Раздуть пламя любви

С того дня прошли четыре тренировки и ровно две недели. Они вновь сидят за обеденным столом на большой перемене почти в том же составе, что и в самый первый раз, за исключением появления какого-то незнакомого кочевнику второкурсника с факультета огня, которого поручили подготовить к следующим соревнованиям «демонической парочке». Несчастного, как позже объяснили Ханагаки, звали Джунпеке. То ли это имя, то ли прозвище – Такемичи так и не понял, но парню все равно посочувствовал. Конечно, эта мысль долго не задерживается в голове. Он рассеянно переводит взгляд вперед. Дракен разговаривает с поглощенным мясным рагу Паччином он новом подготовительном факультативе у магов земли их года, о котором объявили вчера на общем собрании академии; Баджи и Тора на перебой своими словами и с помощью каких-то нечеловеческих звуков и жестов пытаются объяснить бедному парню принцип какого-то очень крутого приема, который тот просто обязан выучить для следующих соревнований. А прямо напротив него сидят маги воды, разговаривающие друг с другом. Рука старшего нет-нет да касается лица его друга, убирая выпавшую из челки непослушную светлую прядку за ухо, стоит тому в запале встряхнуть головой, или вовсе окольцовывает осиную талию водника, прижимая к себе. Щеки Мацуно периодически неконтролируемо краснеют, но он не говорит и слова против. Не поймите неправильно, Такемичи безумно рад за друга, но какого черта?! Чифую выглядит таким невинно-смущенным рядом с таким же по-дурацки влюбленным Мицуей, что даже у него, Ханагаки, который очень любил по природе своей милые и романтичные вещи, сводит зубы от их прилюдных милований и искрящихся счастьем глаз магов воды. Не хватает только музыкального сопровождения в стиле оперы. Ужас какой! Но у него хотя бы хватает тактичности не указывать на это и молча продолжить свою трапезу, иногда уводя взгляд куда-то в сторону на особо интимных моментах общения парочки. Майки же не делает для их общих друзей и этой малости. Сидящий от него справа капитан команды драматично хватается за голову и падает лицом на стол, заставляя золотистые локоны рассыпаться по столешнице в разные стороны. Такемичи машинально отодвигает тарелки с едой подальше. Свои и чужие. Сано специально стонет настолько громко, чтобы его услышала даже не обращающая ни на кого внимание влюбленная парочка. — Боже, сколько можно?! Вы такие ванильные, что у меня живот начинает болеть от одного взгляда на вас. Вам самим еще не надоело это? И если Мацуно после слов возмущенного капитана становится стыдно, и он тут же опускает голову вниз, скрывая за пушистой челкой вновь слегка покрасневшие щеки, то Такаши лишь крепче сжимает руку на талии младшего и, дождавшись, когда Манджиро наконец поднимет голову и обратит на них свой усталый взор, звонко целует возлюбленного в щеку, не сводя нахального взгляда с лица своего капитана, словно бросая ему вызов. Чифую смотрит нам него смущенно-осуждающе, но опять же – ничего не говорит. Возмущенно стонут уже все. Такемичи решает, что ему тоже можно: все равно его высокий голосок потеряется в эхе громкого баса Дракена и бессильного рычания Кейске. Впрочем, отношения парочки водных магов были не единственным изменением за последнее время. Тренировки. Такемичи даже не осознавал до конца, как ему повезло с новым учителем, пока долгожданные тренировки с Шиничиро не начались. Он, Ханагаки, до этого момента в большинстве своем использовал в схватках видоизмененные техники ведения боя водных целителей. Их собственный преподаватель по практике не то, что атакующие, даже приемы защиты не хотел им нормально объяснять! Вместо этого давайте медитировать, дорогие друзья! Ведь только так можно достигнуть полного просветления! Ух, чокнутый старик-фанатик! Кому вообще нужно его просветление?! Такемичи в команду по борьбе в дисциплине спортивной магии взяли, а не в религиозную секту кочевников-отшельников, прячущихся в разваливающихся древних храмах где-то высоко в горах. Он терпел это издевательство