Ну конечно же Скарамучча согласился.
Проходящие рядом люди изредка задевали фамильяра за свисающий хвост и он, по-кошачьи нахмурившись, обвил его вокруг шеи хозяина, с особым интересом разглядывая украшенные бумажными фонариками улочки; тихая музыка добавляла антуража. Иметь дверь почти в любую часть Тейвата - благословение. Почему почти?На посещение Инадзумы лежал запрет.
— Ой-ой-ой, стой, подожди! Тихий незнакомый голос послышался откуда-то сбоку, моментально привлекая внимание что Скарамуччи, что Кадзухи; оба повернули голову на источник шума, глазами упираясь лишь в толпу, мельтешащую туда-сюда. Кадзуха еле-еле сдержал чих, когда пушистая белая кисточка хвоста фамильяра прошлась по носу, тыкаясь и извиваясь. Высокий рыжеволосый парень пробился через поток зевак, радушно улыбаясь. Кадзуха, натянуто-радушно улыбнувшись в ответ, взял Скарамуччу на руки, прижимая к себе поближе, слегка кутая в пальто; недовольные перекрытой дорогой прохожие задевали и нервировали фамильяра, что маг прекрасно, судя по всему, почувствовал, отгораживая его. Скарамучча тихонечко замурчал, вжимаясь в ключицы хозяина пушистой щёчкой; уже приглаженный хвостик прижался к телу, такой заботливый жест был воспринят им по-особенному. — Ха-ха, кхм, извиняюсь, что так внезапно… Скарамучча бросил взгляд на нарушителя их спокойствия: парень был даже выше, чем показалось изначально, что Скарамучче не очень понравилось; почему он вообще реагировал на чужой рост вот так… категорично? Взлохмаченные рыжие волосы, строгий чёрный костюм, в котором на праздники подобного плана точно не выходят; укороченные кожаные перчатки и взгляд, моментально привлекающий внимание: синие, моментами выглядящие пустыми, холодными, словно бездонный студёный омут радужки, любопытно контрастирующие с солнечной россыпью веснушек. Интересно. — Ты же Кадзуха, верно? — незнакомец, бесцеремонно встав перед парочкой, спросил, совершенно не обращая внимания на недовольных людей, которым он перекрыл, либо же переступил дорогу. — Ох, да, — Кадзуха удивлённо вскинул брови, но ответной приветливости не растерял. — Мы знакомы? — Не то чтобы, — незнакомец усмехнулся, — хотя нет, всё же знакомы: правильнее будет сказать, что не напрямую. Давай найдём более укромное местечко для разговора, — он холодно глянул на задевшего его плечом мужчину, моментально растеряв всё свое дружелюбие, но улыбка вернулась, стоило ему вернуть взгляд к Кадзухе. — Ничего серьёзного, просто я давно ждал встречи.Ну он же не пойдет за ним?
— Ждал встречи? — Кадзуха задумчиво хмыкнул. — Круг знакомых у меня весьма скуден, как любопытно; ещё и заприметил среди толпы. Думаю, человек, рассказывающий тебе обо мне, действительно ко мне неровно дышит. — О, это даже мягко сказано, — незнакомец усмехнулся, замечая, как Кадзуха зашагал в его сторону, принимая приглашение молча.Пойдет.
Чуть насупившись, Скарамучча внимательно вслушивался в завязавшуюся светскую (безумно скучную) беседу без новых подробностей, параллельно утопая в тепле, подставляясь под нежные поглаживания рук хозяина, оставаясь настороже и следя за тем, куда именно они идут: почему из раза в раз их отвлекали, причём всё более странными и прямолинейными способами; кто это такой вообще, и с чего такой интерес? Чёрт, ну даже на празднике! Они даже к основной сцене подойти не успели, как нарисовалось это рыжее бельмо на глазу. Сама вселенная против их совместного времяпрепровождения, не иначе. Скарамучча был недоволен, ощутимо недоволен, но постоянные поглаживания и ласка частично отвлекали его от негативных эмоций. Отчасти, ему тоже было любопытно: Кадзуха вёл отшельнический образ жизни, а тут кто-то так легко узнал его. — О тебе так много слухов ходит, — парень бросил, а после, резко спохватившись и по-дурацки хихикнув, порывисто добавил. — Меня зовут Тарталья! Моё имя тебе ни о чём не скажет, но ради приличия и жеста доверия, думаю, стоит представиться. — Слухов? — Кадзуха заинтересованно спросил, взглядом бегая по уличным убранствам и украшениям. На раскрытие чужого имени он лишь улыбнулся, учтиво кивая, но не комментируя более. Находился на небольшом эмоциональном расстоянии, Скарамучча знал. Резко остановившись, парень уткнулся взглядом в вывеску одного из заведений, прищуриваясь; словно чтение давалось ему с большим трудом. Удовлетворённо хмыкнув и зазывающе приоткрыв дверь в ресторан, Тарталья молча кивнул, взглядом как бы говоря: «на твой вопрос я отвечу позже». Кадзуха, опустив голову, отодвинул пальто в сторону, чухая фамильяра за ушком и тихонечко спрашивая: — Ты ведь не против? На праздник мы ещё успеем, обещаю. Скарамучча, промолчав, принялся перебирать лапами, аккуратно выкарабкиваясь из чужих несопротивляющихся рук, спрыгивая на землю. Дёрнув хвостом, фамильяр перевоплотился в человека с характерным «пуф», моментально поворачиваясь в сторону нарисовавшегося незнакомца. Сложив руки на груди, он метнул в сторону удивлённого Тартальи холодный взгляд, колко выдавая: — Не смей тратить наше время попусту, — Скарамучча хмыкнул, бесцеремонно проходя вперёд первым, переступая порог заведения через учтиво открытую Тартальей дверь. Кадзуха и Тарталья обменялись молчаливыми взглядами, а после, придя к некой солидарности, отправились вслед за ним. Стоило им подойти к единственному свободному столику, который Скарамучча заприметил сразу же, словно король ситуации - Тарталья подал голос, забавным образом контрастируя своим чуть растерянным видом с умиротворённым Кадзухой: — А ты, как я понимаю, Скамару… — Скарамучча, — фамильяр подправил самостоятельно, перебивая и даже не оборачиваясь; колкие нотки и дальше проскальзывали в голосе. — Я уже догадываюсь, какой именно «знакомый» растрепал тебе о Кадзухе. Как тесен мир. Только вот как ты узнал его? — Скарамучча уселся за стол, закидывая ногу на ногу, пиля Тарталью серьёзным взглядом в ожидании ответа. Кадзуха, не сдержавшись, усмехнулся, на что моментально получил точно такой же серьёзный, чуть холодный взгляд; но стоило его улыбке смениться на нечто более многозначительное, а глазам принять более хитрый прищур и характерные искорки - фамильяр, выдохнув, отвёл взгляд в ту же секунду. Щёки Скарамуччи начали окрашиваться в едва заметный розовый, что моментально отразилось на уже лисьей улыбке мага, усевшегося за стол напротив. — Так ты догадываешься? — Тарталья тоже уселся, закатывая рукава своего излишне строгого пиджака. Скарамучча почувствовал только сейчас: от него так сильно пахло сигарами и табачным дымом; хорошими, дорогими, но чертовски вонючими, чем не сглаживай. — Речь о моём коллеге, а его отзывы о вас такие… лестные, что удивительно. Честно говоря, никогда бы не поверил, что такой кадр, как Дотторе, способен испытывать такую яркую симпатию к чему-то человеческому и приземлённому, знаете, — он уложил руку на стол, жестикулируя в такт своим словам, ухмыляясь. Как приятно. Хоть кто-то разделял его позицию касаемо Дотторе, вот бы он был более прямолинеен в своих оскорблениях, Скарамучча бы тогда ему точно руку пожал. — И да, Кадзуха, — взгляд Тартальи вновь отливал этим любопытнейшим оттенком: опустошённый синий. — Я наслышан о твоих способностях, но убедительно прошу: не заглядывай ко мне в голову, ладненько? Всё-таки есть вещи, которые я бы не очень хотел показывать. Особенно касаемо работы, сам понимаешь. — Безусловно, только назови мне истинную цель этого разговора и знакомства, — тон Кадзухи был таким учтивым и дружелюбным, но Скарамучча знал, прекрасно знал, что за всеми этими тёплыми оттенками могли таиться обжигающий холод и острый расчёт. — Столики в этом заведении нужно резервировать заранее, причём за месяцы. Или, может, я ошибаюсь? — мягкая улыбка расплылась на губах, а голова улеглась на сложенные руки. — Какое интересное совпадение, если так подумать. — На самом деле действительно совпадение, столик я зарезервировал заранее для себя, как бы грустно и комично не прозвучало. Упустить такую возможность, когда мне подкинули дельце в Ли Юэ я, очевидно, не мог, — Тарталья вздохнул, покачав головой. — У меня нет каких-то злодейских планов на вас кроме знакомства. Скажем так, — он улыбнулся уже спокойно и искренне, без ноток наигранности, — завидев тебя и вспоминая описание твоих внешних признаков, я… — Дотторе описывал тебе его внешние признаки? — Скарамучча, приподняв бровь, вмешался. Подошедшая к их столику женщина нисколечко не отвлекла его; даже в момент, когда она поставила чайничек с чаем несколько неаккуратно, чуть стукая по деревянной поверхности. — Вот придурок. — Соглашусь, — Тарталья усмехнулся, — но да, описывал. У него особая «любовь» к объектам своего восхищения, потому наслышан я о вас неплохо. Отчасти, именно поэтому не хотел упустить возможность познакомиться, завидев в толпе вот эту твою, — посмотрев на Кадзуху, он приподнял руку, тыкая пальцами в свои же волосы; в том же месте, где находилась эта характерная, действительно уникальная деталь внешности Кадзу: алая прядка. — Да и посягать на любимчиков Дотторе я не рискнул бы, даже если бы очень хотелось. Скарамучча сморщился, стоило ему услышать вот это злосчастное «любимчиков». Тарталья, поймав его реакцию сразу же, слегка рассмеялся, подпирая щёку рукой: — А ты мне нравишься. Нахмурился уже Кадзуха, причём совсем едва заметно. Скарамучча же уже невозмутимо налил себе чаю, отчасти усмехаясь некой иронии: многие встречи сопутствовали именно его распитием; неожиданный комплимент был им полностью проигнорирован. — Ещё и разговорчивее Кадзухи, кто бы мог подумать, — Тарталья дополнил, не растеряв озорства. — Да-да. И позвал ты нас, чтобы не тухнуть в одиночестве, если говорить прямо? — Скарамучча спросил, делая умиротворённый глоточек чая, который ему любезно налили в очередной раз. Люди меняются, а подход - нисколечко. Скоро он сможет ассоциировать каждое новое знакомство с конкретным сортом чайных листьев. Этот так называемый Тарталья будет тесниться бок о бок с пуэром. — Отчасти, да. Празднование такого масштабного праздника приятнее в компании, разве нет? Скарамучча усмехнулся: выловил из толпы, знакомясь, считай, налегке, причём каким наглым образом. Будто для него это - как раз плюнуть. — Да, ты прав, — фамильяр посмотрел на Кадзуху, моментально ответившего ему вниманием. — Вдвоём нам было просто прекрасно, — заметив, как Кадзуха виновато заулыбался, Скарамучча отвёл взгляд. — Оплата счёта на тебе, ничего не знаю, ибо сказанное мною ранее: «не смей тратить наше время попусту» уже не имеет особого значения. Уже тратишь, прискорбно. — А, ох, — забавно, но очевиднейшая наглость Скарамуччи нисколечко не выбила Тарталью из колеи, даже наоборот. — Очевидно на мне, не стоит беспокоиться. Ах да, Кадзуха, — парень повернулся в сторону мага, что звонко стучал ноготками по своей чашке, поднимая взгляд, стоило ему услышать обращение к себе. — Я обещал ответить на вопрос. — Касаемо слухов? — Кадзуха спросил. Тихое «угу» со стороны Тартальи, чуть заглушенное чашкой, вызвало у него ещё больший интерес, что он даже не скрывал. — Любопытно будет послушать, хоть и их окрасы мне примерно ясны. Тяжело оставаться в тени с таким уклоном работы: людям свойственно разносить свои истории и тут и там, особенно касаемо «чудесных» исцелений. Такова человеческая природа. — Окрасы? Ох, да, они… такие разные, — отодвинув чашку с несколько раздражающим звуком, Тарталья, не сдержавшись, усмехнулся. — Многие отзывались о тебе, как о бессердечном и закрытом человеке; многие называли мессией, чуть ли не святым, что меня особенно поражает. Моментами кажется, что занесло их к тебе прямиком из Снежной, не иначе: укладывается в наш менталитет. Ну и моё самое любимое, — Тарталья, не сдержавшись, рассмеялся. Скарамучча же хмуро попивал чай, совершенно не вписываясь своей каменной миной в достаточно спокойную атмосферу за столом; жидкость в его чашке странным образом подрагивала, будто бы реагируя на смех рыжего придурка: ещё немножечко, и она бы выплеснулась Скарамучче на руки. Ох уж эти маги. Да, Тарталья действительно производил впечатление именно мага; ну не мог он быть обычным человеком. — Был слушок о том, что ты великодушная красавица, исполняющая желания, о Архонты! Дотторе мне об этом все уши прожужжал!Кхм.
