Золотая медь

      Во дворце Ши между тремя мужчинами стояла гробовая тишина. Прежде, чем Ши Уду позаботился о том, чтобы стража прочесала каждый потаённый угол территории и из любой дыры достала Хуа Чэна, он попросил Му Цина последить о травмированном Се Ляне. Сам он, соответственно, присоединился к господам несколько позже: сначала выделял принцу комфортные покои, велел накормить и напоить всем, что могло снять стресс после пережитого нервного срыва. Ши Уду за один день пережил слишком много, скажем так, неожиданных моментов, поэтому сейчас его голова дико раскалывалась, а беспокойство о брате только усугубляло положение. Сейчас думать о чём-либо другом было по его мнению крайне глупо, да и в лишний раз напрягало голову. Глава дворца решил скорее поспешить к Се Ляню.        Его Высочество выглядел так, будто бы не спал несколько ночей, а небрежно свалившиеся волосы придавали ему вид человека, которому жизнь далась нелегко. Озерцо бульона, что принесли ему прислуги Ши Уду, пошло рябью, когда Му Цин набрал немного жидкости в ложку. — Ваше Высочество, поешь хотя бы немного. Не хватало, чтобы тебе стало хуже. — протянул Ши Уду, и Му Цин его в этом поддержал активным кивком. Се Лянь лежал на кровати, свесив ноги вниз. Взгляд его был пустым, а руки то и дело прижимались к животу, и в голове проявлялись: радость за возможную беременность от Хуа Чэна. Это ведь ребёнок, о котором Се Лянь мечтал всю свою сознательную жизнь, и плевать, что отец этого ребёнка дал дёру. Принц всё равно старался найти своему возлюбленному миллионы оправданий; и стыд. От этого стыда обдавало жаром настолько сильно, что волей неволей из глаз Се Ляня текли слёзы. Как он мог позволить так с собой поступить? Его предал не только бывший ВЕРНЫЙ помощник, но и альфа, которому принц готов был поведать о всех своих переживаниях и выслушать его, поддержать в труднейший период в жизни, а что Лянь получил в ответ от них двоих? Верно — тяжелейший удар клинком в спину. Му Цин опустил взгляд на ложку с бульоном на ней и покачал головой. — Быть может, Вы вернётесь домой, наследный принц? — предположил он, вот только проблема принца заключалась в том, что он не знал, как быть и что делать. Если он таки забеременеет — а сцепка была, значит шансы на 80 процентов высоки — то родители не поймут, посчитают позором и кто знает, что случится потом? Всё-таки сейчас Се Лянем движет страх неизвестности, но будучи наследным принцем Сяньлэ, надо закрыть глаза на внутренние переживания и, взяв себя в руки, позаботиться о будущем своего государства. Прошло полчаса с момента, когда Хуа Чэн вместе с Фэн Синем бесследно покинули территорию дворца Ши, но Се Лянь с той поры если и почувствовал себя лучше, то только на малюсенькую кромку, и то благодаря двум кружкам целебного чая с травами, способными хоть как-то да усмирить бушующие нервы принца. Поднявшись и приняв положение сидя, юноша тяжело вздохнул и помассировал висок, затем посмотрел усталым взглядом на этот жалкий бульон в руках Му Цина. — Нет, я… Если я вернусь домой, то сделаю только хуже. — рваным голосом протянул Се Лянь. Он шмыгнул носом, взял с рук Му Цина ложку с тарелкой и принялся буквально силой глотать жидкость: еда ни в какую не лезла, но если принц не поест, то вряд ли сможет собраться с мыслями и привести себя в порядок. Вдруг в разговор вступил Ши Уду: — Се Лянь, ты пережил сильный стресс. Давай для начала успокоим тебя, а потом и вынесем целый вердикт и решение для этой ситуации, договорились? — Нет, — протестовал Се Лянь, — Я уже совершил ошибку. Всё это… моя вина. — Не говорите так, в чём же Ваша вина? — вступился за принца Му Цин, — Хуа Чэн втёрся к Вам в доверие, сделал дело и сбежал, как последний трус. — Се Лянь нервно усмехнулся, отложил тарелку с бульоном на столик рядом с кроватью и как-то с ноткой безумия посмотрел помощнику в глаза. Вспомнился наследному принцу момент, когда в персиковом саду объявился Му Цин с целью сообщить Се Ляню о том, что намерен бросить его и поддержать мятеж Хэ Сюаня. Это настолько позабавило принца, что он нервно расхохотался и покачал головой. А ведь если бы он и сам не поддержал Хэ Сюаня в тот момент и не направился в дорогу вместе с Му Цином, то он бы явственно числился в списке предателей, а сейчас Му Цин так рьяно протестует в сторону Хуа Чэна и Фэн Синя, что от этой ситуации становится ещё смешнее. — Му Цин… не тебе кривотолки в сторону Хуа Чэна пускать. Ведь…ты сам хотел меня покинуть, как и Фэн Синь. А моя вина в том, что я захотел поиграться с медным альфой, в итоге сам стал для него лакомой игрушкой. — глаза Се Ляня налились слезами, и те начали стекать по его щекам водопадом. — Я захотел поразвлечься и испытать новые ощущения в компании меди, потом предательски влюбился в него. По настоящему влюбился…и вот, что из этого вышло, но я ведь заслужил, разве я не прав? Хотел развлечься…и в итоге…тск! — принц горько плакал и где-то внутри него всё болезненно сжималось и будто бы рушился мир. Только-только он намеревался взять себя в руки, но не смог сделать это даже ради себя. Согнувшись пополам, юноша накрыл лицо руками, а локтями упёрся в колени, затем послышался громкий всхлип. Му Цин не нашёлся с ответом — Се Лянь истолковал истину, против которой даже и не попрёшь. Будучи бетой, Му Цин испытывал чувство стыда куда сильнее, нежели сам Се Лянь за подобные мелочи. Ши Уду же тяжело вздохнул, пересел к принцу и принялся сочувственно гладить его по