему вы расстались, Амелия? Он изменил тебе?       — Нет. Он просто меня разлюбил.       С ресниц сорвались две слезинки, падая на бледные щеки. Она вытерла их быстрым движением. Амелия и сама не понимала, почему все изменилось за одну ночь. Накануне они были счастливы, клялись друг другу в вечной любви, он целовал ее, обнимал ее, а следующим вечером… Сердце вновь пронзила острая боль. Настолько сильная, что ноющая рука казалась ничем по сравнению с ней. Ее спасли, вот уже второй раз. Почему просто нельзя было дать ей спокойно уйти? Разве она так много просит? Просто не пытаться спасти? Спасать нечего, жизнь из нее ушла, осталась лишь оболочка. Она потеряла его, она потеряла своих школьных друзей, не желавших с ней общаться после того, как она попала в больницу еще в первый раз, мама была занята сестрой, отец круглосуточно пропадал на работе. Амелия была совершенно одна.       — Какие чувства ты испытываешь к нему, Амелия?       Простой вопрос.       — Обиду, непонимание… и любовь.»       Помотав головой, она сделала музыку в наушниках погромче. Всякий раз музыка помогала отвлечься от мыслей о прошлом, готовых поглотить ее в любой момент, стоит только дать слабину. Быть слабой, как считала Амелия, для нее являлось непозволительной роскошью. Она не помнила, когда плакала в последний раз, даже когда очень хотелось. Кажется, в последний раз это произошло около восьми месяцев назад, когда он приснился ей впервые за несколько лет. Амелия знала, что любовь внутри нее погасла, словно свечка на торте, которую задули, загадав желание. Однако вместе с любовью в ней потухли и радость, и счастье, и способность просто наслаждаться жизнью.       Школа располагалась в полутора часах ходьбы от ее дома, почти на другом конце города, поэтому Амелии приходилось вставать едва ли не с рассветом, чтобы успеть собраться и прийти, не опоздав и не влетая в школу со скоростью света, словно первоклассница. Она теперь преподаватель, в конце концов, и должна вести себя соответственно. А с ее любовью к позднему сну, высыпаться было тяжело.       Первые несколько недель Амелия молча наблюдала за Беллой, понятия не имея, как к ней подступиться. Ей было искренне жаль эту девушку, но и, если бы она сказала, что ничуть не завидовала ей, это оказалось бы ложью. Никто не стремился помочь ей, Амелии, когда она оказалась в таком же положении, а здесь… Весь город, вплоть до директора школы, не имеющего никакой родственной связи с Беллой Свон, старался ее поддержать. Как могли. Кроме, пожалуй, Лорен Мэллори и Джессики Стэнли. Те лишь поглядывали на Беллу, смотревшую в одну точку, и посмеивались. Смотреть на это было противно.       За все время, что она жила в Форксе, Амелия ни разу не замечала, чтобы Белла Свон разговаривала с кем-нибудь дольше трех минут. Чаще всего этим кем-то оказывался Майк Ньютон, да и то, инициатива всегда исходила от него самого. Казалось, будь воля Беллы, она бы вообще ни с кем не разговаривала, просто сидела бы на задней парте, отрешенно глядя на соседний стул, не отвечая ни на чьи вопросы, даже не двигаясь.       Амелия невольно сравнивала Беллу с собой: ей было куда хуже. Одноклассники смеялись над ее заплаканным лицом, подруги, как и мама, призывали прекратить ныть и отвлечься, ведь он был далеко не последним парнем в Канаде. После первой попытки умереть в школе начался настоящий ад: над ней жестоко шутили, бросали вслед обидные фразы. Однажды кому-то в голову пришло сказать ей, что он вернулся и ждет ее на парковке. Конечно, глупо было даже допустить на миг, что это могло быть правдой. Но ноги сами понесли ее на парковку. Конечно же, там никого не было. Старшеклассники здесь не были столь жестокими, все предпочитали делать вид, что ничего не происходит, лишь перешептывались за ее спиной.       — Мисс Свон, задержитесь, пожалуйста, — она остановила Беллу, которая, замешкавшись, шла в самом конце толпы выходивших из кабинета одноклассников. — Знаете, мисс Свон, когда я только приехала две недели назад, все учителя в один голос говорили мне о Вас. Замкнутая девочка, которая ни с кем не общается, однако все было не так, когда Вы только приехали. Год назад, если не ошибаюсь? — Белла кивнула, отводя взгляд в сторону двери. — И, знаете, преподавай я физику или химию, мне было бы трудно уловить Ваше настроение, но литература…приоткрывает завесу тайны. В Вашем последнем эссе Вы защищаете Хитклифа. Цитирую: «тот, кто способен на любовь, не может быть монстром». Вы действительно считаете, что поступки Хитклифа можно оправдать? До этого Вы писали, что Дарси влюбился в Элизабет с первого взгляда. Вы действительно считаете, что подобное обращение к женщине является проявлением любви?       — Хитклифа можно понять, — начала Белла. — Тяжелое детство…       — Только потому, что некоторые поступки человека можно объяснить логикой, это еще не значит, что они приемлемы и их можно простить, — твердо произнесла Амелия, напоминая себе быть интеллигентной и не использовать никаких нецензурных слов, к которым так привыкла за последние несколько лет. — Я не буду лезть Вам в душу, мисс Свон, так как считаю это неприемлемым, однако если Вы захотите поговорить, то я всегда готова выслушать.       Быстро кивнув, Белла поправила лямку темно-красного рюкзака, упавшую с плеча. Рукав бежевого свитера натянулся, и Амелия застыла на месте как вкопанная, заметив тонкий след на бледном запястье. Шрам в форме полумесяца. До боли знакомый шрам… Она понимала, что неприлично долго смотрит на руку Беллы, но заставить себя отвести взгляд не могла. Перед глазами, словно как на экране, встали все моменты, когда ей довелось увидеть похожие отпечатки на руках, шее, плечах. Помотав головой, словно пытаясь прогнать воспоминания о жутком сне, она вновь взглянула на Беллу.       «Откуда у нее след от… Она одна из них? И в Форксе, неужели? Кто?»       Амелия быстро дотронулась до руки Беллы, совершенно не думая о том, как это выглядит со стороны, и облегченно вздохнула. Не ледяная. Рука была обычной человеческой температуры.       «Но как можно было остаться человеком после…»       Белла опустила взгляд вниз, понимая, куда смотрит Амелия, и резко выдергивая руку.       — Откуда у тебя этот шрам? — поинтересовалась Амелия, совершенно забыв о субординации.       «И как ты могла остаться человеком после этого? Неужели кто-то укусил ее, а после передумал и высосал яд? Но как?»       — Собака покусала. В детстве, — пробормотала Белла себе под нос, словно скороговорку, вылетая из кабинета.       Ей казалось, словно земля ушла из-под ног, а из легких выбили весь воздух. Схватившись за угол учительского стола, чтобы не упасть, Амелия старалась заставить себя дышать. Вдох. Выдох. Вдох. Выдох. Это не сложно. Но почему-то в тот раз получалось из рук вон плохо. На глазах выступили слезы, Амелия еле сдерживала рыдания, что рвались из горла. Еще не хватало, чтобы кто-нибудь из учеников или коллег увидел ее в таком состоянии. Однако успокоиться было тяжелее, чем она предполагала. Спустя восемь лет этот мир снова дал о себе знать. А ведь прошло только чуть больше полутора лет с тех пор, как она начала дышать почти свободно. Амелии не хотелось видеть ни шрамы-полумесяцы, ни золотистые глаза, ни тем более рубиново-красные, не хотелось чувствовать мертвецки бледную ледяную кожу. Она просто хотела, чтобы ее оставили в покое.       «Черт, черт, черт… Ну почему это происходит именно со мной?»       