***
Знай врага своего в лицо, знай все слабости его… и дружбу имей с одним из их рода. И лишь время покажет, к чему это все приведет.Договор заключая, о последствиях не забудь
10 июля 2023 г. в 11:55
К неповиновению ее Амен был готов, а оттого ранним утром, когда еще все спали, посетил дом ее. Едва ли из постели не выволок, приказав собираться и идти за ним. Не без возмущений Эва собралась, надевая лучшие шелка, будто памятуя слова Рэймсса, сказанные в шутку, стоило тому увидеть, как Амен помогал выбраться ей из колесницы. Некромант присвистнул тогда, говоря: «Каждый охотник — мужчина, и быть может, у тебя получится сыскать выгоду из интереса его к себе, перехитрив. Было б нам всем то на руку». И вправду… не каждую, небось, эпистат держит за локоток и придерживает за талию, помогая выбраться из повозки. Явно привлекла она его внимание.
Стоило Эве одеться и выйти из хижины, как Амен резко ухватил ее за запястье и поволок за собой. Дорогу, которую избрал эпистата, Эвтида знала — то была тропинка, ведущая к его хижине.
— Когда провиниться успела, господин? — нарочито наигранно проговорила Эва, едва поспевая за ним. Один его шаг — два ее.
И вправду когда? За пару-тройку часов сна? Или по мнению Амена, ночью она предпочитала не спать, а блуждать по чьим бы то ни было хижинам, дабы заработать на жизнь? Деньги она, безусловно, любила, однако настолько безумной не была. Хотя, признаться, после случая с той девицей, что застукала ее, сидящей на маске и мантии шезму, которые поместила она под зад свой, услыхав шорох, стоило призадуматься. Что же теперь? Верховный эпистат осведомлен о ее занятии, и… Нет, она определенно безумна, ведь сейчас в голове ее мысли не о побеге, а о красоте и о харизматичности мужчины, схватившем ее за запястье и тащившем в свое логово. Быть может, будь она поопытнее в делах любовных, представляла б картины, в коих его раздевала. В таком случае договор, заключенный на ложе, был бы ей куда притягательнее, нежели тот, что заключен, стоя на своих двоих и с этим мерзким ощущением холода, исходящего от лезвия кинжала, приставленного к ее тонкой шее.
К слову, вопрос Амен ее оставил без ответа, но ровно до тех пор, пока не скрылись они в стенах его дома. Уж там дал он себе волю, но… к счастью или несчастью девушки, не только словесную.
Стоило щеколде щелкнуть, а Эвтиде пройти вглубь комнаты, как он набросился на нее, словно оголодавший зверь, увидевший свою добычу. Он был в ярости. Был зол. Отчего же? Что еще сумел он узнать о ней? Или не о ней?
Его руки опустились на ее округлые бедра, сжали чуть ли не до боли. Наверное, будут синяки. Губы сложились в тонкую полоску.
— Твой друг попался, — в неимоверной злости выдал Амен, будто б было ему дело до какого-то черномага. — Суд состоится вечером, и в твоих же интересах мне подчиниться. Если, конечно, ты не желаешь, чтобы вслед за его головой полетела твоя, подруги или наставника, а может, и всех сразу.
О Рэймссе ли он говорил? Неужели удалось некроманту найти занятие, его достойное? Неужели так быстро в лапы к охотникам угодил?
— Если безопасность ты его обещать не можешь, то ни о каком договоре речи быть не может, — этим утром Амен разбудил не только саму Эву, но и ее непокорность, что вчера с наступлением темноты уснула и едва ли являла себя при отбывании наказания.
— Все ж дурная, — заключил Амен и резко поднял ее, лишая опоры. Быть может, вися в воздухе, она будет куда сговорчивее… или же…
Эпистат оскалился, демонстрируя ровный ряд белоснежных зубов. Эвтида не успела даже возмутиться, как очутилась на постели, прижатая его телом. Девичьи руки были вжаты в матрас по обе стороны от головы его руками. Он нависал, глядел на шезму своими яркими небесно-голубыми глазами, взором которых будто б желал сжечь до тла.