спине и нашёптывать, что нужно успокоиться и не поддаваться эмоциям, пока не стало хуже. Но Му Цин, будучи опущенным словами Его Высочества, сдаваться не намеревался. — Ваше Высочество наследный принц, Вы абсолютно правы, вот только… Принадлежность не зависит от человека внутри Вас. Неважно, кем является этот человек — медным альфой или золотым, важно то, каков он внутри. Полагаю, хотя бы наше государство должно отменить такое разделение на медных и золотых альф, ведь это практически тоже самое, как поделить простого гражданина омегу и омегу королевских кровей, а потом назвать это деление медью и золотом. Ваше Высочество…не злитесь на себя. Вы можете злиться на меня, но не на себя, договорились? Сами посудите, Ваш альфа написал, что ему есть что Вам сказать. Возможно, у него не было выбора? — Се Лянь поджал губы и малость убрал руки с лица, задумавшись. Как же много вопросов оставил после себя его Саньлан и ни одного ответа. Му Цин, заметив, что ему удалось озадачить Се Ляня, продолжил, — Хэ Сюань и Хуа Чэн стали жертвами обстоятельств, которые не стали терпеть к себе такое отношение. Ваше Высочество, мне кажется, что итог мятежа так или иначе можете разрешить именно Вы.       Се Лянь оценил Му Цина: принял вину, не стал искать себе оправданий и даже поддержал принца в столь трудный для него момент. Юноша посмотрел на бету своими заплаканными и уставшими глазами, потом наконец одарил вниманием и Ши Уду, заботливо оглаживающего его спину в знак поддержки и сочувствия. В конце концов, Се Лянь и правда знал, на что шёл и совсем недавно дал себе слово, что даже если Хуа Чэн бросит его, он всё равно родит и будет воспитывать ребёнка в любви и заботе. Губы Его Высочества дрогнули в лёгкой улыбке, брови нахмурились. Казалось, что Се Ляню будто бы стало лучше, но непрестанная боль всё мозолила и мозолила его разбитое сердце. К сожалению, его уже не склеишь. — Я решил… — слова вырвались из рта принца, и показалось, что ему на душе стало легче — с такой лёгкостью он это сказал. От ранее плачущего омеги не осталось ничего. Теперь, перед Ши Уду и Му Цином предстал сердитый и озлобленный на альфу Его Высочество Наследный Принц Се Лянь. Оба вылупили на него изумлённый взгляд. В глазах омеги появился хищный блеск, а потом и само лицо расплылось в саркастичной улыбке. — Я решил… Хорошо. Я не отрекаюсь от своих слов: моя воля желает избавить государство Сяньлэ от привычного миру социального строя, где альф делят на скот и на пару лесенок выше скота. Я сделаю всё, чтобы альфы обладали равными правами в зависимости от родословной. Если альфа родился в обычной семье, значит он простой горожан, но никак не раб и не скот. Что касаемо альф, родившихся в богатых и императорских семьях, то это значит, что альфа будет иметь полное право занять трон и стать достойным правителем. — Се Лянь прикрыл глаза и перевёл дыхание, но этой небольшой паузы хватало, чтобы Му Цин с Ши Уду восхитились речью принца и, пока что мысленно, её поддержали. Принц продолжил, — Несмотря на то, какую боль мне причинил альфа, я не смею идти войной против всех. Не все такие, как Хуа Чэн… Благодарю тебя, Му Цин. После твоих слов мне стало легче, но даже если я однажды встречу Хуа Чэна вновь, то… — принц запнулся, посмотрел на свой живот и вспомнил слова в письме, что оставил Саньлан:

«Если в ближайшем времени Вы сможете меня простить, то назовите наших детей Се Ланем — если на свет появится мальчик, а если девочка, то пускай её прекрасный лик будет носить имя Се Гхо.»

Се Лянь болезненно поджал губы, а потом послышался его голос, лишённый какой-либо жизни —…То вряд-ли смогу его когда-либо простить. И вернусь я в родительский дом только тогда, когда срок моей беременности достигнет четырёх месяцев. Чтобы…у матушки и отца и в мыслях не было насильно делать мне аборт. Я хочу родить этого ребёнка и подарить ему всю свою любовь.       Се Лянь окончательно пришёл в себя только спустя три часа. К этому времени небо успело окраситься в тёмные цвета и дать волю ночной живности: сверчки то и дело воспевали песни под окном комнаты принца, где-то вдалеке гаркнула птица, заставив его дёрнутся. В комнате, где Ши Уду в основном и отсылал письма, Лянь держал в руках только-только написанное, адресованное родителям. Оставалось только поставить печать принадлежности дворца Ши и можно отправлять, вот только почему-то его грызли сомнения. Делает ли он всё правильно? Его Высочество догадывался, что с появлением Хуа Чэна его самооценка, прежде возвышающаяся на пике купола дворца Сяньлэ, медленно спустилась на землю, и принц даже не знал, плохо это или хорошо. В голове он держал только одну мысль: — «Если помогать альфам, один из которых похитил моего дражайшего друга, а второй оставил во мне свой след и сбежал — неуважение к самому себе, то так тому и быть. Я не стану уважать себя. Я помогу им и на этом остановлюсь. Возможно, уйду в уединение куда-нибудь в горы, где мне с ребёнком будет хорошо. Выращу свой урожай, может и скот заведу…» — с такими мыслями принц и передал письмо Ши Уду. Тот без каких-либо сомнений поставил печать. Вместе с ними в помещении у окна маячил Му Цин, думая о чём-то своём и словно бы выслеживая кого-то. В глубинах души таилась надежда, что вот-вот объявится хотя бы Фэн Синь и Му Цин сможет полноценно выпотрошить из него ценную информацию. Но желания беты так и остаются желаниями: по ту сторону окна так никто и не появился. — Ваше Высочество, если