Влюблённые проснулись почти в одно время и попытались распутать свои спутанные любовью тела. Педагог принял полусидячее положение и подложил под спину подушку, а Надежда положил голову на его торс. Левая рука мужчины лежала на плече девушки, а правая ласкала её грудь.
Так продолжалось уже давно, но каждый раз им не хотелось отходить друг от друга. Им обоим хотелось постоянно ощущать тепло второй половинки, и неважно, под каким предлогом – возможности для прикосновений были безграничны. Два месяца отношений – вроде бы и немного, но всё же ... Ночи, время, проведённое вместе – всё это кажется обыденностью, однако они только недавно начали встречаться и не могли налюбоваться, насытиться друг другом.
— О чём думаешь? — Надя развернулась лицом к учителю и упёрлась локтём в его грудь.
— О тебе. — Тилль улыбнулся.
— А если по-чесноку? — недоверчиво прищурилась Тигрез
— Ты же знаешь, что в то время, когда я не объясняю тему и не проверяю тетради – я думаю о тебе. — он наклонился к ней и поцеловал. — И вот, что я надумал... — физик призадумался. — Со мной-то всё понятно: ты молодая, красивая, умная. Но что тебя держит возле меня? Мне ведь уже далеко не восемнадцать, как тебе. Ты бы могла встречаться с кем-то из своей компашки.
— А ты на себя в зеркало давно смотрел? Им бы в твои годы так выглядеть. — хмыкнула Надежда.
— Хорошо. — поддался Линдеманн. — Но я порой чувствую, что уступаю тебе в постели ...
— Мне всё нравится. — пожала плечами девушка. — И в постели ты, между прочим, настоящий секс-гигант. Да и какая разница: восемнадцать тебе или почти пятьдесят, если я люблю тебя? Я выбрала тебя не за внешность и уж тем более не за возраст.
— Но ... — начал было педагог, но Надя его перебила.
— Ты меня уже бесишь. Прекрати спорить! — она с явным недовольством посмотрела на него. — Нет, правда – даже не думай об этом никогда.
Переварив слова Тигрез, мужчина согласно кивнул.
***
После короткой разминки одиннадцетиклассники собрались на площадке, раздался свисток, и игра началась. Среди игроков поднялся невероятный ажиотаж из-за мяча! Игра была настолько азартной, что те, кто послабже, боялись, что их затопчут, если они случайно окажутся в горячей точке. Мяч переходил из рук в руки, и, когда спортивный снаряд попал к Рихарду, он со всех ног побежал к кольцу соперников. И вот Цвен уже почти достиг цели, но внезапно запнулся за чью-то ногу и упал, пролетев пару метров. Герр Мюллер, физрук, громко сообщил об окончании урока и потребовал, чтобы все ученики прошли в свои раздевалки. Спорить никто не стал, хотя остальные парни не собирались бросать друга, но после кивка Надежды, сидящей всё это время на лавочке, так как у неё было освобождение после травмы, они кивнули в ответ и ушли. Девушка и учитель помогли Круспе подняться и дотащили его до каморки старика Мюллера. Там мужчина достал из аптечки перекись водорода и стерильный медицинский бинт – у Шолле была рассечена нога, и по ней текла кровь.
— Герр Мюллер, я сам. — сквозь стиснутые зубы проговорил Рихард.
— Ну, держи. — старик протянул ему бинт и баночку с жидкостью.
— Можно я перемену тут пережду, а после звонка пойду в раздевалку и там всё сделаю?
— Можно. — мужчина повернулся к Наде. — А ты чего, душа моя, Надежда?
— Я с ним останусь и помогу. — она улыбнулась ему. — Не беспокойтесь, Герр Мюллер. Всё будет хорошо.
Дождавшись звонка, оповещающего о начале следующего урока, друзья направились в пустую мужскую раздевалку.
***
Педагог сидел за своим столом и по списку проверял, кто отсутствовал на урок.
— Кто-нибудь может мне ответить, куда делись Круспе и Тигрез? — мужчина оторвался от журнала и посмотрел на свой класс.
— Герр Линдеманн, Рихард на уроке физкультуры получил травму и остался её обрабатывать, а Надя с ним осталась. — проинформировал его Оливер, сидящий за четвёртой партой со Шнайдером – прямиком за пустой третьей, принадлежащей отсутствующим.