— Непокорная, не самое лучшее время избрала ты, чтобы шипеть на меня и коготки свои показывать, — его дыхание опалило ее шею. И в тот самый миг, когда губы его коснулись девичьей кожи, она вздрогнула… испугалась. Страх от эпистата не укрылся, однако было в этот раз ему плевать. Если это единственный способ ее вразумить, то так тому и быть.
Уже ведомый желанием, мужчина начал прокладывать влажную дорожку от уха ее до груди, изредка оставляя на нежной коже алые отметины — укусы. Доигралась. Ни один ее словесный протест, ни одно ее движение — ничто не могло остановить его. Слишком сильный. Слишком изголодавшийся. Могла ли знать она, что до этого дойдет? Бесспорно могла, ведь казалось бы, сама желала того же. Желала ощутить его руки на своем теле, желала ощутить его губы, почувствовать их вкус вновь — пусть в груди ее и таился страх соития.
Разочарованный вздох сорвался с губ ее, стоило Амену остановиться, а чуть погодя заглянуть в ее глаза, слегка отстранившись.
— Я повторюсь: в твоих же интересах мне подчиниться. Рэймсса твоего уж вряд ли что спасет, а свою шкуру уберечь еще можешь.
— Не накажут ли тебя за укрывательство шезму? — ее глаза блеснули в полутьме.
— А есть тебе дело до этого? — ответил он вопросом на вопрос.
Быть может, если б продолжили они эту словесную перепалку, то так бы и переводили стрелки друг на друга. Амен не хотел открываться пред ней, рассказывая ту истину, которая оберегала ее от казни. А Эвтида и вовсе не желала идти на поводу у чувств и эмоций своих, а оттого перечила не только ему, но и отчасти — себе, но отчего-то сама потянулась к губам его. Коснулась их весьма неумело, но чувствовалось в том соприкосновении все ее желание: вся страсть и похоть.
В действие этом эпистат подвоха не ощутил, и вправду не было в нем ничего такого. Не хотела девушка запутать или склонить на сторону свою. Да и разве нужно было? Кажется, он уже был на ее стороне. Все ж за укрывательство такой, как она, его ожидало суровое наказание — казнь.
Амен ж в свою очередь поцелуй углубил, а стоило ей разомкнуть губы, как пустил он свой язык в ее обитель, увеличивая напор ровно настолько, чтобы она судорожно задышала через нос, чтобы сама ощутила желание, коим дразнила его не раз и не два, проявляя непокорность свою. Именно ее спесивый характер и выделял Эву средь других.
Чуть погодя мужчина начал кусать ее губы, вылизывать языком, отпуская ее тонкие запястья. Амен опустился на левый локоть, скользнул свободной рукой по ее телу, обводя его контур, двигаясь от тонкой шеи к таким манящим бедрам. Прошло несколько минут, и юбка платья шезму уже начала скользить вверх, обнажая бронзовые ноги. Еще пару мгновений, и его пальцы начали оглаживать каждый миллиметр ее обнаженного тела, ставшего таким желанным.
За ласками и поцелуями Эвтида не сразу и приметила, как его руки прошлись по внутренней стороне бедра, двигаясь к заветной цели, а заметила лишь тогда, когда Амен начал медленно поцелуями прокладывать путь себе от груди ее к животу, не закрытому тканью платья, минуя золотистую цепочку наряда. Полувздох-полустон сорвался с чуть пухлых губ Эвтиды тогда, а разум затуманился, стоило мужчине закинуть на плечо свое ее колено, а пальцами пройтись по нежному бедру.
Ее запах сводил его с ума… еще в тот стопроклятый день, когда предложил охотник ей забраться в свою колесницу. То была самая грубая ошибка, совершенная им в жизни. Известна была ему суть девушки — догадывался уж, — но менее притягательной и желанной оттого она не стала, а потому сейчас язык его касался ее промежности, вскрывая ее целомудрие. Он первый — это грело ему душу, как и ее красота, и податливость в сей миг, ведь не перечила ему. О Бастет, как же прекрасна она. Ее голос, ее плавные изгибы, ее аромат.
Амен желал бы узреть лицо Эвы, только опасался отпугнуть, пробудить ее натуру. Натуру дикой кошки, которую едва ли приручить. Лишь по приглушенным стонам, он мог предположить, что она прикрыла рот свой тыльной стороной ладони, вгрызаясь в костяшки чуть согнутых пальцев, лишь бы не услышали другие эти порочные звуки. Вторую ж руку ее мужчина ощутил в своих волосах — Эвтида делала то скорее инстинктивно, чем осмысленно. Следуя желанию, она тянула его ближе к себе.