Услышав это, Скарамучча понял, что проиграл: тихая, совсем едва слышимая усмешка сорвалась с губ. Едва слышимая для кого угодно, но не Кадзухи, острота слуха которого поражала из раза в раз. Маг вздохнул, чуть ли не закатывая глаза, что смешило Скарамуччу ещё больше. Очевидная миловидность Кадзухи действительно могла ввести в заблуждение, играя против него. Разумеется, пока он не начнёт говорить или улыбаться так, как улыбался Скарамучче моментами. Любые предрассудки рушились моментально, стоило ему показать своё истинное я, скрывающееся за милым личиком: многогранное, не всегда читаемое. Дуальное. Впечатления о нём действительно возникали неоднозначные. Это что же за гость у них был такой? Глухой? Совсем тронувшийся рассудком или перепивший чая с лилией калла или филанемо? Ладно, неважно, это в любом случае слишком комично. — А ты не обольщайся, — Тарталья глянул на Скарамуччу, моментально спрятавшего всякую улыбку от чужих глаз. — Уж лучше так, чем почти что одинаковые слухи о том, что помощник у него - та ещё неприветливая брюзга. Хотя… Мне ты напоминаешь одного из деревенских ворчливых котов, с которыми очень любят играться мои младшие. Ты любишь сметану, кефир? Или, может, простоквашу?Просто… что?
— Люблю, когда не пойми откуда нарисовавшиеся «знакомые» ведут себя умно и сдержанно, не переступая черты со своим придурковатым юмором и вопросами, — прикрыв глаза, Скарамучча отпил чаю на аристократичный лад, игнорируя издаваемый Тартальей свист. — Он всегда такой? — А в чём он не прав? — Кадзуха тоже усмехнулся. — Но да, всегда. Циничность и очаровательная колкость - часть его личности, и даже если бы мне удалость смягчить её по максимуму, — он нежно посмотрел на Скарамуччу, поглядывающего на него будто бы ненароком, — он бы всё равно остался таким, разве что на толику меньше.Очаровательная?
— Подожди, — Скарамучча резко обронил, — так она тебе нравится?А отчитывал его он столь рьяно за что тогда вообще?
— Я никогда этого не скрывал. Всё, о чём я просил, так это поумерить её в сторону гостей, — Кадзуха улыбнулся, слегка прищуриваясь. — Я люблю эту часть тебя. Искренне нахожу милой, цепляющей и пленительной. Даже больше: я слаб перед ней. Твоя колкость прелестна, когда дело касается нас.Любит…
Скарамучча застыл с чашкой чая в руке. Каменная гримаса, а если точнее - маска, начинала трескаться. Опять. Многозначительная усмешка со стороны Тартальи только добила и он молился, молился всем Семерым: лишь бы его щёки не покраснели, о господи-боже. Ну почему все эти смущающие откровения всплывали именно в такие очевидно неудобные моменты? — Вы забавные, — Тарталья бросил, уже полностью успокоившись; слегка натянутая улыбка расплылась на губах. — И всё же этого недостаточно, чтобы привлечь внимание такого закостенелого учёного, как Дотторе, я не дурак, — облаченные в кожаные перчатки пальцы принялись постукивать по столу. Вопрос прямо в лоб не заставил себя долго ждать. — В чём ваш секрет? Уж извините за прямоту. — Думаю, это такой же секрет, как и особенности твоей работы, — Кадзуха невозмутимо произнёс, моментально улыбаясь уголками губ на чуть холодный прищур Тартальи после того самого ключевого слова, выбившего его из колеи. — Я склонен ценить и уважать чужие тайны, ответишь мне взаимностью? Всё же мы не так близки. — Твоя правда, — Тарталья разочарованно протянул, откидываясь на спинку стула. — И всё же прошу отнестись к моему любопытству с пониманием. Дотторе, самый аморальнейший человек из всех, что я знаю, записался в отцы. Это же удивительно, я не могу поверить. — Фу, звучит отвратительно, — Скарамучча встрял. — Не дай боже, я терпеть его не могу. Если бы он был моим отцом в действительности - я был бы первым, кто подсыпал яд в его утренний кофе; первым, кто задушил бы его во сне подушкой; первым… — И отсидел бы большую часть жизни за убийство влиятельного человека, — Кадзуха умиротворённо перебил, улыбаясь. — Такие лишения только ради того, чтобы никогда больше не увидеть его лица? Какой принципиальный. А печенье ты ему тогда зачем… — Заткнись! — Скарамучча резко перебил, чувствуя, как ощутимое чувство смущения снова дало о себе знать. В сторону Кадзухи это «заткнись» было особенным, лишённым тех отличительных ноток раздражения или холода, даже наоборот: оно вышло таким эмоциональным, по-милому возмущённым. Потому что его в очередной раз поймали за хвост, причём на чужих глазах, что было просто непозволительно. — Ты пёк ему печенье? — Тарталья не сдержал удивления, а его губы слегка подрагивали, так и говоря: он вот-вот сорвётся на смех. Пусть только попробует. — В виде раздувшихся трупов, — Скарамучча сложил руки на груди, тоже откидываясь на спинку стула, совершенно потеряв интерес к чаю; его некогда смущённое выражение сменилось чем-то грузным, тягостным. Он выглядел как насупленное, раздражённое всем своим существом нечто, оплакивающее чувство собственного достоинства. — Как мило, — Тарталья усмехнулся, и Скарамучча уже просто по чужой чуть ехидной мимике готовился к новому потоку колкостей и неоднозначных комментариев, но… Но Тарталья, на удивление, перевёл тему совершенно в другое русло, принимаясь рассказывать о гостеприимстве, традициях своей родины; видимо, чтобы уж точно оправдать свою навязчивость. Но, что забавно, Скарамучче было действительно интересно послушать; после красивых описаний красот Снежной и особого, присущего только этой стране пушистого кусачего снега, фамильяр загорелся желанием побывать там вместе с Кадзухой. А рассказы про подлёдную рыбалку, прелести воспитания братьев и сестёр под поедание вкусных блюд традиционной кухни Ли Юэ - благодатью. За счёт ведь платить не им, так что грех не порадоваться. Кадзуха, кстати, поддерживал беседу, компенсируя молчаливость своего ворчливого пушистого подопечного. Когда за окнами послышалась громкая музыка, радостные крики и посвистывания, Кадзуха, бросив взгляд на одно из окон, произнёс: — Думаю, нам уже пора, — маг посмотрел на Скарамуччу, улыбаясь по-особенному. — Я помню о своём обещании.Было бы действительно обидно, если бы забыл. Но это точно не в стиле Кадзухи.