несколько первых пар, изо всех сил стараясь найти что-то полезное в уроках старого нудного профессора, а потом взял, да и отказался от этого бесполезного факультатива. Вместо него стал тайком пробираться на практические занятия в класс Мацуно. Там приходилось прятаться за спины самых ленивых и высоких, спящих на задних рядах водников, а в перерывах между этим, когда взгляд строго преподавателя был обращен на участников очередного поединка, запоминать всевозможные хитрости и интересные движения отчаянных смельчаков. После также быстро ускользать за несколько минут до звонка, мешаясь с толпой снаружи зала. Ну, а после отрабатывать увиденное и пробовать переиначить эти движения для магии воздуха под чутким руководством своего «учителя». В большинстве своем от учителя в Мацуно был только строгий поставленный командирский голос и недовольное лицо, которое он корчил каждый раз, когда лучший друг совершал одну и ту же ошибку дважды. Ладно тебе – всего лишь второй раз! С Шиничиро все было по-другому. Старший Сано после его первого поединка с Манджиро оценил его навыки и составил ему настоящий график тренировок. Специально для него. Такемичи был готов разрыдаться от счастья. В неделю у брюнета было по три тренировки: одна лекция и два практических занятия. И, да, еще одна по собственному желанию – тренировочный бой. Естественно, с Манджиро. Как будто могло быть по-другому… На самом деле капитан команды присутствовал на каждой его и тренировке – даже на лекциях. И на удивление Такемичи, вел себя должным образом: не перебивал старшего брата, когда тот объяснял младшему кочевнику материал, лишь вставлял свои – действительно дельные и очень интересные – комментарии о поведении противника в этом случае, при подобной атаке. Помогал он младшему и с практикой. Вместе с Шином терпеливо поправлял стойки, показывал и тщательно объяснял на собственном примере, с какой силой и в каком направлением нужно бить, и даже учил его правильной технике дыхания для каждого определенного вида боя. Ханагаки, разумеется, знал, что для магов с внутренней энергией тела – заклинателей огня и воздушных кочевников – это важно, но даже не думал, что есть столько различных техник и упражнений. А Сано знал. Знал и учил его, терпеливо и с пониманием относясь к каждой ошибке, совершенной с непривычки. И Такемичи оттаял. Потому что, когда Манджиро не придуривался и был достаточно серьезен, чтобы вести конструктивный диалог, не мешающий тренировке, он был… Ну, знаете, как бы… Классным. Потрясающим. Даже звуча у него в голове, эти слова заставляли щеки кочевника расцветать нежно-розовым румянцем. Потому что, немного хмурясь и задумчиво потирая кончиком указательного пальца подбородок или устало зачесывая светлую блестящую гриву назад, он правда выглядел очень круто – мужественно. Был тем самым горячим старшекурсником с факультета огневиков, от простой милой улыбки которого все девочки-первокурсницы буквально растекались лужицами на широких скамейках трибун тренировочного поля, куда пришли далеко не для тренировки и обучения сложным приемам ведения боя у опытных старших. Ханагаки долгое время не понимал этих девчонок, лишь устало вздыхал и тихо чертыхался, когда смущенные шепотки и восхищенные визги легкомысленных девиц, увидевших новый прием капитана, отвлекали кочевника от выполнения сложного элемента. А потом вдруг сам посередине тренировки завис, глупо засмотревшись на потрясающую растяжку старшего, когда тот делал продольный шпагат. Из-за это парень чуть не пропустил защитный блок, когда его атаковал Шиничиро, в этот раз взявшийся за практику отработки новых ударов самостоятельно. Крепкие литые мышцы, покрасневшие от напряжения щеки и тяжелое дыхание… Так, ну-ка хватит! Ханагаки безумно стыдно. Ведь теперь близкий контакт и постоянные игривые касания старшего стали ему приятны. Теперь его смущенное ворчание из-за неожиданных объятий и игривого смеха низким голосом у самого уха стало безумно наигранным и лживым – младший с удовольствием бы весь