Порочный союз охотника и черномага, только оттого был он не менее прекрасен. Как и порочен был договор, который вскоре будет ими заключен — уж таковы были планы Верховного эпистата на эту шезму, подрагивающую и извивающусь в его руках. Такая отзывчивая. А ведь положено было лишь начало. Но уже сейчас его умелые ласки доводили ее до исступления, заставляя позабыть обо всем. Ее же едва слышимые стоны и всхлипы, ее прикосновения к его волосам, также обладали магическими свойствами. Они заводили лишь сильнее и не хотелось прерываться, хотелось доставлять удовольствие ей чуть ли не до конца времен — это так правильно и так неправильно одновременно. Божественный контраст.
Он остановился в тот самый момент, когда колени ее начали дрожать, а тело изгибаться. Амен отстранился, и с девичьих губ сорвался стон разочарования, а чуть погодя возжелала она выразить и свое недовольство, но не успела. Амен запечатал рот ее поцелуем, таким грязным и порочным — она ощутила свой сок на его губах. Солоновато-сладкий привкус.
— Я… хочу… — ее ладони потянулись к его широким плечам, коготки впились в молочную плоть, будто б в неизвестном до этих пор порыве желала она оставить свои отметины, клеймить его. Оттого губы эпистата растянулись в довольной улыбке. На все согласна сейчас будет, лишь бы он продолжил эту сладострастную пытку. Ну что ж… одну из задач своих он выполнил: помог ей избавиться от напряжения.
— Сперва скажи мне «да», моя маленькая развратница-шезму, — прошептал у самого уха Амен и одарил мочку ушка ее легким укусом. — Ты будешь слушаться меня. Выполнять мои приказы безукоризненно. И ежели будешь покорна, быть может, и твои друзья избежат наказания. А ежели нет, то узреешь их смерть… — губы мужчины сомкнулись на девичьей шее, оставляя отметину, — … каждую смерть. Я буду медленно убивать их на твоих глазах. Они будут истекать кровью, а ты… ты будешь подле меня, будешь наблюдать.
Страшные вещи срывались с его губ между поцелуями. Только затуманенный разум Эвтиды едва ли был способен повторить слова его. Лишь одна мысль дробью отбивалась в голове ее — мысль о продолжении. О его губах, о его поцелуях, о его прикосновениях. Долгожданных. Только сейчас Эва поняла это. Он был ей желанен. Он был ее искушением. Быть может, даже ею любим.
— Скажи мне: да, — вновь его шепот раздался у самого уха, а губы вновь нашли ее уста, давая ей лишь промычать свое согласие.
Что-то внутри эпистата надорвалось: цепи разорваны, ничто более не сковывало его. Он вплел пальцы свои в златые цепочки ее платья, неспешно начал стягивать такую ненужную в этот момент сине-фиолетовую ткань. А стоило ей не поддаться его напору, как охотник оскалился. Вмиг кинжал блеснул в его руках, и непокорная ткань разошлась под его острием, позволяя насладиться сполна девушкой. Ее телом, таким изящным.
Опасное лезвие упало на пол. Подальше — лишь бы не ранить Эвтиду, не оставить раны на ее столь идеальной коже. Амен и сам начал спешно стягивать с себя одежду, расправляясь с нею и ловя взгляд оливковых очей, горящих желанием. Лишь бы не опомнилась.
Казалось бы, прошла вечность, когда они соприкоснулись телами. Кожа к коже. Огонь к огню. Оба горели. Одно вело их: то, что отдавалось тугим узлом внизу живота. Ее пальцы чертили на плечах его и спине ведомые только ей узоры, когда рука мужчины начала вновь скользить по ее гладкой коже, но в этот раз — все ниже и ниже, а губы коснулись ее груди, когда пальцы наконец достигли намеченной цели, скользя меж нижних губ ее.
Одна нога ее была закинута Аменом на бедро, а локоть его покоился у основания девичьей шеи. Пальцы опорной руки зарылись в ее шелковистые волосы перебирая. Он гладил ее осторожно, ласкал, а губами прощался с одной грудью, дабы уделить свое внимание другой. Эвтида извивалась змеей, тихо поскуливая в предвкушении, инстинктивно шире разводя ноги. И вправду развратница-шезму.