мы отправим письмо сегодня, то к утру оно уже прибудет в твой дворец, и императоры Сяньлэ разузнают о твоём месте нахождения. — спокойно предупредил Ши Уду, нарушая длительное молчание в комнате. — Мне это прекрасно известно, но ныне…я не намерен донимать твой покой, Ши Уду. На рассвете я покину этот дворец. — слова принца ошарашили остальных присутствующих в гнетущем помещении. Му Цин наконец отлип от окна и в два шага настиг принца. — Что Вы такое говорите? Если намерены уйти, то куда пойдёте? — в ответ Се Лянь нервно посмеялся и потёр переносицу. Внешне он походил на провинившегося ребёнка, не способного найти себе какое-либо оправдание. — Нет нужды волноваться за мой счёт. Я найду, где ночевать последующие дни. — Ваше Королевское Высочество, это так или иначе опасно. — нахмурился Ши Уду и покачал головой, — Быть может, мы отложим идею отправления письма и ты некоторое время побудешь здесь? От императоров Сяньлэ я скрою факт твоего пребывания во дворце Ши. — Се Лянь после его слов ушёл в раздумья. Мысль имела место быть, но вместе с тем гордость принца не позволяла ему сидеть у Ши Уду на шее да прятаться в его дворце. К тому же, ребята из организации Хэ Сюаня точно будут осведомлены, где сейчас находится Се Лянь, кто знает, к чему эти знания приведут? Заметив задумчивость принца, Му Цин робко, будто бы боясь повредить его стройные плечи, коснулся их одной рукой, дабы привлечь к себе королевское внимание. — Наследный принц, Вы ведь помните мою мать? — Твою мать? — опешил Се Лянь, чуть округлив глаза, — Разумеется, Му Цин! Почему ты вдруг спрашиваешь о ней? — С тех пор, как её не стало, я редко посещаю наш старый дом на отшибах. О нём никто не знает, но он в хорошем состоянии. Я могу отвести Вас туда и…предлагаю сотрудничать! — Сотрудничать?.. — Се Лянь окончательно ушёл в непонятки. Ранее он не задумывался, какой дорогой после инцидента с Хуа Чэном пойдёт его бывший помощник, но сейчас ему показалось, что Му Цин намерен хитрить и примерить на себя роль шпиона. Признав, что Его Высочество в силах изменить будущее государства, он сделает всё, чтобы обеспечить его всем необходимым: домом, едой, одеяниями и прочими мелочами. Му Цин продолжил: — Да. Господин Ши, по Вашим словам, Вы обладаете знаниями о примерном месте нахождении Хэ Сюаня. Если позволите завладеть этой информацией, то я провожу принца до моего дома и найду Хэ Сюаня. — принц с Ши Уду задумались. План ещё предстоит тщательно выстроить, но Му Цин, кажется, решил поставить на кон всё, что только можно. Идёт на рожон, подобно озверевшему буйволу. — Меня устраивает твоя идея. О хижине мои родители вряд ли осведомлены, так что там они меня точно не найдут. Вот только… Я всё ещё хочу поговорить с Хэ Сюанем и вернуть Ши Цинсюаня домой. — Хочет ли домой сам Цинсюань… — вздохнул Ши Уду. За всё время от его брата не поступало ни единой весточки. Ему не давали каких-либо намёков: жив ли Цинсюань или мёртв, а как проходит его беременность? Нет ли, случаем, токсикоза? В скором времени ведь настанет срок, когда брату ни в коем случае нельзя будет переживать и нагружать себя физически. О чём думает Хэ Сюань и позаботился ли он об этом? Что вообще сейчас происходит? В голове Уду творился полный бардак: всякий раз его попытки отвести мысли в другое русло заканчивались провалом. Се Лянь поджал губы и с сопереживанием посмотрел на Ши Уду. Вновь его обдало стыдом, ведь это была их с Цинсюанем идея завести медных альф и опробовать их на так называемый вкус. А вкус оказался настолько обжигающим горло, что волей неволей хотелось буквально повеситься. Вот бы всё забыть, проснуться в своих покоях от этого кошмара и жить, как ни в чём не бывало. — Вам следует поговорить, когда вы встретитесь… — прошептал принц, слабо улыбнувшись, — Когда я найду его, обязательно передам ему твои переживания, Ши Уду, обещаю. — на лице Ши Уду вдруг прояснилась лёгкая улыбка, показавшаяся принцу признаком того, что мужчине после его слов действительно стало чуточку легче. — Итак, решено. — Ши Уду расправил плечи и осмотрел людей перед собой весьма серьёзным и рассудительным взглядом, — Му Цин, я предлагаю тебе вычерпнуть у Хэ Сюаня как можно больше информации и понять, возможно ли обусловить для Се Ляня безопасную с ним встречу. Что касается тебя, Се Лянь, — Ши Уду пристально посмотрел на принца, — Проследи за тем, чтобы твоё состояние нормализовалось. Пережитый стресс, сцепка, метка от альфы — всё это могут негативно сказаться на тебе, если вдруг решишь себя морально уничтожать. — Не беспокойся, — Се Лянь нервно хохотнул и робко сложил руки перед собой, — Я справлюсь. Думаю, мне некоторое время будет очень даже кстати побыть одному. Отвлекусь хозяйством в доме матери Му Цина и прочее… — Значит, решено.       