— Понятно. — протянул учитель. — Что ж, пойду проверю, как обстоят дела.
Тилль покинул 35 кабинет и пошёл на первый этаж, предполагая, что эта парочка искателей приключений на свою задницу находится в медкабинете. Он осторожно приоткрыл белоснежную дверь, однако, кроме пожилой фельдшерши, заполняющей бумаги за своим столом, в помещении никого не было. Извинившись за беспокойство, физик решил пойти в каморку старика Мюллера, у которого сейчас не было урока, и дверь мини-кабинета физрука была закрыта. Тогда ему ничего не оставалось, кроме как проверить раздевалки. В женской не было ни души, как Линдеманн, впрочем, и ожидал, но, когда распахнул дверь мужской – застыл на месте.
Цвен с голым подкаченным торсом надевал школьные брюки, а Надежда сидела рядом на полу, наблюдая за каждым движением парня. За её спиной, под лавкой, лежали бинт и перекись, но их было не видно.
Педагог стоял, словно окаменевшая статуя. На несколько мгновений его глаза застелила тёмная пелена, а сознание как будто отошло на второй план, но мужчина из последних сил держался, чтобы кого-нибудь не убить.
— Ничего такого не было, Герр Линдеманн. — голос Круспе вернул его в реальность. Учитель перевёл на него гневный взгляд. — Надя просто обрабатывала мне рассечённую ногу.
—
Заткнись.
— Тилль, у нас с Рихардом действительно ничего не было. — она чувствовала, как напрягается каждая клеточка его тела от растущего стресса. — Это не то, что ты подумал.
— Как же тупо это звучит. — не выдержал Шолле. Больше всего ему хотелось убраться отсюда и сделать вид, что ничего не произошло. — Как в дебильном американском кинце.
Физик подавил желание дать парню по шее и перевёл разочарованный взгляд на Надю.
— Если ты ещё не нагулялась, для чего тогда было всё это начинать? — отчаявшимся и полным грусти голосом сказал Линдеманн.
Тигрез ощутила яркую вспышку гнева – и на него, и на себя. Она так сильно любит его! Как он может вообще говорить такие вещи? Она никогда бы ему не изменила!
— Ты издеваешь?! Я тебе утром просто так всё говорила, а?!
— Всё сказанное тобой оказалось ложью. — произнеся это, педагог быстро вышел из раздевалки, громко хлопнув дверью.
Повисшую минутную тишину нарушил до сих пор ошеломлённый Рихард:
— Прости, Надюш. Это я виноват ...
— Разве ты виноват в том, что упал из-за подставленной подножки? Разве ты виноват в том, что повредил ногу? Разве ты виноват в том, что Герр Линдеманн ужасно ревнив и слеп во время этой самой ревности? — из Надежды сыпались риторические вопросы, от которых Цвен поджал губу. — Ты ни в чём не виноват, не кори себя.
— Всё равно прости. — он, в знак поддержки, сжал её плечо. — Так вы всё-таки встречались?
— Встречались, встречались. Давай, одевайся быстрей. — девушка убрала его руку и подтолкнула в сторону кроссовок и рубашки. — А то ещё подумает, что мы здесь трахаться продолжили.
***
— Вот ты представь, а! — учитель сидел в баре недалеко от спорткомплекса со своим давним другом Петером и потягивал виски. — Открываю я, значит, дверь, а она там со своим полуголым дружком! Этот хмырь штаны натягивал, а она рядом на полу сидела! И оправдываются, мол, ничего не было!
— М-да, беда ... А что за девчушка-то?
— Да какая разница? Ты её всё равно не знаешь. — соврал Тилль, отмахнувшись рукой. — Вот за что она меня так?
За что?! — он махом допил остатки напитка в стакане, сложил руки на столе и уронил на них голову.
— Ну-ну, не отчаивайся. — тренер похлопал друга по спине. — Всё будет хорошо – я в этом уверен. А знаешь почему?
— Удиви. — глухо промычал физик.
— Мне на почту недавно пришло приглашение на концерт рок-группы. Я музыку не очень слушаю, но, прочекав о группе информацию и послушав их песни ... Короче, мне зашло.