— Обещаю быть аккуратным, — прошептал мужчина, касаясь губами ее острого плечика.
Амен нежно поцеловал Эву в губы, и в тот же миг его пальцы скользнули в ее лоно: сперва один, чуть погодя к нему присоединился и второй, погружаясь в нее и растягивая. Такая влажная и уже готовая. Готовая принять его, а потому не медля более и не разрывая сладкого поцелуя, он аккуратно направил себя рукой, вошел одним плавным движением, едва сдерживая стон наслаждения.
Эвтида на миг сжалась под ним, издав едва слышимый стон, приглушенный его губами. Она привыкала к его размеренным движениям, только с каждым новым толчком Амену сложнее было себя контролировать. Узко, тесно, невыносимо хорошо.
Девушка сбивчиво дышала, ее взгляд лихорадочно метался по потолку, лицо залил румянец, на коже появилась испарина. В то время, как он медленно двигался в ней, выбивая воздух из легких, она медленно начинала понимать. Понимать механизм. Не было ничего сложного в этом соитии. Ведь не иероглифы на папирусе заставили ее выводить под диктовку. Все примитивно, все по-животному. Ничего святого, лишь голод, жажда, жар… Прикосновения кожи к коже, запах плоти, солоноватый привкус на губах от пота. Но отчего же мир сжался до безумия? Отчего же сосредоточился на них двоих? Отчего же внутри ощущение нереальности?
— Тише, моя непокорная, тише, — Амен не останавливался, не мог… немного, еще чуть-чуть. Он чуть шире отвел в сторону ее бедро. — Тише… ты же не хочешь, чтобы нас заметили, моя маленькая шезму.
В тот миг за стенами хижины будто были слышны шаги проходящих мимо охотников. Шаги тяжелые и мерные. Только было плевать на них. Плевать, если зайдет Тизиан, если окажется, что в этот миг был поймал еще один черномаг. Плевать даже, если он окажется из ее шайки. Лишь бы не она. Не сейчас. Никогда. Он не позволит забрать у него Эвтиду.
— Прошу, — простонала она, задыхаясь. — Амен, прошу…
Его имя, сорванное с ее губ — последняя капля в этом море безумия, после которой последовал жадный поцелуй и… долгожданная разрядка. Он излился в ней. Привязал к себе эту непокорную кошку, как мог. Клеймил. А ежели дитя не понесет — это станет для нее шансом на побег. Однако мысли о последствиях не тревожили его, как и не задерживались у нее. Лишь горячие волны удовольствия распространялись по телу — лишь они имели вес.
Амен что-то начал шептал ей на ухо, но Эвтида не слышала, не могла собрать картину воедино, только мычала что-то подобное согласию. Она соглашалась с каждым новым словом, произнесенным эпистатом. Соглашалась с каждым новым пунктом их договора. Договора, заключенного на ложе… что, быть может, заключен был и на небесах — уж боги тому свидетели и им решать.
Она его. И душой, и телом. Лишь его! Пусть и черномаг. Договор их нерушим, как и его обещание. Верховный эпистат привык держать свое слово, а потому даже этому Рэймссу жить — отыщет Амен человека, что оспорит обвинения и отведет подобные от других членов их шайки. Только вечно то делать, увы, мужчина не сможет… Не всесилен.
Вот она правда: Амен мужчина, и подобно многим таковым, мог иметь свои слабости. И имел. Как минимум, она стала ею — еще тогда в Гермополе, все ж заинтересовала его с первой встречи, с первого взгляда, ведь только она могла так нагло смотреть в его глаза. А что до договора, то возможно, он лишь формальность. Однако с этим Эвтида предпочла разобраться позже, сейчас она возжелала понежиться какое-то время в объятия небезразличного ей мужчины. Безусловно, таковым и был Верховный эпистат… А уж через несколько минут, когда разум охладеет, Эва узнает у Амена все пункты заключенного с ним договора. Только одно она знала наверняка: он сделал все, дабы она была рядом с ним… на коротком поводке. И еще многое сделает… а что ж до ремесла ее, быть может, будет оно и ему полезно.