***
Ему трудно различать время, постоянно теряется, часто сутками не спит из-за страха и шума, кажется, будто каменные своды вопят жуткими голосами, пробирающими до костей. Ему не снятся сны, зато терзают видения с криками и стонами, воем провинившихся перед Его Величеством, коих безжалостно пытают прямо здесь, дробят кости, окропляют пламенной кровью внутренности горы. Пару раз юнец видел изуродованные тела: у кого-то синяя, у другого — обугленная кожа, у одного её и вовсе не имелось. Пялился неотрывно. Тогда буквально вывернуло наизнанку от омерзения, а вместо поддержки получил едкую издевательскую шутку. Живёт в обители боли, тьмы и смерти, совершенно непригодной для ребёнка. А совсем недавно Рыжик отогревал огнём магии очень красивую и такую ласковую девушку, правда, не может вспомнить, когда. Дни путаются, подобно нитям, сворачиваются в паутину клубков, события наслаиваются, мешаются, сливаются в непроглядную темень, ломающую голову необъятностью, она способна задушить. Память оставляет обрывки, мальчишка не хочет принять их, глупой ложью обзывает. Красавица с длинными светлыми волосами сидит в соседней от хозяйской спальни зале на мягкой расшитой узорами тахте и совсем одна, подобрав под себя ноги, выглядит задумчивой. Несмотря на такую же лёгкую, как у мальчишки, одежду, дрожит, даже горячее вино со специями, витающее в воздухе вкусными пряностями, коими, вероятно, пропахнет мебель после ухода посетительницы, не помогает. Возможно, всё только к лучшему, ведь от закоулков Гром-горы веет холодом, одиночеством, лишь чужие принесённые вещи имеют запахи. Всё, будто мертво, покинуто, за исключением пары спален и рабочего богатого кабинета, где проходят аудиенции. Огромный дворец, где обитают двое: величественный злой владыка и замученный маленький приёмыш. Похоже, девушка вынуждена ждать, когда освободится Вечный Король, мёрзнуть ради собственной прихоти — сделки с тьмой. «Видимо, тоже назначена встреча», — думает Рыжик, заглядывая во время обхода к даме, не находит ничего интересного и спешит уйти. Однако незнакомка оборачивается на шорох у двери, замечает ребёнка, манит к себе звонким, как капли дождя, голосом, просит сесть рядом. — Составишь мне компанию, пока твой папа занят важными делами? — Девушка манерами напоминает мальчику снежную кошку, которые часто охотятся на Гром-горе. Несколько раз ему удалось приманить хищника куском украденного со стола мяса и погладить. У незнакомки очень приятный, мягкий голос, а вот слова противны до безобразия. Нравится на неё смотреть: на изящные руки с тонкой цепочкой золота, на улыбающееся лицо с маленьким носом с не портящей вида горбинкой, длинные, чуть желтее снега волосы. Рыжик разглядывает незнакомку, не отрываясь, пока та пьёт, зажимает дымящуюся чашку и не видит вдохновлённого взгляда в свою сторону. Красивая, наверное, поэтому он остаётся, не продолжает каждодневный обязательный обход. Ему не попадёт за то, что выполняет просьбу посетительницы? Не должно. Ушлый, наоборот, обязан похвалить, ведь мальчик развлекает его гостей. Да, он хороший, заслужит поощрение. От этих мыслей на сердце радостно, однако поправить оплошность стоит. — Этот выблядок мне не отец, — мерзко, что их сделали семьёй, оттого хмурится, а дама кривится, говорит чуть строже, чем раньше. — Ты же такой милый мальчик, нельзя грубо разговаривать, тем более обзываться. Ещё и на отца так говорить! Думаешь, ему будет приятно услышать, как ты о нём отзываешься? Нет, он расстроится, если узнает, а тебя наругает. Это очень-очень плохие слова, — и всё же, говоря это, она приобнимает мальца, зарывается пальцами в недавно подстриженные