— Да, прекрасно понимаю. Сейчас, если не ошибаюсь, начнётся самая интересная часть, — Тарталья тоже взглянул в окно, слегка вздыхая, переводя взгляд на свои наручные часы. — Как жаль, что я не смог взять с собой Тоню и Тевкра; они столько всего не видели, торча дома. Не хочется, чтобы они шли по стопам старшего брата, конечно, — открытость парня поражала, но разговор до этого к этому прекрасно располагал. Отчасти, из-за того что они, сами того не ведая, были «знакомы» раньше, откровения воспринимались более… уместно. Приподняв руку и щёлкнув пальцами для привлечения внимания, Тарталья подозвал официанта, тихо дополняя. — Да и не стоит погружать детей в грустные реалии взрослой жизни, верно? ㅤ──────── ✦ ────────
Этот парень действительно оплатил счёт (причём немаленький), сдерживая слово, отчасти несколько впечатляя Скарамуччу. В его списке симпатий он плавненько поднимался вверх, обгоняя Дотторе (кандидата на самом дне списка) с лихвой, чего фамильяру было вполне достаточно, чтобы чувствовать себя комфортно. Стоило дверям ресторана открыться уже в качестве прощания - в нос ударил приятный прохладный вечерний воздух. Сделав глубокий вдох, Скарамучча уложил руки в карманы брюк, умиротворённо прикрывая глаза в ожидании: что слов и дальнейших действий Кадзухи, что слов и прощаний от Тартальи; оба неплохо так пообщались этим вечером, если не брать во внимание взаимные словесные подножки и попытки Тартальи выведать у Кадзухи парочку секретов. — Спасибо за компанию, — от Тартальи послышалось сбоку. Достав из кармана брюк кожаный футляр, он открыл его с громким щелчком, выуживая дорогостоящую на вид сигару. Апатичный взгляд вернулся, окрашивая радужки в мёртвый синий, стоило ему зажечь её и сделать первую затяжку. Взгляд устремился на небо, игнорируя царящее вокруг веселье и оживленность. Он выбивался из пёстрой картины, словно блеклое, совсем непримечательное мрачное пятно среди ярчайших красок. — И приятного вам вечера. Как жаль, что даже в праздники работа не ждёт, — Тарталья выдохнул, выпуская в воздух облачко табачного дыма. Противный запах фантомно ударил фамильяра по носу, вынуждая недовольно закашлять. — Уверен, мы ещё увидимся, — лёгкая ухмылка мелькнула на губах, стоило ему взглянуть на недовольно нахмуренного Скарамуччу, только-только откашлявшегося. — В следующий раз ответишь на вопрос? — Какой? — Сметану любишь? — Придурок. Тихая усмешка и ещё одна долгая затяжка. — Рад был знакомству. Сильно уж меня перед Дотторе не ругайте, ладненько? И да. Честно, вы производите впечатление женатой парочки. Забавные. — Да больно надо, — Скарамучча чуть прищурился; его радужки слегка блеснули, причём не то чтобы раздражённо, скорее смущённо-непонимающе. — И вообще, что ты подразумеваешь под… — Взаимно, — Кадзуха дружелюбно улыбнулся, тактично игнорируя вторую часть высказывания. — Благодарю за ужин, и буду рад однажды ответить тебе таким же гостеприимством. Приятного вечера. Подозвав рукой Скарамуччу, он отвернулся, зашагав прочь. Скарамучча, нахмурившись, устремился вслед, даже не перевоплощаясь в кота обратно. Тарталья лишь усмехнулся им вслед, стряхивая с сигары наслоившийся пепел. Сумбурность всего этого знакомства придавала ему особенности, не иначе. ㅤ──────── ✦ ────────
Ну вот. Ни черта не видно. Толпа забила набережную.
— Скажи, Скара. — А? — Скарамучча повернулся в сторону Кадзухи, внимательно проглядывающего через толпу вперёди с загадочной полуулыбкой. Будто бы раздумывающего над чем-то; причём над чем-то неоднозначным, что очевидно. — Ты хотел бы увидеть всё в деталях? Отсюда, даже если я подсажу тебя на плечи, ты вряд ли что-то разглядишь, — Кадзуха говорил так невозмутимо, что выбивало Скарамуччу из состояния равновесия только сильнее. Повернувшись к фамильяру, он слегка наклонил голову. — Тебе бы хотелось посмотреть на происходящее на сцене? Очень хочу, чтобы этот вечер тебе запомнился. Скарамучча не сдержал выдоха, стоило их взглядам встретиться. Звучание музыки на фоне, переговоры и смех, подпевание и насвистывания; красиво обрамляющих их свет фонарей, гирлянд… и он так близко, только протяни руку. И, всё же следуя мыслям, его рука сама неосознанно потянулась к Кадзухе, от чего последний, удивлённо взглянув на неё, протянул свою в ответ спустя совсем небольшую заминку. Переплетя их пальцы между собой он нежно улыбнулся, всё ещё терпеливо ожидая ответ. Стоит ли говорить прямо, что до концерта Скарамучче, честно-то говоря, не было особого дела? Чистое звучание музыки разносилось по всей набережной, игнорируя толпу, нисколечко не портя впечатления, но…Что такого Кадзуха мог ему предложить? Он отчасти догадывался.
И это тихое «хочу» сорвалось с губ Скарамуччи, словно юркая птичка, моментально угождая в цепкие лапки белокурого лиса. Тихое, чуть довольное хмыканье сорвалось со слегка улыбающихся губ; Кадзуха, обернувшись, обратился к стоящим позади зевакам: — Извините, не могли бы сделать один шажок назад? — он учтиво спросил. Недовольное ответное бормотание какого-то мужчины донеслось до слуха вместе с умиротворённым тембром самого Кадзухи, нисколечко не растерявшего своего дружелюбия. — Хотя бы маленький: настолько, насколько сможете. Да, вот так, спасибо. — Какая молодёжь нынче… Но Кадзуха проигнорировал чужое ворчание, поворачиваясь к Скарамучче лицом, вставая прямо перед ним. Распустив замочек из пальцев, он аккуратно обхватил ладони Скарамуччи своими, слегка утягивая к себе; казалось, что хозяин снова приглашал его на танец. Только-только Скарамучча хотел спросить, что именно он задумал, как Кадзуха отвернулся, но хватки на руке не разомкнул. Ветерок закрутился вокруг парочки, привлекая к себе внимание стоящих рядом людей: девушки хватались за подолы юбок и платьев; мужчины цеплялись за головные уборы, удивлённо переглядываясь. — Раз, — Кадзуха тихо произнёс. Загадочная улыбка на его губах становилась всё ярче и ярче, заставляя Скарамуччу насторожиться. Звучание Эрху и Гучжэн окутали набережную, приукрашивая общий, особый антураж, но Скарамучча вслушивался лишь в голос хозяина. Ветер ласково трепал волосы, напоминая прикосновения шкодливого ребёнка; чего не скажешь о его «заигрываниях» с окружением вокруг. — Два… И стоило счёту приблизиться к тройке, как ветерок резко затих, переставая терроризировать локоны наблюдающего с нарочито каменным (в голове он был настороже, ожидая любого подвоха) лицом Скарамуччи; как и попавших под его гнёт стоящих рядом людей. Одна бровь фамильяра неосознанно поползла вверх в ответ затишью, но стоило с губ Кадзухи сорваться этому злосчастному: — Три. Как он чуть ли не закричал, почувствовав, как резко его утянули вверх с озорным смешком. Так легко, словно он ничего не весил; так легко, словно воздух и Кадзуха были одним целым, с лёгкостью уволакивая в свои прохладные объятия. Его пальто развевалось и приподнималось, будто бы тянясь к поверхности из-под толщи воды; аккуратно завязанный хвостик так и норовил шлёпнуть всё ещё выбитому из «равновесия» Скарамучче по носу. Парящие в воздухе бумажные фонарики аккуратно отталкивались в стороны взмахами руки Кадзухи, плавно бороздя мягко-освещённое вечернее полотно. Поднявшись повыше и будто бы встав на ноги, маг уже спокойно вышагивал по воздуху, словно по невидимым ступенькам, моментами перепрыгивая с одной на другую с особой грацией. Ветер поддувал в спину Скарамуччи, помогая неуклюже вышагивать следом, и он, опустив голову вниз, моментально заметил на себя десятки удивлённых взглядов, отдаляющихся с каждой секундой; так не хотелось задеть кого-либо ногами, хоть и поднялись они достаточно высоко.Удивительно…
Воздух казался таким устойчивым, поддерживающим. Даже если бы он пропустил шаг, сбиваясь - ветерок бы подхватил его, направляя в нужном направлении, словно самый любящий наблюдатель. Кадзуха не торопился так, как обычно, будто бы ведя Скарамуччу за руку, аккуратно утягивая за собой на момент самых дальних прыжков; и с какой же лёгкостью он устремлялся за ним. Особая пластичность и грациозность. Воздушность. То, как красиво Кадзуха взаимодействовал со своей стихией; как мягко она укутывала, поглощая самого Скарамуччу, повинуясь и сливаясь с намерениями мага - нечто невероятное, пленительное. Вызывающее чистейшее восхищение. Приступ удивительнейших чувств.Он так сильно напоминал Скарамучче… Пушистое белоснежное облачко.