день сидел где-нибудь в безлюдном месте вместе с Манджиро, который бы положил ему голову на плечо и тихо, но задорно напевал какую-то детскую аляповатую песню собственного сочинения, пальцем рассеянно рисуя в воздухе какие-то непонятные ведомые одному ему узоры. Ханагаки бы уткнулся ему в растрепанную макушку, ненадолго прикрыл глаза, и несмело обхватил его руку своей, тоже провёл бы пальцем в воздухе, заставляя маленький поток летнего ветерка верткой хитрой змейкой оплести соединенные запястья. Ему кажется, что на это Сано бы нежно улыбнулся в ответ. В реальности же, едва почувствовав тепло чужого тела рядом с собой, воздушный кочевник почти моментально отстраняется и отходит чуть в сторону, со странным упорством принимаясь повторять приемы с прошлой тренировки. Он тихо, удрученно вздыхает, стараясь спрятать от взгляда капитана, недовольного бегством младшего, собственное разочарованное лицо. Он бы и рад сделать шаг навстречу, но… У него есть тайна. То, что он не рассказывал даже лучшему другу. То, что тяготит его с самого детства, заставляя каждый раз сдерживать себя и свои истинные чувства, запечатывая их куда-то глубоко в сердце. Так далеко, что никто не сможет увидеть: то болезненное тихое одиночество, что пришло к нему вместе откровением, до сих пор скребется острыми когтями, раня нежную душу. Но ведь так хочется, так хочется рассказать… Чтобы хоть кто-то понял. Понял и принял его. И все же… Сможет ли Манджиро быть таким же добрым, когда узнает правду? Сможет снова улыбаться ему так же ярко? Протянет теплую, немного огрубевшую от тренировок ладонь? Ханагаки встряхивает головой. Нет. Такого не будет. Лучше оставить всякие надежды. Он возвращается из своих невеселых мыслей и лениво продолжает трапезу. В рот отправляется пара ложек, а остальное останется бесформенной массой, размазанной по краям тарелки. После обеда маги земли пошли на последнюю лекцию, а вот остальные дружной компанией направились на тренировочный полигон. Чифую в кои-то веке вместо любований со своим новоиспеченным парнем подхватывает рассеянного друга под локоть и утаскивает их вперед импровизированной колонны. Ханагаки строит из себя страдальца, брошенного и обиженного холодным отношением друга, только первые пару секунд, а после с удовольствием привычным движением сжимает чужую ладонь в своей и включается в разговор про новые приемы, которые выучил Мацуно на утренней практической паре. Он так увлекается их беседой, что совсем не обращает внимание на голоса остальных парней. Именно поэтому он пропускает тихий диалог старшекурсников мимо ушей. Мицуя дожидается, пока все пройдут вперед, и тихо окликает Манджиро, после немного замедляет свой темп. Тот принимает молчаливую просьбу друга к диалогу и тоже немного отстаёт от остальных, подстраиваясь под темп водника. На лице Такаши ни тени улыбки. Манджиро сразу понимает – разговор предстоит серьезный. — Ты уже выбрал основной состав для соревнований в этом году? – голос его достаточно тихий, но твердый. Такой, чтобы капитан не смог отвертеться от тщательно обдуманного вопроса. Сано на удивление почти равнодушно пожимает плечами и переводит свой взор вперед, машинально выхватывая впереди иссиня-черные кудряшки кочевника. Голос его бесстрастный, а взгляд задумчивый: — Ты как всегда в первой тройке: я поставлю тебя на вторую линию. Если на отборочном круге будем выступать первыми, то на третью. За вами Баджи, Тора и новичок-второкурсник, если они успеют подготовить его к дебюту. – он лениво зачесывает растрепавшиеся передние пряди назад, после чего раздраженно вздыхает: те практически сразу возвращаются на свое место. Может, использовать заколку… Такаши все никак не отстает: — Я это отлично знаю. Также, как и то, что снова буду с магами земли. Ты прекрасно понимаешь, что я спрашивал тебя не об этом: речь идет о новичках. Такемичи Ханагаки и Чифую Мацуно. Ты включишь первокурсников в основной состав? Пустишь на отборочные в этом году? Тебе не обязательно брать только старших: они оба