пряди. — Какой ты горячий! Ты не болеешь? Незнакомка целует в лоб, оставляет влажный след от прохладных губ. Рыжик отталкивает, ему непонятно, зачем надо трогать его. Смотрит грозно исподлобья. — Нет, просто ты холодная, — фыркает в ответ Рыжик. С каждой новой фразой девушка нравится меньше и меньше — лучше бы вообще рта не открывала. — Какой грубиян! — возмущается дама, вновь прикладывается к вину, которое успела поставить на стол рядом. При резком повороте мальчишка видит в вырезе платья голую грудь в мурашках и сморщенный сосок, засматривается, невольно сглатывает от внезапного желания спрятать прелесть в ладонях. — Как тебя зовут, маленький грубиян? — Ушлый запретил мне называть своё имя, но ты можешь звать меня Рыжим, — гордо, со взрослой серьёзностью заявляет он. Ведь уж чего, а оказаться побитым точно не хочет. Совсем недавно зажил синяк на рёбрах, когда мальчик в прошлый раз спьяну при Вечном Короле проговорился. — Какой ты скрытный, маленький Принц! — Незнакомка вместе со словами треплет за щёку, будто издевается, тот недовольно, но тихо рычит. — Мне кажется, Принц тебе подходит больше, но и Рыжик тоже звучит. — Рыжий, — поправляет он, однако ругаться желания не возникает, поэтому меняет тему. — Тебе же холодно? Я могу тебя разогреть, если хочешь? На простое и понятное предложение она почему-то звонко смеётся, а после, вытирая выступившие слёзы, произносит: «Ты ещё слишком мал для такого». Мальчишку больно задевают слова, Вечный Король бьёт как взрослого, совсем не жалея, к тому же ученик хорошенько поднаторел в магии, уж согреть девушку сможет. Как она вообще смеет сомневаться в его способностях? Ну ничего, сейчас Рыжик продемонстрирует умения, покажет, как глубоко ошибается: не спросив, подныривает под изящную руку с цепочкой, утыкается лицом в мягкую грудь, сгребает замёрзшее тело в охапку. Под кожей колюще струится пламя, но юный маг не даёт выйти за пределы жгучими языками, чтобы не обжечь, сам опасно греется, стоически терпит жжение. Дама взволнованно ойкает, слабо отталкивает, но стоит почувствовать тепло, успокаивается, проводит ласково по волосам. Принц упрямится, шикает, а по итогу поддаётся порыву приятных сердцу ощущений, пробудившихся от чужих прикосновений. Дама со всей присущей ей грацией выпутывается из объятий, Рыжик хочет к мягкой, как пуховая подушка в спальне, груди, грубо и резко лезет обратно, боится потерять. Девушка по-кошачьи изящно выскальзывает из цепких рук, ложится, притягивая к себе, укутывая материнской заботой. Тот вновь утыкается лицом, на сей раз нагло в вырез платья, он обнимает ещё дрожащее холодом тело, греет теплом своего огня. Принц цепляется за незнакомку, проникаясь нежностью и лаской, вдыхая сладковатый аромат, пьянящий детский разум, закрывает глаза. Внутри помимо магии пробудилась какая-то дрянь, копошится целым роем, что аж сердце сдавливает тянущей болью, маленькие ручки сжимают в кулаках лёгкую ткань. Вечный Король такого никогда не позволял, только наказания за любые провинности щедро отсыпал, не спрашивал о самочувствии, не гладил по голове, почти не хвалил за победы. В горле что-то застревает, с кашлем не выходит, но дерёт изнутри когтистым зверем, клокочет яростно, понимает, что не способен прекратить пытку. Чувствует, как слёзы выступают на глазах, хочет, но не может остановить позор, беззвучно корит за слабости, грызёт губу нещадно, в кровь, охвачен бьющим по больному стыдом за эмоции. Всхлипывает. Принц загнан в безвыходное положение, в отчаяние мечется в пучинах разума, заглядывая в потаённые уголки, ужасается уродливым образам, скалящим смрадные пасти. От них воняет мертвечиной, гнилью. Что они забыли у мальчишки в голове? Мигом всё исчезает. Рыжик трясёт от осознания пустоты, в которую провалился и не заметил, как, когда, потерялся, забылся. А выход? Выхода нет. Пламенные капли опадают с глаз, не оставляя ожогов на бледной, чуть ли не мертвецкой кожи. Быть может, и мертвецкой — она ледяная. Мертва. Убита им. Утыкается плотнее, плачет горше прежнего, слабые лилейные прикосновения указывают путь к жизни. И всё же злится. Злится на себя за неподобающее поведение.Злится за поганые слёзы, которые не смог сдержать.
Рыжик не знает, почему плачет, почему жмётся к незнакомке, почему та не гонит, не бьёт, а утешает. Задерживает дыхание, ведь обычно помогало, вместо этого слышит треск ниток платья, когда крепче сжимает ткань в кулаках. И снова ничего не говорят, не ругают. Слёзы душат неснимаемой петлёй, он жадно хватает ртом воздух, трётся носом о гладкую кожу в мурашках. Невидимый зверь внутри безутешно воет, ломает мальчишке рёбра мощными челюстями, раздирает, разгрызает прутья из костей, клетку из плоти в кровавые ошмётки превращает. В голове знакомые картинки запытанных несчастных, сейчас он на их месте. Пока не поздно, пока ещё себя контролирует, Принц развеивает пламя, больше не греет замёрзшую даму, но и не отпускает, эгоистично тает. Нового странного чувства боится сильнее Вечного Короля. Не понимает, не принимает той ласки, коей одаривали, ждёт наказание, которое не наступает. — Ну ты чего расплакался, всё же хорошо было? — добродушно шепчет незнакомка, целуя шмыгающего мальчишку в пламенную макушку. Он поднимает на неё явно покрасневшие глаза, ищет подвох. Не находит. Снова утыкается нежиться в грудь. — Маму вспомнил? Скучаешь по ней, да? Оставляет вопросы без ответа. Рыжик не помнит матери, а родного отца и вовсе никогда не видел, представлял их по редким рассказам Ушлого, которые, должно быть, являлись правдой лишь наполовину. Рос без женского тепла, любви, заботы, ведь наставник холост и бездетен. К родившей его даме мальчик испытывал сочувствие за печальную судьбу, испытанные страдания, а вот отцов ненавидел всей душой: кровного — за то, что обрюхатил королеву и свалил, наплевав на их жизни, наставника — за излишнюю жестокость и частое враньё. Принц мог сейчас поспорить, нагрубить незнакомке, заявить, что та не права, вместо этого подбирает кусочки разбитого сердца, слепляет тягучим бальзамом. — Как я мог оставить даму одну! — Рыжик дёргается и просыпается от возгласа Вечного Короля, тело холодеет в ожидании наказания, ведь кажется, что малец совершил непростительную глупость. А слышит приглушённое: — Тихо, у тебя сын только уснул. Принц не хочет отпускать девушку, когда та старается аккуратно, не разбудив, выпутаться из сонно-сладких объятий. Она всё равно уходит, а он в страхе не особо препятствует, понимает, что в спектакль Ушлый не верит, но почему-то молчит, не отвешивает болезненных ударов. Отчего ужас накатывает с новой силой, встаёт толстой жабой в горле, а главное, что пошевелиться не в состоянии. Как бы заледенел. Слышит, как почти беззвучно закрывается дверь, неразборчивые голоса в коридоре, удаляющиеся шаги, заводят в спальню. Почему Вечный Король повёл даму туда, все встречи всегда проводятся в кабинете — такие правила, исключений не существует ни для кого. Рыжик пугается за добрую красавицу, вскакивает резко, чуть не падая на тахту — кружится голова и темнеет в глазах. Рядом никого, когда окончательно приходит в себя, а на столике чашка недопитого и уже остывшего вина, значит, не приснилось, не видения, присланные пустотой из недр. Видимо, и правда, пошли в покои Его Величества. Сжигаемый