— Знаешь, Скара, — Кадзуха тихо произнёс будто бы специально на грани слышимости, оборачиваясь. — Ветер всегда на твоей стороне, ты так любим этой стихией, — одно движение, и Кадзуха обхватил его ладони, с уже нежной улыбкой притягивая к себе. — Так давно хотел сказать это тебе.И Скарамучча чувствовал. Действительно чувствовал себя любимым.
По-особенному лично, на уровне сердца; некого странного чувства, но не со своей стороны. Словно бы он чувствовал противоположную сторону. Кадзуху.
Обхватив его запястья и сплетя руки вновь, Кадзуха показательно опустил и перевёл взгляд за спину Скарамуччи, как бы привлекая внимание. Факт того, что они всё еще находились в воздухе, теперь ещё и остановившись, чуть тревожил; фамильяр сжал ладони Кадзухи сильнее. Он доверял ему, но инстинкты самосохранения никуда не исчезали, как бы он себя ни успокаивал; так хотелось заразиться всей этой безмятежностью и невозмутимостью Кадзу. Всё-таки обернувшись, Скарамучча завороженно выдохнул, чувствуя, как ласково Кадзуха поглаживал его по кистям подушечками пальцев. И он был уверен: Кадзуха любовался видом точно также. Безумно красивым видом: людная набережная, празднично освещённая сцена; антуражные декорации, украшенные торговые корабли; фонарики, с их высоты больше напоминающие плавающих под водой мягко светящихся медуз. Вместе с ним всё казалось таким волшебным.Только…
— Только не говори, что мы будем стоять… ну, вот так, — Скарамучча показательно посмотрел под ноги, мысленно всё ещё поражаясь набранной ими высоте. — Или твоя задумка заключалась именно в этом? — А, ох, — Кадзуха чуть спохватился, — нет, безусловно не в этом. Просто засмотрелся немного, такой красивый вид. Мы уже во второй раз выбираемся с тобой вот так куда-нибудь, — его тихий смешок послышался рядышком. — Совсем капельку витаю в облаках. Отвлёкшись от сцены, стоило ему услышать все эти откровения, Скарамучча чуть смущённо нахмурился. Ну да, витает. Почти что буквально. Вернув взгляд к Кадзухе, он принялся слегка пилить его, на что мгновенно получил улыбочку. Озорную улыбочку; ту самую, которую он получал в ответ на свою хмурость в большинстве случаев. Не сулящую ничего хорошего, но не в плохом плане, нет; слово «плохо» с ним совершенно не вязалось.Она означала «игру».
Поддерживающий его ранее воздух резко утратил свою устойчивость. Скарамучча даже не успел среагировать, снова, моментально впиваясь в ладони Кадзухи пальцами, чувствуя, как стремительно они полетели вниз, лишаясь всякой опоры. Он никогда не привыкнет. Всё, что буквально вопило в его мыслях: «засранец-дурак-придурок-ну-сколько-можно»; а прохладный воздух слегка царапал щёки, не спеша подхватывать его. Это сделал сам Кадзуха, притягивая фамильяра к себе за руки с тихим смешком, уже плавно спускаясь вниз, видимо, к крыше одного из домов. Почувствовав под ногами твёрдую поверхность, Скарамучча облегчённо выдохнул. Уверенность в каждом шаге, в твёрдости кровли под ним так успокаивала, но отпускать Кадзуху руки совсем не спешили. Осмотревшись, фамильяр удовлетворённо хмыкнул; действительно, какое удачное место: крыша одного из зданий у набережной, так идеально подходящая для таких вот умиротворённых посиделок подальше от толпы; вид действительно прекрасный. Так смущающе-глупо, но другого от Кадзухи он совсем и не ждал, зная, что точно может ему довериться. — Сегодня весьма прохладно, — Кадзуха произнёс, скидывая с себя пальто, — и сидеть на холодном тебе нельзя… Скарамучча моментально нахмурился, догадываясь, к чему именно Кадзуха вёл. Нет. Только не его пальто. Фамильяр любил его по-особенному, так сентиментально привязавшись к обычной, казалось бы, вещи. Оно так плотно ассоциировалось с Кадзухой: так красиво сидело на нём, подчёркивая общую эстетику образа; так вкусно пахло, стоило ему подойти поближе, будто бы удерживая в себе частичку его «я»… Использовать его, как подстилку - кощунство. — Нет, не смей, — Скарамучча, отпустив руку Кадзухи, моментально вцепился пальцами в рукав скинутого пальто, хмурясь сильнее. Маг посмотрел на него уже удивлённо, более не предпринимая каких-либо действий; спустя пару мгновений его вопросительный взгляд заскользил вниз, прямо на чужие плотно обхватывающие ткань пальцы. «Мне нельзя. А о себе кто заботиться будет. Дурак», — внутренний голос Скарамуччи ворчливо пробубнил вдобавок. — Почему? — всё, что Кадзуха смог произнести, следя за действиями фамильяра. — Не хочу тратить время на… стирку, — Скарамучча отвёл взгляд, слегка смущаясь собственной настойчивости и отпуская рукав пальто. — Мхм, — Кадзуха обронил уже понимающе, — только вот смотреть на происходящее стоя, согласись, не очень удобно. Постираю его са— Скарамучча молча скинул свой свободный пиджак с плеч, сбивая Кадзуху с речи. Ответив на его удивление спокойным взглядом, он, не церемонясь, постелил его на кровлю, умиротворенно усаживаясь и подгибая ноги в коленях. Повернув голову к Кадзухе, как бы намереваясь «пригласить» его взглядом присесть рядышком - Скарамучча застыл. Кадзуха хмурился, причём хмурился так, как умел моментами только он: по-мягкому, чуть плюшево, но вместе с тем показательно-строго; хмурость скорее ласковая, нежели серьёзная. Его настоящую, моментами беспристрастную и холодную хмурость, благо, Скарамучче на себе испытать не пришлось. — Что? — всё, что Скарамучча смог выдать, слегка приподнимая бровь. Он казался таким невозмутимым, но внутри плавился, наслаждаясь настоящими, столь милыми эмоциями Кадзухи. Ладно он, привязавшийся к его пальто по-особенному, но Кадзуха… Что за битва джентльменства. Ну не мог он привязаться к предмету уже его гардероба точно также. Даже на уровне предположений звучало глупо, определённо. Вздохнув, Кадзуха покачал головой, всё-таки подходя