прошли возрастной порог, заданный чемпионатом. Сано задумчиво жует губу, а после тихо выдыхает: — Нет. Я допущу их до запасных, чтобы они засветились в таблицах соревнования, но в этот раз младшекурсники не будут выступать на арене. Потенциал у них есть и не плохой – это можно понять даже невооруженным глазом, но техника и основы сырые у обоих, а твой еще и магию в тело направляет. Сам ведь знаешь. Это не те данные, с которыми можно победить. Мицуя напряженно кивает: он до сих пор помнит их поединок и как перепугался за младшего в тот день. Тело южанина было практически ледяным, когда Такаши на руках принес его в лазарет академии. Если бы еще несколько минут… — Ещё вопросы? Северянин лишь махает головой, и они продолжают свой путь в полной тишине, думая каждый о своем. Пару минут и юноши достигают стадиона, сразу направляясь в раздевалки. Те делились на помещения для основного состава команды и всех остальных, поэтому парням пришлось разделиться. Манджиро со старшими направились в левое помещение, а Такемичи, Чифую и тот самый Джунпеке – Ханагаки так и не понял, имя это или нет – в соседнее. Тренировочный комплект приятно холодил кожу, своим свободным покроем заменяя душную тяжелую форму, в которой они сидели на лекциях. Спустя две недели Такемичи все также любовно смотрит на светлые завитки на белоснежной ткани, едва сдерживаясь, чтобы не провести по ним кончиком пальца. Воздух тоже важен. Эту стихию тоже уважают. Осознание такой простой истины почему-то делало его до ужаса счастливым. Он дожидается, пока Мацуно натянет свой кэйкоги, пальцем поправляет немного съехавший с ноги черный мокасин и отправляется на их арену. Сегодня у них будет тренировка на выносливость. Такемичи даже не знает, кому из них будет хуже. Чифую, которому нужно будет держать в воздухе гигантский водяной шар или же кочевнику, чьей задачей будет поддерживать столб огня, подпитывая чужую магию. Снова тренировка с Манджиро. Он тихо вдыхает, на секунду прикрывает глаза и, вновь открыв, отправляется на ринг. Там его уже ждут. Ох… Манджиро вопреки обыкновению сегодня без верха. Свободные черные шаровары с красным шнурком, и обтянутый белоснежными бинтами торс, сквозь который явственно проглядывает очертание стального пресса с шестью кубиками. Боже… Надо отвлечься, надо отвлечься! Так… Сегодня он собрал волосы в хвост! Необычно, но ему очень идет. Теперь видно, насколько крепкая у него шея, и… Да, черт возьми! Брюнет отворачивается и несколько раз крепко хлопает себя по лицу, закрывая глаза от легкого шума, что из-за этого появился в голове. Он очень надеется, что единственным свидетелем его отчаянного позора был только нагло ухмыляющийся лучший друг, которого, держа за руку, старший водник вел к дальнему рингу с большими резервуарами. Прийти в себя ему помогает Шиничиро. Кочевник появляется позади него и подбадривающе хлопает по правому плечу, очевидно думая, что мученическое выражение лица у брюнета из-за нудности задания. Ох, если бы… Но все же Ханагаки берет себя в руки. Тихо выдохнув, он делает несколько шагов в сторону от старшего, поворачивает носок мокасина полукругом и отталкивается от земли, быстро делает сальто вперед и с помощью воздушной пружины оказывается на ринге перед магом огня. Манджиро даже хлопает ему: прием был сделан очень чисто – ни одного лишнего движения. Ханагаки собой очень гордится. Сано становится серьезным. Он отходит от него к самому краю, чтобы Такемичи встал в центр арены. Ханагаки следует молчаливому приказу. Капитан, чуть наклонив голову вбок, взглядом спрашивает его о готовности начать и, получив уверенный кивок, сам становиться в боевую позицию. Заклинатель посылает к нему первую волну огня: быстрый выпад правой ногой и развернутая кверху жилистая широкая ладонь. Мышцы напряжены, на руках отчетливо проступили контуры вен. Взгляд блондина полностью сосредоточен на младшем. Такемичи смотрит, как от ноги соперника, с пола ринга, бегут маленькие рыжие язычки пламени, собираясь вместе. Они стремительно