Волна гнева на маму, что поднялась в груди, заставила ее рухнуть в кресло возле учительского стола и запустить пальцы в аккуратно собранные в хвост волосы. Ей было так хорошо в Торонто, среди друзей, среди тех, кто понимал, поддерживал, позволял выплеснуть эмоции, по-настоящему слушал и слышал ее. А теперь? Неужели все повторяется? Она не хотела и слышать слова на букву «В», не хотела бояться. Амелия и сама не знала почему, но боялась умереть от рук другого существа. Ей казалось, что смерть — это ее собственный выбор. Она должна произойти тогда, когда Амелия сама этого захочет. Единственное же, чего она отчаянно желала, это вернуться обратно в Торонто.       — Мисс Крэйг, Вы в порядке? Вам плохо? — Майк Ньютон, наверняка что-то забывший в классе, заметно растерялся, увидев заплаканное лицо новой учительницы.       Амелия закивала головой, быстро вытирая потекшую тушь. Она совершенно не удивится, если завтра весь выпускной класс будет гудеть о том, что она рыдала в пустом классе.       «Черт, только тебя не хватало…»       — В полном. Спасибо, мистер Ньютон.       — Вы уверены? Я бы мог отвезти Вас домой, мисс Крэйг.       «Предложил бы ты это, если бы я не была племянницей директора школы и твоей учительницей?»       — Не стоит, свежий зимний воздух только пойдет мне на пользу.       — Но там снег… — попытался возразить он.       — Я знаю, мистер Ньютон, — Амелия начинала терять терпение, но изо всех сил старалась быть вежливой. — На дворе конец января, снег — это нормальная погода для этого штата. Мы же не в Калифорнии, правда?       Ее, что всю жизнь прожила в Канаде, пугать снегом. Какая чушь… В Форксе, судя по всему, обитало что-то похуже снега. Однако Амелия была уверена, что Белла ничего ей не расскажет, пока она сама не поделится своей историей. Ворошить прошлое, пусть даже ради помощи Белле Свон, она не собиралась. Слишком много боли причинило ей прошлое и продолжало причинять. Она не могла не вспоминать о нем. Не получалось. Ее не волновало, что она не выполнит свое обещание, данное дяде. Помогать Белле, если в деле замешаны нелюди, она не собиралась.       Ей не раз говорили, что пора перестать жить прошлым. Амелия пыталась, поступила в университет, училась круглосуточно, а после старалась просто жить, но в этом маленьком городе, что так похож на Россленд, и эта Белла со шрамом-полумесяцем на запястье… Прошлое возвращается, накрывая ее с головой, точно огромная волна. Цунами. Амелия не знала, выдержит ли ее организм четвертой попытки самоубийства. А между встречей с очередным бессмертным существом и смертью, Амелия выберет второе, это она знала наверняка. Не потому, что боялась их. Потому что они вскроют все ее душевные раны, что она пыталась залатать долгих восемь лет.       Идя домой, Амелия в очередной раз порадовалась тому, что дядя не подсуетился, покупая ей машину. Зимний воздух отрезвляюще на нее действовал, помогая побороть истерику, хотя и ходить на каблуках по замерзшим лужам, покрывшимся толстой коркой льда, оказалось не самым простым занятием. Тело то и дело пробивало мелкой дрожью, словно от холода.       Амелия едва сдерживала слезы, понимая, что единственное, чего она хочет, это немедленно купить билеты на самолет и улететь обратно в Торонто. Ей так сильно хотелось позвонить Ханне и отчаянно зарыдать прямо в трубку, но что она могла сказать? Что она видела шрам от зубов на запястье ученицы? Ханна не поймет. Никто не поймет. Она была вынуждена хранить этот жуткий секрет в гордом одиночестве, медленно сходя с ума каждый раз, когда сталкивалась с человеком с особо бледной кожей. Амелия знала, что защитить ее от страшных существ, скрывающихся в ночи, было некому, а если бы она попыталась обо всем рассказать, то годом в клинике дело бы не ограничилось. Ей бы приписали какую-нибудь шизофрению, и она до сих пор находилась бы в стенах психиатрического отделения.       Стоило ей войти в дом и запереть дверь на всевозможные замки, как раздался звонок мобильного телефона. Дернувшись от неожиданности и тяжело вздохнув, она достала его из кармана пальто, глядя на имя звонившего и закатывая глаза.       — Здравствуй, мама. Ты что-то хотела?       Амелии не хотелось вести светскую беседу, тем более сейчас. Она не могла не винить мать в том, что она в очередной раз испортила ей жизнь, отправив ее в город, где обитают не только люди. Ведь вряд ли Беллу Свон укусили в солнечной Аризоне, откуда она приехала, по словам дяди, в январе прошлого года.       — Как дела? Ты давно не звонишь, я переживаю.        Она, не сдержавшись, вновь закатила глаза. Давно ли мама беспокоилась за нее? Да и «давно не звонишь» было слишком мягко сказано. Амелия звонила матери всего лишь раз, три с половиной недели назад, чтобы сказать, что дядя встретил ее в аэропорту и помог устроиться. Больше ей с матерью общаться не хотелось.       Что бы ни говорил Оливер, у нее было на это достаточно причин. Оливия не забрала ее из больницы, даже не попыталась, приходила навещать раз в несколько недель, ссылаясь на занятость. Работа и Софи для нее всегда были важнее Амелии, только она сама этого не понимала, пока не оказалась совсем одна. Медсестры бросали на нее жалостливые и сочувствующие взгляды, но ей они были совершенно не нужны. Ей нужна была мать, тогда, много лет назад, не сейчас, когда она уже сама принимала все решения и не нуждалась в ее помощи. Ни финансовой, ни какой-либо другой. Да, в Торонто она жила, ютясь в маленькой квартире с подругами, но это было лучше, чем жить с матерью под одной крышей, в доме, с которым ее связывали самые жуткие воспоминания.       — Переживаешь? Мам, давай не врать друг другу, прошу, — устало вздохнув, она разулась, откидывая каблуки куда подальше.       «И кто только придумал этот кошмар?»       — Амелия… Я пытаюсь наладить наши отношения, почему ты не можешь просто пойти мне навстречу?       — Нечего налаживать, мам, — ответила она, слыша вдох на том конце провода. — Я благодарна тебе за то, что ты родила меня, что заплатила за университет и дала мне возможность получить высшее образование. Но на этом все. Ты нужна была мне тогда. А сейчас… Просто позаботься о Софи.       Положив трубку, она еле дотащила свое обессиленное тело до спальни и упала на кровать спиной вперед. О Россленде думать не хотелось, сейчас были проблемы поважнее. Амелия не понимала, как ей все разузнать, не раскрывая при этом своей тайны. Ей не хотелось, чтобы ее жалели, не сейчас, не здесь. Жалость — это самое отвратительное чувство, которое можно испытывать к человеку, который в этом не нуждается. Она была нужна ей много лет назад, когда она, сидя на полу собственной комнаты, пила таблетки одну за другой, пока не опустошила весь блистер, смотря на их улыбающиеся лица.       Три долгих дня спустя, когда беспокойство и любопытство достигли своего пика, перевесив боль от ран прошлого, Амелия направилась к Люси, зная, что она была единственным человеком, у кого можно было выяснить хотя бы что-нибудь. Ей бы какую-нибудь зацепку, с остальным она сама разберется.       Выбежав из дома прямо в домашней одежде, разве что накинув сверху куртку и закутавшись в нее поплотнее, она направилась к дому, где жили Оливер с Люси. На улице уже который день подряд шел снег, и куртка за мгновение промокла насквозь, а на волосы, что были видны из-под капюшона, падали снежинки.       — Люси, ты никогда не замечала в школе или в городе никаких странностей? — поинтересовалась Амелия, когда они сидели на кухне, болтая обо всем на свете. С Люси было легко несмотря на разницу в тридцать лет.       — О чем ты? — нахмурилась Люси, отставляя в сторону чашку горячего шоколада.       Конечно, Люси не понимала. Никто не понимал, пока не сталкивался лицом к лицу с жуткой правдой.       — Болезненных на вид, может быть, — неуверенно проговорила Амелия, не вдаваясь в подробности температуры тела и цвета глаз. — Проблемных каких-нибудь, к примеру.       