— И это всё?
— Нет. С приглашением мне пришло два билета, а так как близких друзей, окромя тебя, у меня нет, то я предлагаю тебе пойти со мной. — вскинув указательный палец вверх, проговорил Тэгтгрен.
— Ты адекват? — Линдеманн поднял на него глаза. — Я повеситься хочу, а ты меня на какой-то сраный концерт какой-то сраной группы завёшь?! Спасибо, друг! Помог, как никогда раньше!
— Не горячись ты! Тебе развеяться надо, а то реально с горя повесишься. — Петер придвинулся ближе к педагогу. — Ну давай сходим! Чего тебе это стоит?
— Как же ты меня задрал ... Ладно. Рассказывай, что да как.
— Сделаем так: я приду домой и скину всю нужную инфу, окей? А то я ничего не вспомню сейчас, да ещё и навру ненароком. Могу пока что скзать только то, что там есть определённый дресс-код: всё должно быть чёрным. Рокерским типо. Иначе не пустят.
— Пиздец ...
***
— Да нахуй в толпу идти? Во! Пойдём к барной стойке – там хоть вздохнуть можно будет нормально. — сказав это, учитель потянул приятеля за рукав в сторону бара.
Мероприятие проходило в ночном клубе, название которого Тилль не успел рассмотреть, так как тренер затолкал его в здание чуть ли не с пинками – время поджимало, и концерт должен был скоро начаться. Осмотревшись вокруг, физик сделал вывод, что это был один из самых дорогих клубов в городе. Но и это было не главное. Большее внимание к себе привлекала сцена – она была большой и закрытой чёрным занавесом. Мужчины заказали по текиле и продолжили беседовать. И тут в зале резко погас свет, что вызвало испуганные вскрики некоторых людей. Следующим неожиданным и завораживающим действием было падение того самого занавеса, который стремительно утянули со сцены в разные стороны. Перед зрителями предстали: басист, клавишник, ударник, ритм-гитарист, соло-гитарист и вокалистка. Эти шестеро людей были в чёрной одежде и с гримом на лице, непроизвольно приковывающем взгляд.
И вот полились звуки первой песни: "Blessed & Possessed". За ней своим чередом отзвучали: "Army of the Night", "Incense & Iron", "Amen & Attack". В проигрыше последней названной песни один из гитаристов подошёл к вокалистке, наклонился к её уху и стал что-то говорить, качнув в сторону бара головой. Перекинувшись с ней ещё парой фраз, гитарист пошёл дальше – ко второму гитаристу. Группа отыграла ещё четыре песни: "Demons Are a Girl's Best Friend", "Dead Boys Don't Cry", "Armata Strigoi", "Let There Be Night", и объявила о пятиминутном перерыве. Вокалистка сразу же скрылась из виду, а тот самый гитарист, что подходил к ней во время песни "Amen & Attack", снял гитару, отдал её человеку из персонала и сел на край сцены. Через минуту вернулась вокалистка. Она спрыгнула со сцены, встала напротив гитариста, помогла ему закатать штанину и стала менять повязку на ноге.
— Да ладно ... — Линдеманн поперхнулся, а Тэгтгрен похлопал его поспине, дабы помочь.