На рассвете письмо, адресованное императорам Сяньлэ, было доставлено. Обеспокоенные родители наследного принца вцепились в бумагу так, словно от силы их хватки зависела вся жизнь Се Ляня, но стоило им только начать читать, как из-под ног ушла вся императорская гордость и весь мир в целом. Се Лянь в письменном виде выложил родителям абсолютно всё, что думает о ситуации с альфами. Сколько же строк он посвятил тому, чтобы описать глубокую любовь к Хуа Чэну, из-за которого он и покинул отчий дом. И естественно, он не посмел упомянуть о уже проведённой течке, что закончилась…крайне неприятным образом, но Се Лянь потому и проглотил обиду, чтобы возлюбленный его наконец смог пожить для себя, а что уже будет с ним самим — его забота и ничья больше. Опять же, он не видит ничего плохого в том, чтобы быть отцом одиночкой в уединённом месте. Если Му Цин позволит, то Се Лянь был бы не против остаться жить там после того, как разберётся со всем. Принц не намерен возвращаться до тех пор, пока не возьмёт ситуацию в свои руки и любая попытка присечь принца будет воспринята им крайне негативно. — Посмотри, что ты натворил! — убитая горем императрица спрятала залитое слезами лицо за руками, пока император был вне себя от ярости. — Да что ты говоришь такое? Будто бы один я здесь виноват! Да и нет смысла сейчас виновных искать, проблема настолько огромная, что слов не оберёшься… — мужчина тяжело вздохнул и помассировал виски, причиняющие ему достаточно раздражительную и болючую пульсацию. — Не время… — обречённо бросила женщина, убрав руки с лица. Она с обидой посмотрела на супруга и покачала головой, — Что эта медь сделала с нашим сыном?.. О какой отмене деления альф на золото и медь идёт речь, скажи мне? Так было издавна, значит, так всегда и будет! — императрица является достаточно консервативной женщиной и любые перемены для неё автоматически становятся чем-то из ряда вон выходящего, а вот император — наоборот. Его любовь к новизне и переменам временами настолько раздражала супругу, что та иногда намеренно избегала его, лишь бы не видеть супруга хотя бы полчаса. В данный момент Се Лянь действует в пользу отца и последний поддерживает стремление сына внести перемены в государство. Возможно в дальнейшим это позитивно повлияет на конкуренцию Сяньлэ по сравнению с остальными государствами, и император это прекрасно понимал, в отличие от супруги. Что с такой делать — никто в этом дворце не понимает, но тем не менее, мужчина решил предпринять попытки поговорить с супругой. — Дорогая, ты сама посуди… — император накрыл женские плечи своими руками так, будто бы боялся её сломать — настолько хрупкой она ему казалась. Затем он заботливо примкнул губами к её затылку и слегка улыбнулся, продолжив свою речь, — У медных альф руки золотые, ты дай им возможность поработать в кузнице, так любой мастер в сторонке рыдать начнёт. Ну, послушай же, наш сын воспитывался проверенными людьми, да и сердцу же не прикажешь. Полюбил он медь эту…скоро и течку с ним проведёт, что тогда делать намерена? Сейчас поддерживать мятеж сопротивлением против восстания очень плохая затея, ты понимаешь меня? — Не начинай. — процедила сквозь зубы императрица, раздражённо сомкнув веки, — Тебе мало того, что с гаммами твориться? Мало того, что Фэн Синь с Му Цином нас покинули? Ладно Фэн Синь, но чтобы Му Цин!!! — Видишь, родная? — император заглянул женщине в глаза, — Тебе стоит посмотреть на ситуацию с другой стороны… — Как же невовремя ты со своими разговорами… О, Боги, лишь бы с моим Лянем ничего не случилось за этот период… Давай обождём немного времени? Быть может, он сбежал от помутнения разума и скоро вернётся? Ох… Мой несчастный… Ох. — император понял, что он был услышан, но разговаривать с женщиной в данный момент смысла нет от слова вообще. Много стресса на неё навалилось и теперь надо бы как-то осторожно взять на себя всю ответственность и не допустить возможной войны с мятежниками.       К тому времени Се Лянь вместе с Му Цином размеренной походкой уходили в степи, где одиноко стоит дом матери беты. Ши Уду плотно собрал товарищей в дорогу: дал им комплекты одежды, на случай, если вдруг похолодает. Также снабдил их сытной едой и пожелал хорошего пути, пообещав, что заметёт малейшие следы Се Ляня на своей территории. Сейчас же, взбираясь на высокий холм и собирая по пути спелые ягоды, принц поправил на голове соломенную шляпку доули и тяжело вздохнул, оборачиваясь на уже пройденный ими путь. — Что-то беспокоит? — обернулся Му Цин, шедший впереди. Се Лянь в ответ выждал минутное молчание, а затем покачал головой, повернулся обратно и продолжил путь. На самом деле…волновала его одна мысль: как там Хуа Чэн? Ничего ли не случилось с ним по дороге и что у него на душе? Всякая мысль об альфе обжигала сердце Се Ляня и переполняла его душу негативными эмоциями: обида, злость, горечь. От всей этой каши хотелось провалиться под землю и перестать существовать, но единственное, что удерживало Се Ляня на своей орбите, так это стремление дать Сяньлэ шанс перенести перемены — отмена рабства среди альф — и ребёнок. Его ещё нет, в этом принц более, чем уверен, но раз уж их сцепило, значит через неделю с хвостиком будет точно понятно, что станется с ним. И если возлюбленным и правда надлежит однажды встретиться вновь, Се Лянь не побоится солгать Хуа Чэну о том, что сделал аборт сразу же, как узнал о беременности. Се Лянь не готов проглатывать боль и прощать её тому, кто выбрал мятеж, а не любимого человека, готового помочь альфам подняться в глазах общественности. Вдруг принц сконцентрировался на другом: был ли он вообще любим?       