любопытством, хочет посмотреть. Готов наброситься на наставника с кулаками, если потребуется, хоть как-то отплатит за нужную ласку. Быстро и осторожно, без лишнего шума, он пробирается в своё секретное место, где слишком часто прячется от хозяина заснеженного дворца, находясь под самым носом владыки. Мальчишка ползёт на животе по узкому лазу, осознаёт, что скоро не сможет протискиваться, тренировки делали крупнее и сильнее. Явился с тяжёлым вздохом. Шепчет простенькое заклинание, чтобы видеть сквозь каменную серую толщу горы. И он цепенеет от картинки. Не истолковать с точностью испытываемых эмоций: отвращение и любопытство, граничащее с безумием, страх и что-то ещё, пока неизведанное ранее, что сегодня зашевелилось при виде полуобнажённой женской груди. Чувство приятной глазу красоты с ноткой запретности. Так и не определяется, куда кренит сильнее, оставалось только смотреть неотрывно с разинутым в немом крике ртом. Два голых тела на воистину огромной постели, где поместилось бы гиганта три, приковали взгляд непонимающего намертво. Девушка без платья кажется в разы красивее, с запоминающейся улыбкой, коей одаривает Ушлого, как Рыжика не так давно. Она без стеснения лежит на животе между ног Вечного Короля и трогает члены, по памяти они были меньше, когда недавно вместе мылись, руками, что самое притягательное и тошнотворное одновременно — это поцелуи. Добрая милая незнакомка водит бесстыдно языком по всей длине, быть может, с показным наслаждением. Мальчишка, зажимая рот, сопит от переполняемой злости, чувствует, как уходит онемение от клейкого, ледяного испуга, на спину давит тяжестью горы бессилие. Как красавица может с лёгкостью полностью проглатывать то один, то другой? А мразь при власти спокоен, гладит новую зверюшку-кошку по волосам. Рыжик ужасается, мечется в сознании и не находит оправданий чужим действиям. Злость вскипает в жилах, мерзкая тварь, склонил наивную девицу к отвратительному, пустил в ход манипуляции, излюбленный шантаж, угрозы. Да, угрожал, что не поможет ей, если не… А что он, собственно, наблюдал? Происходящее будто пропитано ложью, коей хозяин охотно пичкает мальчишку. Сном, точно, так оно и есть, ведь успел задремать в соседней комнате, укутанный заботой, как бы материнской любовью. Наставник смотрит вверх, словно видит наблюдающего юнца, сжавшегося сильнее в конуре, однако связывающий, смолистый страх отступает почти сразу, когда Ушлый переводит взгляд на партнёршу, тянет за светлые волосы. Вечный Король не выглядит оробевшим, вернее сказать, расслабленным, довольным, явно нравится чувствовать язык, ласкающий члены. Принц ощущает непривычную тесноту в штанах, щупает рукой почти бездумно, не отвлекаясь от созерцания сцены, везде горячо, а в паху ещё и твёрдо. Удаётся разглядеть женскую грудь: она голая, с тёмными сосками. Смущение приливает к щекам, вновь загорается порыв сбежать и всё забыть. Не следует наблюдать за происходящим, однако влечёт. Вечный Король медленно, аккуратно, придерживая за талию, усаживает красавицу на бёдра, там, где находятся члены, гладит острые лопатки и что-то говорит с довольной рожей, Принц не слышит слов, ведь боится, что раскроют. Боится гнева всемогущего хозяина. Девушка держится за плечи, впивается ногтями, запрокинув голову, закусывает губу, мальчик чуть ли не кричит в голос: «Прекрати, ей же больно!» Одна из серых рук прячется у промежности, что-то происходит, но не разобрать, и вот незнакомка полностью опускается, изгибая спину колесом. Заворожённый зрелищем, мальчишка облизывает пересохшие губы, а Ушлый проделывает то же действие с правым соском, виден раздвоенный