поближе и усаживаясь рядышком. Тихий смешок сорвался с его губ спустя пару минут, как и запоздалый ответ: — Не хочет он тратить время на стирку, — Кадзуха тихо-тихо произнёс, уже с интересом наблюдая за происходящим на набережной действе. Скарамучча аккуратно повернул голову, молясь на своё боковое зрение, и всё же замечая, как полуулыбка окрасила профиль хозяина. Кадзуха чуть тише добавил: — Мило, Скара, — он поймал взгляд фамильяра, поворачиваясь к нему в ответ. Кадзуха улыбнулся, стоило Скарамучче слегка вздрогнуть, когда его так легко уличили в разглядывании. — И всё же не так сложно сказать прямо, м? Скарамучча замер, почувствовав уже знакомую тяжесть любимого пальто у себя на плечах. Снова так учтиво и заботливо, хотя он даже не мёрз; тепло от такого жеста скорее проникало в самое сердце. Запах морского бриза даже близко не стоял с особым ароматом свежести, эфирности и воздушности, застывшей в ткани его пальто. — И тем не менее, — Кадзуха, удостоверившись, что пальто не сползает с плеч Скарамуччи, вернул взгляд на сцену, произнося чуть тише: — мне так жаль твой пиджак. Надеюсь, он нигде не порвётся и не сотрётся, иначе будет очень грустно.Да нет. Ну быть не может. Неужели то неловкое предположение было… верным?
— Тебе так нравится мой пиджак? — Скарамучча спросил прямо, тоже устремляя взгляд вниз, так надеясь на утвердительный ответ. Почему? Наверное, даже самые маленькие намёки на столь взаимные чувства и привязанности грели его сердце. — Нравится. Я дорожу всеми твоими вещами. Скарамучча тяжело вздохнул, чувствуя, как грудь слегка сдавило. Он снова превращался в это, он снова так сильно чувствовал… — Почему? — фамильяр взял рукава пальто Кадзухи в руки, принимаясь теребить их пальцами. — Ты же столько всего умеешь, Кадзу. Неужели не сможешь, не знаю, восстановить его? — Потому что дорожу тобой, чего никогда не скрывал, как бы моментами ни казалось иначе, — Кадзуха отстранённо произнёс, взглядом следя за одним из бумажных фонариков, плавно взмывающим вверх. — Восстанавливать то, что разрушено или испорчено крайне сложно. Как думаешь, почему я не привёл в порядок ту часть поцарапанного пола? — Кадзуха перевёл на него взгляд, замечая, как фамильяр нахмурился. Всё, что волновало Скарамуччу прямо сейчас - первая часть фразы. Он вцепился в неё, как котёнок лапками, теряя интерес ко всему остальному, что Кадзуха моментально заметил. — Ох, тебе так хочется задать ещё одно «почему»? Обязательно задашь, Скара, но не сейчас. Ещё не время, но ответ, уверяю, ты обязательно получишь.Ответ…
Есть вопрос, который ему необходимо задать. Он пообещал себе.
Плавная смена мелодии и громкий залп фейерверков заставили Скарамуччу вздрогнуть и отвлечься от мыслей: яркие разноцветные искорки прорезали ночное полотно, так празднично освещая городское небо. Красиво, всё как на ладони; так близко, так детально, так изолированно и спокойно. Никого лишнего, никого, кто мог бы помешать; только они. Лёгкий морской ветерок словно бы наблюдал за кульминацией праздника вместе с ними, отгораживая их от сернистого запаха пороха. Скарамучча слегка повернул голову вбок, отвлекаясь от любования салютом, чувствуя, как сильно давненько мучающий вопрос грыз его изнутри под аккомпанементы праздничной музыки, яростно не желая отпускать. Кадзуха сидел так близко, почти что касаясь плечом; моментами Скарамучча чувствовал уже привычную щекотку белокурых локонов, что то и дело будто бы сами тянулись к нему. Он здесь, он рядом; Скарамучча имел право на этот вопрос, нет, он ничего не испортит, ведь Кадзуха сам говорил, что открыт ему. Хоть и частично, но открыт. Не испортит, не разрушит то хрупкое подобие взаимоотношений. Не должен… — Кадзу. — М? — Меня давно волнует кое-что. Скарамучча никогда так не осторожничал, это прекрасно выражалось в несколько робком и неуверенном тоне (совершенно ему несвойственном), что Кадзуха точно заметил. Маг повернулся к нему, чуть обеспокоенно хмурясь; его рука будто бы дёрнулась в ответ, желая коснуться чужих пальцев в качестве некой поддержки даже без понимания контекста. Ещё один громкий залп фейерверка осветил окружение, провоцируя уйму счастливых криков и посвистываний, но ни Кадзуха, ни Скарамучча не придали ему значения, сосредоточившись лишь на друг друге. — Если тебя это так волнует, — тон Кадзухи был мягким, но вместе с тем таким же осторожным, — пожалуйста, расскажи мне. Скарамучча даже не знал, как выразить все свои переживания правильно; не до конца понимал, как сформулировать эти чувства и страхи в одно целое. Проблема ведь была не только в этом злополучном: «ответ, способный тебя уничтожить», нет. Проблема казалась более широкой, тревожной, ведь его волновал весь Кадзуха, но он не мог сказать это в лицо так прямо; он не знал его столь близко, столь долго, чтобы утверждать, но… сердце, восприятие, те же самые чувства подсказывали, что с ним определённо что-то не так. Нечто схожее с тем, как горящий своим творением художник точно бы заметил подмену или лишние мазки на картине, которую знал и чувствовал по-особенному. С Кадзухой что-то не так, как бы он не пытался скрыть. Сложно. Сложно-сложно-сложно. Скарамучча чувствовал, как терялся и сомневался в трезвости собственного рассудка, утопая во всех этих непонятных противоречиях с головой, не до конца веря в правильность и уместность каждой мысли. Он не знал его, не знал совсем. Они знакомы так мало, их не связывает абсолютно ничего кроме контракта, но почему тогда… Почему он прекрасно понимал и отличал, какие его чувства настоящие, а какие - лишь красивая маска; понимал, что скрывается за всей этой цветастой мишурой, хотя они, их знакомство - лишь случайность, «счастливое» стечение обстоятельств. Он знал это. Он был уверен в этом.Почему.