Трава под ногами шелестела, кусты с ягодами, к сожалению, закончились, но карман принца был наполнен достаточно, чтобы и себя усластить и с Му Цином. Дуновение ветра заглушало уши, тем самым мимолётно отвлекая Се Ляня от негативных мыслей. Лицо его выражало спокойствие, но внутри царил полный хаос. Метнув взгляд на Му Цина, принц решил попробовать отвлечь себя разговорами о всяком, хотя он прекрасно понимал, что беседа так или иначе приведёт их к двум мятежникам. — Давно меня не было в этих местах, я и позабыл, как тут хорошо. Спокойно и тихо… — в пол голоса произнёс Се Лянь, сравняв с спутником шаг. Му Цин посмотрел на того и на губах его дрогнула едва заметная улыбка. — Бесспорно. Здесь всегда можно было найти покой и гармонию. Думаю, Вам здесь на первое время будет достаточно хорошо, что скажете? — тут Се Лянь опустил взгляд и почесал переносицу, словно боялся задать неловкий вопрос, чтобы не получить кусачую реакцию Му Цина, но он всё же его задал. — Му Цин, скажи, — на выдохе бросил принц, — Могу ли я остаться в том доме и после того, как вопрос с мятежниками будет решён? — тут Му Цин опешил, озадаченно свёл брови. Он думал, что принц поживёт в заброшенном домишке лишь несколько месяцев, дабы дождаться срока, когда аборт будет уже априори невозможен, а потом бы Се Лянь вернулся во дворец. — Я… — Ничего, если ты откажешь мне, я приму твоё решение! — отрезал Се Лянь, но Му Цин мягко усмехнулся и покачал головой. — Нет-нет, что Вы. Я буду только рад, если дом моей матери будет жилым, а не одиноким всю свою оставшуюся жизнь. Вот только… Вы же наследный принц, жизнь во дворце будет безопасной как для Вас, так и для будущего ребёнка, разве я не прав? — Ты…несомненно прав. — голос принца вдруг дрогнул, он остановился и опустил голову. Не выдержал. Вновь. По щекам рекой полились слёзы, из-за чего ткань его ханьфу быстро намокала. Му Цин среагировал моментально, да и не мог он смотреть на то, как принц, которому он служил практически с самого детства, так горько страдает. Он уволок Его Высочество в свои крепчайшие объятия и позволил тому пустить ручьи страдальческих слёз на свои одеяния, что успели так быстро намокнуть. Послышалось протяжное «Чш-ш-ш-ш…» из его уст. Не нужно было разжёвывать, почему да как Се Лянь вновь расчувствовался, да и сам Му Цин не торопился что-либо говорить, ибо знал, что свежие раны разговорами не излечить. Оно поболит, но вскоре принц к этой боли привыкнет, смирится с ней и скроет шрам незаметным пластырем, а может скрывать его поможет ему его будущий ребёнок. Се Лянь верит, что малыш обязательно наполнит его раздолбанное всмятку сердце душой, жизнью и смыслом, а затем и сам принц сможет оклематься и, вполне возможно, вернуться из жизни отшельника во дворец, чтобы продолжить правление Сяньлэ.       Се Лянь проплакал в объятиях Му Цина десять минут, если не меньше, а затем сил на слёзы уже не осталось толком, да и выплакивать было нечем: казалось, что за всё это время принц излил из себя все воды из глаз и теперь не видать его слёз как минимум лет пять так точно. Отстранившись от спутника, принц устало улыбнулся и вытер глаза, потом шагнул по тропе и повёл Му Цина за собой — в сторону хижины — и их руки ни на секунду не отрывались друг от друга: Се Лянь вцепился в помощника подобно наглой пиявке, ни в какую не желающую отлипать от кожи человека. Они шли молча и каждый думал о своём, но время от времени Му Цин рассказывал Се Ляню незатейливые истории, от которых, на удивление, принца немного пробивало на смех. От этого и сам Му Цин не мог сдержать улыбки на лице. До хижины они дошли, когда время было уже после полудня.

***

      Временное укрытие Хэ Сюаня в действительности располагалось за границами государства Сяньлэ. Здесь правителям было только всласть содержать мятежников, способных свергнуть весомых конкурентов с поста. Каждый, кто шествовал за Сюанем, смачно пировал в поселении, где мятежники решили разбить свой лагерь. Даже тут они нашли соратников и только выросли в численности. Хэ Сюань желал оставаться наедине с Ши Цинсюанем в красочном шатре. Там он баловался с травами, способными свести гамм с ума и не оставить у них и кромки здравого рассудка. Где-то недалеко, в клетках на колёсах, группа таких вот гамм всё ещё пыталась прийти в себя, но как бы они ни старались, всё было зря — они только ухудшали своё состояние, повышая уровень слабости, а кормить их никто и не собирался: поели, вон, утром разок и достаточно. Следующая трапеза поджидала их только на рассвете, но этого их бывшим крепким организмам было явно недостаточно. А вот Цинсюаню в еде Сюань не отказывал ни в чём, вот только аппетита у омеги не было совсем. Его грустный лик не оставлял Хэ Сюаня в покое ни на минуту и пускай последний старательно держал на своём лице холоднокровие, выдержать ему это так и не удалось. — Ши Цинсюань, тебе надо поесть. — сначала спокойно произнёс он. Цинсюань мельком бросил на него грустный взгляд. Сидя на кровати и упираясь локтями в деревянный столик, он мозолил взглядом тарелку с свежей рыбой и зеленью на ней, и не сказать, что ему вовсе не хотелось есть, наоборот — голодал не только он, но и ребёнок в утробе, которому необходимо здоровое питание. Это Хэ Сюаня и тревожило: Ши Цинсюань будто намеренно не ест, чтобы довести себя до состояния, в котором потеря ребёнка будет ему гарантирована при любых обстоятельствах, а выживет ли сам омега — тоже вопрос спорный. — Ну не смотри так на меня, прошу. — шумно выдохнул Хэ. Поднимаясь с земли, он беззаботно отшвырнул от себя травы и прочие принадлежности для варенья снадобья для очередной порции гамм. Он двинулся к возлюбленному, затем опустился рядом с ним на край кровати, умостил лицо у того на плече и вдохнул привычный феромон как можно глубже в себя. — Я не голоден. — резко бросил Ши Цинсюань, но подался к телу Хэ Сюаня: склонил к тому голову, согревая того своим теплом; умостил руки на его плечи и как-то неуверенно сжал. Теперь Хэ Сюань был уверен — что-то тревожит его омегу, и было ясно — что. — Ты голоден, не смей мне лгать. Тебя беспокоит брат, я понимаю, но сейчас мы либо идём на рожон, Цинсюань, либо терпим поражение и что с нами сделается — предстоит гадать. — слова Хэ Сюаня растормошили омегу, но лучше от этого ему не стало уж точно. Поджав губы, он страдальчески посмотрел тому в глаза. От тяжести, которой глаза Цинсюаня затоплены до самых краёв, Сюаню хотелось провалиться под землю, но вида он никакого не подавал. Внезапно чужие губы примкнули к его щеке, затем послышался звонкий шмыг с стороны Ши Цинсюаня. — Ты уже забрёл слишком далеко! — сказал Цинсюань, стоило ему оторваться от щеки альфы. — Вздор. — Вздор?! Хэ Сюань… Хэ Сюань, Хэ Сюань, Хэ Сюань… — руки Ши Цинсюаня тревожно забегали по лицу альфы: касались то его шеи, то висков, а потом и вовсе сильно сжали скулы, дабы тот смотрел только на Цинсюаня и не смел отводить от него взгляд, даже если рядом что-нибудь взорвётся. — Давай остановимся, прошу. Ты ведь перегибаешь палку. — Перегибаю? — Хэ Сюань вопросительно вскинул бровь и посмотрел на омегу так, словно тот сболтнул чего-то явно лишнего посреди накала ситуации, — Возможно для вас — омег — я и впрямь перегибаю, но разуй глаза, Ши Цинсюань. — Хэ Сюань высвободился от объятий Цинсюаня, мимолётно заглянув в его яркие глаза. Он сложил руки за спиной и мерным шагом принялся расхаживать по помещению. Постукивание каблуков его сапогов навевало на Ши Цинсюаня чувство тревоги, из-за чего хотелось бежать отсюда сломя голову. Хэ продолжил монолог: — Долгие столетия омеги и гаммы возвышали себя и максимально принижали нас, альф и бет. Сейчас же должна…нет — обязана, наступить новая эра. Эра, в которой мы поменяемся местами. — Ши Цинсюань невольно опешил. Раньше ему казалось, что любимый Хэ Сюань намерен поднять права альф до прав омег, но никак не превзойти их и утопить в гнилых болотах. Слова любимого пошатнули омегу и он опустил голову, переваривая полученную информацию. Неужели его и других омег ждут жестокие перемены, в которых придётся падать ниц перед альфами? Неужели Ши Цинсюань найдёт своё пристанище среди «Золотых омег», да и то недалеко пойдёт от медных.       Долгое молчание с обеих сторон прервал голос Фэн Синя. Оба подняли головы и устремили их к появившимся в помещении юношам. — Господин Хэ, я привёл его. — Мужчина в красных одеждах вперил взгляд в Хэ Сюаня и те долго взирали друг на друга тяжёлым взглядом. Оба понимали, что цель у них была одна, но теперь они невольно пошли по разным тропам, и всему виной их омеги. Хуа Чэн и Хэ Сюань угодили в собственную ловушку, ранее предназначенную для Се Ляня и Ши Цинсюаня, и что теперь? Они долго молчали, прежде чем, Хуа Чэн, не без усмешки, подал голос: — Давно не виделись. — И то верно. — Кажется, ты свернул не туда первым. — И то правда.       Диалоги выходили сухими и скомканными. Прежде родные друг к другу, как братья, теперь они казались чужими и едва ли знакомыми. Непонятно было, к чему привело такое расхождение, даже если виноватыми оба выставляли омег? Невзначай Хуа Чэн взглянул чуть поодаль от Хэ Сюаня и заприметил Ши Цинсюаня, о котором Се Лянь так сильно беспокоился. Живот был едва заметен, но округлость уловить зорким глазом было возможно. Скорее всего омега забеременел около двух месяцев назад? Стараясь не зацикливать своё внимание на ненужной информации, Хуа Чэн одарил Ши Цинсюаня натянутой улыбкой. — Так это Вы тот, о ком так терзал себя Его Высочество. — подытожил вслух он, тогда омега внезапно оживился и сделал несколько шагов навстречу к Хуа Чэну, но был резким движением остановлен Хэ Сюанем — он крепко сжал плечо Ши Цинсюаня, что напрягло Хуа Чэна. — Се Лянь?! — громко выдал Цинсюань, — Как он? С ним всё хорошо? Почему ты здесь, у него ведь совсем скоро должна начаться течка!!! — Она завершилась так же быстро, как и началась. — с натянутой улыбкой бросил Хуа Чэн, ещё не зная, стоит ли вести себя перед Хэ Сюанем как прежде или тот сам раскаивается и не знает, что теперь делать. — Что? — изумился омега, — Но ведь… Это значит, что вы совершили оплодотворение и сейчас ты нужен ему! — Ты так и не понял, глупенький? — Хэ Сюань раздражённо фыркнул, чем привлёк внимание всех присутствующих на себя. Этого Хуа Чэн и опасался, да и теперь ему стало ясно: Хэ Сюань может и сбился с тропы, но сразу же выдумал дальнейший план действий и внёс себя в список исключения: он не даст Ши Цинсюаня в обиду, но Сяньлэ хорошо или по плохому ОБЯЗАНО пережить переворот иерархии, — Хуа Чэн воспользовался случаем, чтобы заделать ребёнка принцу. Аборт может грозить ему дальнейшим лишением возможности рожать, а наследник в будущем может стать нашим превосходным оружием.       Хуа Чэн сложил руки за спиной и незаметно сжал их в кулаки, скрывая растерянность и нотки гнева по отношению к Хэ Сюаню, ибо тот открыто посягает на его омегу с целью подавить со всех сторон. Хэ Сюань продолжил разглагольствовать: — Хуа Чэн обладает искусным мастерством убеждения…мы намеренно проявим терпение, чтобы юный Хуа поспособствовал перевороту. Неважно, когда он наступит: завтра, послезавтра, через пять, а то и десять лет — мы будем ждать этого дня, когда альфы начнут законно восседать на престоле. — Ши Цинсюань опустил голову и покачал ею, тяжело вздыхая. Глаза его наполнились горькими слезами и начали струйка за струйкой стекать с его румяных щёк. Хэ Сюань увидел это и сердце вдруг начало колоть: он свёл брови к переносице и не сумел заставить себя остаться на месте. Заключив омегу в объятия он нахмурился и прижал того к себе как можно ближе. — Зачем ты это делаешь? — Ши Цинсюань придал себя обиде и гневу, — Вместо того, чтобы ПОДНЯТЬ себя на уровень омег, вы собираетесь окунуть нас в лужу! Наверное, я не могу возмущаться, потому что не видал такой жизни, какая была у вас, но отстаивать свою честь я волен ещё как! Два остолопа… Вы даже не понимаете, какую ошибку совершаете! Силой заставлять государей Сяньлэ принять переворот? Вы совсем сошли с ума! Может, Хэ Сюань, ты ещё войну объявишь?! Вон какую армию обиженных альф собрал, так ещё и гамм отравил гадостью…так что тебя сдерживает, скажи?       