На лице Люси отразилось понимание.       — Ах, — всплеснула она руками. — Тебе наверняка рассказали о семье парня Беллы. Очень вежливые дети, и родители просто замечательные. Им завидовали многие, вот и болтали всякие глупости. Еще и отец доктор, вот и напридумывали чушь о пластических операциях и смертельных заболеваниях.       Амелии казалось, что она перестала дышать. Парень Беллы, пластические операции, смертельные заболевания, отец-доктор — все это было недостающими частичками одной большой очень знакомой картинки. Теперь она не сомневалась: они с Беллой прошли через одно и тоже, вот только кто мог так поступить с ней и зачем? В голову закрались нехорошие мысли, сердце заколотилось с сумасшедшей скоростью. Она боялась спрашивать имя парня Беллы, что-то внутри подсказывало, что это может плохо для нее закончиться. Что ей делать, если Люси назовет его имя? Как ей смотреть на это девушку, если она узнает, что он касался ее, целовал ее, был с ней?       Амелия всегда презирала женщин, что ненавидели любовниц своих мужей, при этом прощая изменщиков. А ведь, если он и состоял в отношениях с Беллой, это даже изменой назвать было нельзя. Они давно расстались, прошло почти десятилетие. Но как же ей заставить себя не ненавидеть Беллу за то, что она касалась того, кого сердце до сих пор считало своим?       — Ты сказала «парень Беллы»? — едва выдавив из себя вопрос, она опустила взгляд в стол, скрепляя дрожащие руки в замок и надеясь, что тетя сейчас не назовет имя, ставшее для нее когда-то едва ли не святым.       — Сын доктора Каллена, ты наверняка слышала о нем от кого-нибудь за этот месяц. Карлайл был замечательным специалистом, хоть и молодым. Медсестры были…       «Никогда не думала, что вновь услышу это имя»       Амелия не позволила ей договорить, чувствуя, как начинают дрожать руки. Какое жуткое совпадение… Слезы жгли глаза, и она едва сдерживалась, чтобы не разрыдаться прямо перед Люси. Ей было так жаль Беллу, захотелось прямо сейчас обнять ее и сказать, что она понимает ее лучше, чем кто-либо другой на этом свете. Даже если они встречались с одним и тем же парнем. Ее одолевали смешанные чувства. И этот момент до сих пор оставался непроясненным.       — Как его звали? Парня Беллы, Люси, как его звали?       — Эдвард. Эдвард Каллен.       «Да они издеваются!»       Ярость по отношению к Эдварду заклокотала внутри нее, грозясь сжечь все на своем пути. Картинка собралась в единое целое и выглядела просто отвратительно. Каллены, по всей видимости, заводили себе человеческих игрушек на новом месте, развлекаясь с ними, а после бросая. Она-то думала, что была кем-то особенным, просто у них не сложилось. А тут, оказалось, что и Эдвард решил попытать счастье, хотя на первый взгляд был совершенно не способен на подобную подлость. Как и он… Но, кажется, она совершенно не разбиралась в людях, учась в старшей школе, раз считала их порядочными.       — Как, ты говорила, они расстались? — она прекрасно помнила, что Люси не рассказывала ей об этом.       — Беллу нашли в лесу тем вечером, когда Каллены уехали из города, — ответила Люси. — Больше я ничего не знаю.       «Простите, что? В лесу? Эдвард, ну ты и сволочь, конечно…»       — Кто нашел? Полиция? — продолжала допрос Амелия.       Ей нужно было срочно поговорить с тем, кто нашел Беллу. Возможно, этот человек сможет дать ей еще несколько зацепок, чтобы понять, что произошло. Может быть, если она поймет причину расставания Эдварда и Беллы, сможет наконец спустя столько лет понять и то, почему он оставил ее.       — Нет, Сэм Адли. Паренек живущий в резервации, здесь неподалеку. Мы все были ему так благодарны. Чарли поднял на ноги всю округу, — Люси все говорила и говорила, но Амелия ее уже не слушала.       «Сэм Адли, значит… Посмотрим, как много знает Сэм Адли…»