Спустя отведённые на перевязку и отдых пять минут группа продолжила выступление. Толпа взревела, начав кричать лишь одно слово: "Powerwolf", то есть название группы. Все шестеро радостно улыбнулись таким овациям и продолжили играть песни: "All We Need Is Blood", "Fire & Forgive", "Werewolves of Armenia", "Resurrection by Erection", "Sanctified with Dynamit". После этих песен прозвучала та, что была создана совсем недавно – "We Drink Your Blood":
«Oh mother God, we hold the sword in holy times
We are the war, we never see the light
The order call, we all will take more human wine
And we toast to the night
We fold our hands, we keep the Bible in our minds
Oh father God, we are the hordes of Cain
And though you run, we will take you and we find
Any type, any vein
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we call the sanguine saints
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we open your veins
Oh father Lord, we are the demons of the wild
When all we pray, stand the fight as one
We tame the storm, we are the martyrs in the light
Take your soul when you run
We are the dark, we are the saints of blood at night
We hear the call, when the moon shines red
We grab your body, in the morning all we are
Satisfied when you're dead
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we call the sanguine saints
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we open your veins
We drink, we drink, we drink your blood
Kyrie eleison
We drink, we drink, we drink your blood
Kyrie eleison
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we call the sanguine saints
We drink your blood
When the midnight sky is red
We drink your blood
And we open your veins
We drink your blood»
— Друзья! — начала вокалистка по прохождению нескольких секунд от окончания песни. — Как вы, наверное, поняли – это была новая песня. А хотите узнать историю её создания? — весь зал, соглашаясь, кричал. — Ну, слушайте. Пару месяцев назад я находилась в одной квартире с одним жутко ревнивым человеком. В какой-то момент мне пришлось выйти, но, когда я вернулась – лицо и торс того самого человека были в крови. — кто-то самый громкий и дерзкий из толпы выкрикнул: "Как так?!". — Я не знаю, как так получилось, но в тот момент он выглядел, как настоящий маньяк ... В тот же день мы с ним поехали в деревню. Там, через лес, находилось огромное поле, в середине которого стоял больной камень. Два вечера подряд я приходила туда, садилась на камень и записывала на диктофон будущий текст песни. Ах да, забыла сказать, что в тот период времени у меня на обеих руках был гипс, поэтому я и записывала на диктофон, а не в ручную. — и вновь громкие крики зрителей. — Думаю, пора продолжать. Друзья, на сегодня вы услышите последнюю песню, которую мы исполним. "Lupus Dei"!
Группа спела эту песню и вот уже несколько минут стояла на краю сцены, выслушивая радостные выкрики и аплодисменты. Вдруг вокалистка резко кое-что вспомнила и подняла микрофон.
— Друзья! Хочу сказать о том, что сегодня ровно в полночь в нашей социальной группе выйдут фотографии с фотосессии. С помощью них вы сможете убедиться в том, что гипс на моих руках всё же был. А также вместе с фотографиями выйдет новая песня – "We Drink Your Blood". Друзья! Я хочу выразить от всей нашей группы огромную благодарность за то, что вы пришли на сегодняшний концерт! Он был первым, но далеко не последним, и вы сможете увидеть и услышать нас в живую ещё. Спасибо вам! До новых встреч!
Шестеро музыкантов поклонились залу, помохали на прощание и удалились со сцены. Разойдясь по выделенным им для переодевания комнатам, они смыли с лиц и рук грим, облачились в свою обычную одежду и встретились в коридоре. Столь удачный первый концерт группа хотела где-нибудь отметить, напившись до беспамятства, однако вокалистка эту идею не поддержала, и остальные без неё тоже решили таким не заниматься, а просто потусить у кого-нибудь на хате. За спором, у кого же всё-таки будет проходить веселье, шестёрка вышла на улицу через чёрный вход. У здания, привалившись боком к стене, стоял и судорожно курил педагог. Он беспрерывно и крайне напряжённо смотрел на своих учеников, оказавшихся известными во всей Германии рок-музыкантами. Парни были в курсе, что произошло между мужчиной и их подругой, так как она сама им всё рассказала после долгих уговоров. Поэтому они тактично попрощались с ней и оставили с учителем один на один для, как они надеялись, примирения. Шепнув тихое: "Предатели", Надя развернулась и собиралась уйти обратно в здание, но тяжёлая мужская рука впечатала приоткрывшуюся стальную дверь назад. Он стоял так какое-то время, а потом не выдержал и, прижав Тигрез спиной к своей груди, заплакал.
Вот так просто, горько и по-человечески заплакал ...
— Прости меня ... — Тилль всхлипнул. — Сегодня я увидел вас на сцене и не поверил глазам, а уже всед за этим осознал, что вы с Рихардом там, в раздевалке, мне не врали. Правда, мне тогда было ужасно больно от того, в каком виде я вас застал. Но теперь я прекрасно пониманию, что нельзя было так поступать, что ты не заслуживаешь такого отношения. Прости меня за мою глупость, неосмотрительность и чересчур сильную ревность. Ты только прости ... — он опять всхлипнул и уткнулся мокрым от слёз лицом в шею Надежды. —
Я больше не могу без тебя ...