Ши Цинсюань совершил ошибку. Роковую ошибку. Слово о войне зажгло искру в глазах Хэ Сюаня, а в словах омеги была доля правды, но если Сяньлэ не захочет решать дела по-хорошему, значит надлежит лидеру мятежа стать полководцем. Ши Цинсюань мгновенно прикусил язык, опустил ладони на щёки Хэ и сжал их, направив в свою сторону, а затем затараторил: — Нет. Хэ Сюань, нет… Ты слышишь меня? Забудь, что я сейчас сказал!!! Мой дорогой Хэ, забудь, прошу тебя… Прошу… — Ши Цинсюань окончательно разревелся от безысходности. Хэ Сюань видел применение силы везде, где только можно, а война…развяжет ему руки для того, чтобы освободить свои обиды от оков и развеять по бушующим ветрам. Хуа Чэн за всё это время не проронил ни слова, лишь молча наблюдал за представлением. Так же и Фэн Синь — он не смел вступать в диалог, но заметив, как Ши Цинсюань медленно достигает грань истерики, а Хэ Сюань замер с легкой улыбкой на лице, решил вмешаться. В два шага он настиг пару и бережно оттянул омегу к себе. — Господин Хэ, Ши Цинсюаню сейчас ни в коем случае нельзя беспокоиться! Не нужно выводить его на эмоции. — Да, возможно ты прав… — на выдохе бросил Хэ Сюань, после чего он развернулся и отошёл к Хуа Чэну, обращаясь к Фэн Синю, — Уведи его в шатры, пусть отдохнёт и выпьет побольше снадобий и отваров.       Фэн Синь кивнул, готовый уводить Ши Цинсюаня, как последнего вдруг озарил новый вопрос, на которого он не мог сыскать ответа: — Хэ Сюань! — он рывком отпрянул от подчиненного Хэ и нахмурил брови, стиснув до скрежета зубы, — Если вашей целью было оплодотворить наследного принца, то…зачем…зачем тогда ты сделал это со мной?! — Хэ Сюаня словно молния пронзила от слов омеги, он замер и Хуа Чэн смог увидеть его вытаращенные глаза в свою сторону. Хуа сразу же расплылся в искренней ухмылке и теперь с уверенностью сложил руки на груди, с мыслью «Попался!». Хэ Сюань не знал, как ответить Ши Цинсюаню, ведь…на самом деле он сделал это из личных чувств к омеге. Пошёл ради него против своих принципов и с радостной личиной завёл семью. Вот-вот он допрыгается и разорвёт её на мелкие кусочки, если продолжит выводить Ши Цинсюаня из себя. Поджав губы, лидер мятежа медленно повернулся к омеге и тот увидел его растерянный взгляд и сразу же притих. — Я… Я… — промямлил Хэ Сюань, а затем Хуа Чэн поспешил перебить дражайшего друга и с насмешкой фыркнуть: — Он тебя любит искренне, а на принца… — Хуа Чэн акцентировал своё внимание на Его Высочестве и пронзил Хэ Сюаня раздражённым взглядом, — …на принца он плевал с высокой горы.       Хэ Сюаню пришлось настоять на том, чтобы смущенного во всех смыслах Ши Цинсюаня Фэн Синь увёл как можно скорее, а с Хуа Чэном он разберётся сам.

***

      С грохотом Хэ Сюань прижал Хуа Чэна за шиворот к стене и пронзил его ненавистным взглядом. — Ты хоть понимаешь, о чём говоришь?! — Что, правда глаза колит? Хэ Сюань, ты ведь проиграл раньше меня. — Хуа Чэн грубо оттолкнул от себя соратника и решил раскрыть все свои карты, ибо он устал держать этот груз на своих плечах и плыть по течению недопониманий. Хэ Сюань сразу же округлил глаза: — Что значит «проиграл раньше меня»? — То и значит. К сожалению или к счастью, мы оба угодили в собственный капкан и увязли в… — Хуа Чэн волей неволей должен был выжать из себя это слово. Выбора у него не было, тут либо смотришь правде в глаза либо трусишь, — в любви к нашим целям. Если ты начнёшь яро отрицать этот факт, я ни за что не поверю.       Хэ Сюань не хотел признавать личного поражения, но Хуа Чэн… знал его как свои пять пальцев. Он не стал отрицать или как-либо иначе скандалить с другом, потому кивнул ему и поспешил сменить тему. — Так или иначе, Хуа Чэн… Мы должны начать действовать, пути назад нет и ты это знаешь. — Конечно, я до конца с тобой. — Хуа Чэн искренне улыбнулся и положил ладонь на плечо Хэ Сюаня, тот смягчил напряжённый взгляд, — Но я бы хотел навестить принца хотя бы один раз. — Нет-нет-нет, это исключено! — Хэ Сюань вдруг вновь перешел в напряженное состояние и не знал, куда себя деть и как так вывернуться, чтобы выветрить из головы Хуа Чэна мысли о Се Ляне. Дело сделано, надо собрать силы в кулак чтобы подавить в себе любое желание навестить его.       И тут в голову Хэ Сюаня пришла мысль, которую он поспешно огласил: — Вряд ли Его Высочество захочет видеть тебя после всего произошедшего. — слова попали в яблочко! Хуа Чэн устыдился самого себя и опустил взгляд. Нужно было предупредить принца, нужно было рассказать, но Золотая Медь сглупила. По настоящему сглупила. — Тут ты прав… — согласился он, и более товарищи решили не возвращаться к вопросам о своих омегах и приступили к решению общих проблем среди альф: отправить письмо государям с первым предупреждением.