язык, вторую грудь прячет в ладони. Он жадно щупает женское тело, которое извивается на нём. Зубы оттягивают левый сосок, дама прижимает голову к себе, что-то говорит и тяжело дышит, как бы задыхаясь. Рыжик сам делает глубокие вдохи, а сердце шальное колотится быстро-быстро, кровью в ушах шумит. Очень хочется, чтобы прекрасный ужас закончился, добрая незнакомка не должна страдать, Ушлый во всём виноват, чтоб он сдох, выблядок! Если бы не он, сейчас бы Принц спал в обнимку с ласковой, нежной и невероятно мягкой девушкой, та бы гладила пылающую макушку, утешала, баюкала, точно мать. Засасывало в то непередаваемое сказочное состояние, от которого душа пела, тонула в сладости вкуснейших конфет, коими редко угощал наставник. Малец прячет лицо в раскрытых, испачканных каменной пылью ладонях, щедро моет слезами, больно видеть чужие страдания, когда испытываешь одновременно удовольствие. Плавные изгибы обнажённых тел взывают к чему-то глубокому и естественному. Прошибает дрожь, хочется обладать безграничной, непоколебимой властью над кем-то. Рыжик желает так же овладеть красавицей, трогать за прыгающие округлости. Всхлипывает. Тошнит от этих мерзостей. Рука снова нащупывает твёрдый член, трогает через ткань, лишь бы унять неприятные ощущения. Будто знакомой молнией от повелительного перста прошибает, сам лупит себя в наказание. Красавицу бьёт дрожь, орёт от невыносимой боли, изогнувшаяся, мальчишке кажется, что слышал протяжный надрывный вопль, который просочился сквозь мёрзлую толщу Гром-горы. Тонкие пальцы вцепляются ногтями в округлые плечи, оставляют чернеющие полосы на серой коже. У обоих на лбу блестят капли пота, но незнакомка обессиленно падает в объятия Вечного Короля, который аккуратно подхватывает и укладывает на кровать, широко разводит гладкие девичьи ноги, устраивается между. У Рыжика перехватывает дыхание, когда видит, как наставник беззвучно для него что-то произносит, помогая рукой, прячет нижний член в даме. Впечатляется. По верхнему скользит ладонью, странно двигает бёдрами: то от девушки, то прижимается вплотную пахом. Она мнёт грудь, оттягивает соски, крутит пальцами, прикрыв глаза, редко вскрикивая. Ушлый ускоряется, движения становятся грубыми и резкими, пока в один момент руки не меняются: теперь он сжимает грудь, а она гладит вынутый член. Наблюдатель вновь щупает пах через ткань, отдёргивает себя, когда заметил, что активно тёрся о ладонь. Однако таким нехитрым образом дискомфорт пропал, и на штанах проступили мокрые пятна. Стыдно, кажется, обмочился, но не понимает, почему. Взгляд возвращается в спальню, на живот брызгает белая жидкость из членов, очень резко, неожиданно, пугающе. Взмокший по́том, как после активной, продуктивной тренировки с мальчишкой, наставник садится рядом с дамой, поглаживает маленькие ступни, острые колени. Грудь вздымается и тяжело опадает, будто не пытал в кровати невинную девушку, а пробежал немаленькое расстояние, например, как от Гром-горы до ближайшего города. Наставник что-то говорит с клыкастой ехидной улыбкой, отвечают в такой же дерзкой, весёлой манере, а после легонько пихают ножкой бок, будто обиделась. На столь наглую выходку Рыжика бы со всей дури огрели по голени, хотя красавицу просто подхватили на руки и унесли в умывальню. Не сопротивлялась даже: не закричала, не пыталась вырваться, не дралась, не царапалась. Принцу страшно туда заглядывать, всё внутри сжимается в огромный ком болотной грязи от предполагаемой жести образов в голове: ударов по гибкому, такому хрупкому телу, серые лапищи, рвущие золотые локоны, кровь и боль. Шёпотом молит Вечного Короля о милости для несчастной, в