Почему эти чувства были такими яркими. Он не мог надумывать.
— Очень сильно волнует, — Скарамучча вздохнул, собираясь с силами. Фамильяр укутался в пальто сильнее, прижимая его к себе за воротник обеими руками; заметив, как Кадзуха терпеливо ожидал, смотря на него мягко и понимающе, не желая сбивать с настроя, он продолжил: — Тебе было, ммм, плохо в тот день. Я не знаю, как ещё назвать это состояние…Кадзуха, кажется, понял всё сразу же.
И, в подтверждение, нахмурился: некогда тёплый алый едва заметно похолодел, но он, не отрываясь от лица Скарамуччи, внимательно слушал дальше. Ещё один залп фейерверка, так ярко освещающий апатичное, потерянное лицо Кадзухи; воодушевлённые завывания и пение на фоне тяжёлого разговора. Наигранная улыбка на губах Кадзухи не заставила себя долго ждать, моментально провоцируя хмурость на лице Скарамуччи: он двигался в правильном направлении, но его это совсем не радовало. — И когда я спросил, что с тобой, — Скарамучча чуть прищурился, вспоминая ту сцену во всех тревожных подробностях: нездорово-холодные пальцы Кадзухи, тот его совершенно пустой и безжизненный взгляд; голос, лишённый всяких эмоциональных окрасов. — Ты сказал мне, что я не готов услышать ответ на свой вопрос. Что ответ на него способен меня уничтожить, — собранная синева смотрела прямо в ничего не выражающий алый. — Что именно ты имел в виду? — Хм, — Кадзуха отвёл взгляд, ветерком подхватывая один из бороздящих воздух фонариков словно бы с желанием отвлечься. Пара движений пальцами, и он был почти у его рук, мягко освещая задумчивое выражение. — Какой интересный вопрос. И именно он тревожил тебя такое долгое время? Тебе стоило сказать об этом раньше, — Кадзуха повернулся к Скарамучче, отталкивая фонарик вперёд пальцами напрямую. — Не хочу, чтобы тебя изводили подобные чувства. Скарамучча молча наблюдал за плавным покачиванием и перемещением фонаря в воздухе; ветерок пробежался по его макушке в несколько успокаивающем жесте, окончательно сбивая с понимания ситуации. Никаких бушующих ветров, снова ничего такого, что могло бы указать на истинные чувства Кадзухи. Тогда почему? Почему он так отреагировал, нахмурился, когда он только-только озвучил вопрос?Ему так хотелось растоптать все его маски. Разбить каждую, даже если это грозило изрезать руки в кровь.
— На самом деле у меня нет конкретного ответа на твой вопрос, — Кадзуха вздохнул, резким движением откидывая фонарик далеко-далеко, почти что переворачивая его грубыми дуновениями воздуха. — Ты прав, я действительно был не в себе: некоторые особо тяжёлые заклинания не очень хорошо сказываются на мне и моём...самочувствии, если так можно выразиться. И из меня выходит то, что я предпочёл бы спрятать за десятками замков, — он слегка нахмурился, приподнимая голову, стоило ещё одному фейерверку запуститься в воздух. — Не слушай меня в такие моменты, Скарамучча. В такие моменты лучше… Громкий взрыв, распавшийся на множество сияющих искорок, так красиво и приятно для слуха хлопающих в воздухе. Словно множество золотых блёсток, падающих с неба. Только Скарамучча смотрел лишь на Кадзуху с ощущением того, что его сердце ещё бьющимся бросили в ледяную воду. — Избегай меня. Скарамучча сбивчиво выдохнул, замечая несколько тяжёлую улыбку на губах Кадзухи, которую он даже не пытался скрыть. Не пытался придать ей лёгкости, как-либо фальшивить. — Для своего же блага, — Кадзуха уже прошептал, разрывая напряжённый зрительный контакт. Оба перевели всё своё внимание на шоу и фейерверки, более не проронив и слова. Такое странное чувство: мир жил, двигался вокруг, пестрил красками и праздничным счастьем, но здесь, на этой самой крыше, оно словно злополучно застыло, сгущая все их тягостные чувства в невидимый, но сказывающийся на дыхании туман.Стоило салюту закончиться - музыка заиграла вновь, но уже на манер окончания, некой развязки всего праздничного действа.
Вопрос и ответ, повлёкший за собой десятки новых; Скарамучча не знал, что чувствовать. Он сыпался в непонимании и попытках уложить всё сказанное Кадзухой по полочкам, но у него не выходило, совсем не выходило. Всё сводилось к этому глупому почему, хоть и сказали ему причину, отчасти, почти что прямо; только вот часть самой желанной информации снова осталась за кулисами, куда его не пускали. Почему с Кадзухой вообще могло произойти нечто подобное? Почему он становился таким? Таким пугающим, холодным, безучастным, словно бы неживым.Как он, Скарамучча, чёрт возьми, должен жить с этим. Как он может ему помочь?
И кто из них ещё нуждался в помощи больше?
— Оххх, Томо, наверное, уже весь извёлся, — Кадзуха умиротворённо бросил спустя пару минут, резко поднимаясь с места. Будто ничего и не было, поражая своей невозмутимостью и переводом тяжёлой темы на… их наглого и вреднючего беленького домашнего кота. Любезно протянув руку Скарамучче, он нежно улыбнулся, стоило ему молча подняться и перекинуть чуть запачканный, но невредимый пиджак через руку. — Держись крепче, очаровательный; позволь ветру позаботиться о тебе.Хоть один явный плюс: Скарамучча действительно не испортил их взаимоотношения этим тяжёлым вопросом.
──────── ✦ ────────
Этот вечер действительно чувствовался провальным. И, казалось бы, когда хуже уже некуда…
Скарамучча потерялся.
Прикрыв макушку ладонью, наивно надеясь таким образом хоть немного спрятаться от начавшего моросить дождя, он бегал глазами по почти что каждому прохожему, надеясь зацепиться за беловолосую макушку с отличительной алой прядкой. Дождь, только добивающий его раздражение на фоне мельтешащей и спешащей расходиться по домам толпы; ухудшающий видимость и ориентацию в пространстве. Кадзуха отошёл буквально на пару минут, и Скарамучча, упустив то, как сам же умудрился заблудиться, уступал проходящим людям дорогу, не заметив, как его вытеснили с места, где маг просил его дождаться. Фамильяр был уверен: Кадзуха отошёл совсем недалеко, следуя их основному правилу, но… его умудрился нарушить сам Скарамучча, плутая и выискивая то самое место с нарастающим чувством тревоги в груди. Он нарушил правило, кажется, заблудившись окончательно. Оступился. Оно ведь было обговорено не просто так; оно ведь соблюдалось столь строго. А он… Нарушил его.И теперь остался один, причём непонятно где. Потерял Кадзуху, что ещё тревожнее.