приближаются к нему и, оказавшись в метре, резко замирают, вздымаясь вверх неистовым пламенем. Ханагаки делает быстрый вздох и направляет в поток свою воздушную магию, на секунду разжигая костер сильнее, после чего успокаивая его. Чужая стихия протестующе колеблется пару секунд, сверкая озорными искрами, и вдруг резко замирает. Красный лениво перетекает в оранжевый, но больше не бунтует. Пламя спокойное и ровное. Подчинившееся. Сано удовлетворенно кивает результату и отходит на противоположную сторону ринга. Шаги его медленные, выстроенные многолетней практикой, а цепкий взгляд пристально следит за каждым чужим движением. Он готовится атаковать вновь. Блондин останавливается и встань к нему полубоком. На секунду прикрывает глаза и вдруг делает резкий выпад вперед, вскидывая вверх кулак правой руки, после ударяя им в пол. Глаза первокурсника испуганно расширяются: волна в два раза больше несется прямо на кочевника, готовясь поглотить его, не оставив и горстки пепла. Чужая стихия всегда такая: буйная, непокорная, жадная до чужой плоти и испуганных глаз. Ханагаки, встряхнув головой, выставляет руку вперед на уровне груди и, поймав поток чужой энергии, неспешно опускает ее: бушующее пламя медленно успокаивается и становится одной высоты с соседним столбом, сливаясь в одну пламенную стену. По вискам катятся крупные капли соленного пота. Он чувствует острое покалывание в ногах: мышцы сводит судорогой от постоянной нагрузки. Горячо… — Ты в порядке? Дай мне знак, если нужно остановиться. – голос капитана немного приглушен из-за потрескивания огня, но брюнет все ещё четко слышит его. Он быстро облизывает пересохшие от сухости воздуха губы и старается крикнуть как можно громче: — Да, я в порядке. Продолжай. Ответа не последовало, но он был и не нужен: Сано быстро кивнул, вновь поменял своё местоположение и теперь стоял прямо напротив первокурсника, готовый ударить вновь. Его кулак любовно облизывали маленькие язычки пламени, игриво переливаясь то рыжим, то красным. Сано делает выпад правой ногой, а после опрокидывает свое тело вниз: сальто вперед. Подобно тому, что сделал младший в самом начале. Очередной поток буйной магии не заставил себя долго ждать: раскалённая стихия неслась прямо на него. Такемичи выдвигает ногу вперед и посылает вверх ветряной поток: останавливает пламя своей стихией, направляя движение воздуха вверх. Теперь пламя окружает его с трех сторон. Огонь стремительно выжигает так необходимый ему кислород: дышать становится все труднее, голова кружится. Он, щурясь, смотрит наверх: почти сомкнувшееся кольцо чужой враждебной магии все еще подвластно ему. Он контролирует ситуацию. Брюнет пытается выровнять тяжелое дыхание, но голос все равно дрожит: — П-последний! Капитан улавливает эту перемену. Он сомневается: — Уверен? – голос серьезен, но сквозит неподдельным волнением. Это очень опасно. Если Ханагаки уже сдает позиции, следует остановиться. Он неплохо себя показал – для подобной тренировки этого достаточно. Младшему нужен перерыв. Только вот сам кочевник, очевидно, так не думает: — Да! – он прикрывает глаза, готовясь к последней волне. Вот и она: кидается в объятия братьев и сестёр. На секунду его дыхание сбивается, и контроль ослабевает, и пламя, казалось, только и ждавшее такую возможность, вспыхивает бесконтрольной искрой где-то наверху. Тут же слышится голос третьекурсника: — Такемичи, ты там как? Ответь мне. – он звучит тише, чем раньше: треск и вой буйного пламени не дает сосредоточиться на словах взволнованного капитана. Так жарко, кислорода все меньше и меньше. Тяжело дышать, пот застилает глаза. Еще немного… Ханагаки переводит рассеянный взгляд на свое тело. Ткань спортивной формы, которой он так гордился, давно нагрелась и сейчас была хуже раскалённых пут – Такемичи был уверен, что у него по всему телу ожоги. Напряженная спина, обтянутая тканью, буквально горела. Первокурсник прикрывает веки. Он должен продержаться еще немного! Показать все свои силы! Совсем чуть-чуть… Вдруг один из