глупой надежде, что услышит, сжалится, иль же Боги снизойдут до помощи. Однако спустя непродолжительное время пара выходит вместе, незнакомка невредимая, обнимается с насильником, льнёт к торсу, испещрённому шрамами. Поразительно! Они занимают крохотный огрызок огромного, немного помятого от прошедших пыток ложа. Даме же снова холодно, поэтому кутается в одеяло, а воздушной подушке предпочла широкую, но твёрдую мужскую грудь, жмётся к Ушлому, чтобы согреться, не спешит одеваться. Они мило общаются, посмеиваются, Рыжик хотел бы подслушать, но не решается, гладят друг друга, будто влюблённые, и уже забыты жестокость, боль. Кажется, в умывальне чем-то опоили, не может девушка после таких страданий, криков спокойно нежиться в объятиях чудовища, ластиться. Глаза лгали? Нет. Принц увлекается рассуждением, что не сразу замечает пристальный гневный взгляд наставника, наблюдающего уже за ним, глядит неотрывно. Пойманный громко сглатывает, понимает намёк, поэтому спешно уползает ждать кары в свою нору, перебирая окаменевшими конечностями. Видел. Вечный Король видел пронырливого юнца в богатых запретных покоях. Уже представляет масштаб скандала, что ждёт впереди, когда явится в ярости по душу несчастного. Не станет жалеть негодного мальчишку, ведь вместо сердца неотёсанный камень, источающий яд. Принц забегает в комнату, которая меньше хозяйской, но обставлена с комфортом, богатством. Только плевать сейчас на всё — гонит страх, хлещет звонко плетью до жара в пятках. Он не запирается, потому что бесполезно, зазря время терять, Ушлый в гневе и выбить же может. Мысли крутятся безумным ураганом, аж визжать охота. Как узнал? Догадался? Заметил? Рыжик меряет ватными ногами комнату, кулаки то и дело сжимаются, а места себе не находит, будто зверь в клетке. Хотя почему будто? Он и есть зверь, которого дрессируют, держат на цепи за решёткой, командуют, помыкают, наказывают за неповиновение, редко поощряют за правильное исполнение приказа. — Ненавижу, — сквозь зубы цедит, хрустит кулаками, а на глазах вновь огненные капли. Приказным тоном, прям как наставник, говорит, единственно, не так уверенно. Власти не чувствует. — Лучше возьми себя в руки, прекрати реветь. Хватит, ты же будущий король. Давай, вернись в строй и не вздумай ныть перед этим выблядком. Вцепляется в грязную бронзу волос, тянет, нити сгорают от огня, не долетают до пола, гарью в носу застревают. На ладонях остаются чёрные полосы и мелькают искры огня, подавляет сурово пламя внутри, силой воли тушит, кулаком грубо утирает слёзы. Принц берёт с собой простенький нож, затёртая рукоять придавала крохи уверенности, спокойствия, но для Вечного Короля это лишь игрушка — острая зубочистка, уж точно не полноценное оружие, мизерная угроза. Тело устало плюхается на кровать, её ножки надрывно скрипят, прежде чем замолчать, бьют по голове. Сидит. Зубы крепко вцепляются в пальцы, однако вспышка боли не ослепляет, не затмевает бунтующую душу. Рыжик будет защищаться до самого конца, да, да. Как, если уже тонет, снедаемый страхами, сердце почти выпрыгивает из груди. Вскакивает. Круги наворачивает по родной, уютной, нелюбимой клетке. Он постоянно теряется во времени. Вот сколько себя истязает метаниями по спальне, пока не подпрыгивает от вполне спокойного, размеренного стука в дверь, такого же, как и всегда. Как бы Ушлый ни был зол, пьян — не заходил без предупреждения, быть может, так он справлялся, на месте ли мальчишка. «Да, заходи», — глухо, волнительно, затравленно. Проклинает за страх, излишнюю эмоциональность. Наставник переступает порог мягко, на молодом лице ни тени ярости, не показывает клыков в хищном