— Линдеманн, ты ужасный дурак ... Как ты мог подумать, что после того, как я тем утром говорила тебе о любви и о том, что выбрала тебя не за возраст и не за внешность, пойду заниматься сексом с кем-то дургим? — её вопрос не требовал ответа, и она лишь покачала головой. — Я ведь люблю тебя, дурашка ... — девушка повернулась к физику, не разрывая кольца из его рук. —
Не уходи больше, Тилль. Без тебя моя жизнь просто не имеет смысла ...
Надя чуть отстранилась и посмотрела на Линдеманна, на чьих щеках были мокрые дорожки. Нежно обхватив его лицо ладонями и стерев большими пальцами влагу, она привстала на носочки и коснулась губ педагога. Он в ответ накрыл её губы своими и жадно поцеловал. Настойчиво проник языком внутрь, опаляя горячим дыханием с легким привкусом текилы. Мужчина всем телом прижал её к двери, и она не смогла бы выбраться, даже если бы захотела. Но пока что у неё не возникало подобного желания. Учитель оторвался от её губ и начал исследовать шею и нежное местечко за ухом, и, когда он коснулся её мочки языком, Тигрез издала тихий протяжный стон. Тилль ухмыльнулся, и от его тёплого дыхания ей сделалось щекотно. Надежда погладила его спину, затем провела руками выше и почувствовала жилку, в бешеном темпе бьющуюся на его шее, которая всё сказала за него. Физик снова прильнул к её губам, но лишь на мгновение. Опираясь одной рукой о дверь, он выжидающе взглянул на девушку.
— Пойдём домой.
Только Надя хотела ответить, как раздался громкий свист. Линдеманн обернулся, а Тигрез выглянула из-за его плеча и стала искать глазами причину нарушения их идиллии. Этой причиной, собственно, оказался Александр, стоявший возле своей машины. Он жестом подозвал их к себе, и влюблённым ничего не оставалось, кроме как повиноваться. Пока они шли, Вессельски сел в автомобиль и завёл его, а, когда на заднем сидении устроились педагог и Надежда, выехал из двора на главную дорогу.
— Да у вас драма покруче, чем в телике показывают. — мужчина усмехнулся. — Тебя как звать-то?
— Тилль. — произнёс учитель. — Тилль Линдеманн.
— Александр Вессельски. — представился Алекс. — Я так понимаю, Надюш, тебя к себе везти?
— Ага.
— Окей. Ток сначала ко мне заскочим за твоими вещами.
— Хорошо.
— А почему у него твои вещи? — спросил Тилль, наклонившись к уху девушки и опаляя его горячим дыханием.
— Снова возвращаемся к тому роковому дню: когда я пришла домой, то обнаружила, что и вещички-то ты свои забра-а-ал, и дверку-то в свою квартиру закры-ы-ыл. — она нарочно растягивала слова, делая акцент. — Ну я и решила, мол, хрен с тобой – поживу с Алексом. Он мне уже давно предлагал.
— Знаешь, мне сейчас очень хочется обидеться. Если бы вы не посрались, то ты бы ко мне так и не перебралась жить. — Александр надул губу и состроил грустную моську.
— Да ладно тебе, Сашко. Не обижайся.
— Так уж и быть, не обижусь. Но
очень хочется! — перестроившись в другой ряд, Вессельски посмотрел через зеркало заднего вида на Линдеманна. — Тилль, ты где, кстати, работаешь?
— Я преподаю физику в Надиной школе. — честно признался педагог.
— Так ты её
там совратил?! — Алекс в шоке открыл рот. — Негодя-я-яй ...— он растягивал гласные так же, как это делала его племянница – родная кровь всё-таки.
— Да ваще. — поддакнула ему Тигрез.
— Да ваще. — передразнил её учитель, скорчив рожицу.
***
Прошло несколько месяцев. Учебный год окончен, экзамены сданы, аттестаты получены, выпускной проведён. Стало быть, приближается один из главнейших дней в жизни Надежды и Тилля – их свадьба.