столбов вырывается из-под его контроля и кидается прямо на кочевника, готовый сжечь дерзкого нахала, посмевшего подчинить вольную стихию. Такемичи машинально выставляет руку вперед, готовый… Внезапно все волны пламени падают вниз, сначала рассеиваясь по рингу маленькими язычками, а после пропадая со всем. Почему… Такемичи падает на колени и закашливается от того, как резко вдохнул свежий воздух. Грудь ходит ходуном, ноги дрожат. Отдышавшись, брюнет испуганно переводит взгляд на собственную сжатую в кулак ладонь. Он почти сделал это. Почти использовал… Из транса его вырывает сильный толчок: Манджиро схватив его за руку, тянет вверх, на себя, почти опрокидывая обессиленное тело: — Ты, черт возьми, с ума сошёл? О чем вообще ты думал?! – его голос дрожит от едва сдерживаемого гнева, а глаза сверкают почти такими же жарящими искрами, какими пестрели волны его стихии. Красиво… Язык заплетается. Ханагаки едва ли может говорить: — Я… Его перебивает голос Шиничиро. Старший за несколько секунд подлетает к рингу и так же грозно смотрит на едва держащегося на ногах Такемичи. Может, это у них семейное? — Такемичи, это было ужасно! Ты едва не сжег себя! – брюнет прикрывает глаза и, сжав переносицу двумя пальцами, делает глубокий вдох, стараясь успокоиться. Руки старшего Сано дрожат и невольно тянутся к нему, Ханагаки. Такемичи вдруг понимает, как сильно должно быть они испугались за него. Первокурснику становится жутко стыдно за свой эгоизм и глупую самоуверенность. Следующие слова его наставника звучат тише и спокойнее, но Ханагаки предпочел бы этому неистовое пламя: холодная сталь в голосе кочевника пугает его в три раза больше: — Ты, желая произвести впечатление, подверг себя невероятной опасности, ослушался меня и пренебрег школьными правилами по безопасности. У тебя есть, что сказать? Ханагаки опускает свою голову вниз, надеясь скрыть за челкой блестящие глаза. Так стыдно. Он же просто хотел проявить себя, хорошо выполнить задание… Пара капель уже готовы сорваться вниз. Брюнет чувствует, как дрожит его губа, а во рту собирается мерзкий привкус. Дышать становится еще сложнее. В носу начинает неприятно колоть. Последние слова старшего становятся спусковым крючком снятого с предохранителя пистолета: — Предупреждаю тебя, Такемичи, что прощаю это в первый и последний раз. Еще одно такое происшествие, и я отказываюсь от твоего обучения. – он уходит, не оборачиваясь, скрывая от младших так и не прекратившуюся в руках дрожь и учащенное дыхание. Он так испугался за него… Ноги перестают держать кочевника, и брюнет вновь падает на ринг, больше не сдерживая слезы. Они крупными солеными каплями катятся по нагретой коже, больно обжигая своим контрастом порозовевшие щеки. Но Такемичи больше не реагирует на это. Разочаровал, не справился… Вдруг взгляд натыкается на чужие колени: Манджиро тихо опустился рядом с ним. Он аккуратно берет ладонь младшего в свою и двигается еще ближе, прислоняясь собственным лбом к его. Такемичи коротко шипит: кажется, кожа все-таки слишком сильно нагрелась – любое прикосновение к лицу почти что обжигало. Манджиро извиняющимся взглядом просит прощение. Шепот огневика тихий, успокаивающий: — Не волнуйся, все будет хорошо. Брат погорячился. Уверен, что он этого не сделает. Просто Шин переволновался. – он поднимает взгляд и сталкивается с чужими лазуритами. Реснички склеились, а щеки покраснели. Такой красивый… И откуда у него смелость для признания: — Как и я. Я так испугался за тебя. Когда один из столбов упал… Думал поседею. – смех блондина кажется слишком наигранным и нервным, но для Такемичи он становится решающим – последний внутренний блок падает вниз, распадаясь на тысячи маленьких кусочков. Он сам кидается вперед и, что есть сил, обнимает старшего, зарываясь лицом в шею. Брюнет слышит чужой учащенный пульс, чувствует невероятно робкие для капитана прикосновения и решает, что это его предел. Он больше не может его отталкивать. Младший плачет навзрыд, скрывая слезы в нежных объятиях своего капитана.