оскале, глаза не горят презрением, желанием крови, мук. Всё выше пояса оголено, он кажется слабым, обманчиво-худым, и всё же крепкие мышцы создают рельеф. Рыжик видит старые шрамы на сером полотне кожи, какие-то почти незаметны, если не приглядываться, какие-то слишком глубоки, на плечах темнеют свежие царапины от ногтей, оставленные девушкой под пытками. Почему позволял такие вольности. Величественной походкой Вечный Король шествует до кровати, садится и хлопает рядом с собой, словно цепного пса к ноге подзывает, но щенку в услужении ничего не остаётся, как подчиниться. — И как тебе зрелище? Не испугался? — наставник произносит слова без намёка на агрессию, на последнем вопросе даже взъерошил огненные волосы, а мальчишка затряс головой, противясь, хмурясь, тихо рыча. И в конце Вечный Король не сдерживает остроту. — Думал, похрабрее будешь, а ты крысой сидел, ещё и штаны… — Давай! Давай уже, наказывай. Знаю, что ты ради этого припёрся. Только и делаешь, что пытаешь всех вокруг! — ядовито, в сердцах выплёвывает, когда смотрит исподлобья. — И кого же я пытаю, не расскажешь, любезный? — Ушлый говорит с неприкрытой издёвкой, но по-прежнему бездействует, хотя малец неотрывно следит за всеми руками. Нижние создают опору, средняя пара сложена на коленях, левая верхняя обнимает Принца за плечи. Тяжёлая и длинная, обвивает, словно змея, чтобы не сбежала жертва. — Ты пытал ту девушку. — Он стряхивает руку, отодвигается, как можно дальше, зажимается, чтобы снова не получить кулаком в живот после неприемлемой выходки. — Она тебе ничего не сделала, а ты, ублюдошный, её мучил! Давай, ударь меня! — А ну-ка повтори, как ты меня назвал, мелкий выблядок, — даже в этот момент, несмотря на грубые слова, тон не пугает, наставник будто изображает хорошего отца, участвует в шуточной перепалке и совсем не злится на оскорбления. — Значит, по-твоему, она страдала, а я, такой жестокий, пытал твою новую подружку? Как быстро и легко купить твоё расположение, Мелочь, достаточно дать в сиську поныть разок. — Я не ныл, — Рыжик продолжает упрямиться, гневно смотрит прямо в глаза, даёт понять, что уже взрослый, совсем большой, однако первый не нападает. Вечный Король явно посмеивается над наглецом, ухмыляется и в одно движение выбивает из рук нож, тот с грохотом приземляется на пол плашмя. Одинокий возглас, скорее от неожиданности, чем от боли. — Ненавижу тебя! Ты ужасен! Чтоб ты сдох, выблядок, ненавижу. Сдохни поскорее, тварь! — Какой ты злой стал без игрушки, но ничего, не истери, уйду — возьмёшь. Понравилась девушка? Взгляд как безумный, кидается с ухмыляющихся серых пухлых губ к ножу, назад, проверяет, не сжались ли руки для разящего удара. Тварь слишком далеко отбросил оружие. Рыжик ощущает себя загнанным на охоте зверем, благо, не скулит жалостливо. Не знает, что делать, как быть, чего ждать. В отчаянии бросается на наставника с кулаками, бьёт, куда придётся, в слепой ярости, выкрикивая ругательства и угрозы. Лупит без разбора, с искрами магии, которая вырвалась из-под контроля. Лютая ненависть и безысходность сорвали нагло замки с дремлющей силы кровного родителя. Малец нечеловечески рычит. Желает убивать, омыть руки кровью выблядка, отравляющего жизнь. Задыхается. Он переходит на шёпот, заливает лицо то ли по́том, то ли слезами, и колотит по крепкому торсу, что есть мочи, а внутри будто пустота. Будто всё выжег огонь гнева, едкого омерзения. Хватает ртом воздух, но не может вздохнуть. Раз. Ещё раз. Снова и снова. Смерть леденистыми лапами ползёт по ногам, облепляя, умертвляя, а Принц не чувствует боли, только и может, что сипеть. Слепнет в одночасье, не видит ни