День свадьбы
Приготовления шли полным ходом: визажисты, парикмахеры, портнихи – они все подготавливали девушку к её выходу. Сейчас она совсем другая, по сравнению с несколькими годами ранее: у неё есть любимый человек, прекрасные друзья, дядя, поклонники Powerwolf. А физик – именно тот, с кем она хочет провести всю свою жизнь; с которым все их дни были и будут особенными; с которым есть желание делить любовь и счастье.
Длинное свадебное платье белоснежного цвета показывало всю её нежность и неповторимую грацию за счёт рукавов епископа. Оно не было украшено лишними деталями, что окончательно подчеркнуло какую-то интересную особенность девушки, которая его надела.
И вот он – выход невесты.
Огромная длинная аллея белых роз. У алтаря, к которому ведёт белая усыпаная различными цветочными лепестками шёлковая дорожка, стоит её любимый – её Тилль Линдеманн. По бокам стулья для гостей мероприятия. Ближе всех к алтарю сидят пятеро парней и Александр Вессельски, а Фрау Майер и Петер Тэгтгрен были представлены в качестве свидетелей.
Надя, наконец, медленно подошла к педагогу – ноги подкашивались, сердце колотилось, как бешенное. Чувствовала на себе откровенные взляды и слышала восхищённые вздохи присутствующих. Ей вполне привычно чувствовать на себе столько внимания, но подлый румянец всё равно прицепился к её щекам. Мужчина незаметно посмотрел в её глаза, в которых так и сверкала не всем уловимая доля радости, и кончики его губ приподнялись.
Они повернулись к регистратору лицом.
— Дорогие молодые, любовь – это большое сокровище, дарованное человеку. Ваша жизнь, как песочные часы – два хрупких сосуда, связанных невидимой нитью времени. Эта нить связала вас, ваши судьбы, а сегодня ваши сердца заключат союз на всю последующую жизнь. Перед тем, как официально заключить ваш брак, я хотела бы услышать, является ли ваше желание свободным, искренним и взаимным? С открытым ли сердцем, по собственному ли желанию и доброй воле вы заключаете брак? Прошу ответить вас, жених.
— Да. — с уверенностью сказал он, даже не думая о другом варианте ответа.
— Прошу ответить вас, невеста.
— Да. — с такой же уверенностью ответила Тигрез и посмотрела в глаза своего любимого, заверяя его в своих словах взглядом.
— Прошу вас подкрепить своё решение клятвой. Повторяйте за мной:
—
Я, Тилль Линдеманн.
— Я, Надежда Тигрез.
— Беру тебя, Надежда, в законные жёны.
— Беру тебя, Тилль, в законные мужья.
— Обещаю любить и оберегать тебя.
— Понимать и уважать.
— Помогать и верить.
— Всегда, что бы ни готовило нам будущее.
— Я брошу вызов любым препятствиям, с которыми нам суждено будет столкнуться.
— Именем всего, что мы создали вместе.
— И всего того, что будет создано.
— Я предлагаю тебе свою любовь и верность.
— Тилль и Надежда, обменявшись клятвами, вы объявили о своём твёрдом намерении жить вместе в любви и согласии на протяжении всех дней, подаренных вам судьбой. Вы можете обменяться кольцами.
Они взял кольца и посмотрели в глаза друг другу.
Уже через миг он сможет назвать её своей женой, своей на век, своей на всегда, а она его своим мужем, своим на век, своим навсегда.
— Объявляю вас мужем и женой! Вы можете поцеловать невесту. — обратился регистратор к физику.
Влюблённые вновь посмотрели друг на друга, понимая, что теперь он – её муж, а она – его жена.
Поклялись в верности и любви друг другу, хотя и это было не нужно для того, чтобы знать, что они вместе на всю их оставшуюся жизнь. Их любовь была крепкой. Наверное, ни одно живое существо сейчас не могло сравнить чувства друг друга с чувствами теперь уже обоих Линдеманнов.
Любая преграда, испытание –
их общее.
Любая невзгода, боль –
их общее.
Любое наслаждение, утеха –
их общее.
И вот они, наконец, поцеловались.
Самый нежный поцелуй ... Почти не прикасаясь к губам, они дарили свою любовь друг другу, отдаваясь полностью неописуемым чувствам, буквально бушевавшим в каждом из них внутри.
Их былая жизнь напоминала преисподнюю, и тогда они поднялись наверх, создав свой собственный рай