Сделав глубокий вдох и прогнав из головы всё лишнее, Скарамучча остановился у обочины; так, чтобы не мешать кому-либо из прохожих. Он дал себе мысленную оплеуху, отрезвляясь: сейчас не время для паники. Они были на площади, а к ней ведёт несколько, вероятно, безлюдных переулков. Прекрасно. Скарамучча осмотрелся, пытаясь хоть немного сориентироваться, вспоминая, как они гуляли по всем этим улочкам вместе ещё задолго до начала шоу с фейерверками; ритмичное постукивание подошвой обуви по мокрой каменной кладке помогало немного собраться и сосредоточиться на воспоминаниях. Шастать в одиночку по изолированным переулкам опасно, особенно в такой масштабный праздник, когда карманщиков и желающих лёгкой наживы особенно много, но Скарамучча способен постоять за себя. Прекрасно способен. Вздохнув и нахмурившись, он зашагал вперёд, внимательно следя за окружением: счастливые, моментами чуть раскрасневшиеся от алкоголя лица, сменяющие друг друга так быстро и небрежно; словно фоновые изображения на замыленной картине, до которой ему не было дела. Такие пёстрые, разнообразные во внешних признаках люди на фоне уже засыпающего города, но всё, что Скарамуччу интересовало - белый, алый и бежевый. Стоило ему хоть раз уцепиться за этот набор цветов и не увидеть в них Кадзуху, а лишь что-то очень уж отдалённо похожее - фамильяр раздражался, цокая языком, продолжая скользить взглядом по каждому встреченному на пути лицу, бегая от одного к другому, быстро теряя интерес.Скарамучча.
Фамильяр застыл на месте, сбиваясь с и так неровного дыхания; раздавшееся рядом ругательство какого-то зеваки, которого он, судя по всему, чуть не задел, было им полностью проигнорировано. Окружение будто бы застыло, и всё, что волновало впавшего в липко-тревожное оцепенение Скарамуччу, - голос Кадзухи. Прямо у него в голове. И не такой, как всегда. Не такой, каким он привык его слышать. Другой. Словно бы он стоял за его спиной прямо сейчас, безэмоционально шепча прямо в макушку; давя своим присутствием, покрывая слоем инея.Разве я не говорил тебе? Не отходи от меня так далеко.
Холодный и чистый, как студёная родниковая вода; моментами пугающе-безжизненный в окрасах, как тогда, в тот самый день. Неприятные мурашки пробежались по спине, и не сильно докучающий ранее дождь казался таким неприятным, склизким, пробирающим до самых костей. Ледяным, высасывающим из него последние крохи тепла; нечто добивающее с казалось бы морозным выдохами и словами в его голове. Внимание сместилось в сторону до боли знакомой фигуры, резко вышедшей из переулка впереди, в который Скарамучча вот-вот планировал свернуть. Белокурые локоны прятали профиль и все эмоции на лице внезапно объявившегося мага, но… …Но Скарамучче не нужно было видеть, чтобы понять: с Кадзухой что-то не так. Снова, и он уверен в этом. Чувствует это. Почему? Почему снова так ярко. Что, чёрт возьми, с Кадзухой вообще происходит. Это не злость в его тоне, которая могла бы привести к холоду; ни раздражение, ни апатия, нет. Нечто иное. Будто бы вся его эмоциональность, человечность отключалась по рывку рубильника, Скарамучча узнал этот окрас. Он уже его слышал.Нашёл.
Все его мысли тут же заглохли, стоило Кадзухе резко, слишком резко повернуть голову в его сторону; впиться в него взглядом тёмно-бордовых безжизненных радужек. Его сразу же поймали в ловушку, моментально вылавливая из толпы, смотря прямо в душу, не выражая и толики эмоций; застывшая в них пустота будто бы поглощала, приковывала к себе, размывая внимание к окружению вокруг. Они смотрели друг на друга неотрывно через завесу дождя. Находясь на достаточном расстоянии, но вместе с тем так близко. Тревожно до дрожи. Почему Кадзуха не подходил сам, почему ждал? Неужели… Избегал его сам? Но почему. Чёрт, снова это гадкое почему.Ну же. Иди ко мне.
Голос в голове будто бы на секунду смягчился, но его мимика оставалась всё такой же безжизненной. Столь отстранённое выражение вместе с холодным шёпотом в голове могли напугать, обескуражить, но… Скарамучча не боялся; сердце не испытывало и толики страха. Всё, что он чувствовал, застывая - тревожность. Сосущее чувство неправильности, непонимания происходящего. Чуть влажные и спутанные белокурые локоны, которые так красиво гармонировали с его непринуждённой улыбкой и мимикой, оживленностью, прямо сейчас лишь привносили больше тревожных окрасов. Красивый, вроде бы и являющийся собой, но вместе с тем - нет. Другой. Скарамучча понял, что именно это ему напоминало: лицо покойника. И не сильно важно, какие эмоции красовались на нём ранее при жизни: смерть искажала и смывала их, нанося новый слой поверх. Пустой и обезличенный. И Скарамучча, даже не задумываясь, сделал шаг вперёд. Кадзуха, чуть опустив голову, уличил его в этом маленьком шажке, следя внимательно, но молча. Ни улыбки, ни усмешки. Ничего. Скарамучча словно бы чувствовал себя под прицелом, стараясь отвлечься от бегающего по позвоночнику холодка; это Кадзуха. Кадзуха… Шаг за шажком, и Скарамучча, не отрывая взгляда, следил за хозяином, задержав дыхание. Нет, этого быть не может… Кадзуха «оживал» с каждым его шагом. Человек далёкий и непонимающий бы точно не заметил разницы, но Скарамучча понимал слишком хорошо; видел каждую перемену. Некогда тусклый бордовый словно бы заполнялся жизнью, тёплыми красками, стоило ему начать сокращать расстояние между ними. Дающая о себе знать в мелочах мимика, даже вновь проглядывающее дыхание; возвращающаяся к нему человечность. То неуловимое, но искажающее его хозяина до неузнаваемости.Лёгкий аромат мяты пощекотал обоняние, пробивая фамильяра на такие противоречивые чувства. Он так близко.
— Я ведь просил тебя, Скара… Рука улеглась на макушку, стоило ему подойти почти что вплотную, вынуждая чуть вздрогнуть. Всё ещё холодная кисть Кадзухи прошлась по волосам фамильяра ласково-ласково на манер поглаживаний, а на губах мелькнула улыбка вместе с таким мягким: — Не отходить от меня далеко, — пальцы Кадзухи запустились в тёмно-синие локоны, от чего у Скарамуччи прошлась дрожь по всему телу. Уже потеплевшие подушечки пальцев коснулись кожи головы. — Ты ведь мог совсем потеряться, и как бы я тебя нашёл, м?Какого. Чёрта.