наставника, ни комнаты, мрачная безжизненная пелена перед глазами. Дрожащие пальцы скребут горло или же пытаются облегчить страдания, схватиться крепче, однако скользят. Рыжик не понимает, совсем ничего не понимает, беззвучно зовёт на помощь, и ничего не происходит. Злость иссушила, выжгла изнутри, ушла, оставив одного реветь безутешно. «Ушлый! Ушлый!» — окликает единственного, кто может спасти отверженного Пустышку, возможно, только про себя молит о милости. Резко меняется положение: замершего Принца валят на спину, руки ультимативно отрывают от горла и зажимают в тёплые железные тиски, а лечебная боль увесистого кулака в живот приводит в подобие чувств. Раздражающая дрожь повсюду, юное тело трясётся, корчится в судорогах, малец кричит во всё горло, срывая детский голосок, но хотя бы дышит. Осознание приходит не сразу, а после хочет вскочить, протереть мокрые глаза. Все попытки терпят крах. Рыжик бунтует хуже океана в шторм, дрыгает ногами, пару раз попадает по Ушлому — не отпускает. Как бы ни старался освободиться, солёные капли бессилия накатывают настоящей лавиной. Хнычет безутешно, вновь почти задыхается от собственных слёз, скатывается до неразборчивых бормотаний. Влагу с лица убирают по-мужски грубо широкой, однако мягкой ладонью, мальчишка слепым новорождённым пушистиком тыкается в неё, слюнявит чужую, кажется, женскую кожу.***
Малой после вспышки гнева заливается горькими слезами, по невнятным фразам понятно, что не осознаёт происходящего. На молодом лице Вечного Короля груз тяжёлых дум, сменяющих одна другую, почти не задерживаются в голове. Не ожидал, что проклятье родного отца просочится, ведь не мог ошибиться, когда убивал заразу. Оказывается, самонадеянно поступил, не додушил, и вот результат. Болезный мальчишка скулит, почти задыхается вновь, а к ласке тянется, хочет согреться любовью, нежностью, когда чуть не умер. И каким бы скупердяем на чувства для детей Ушлый ни был, сейчас милостиво отсыпает несколько крох страдающему, щедро и жадно принимающему. Подопечный затихает, подуспокоился от яростного припадка, не буянит, поэтому отпускают из цепкой хватки, и он сразу же утыкается в крепкую, но до ужаса надёжную грудь, дышит, посвистывая, птенчиком жмётся к родителю. Детская ручка едва ощутимо скребёт грудь, задевает рубцы бесчисленных шрамов, гладит аккуратно пальчиками, дрожит. Мальчишка совсем другой сейчас: глупый, ведомый, доверчивый, никчёмный, слабый. Ещё и ныть вздумал, сопли на кулак наматывает, паршивец. Наставник не сдерживается, фыркает, на него слезливо смотрят наивные глазки, малец шмыгает носом. Выблядку никто не позволял забираться на колени в обконченных штанах, однако он делает это, жмётся горящей головой к телу для ласки, хочет получить нежность, капли любви, а не привычного яда, издёвок, ударов. Горячий, весь пылает. А голова Ушлого уже забита вариантами, как уничтожить недуг. Вспышки ярости ослабят контроль над отпрыском. — Прошу, не уходи. Я очень боюсь. Не оставляй меня. Не уходи, — сначала ясно, потом всё же скатывается в сплошное невнятное месиво звуков, шепчет мальчик, отчаянно цепляясь за Вечного Короля. Внезапно слова вновь обретают чёткость, а он прижимается плотнее. — Не бросай меня вновь, это чудовище меня убьёт! — О каком чудовище ты говоришь? — Ушлый говорит мягко, даже игриво, в сердцах понимая, что речь идёт о нём. — Не знаю. Обещай, что не уйдешь, — мальчишка на всякий случай сильнее сдавливает необъятный для маленьких ручек торс, стараясь сохранить иллюзию контроля и власти над другим. А его с лёгкостью сгребают в объятия и уносят прочь из дарованной клетки.Без слов.
Без лживых обещаний.