***

      Се Лянь не помнит, сколько дней он провёл в забытье и как вдруг оказался сидеть на коленях на земле посреди грядок. Будучи в тумане, его будто бы стрелой пронзил голос Му Цина где-то позади. Оглядевшись по сторонам, Се Лянь понял, что находится всё в том же домике матери Му Цина, который они вместе привели в порядок после длительного одиночества. — Се Лянь, обед готов! — из окна кухни и правда веял запах чего-то съестного и у Его Высочества заурчало в животе…кстати о нём: принц, вот, уже который день занимается огородом. Как же так получилось, что Се Лянь не заметил, как в таком сидячем положении ему мешает округлый живот. А стоило ему на него посмотреть, как его озарило.       Му Цин, как и планировалось, не без труда заново вступил в ряды Хэ Сюаня и пусть с Фэн Синем они начали цапаться пуще прежнего, Хэ Сюаня это совсем не заботило, ведь на уме мельтешило ожидание ответа на письмо, которое они с Хуа Чэном так старательно писали. Точнее, писал его Хэ Сюань, ибо Хуа не мог похвастать разборчивостью и красотой каллиграфии. Письмо пришлось отправлять Му Цину, так как Фэн Синь уже потерял достойное лицо среди государей Сяньлэ, а насчёт Му Цина им ещё предстояло думать и думать. Ему досталось от всех сторон, по правде говоря. Особенно от него не было отбоя от Хуа Чэна: тот постоянно задавал вопросы о Се Ляне и его самочувствии, а помощник принца старался отвечать сухо и уклончиво: «Давно его не видел», «Порядок», «Нормально, вроде», а вот Се Лянью он, наоборот, докладывал всё куда детальнее: как вёл себя Хуа Чэн, о чём и с кем беседовал и прочее. Принц надеялся, что возлюбленный обязательно к нему вернётся, но исходя из рассказов Му Цина, что Хуа с Хэ сейчас заняты мятежом и друг другом, потерял всякие надежды на встречу с ним. Государи не находили себе места, вскоре и сам народ заподозрил неладное, тайну таких масштабов утаить не получалось, потому что в какой-то момент из домов богачей начали массово сбегать медные и золотые альфы. Государи Сяньлэ, не успев отойти от содержимого письма, не знали, куда себя деть. Первое предупреждение было весьма расплывчатым в письме, но факт оставался фактом: Власти Сяньлэ должны признать медных и золотых альф такими же горожанами, как обычные крестьяне — если альфа из бедной семьи, или же высокопоставленной знатью, если альфа был рождён среди богачей, правителей. Му Цин слово в слово передал Се Ляню вздор его матери: «Ни за что на свете я не допущу этого переворота!», а государь Сяньлэ считал совсем иначе и хотел было дать добро, но его слово мало что значило по известным нам причинам.       Тогда Хуа Чэн и Хэ Сюань сдержали обещание: оставшись без ответа, обезумевшие гаммы разгромили небольшую деревушку на территории государства. Обошлось без смертей, но раненных и оставшихся в слезах перед горящим жильём людей было полным полно. Власти посчитали, что мятеж альф способен замахнуться разве что на маленькие деревушки, из-за чего немного расслабились, но всё же посылали войско защищать невинных жителей во что бы то не стало. Императрица открыто отказывала в урегулировании мятежа в пользу Хэ Сюаня и Хуа Чэна, велела отставить капризы и дала шанс всем, кто поднял мятеж, уйти из Сяньлэ, пока войско государства не перебило всех без исключения. На некоторое время мятеж утих, хотя на окраинах ещё прослеживались неразберихи. Тогда Государи велели сосредоточить внимание лекарей на всех тех сошедших с ума гамм, которых удалось пленить во время мятежей. Эти действия происходили на протяжении трёх месяцев, а когда мятежники из небольших деревушек замахнулись уже на крупные деревни и даже города, то стало не до шуток уже всем. Даже Ши Уду, сидящий ниже травы и тише воды, не смог больше терпеть подобных унижений и заглянул в гости к государям.       Ши Цинсюань невесть сколько времени провёл в плену безжалостного Хэ Сюаня, что не могло оставить старшего брата омеги без отдельной нервотрёпки. В какой-то момент ему доставили письмо, в котором кратко описывались угрозы, что, если государи не примут поставленные мятежниками условия, Ши Уду больше никогда не увидит своего брата. Ясное дело, что Хэ Сюань ни за что в жизни не поступит так с Ши Цинсюанем, но Ши Уду не осведомлён об искренности их любви друг к другу, поэтому попытка Хэ запугать властей прошла успешно. Ситуация накалялась и с момента, как мятежники посягнули на крупные города, прошло ещё три месяца.       Се Лянь тяжело вздохнул и кое-как поднялся с колен. На шестом месяце беременности сделать это было крайне сложно, но принц нашёл опору в качестве яблони, а потом вознамерился вспомнить, нет, найти в гуще тумана, в котором он потерялся, отрывки воспоминаний о том, как он проследил за Му Цином ночью и тайком пробрался в логово Хэ Сюаня. Он скрывался в высоких зарослях и был незаметен в тёмном покрове ночи, а вот Хуа Чэна…он видел во всей красе. Он ничуть не изменился, разве что стал куда более сосредоточенным и отстранённым от пустых разговоров. Если соратникам-альфам хотелось заговорить с ним, то удавалось перекинуться парой слов разве что только по делу, не более. По правде говоря, принц не понимал, как по прежнему оставался незамеченным, но вместе с таким непониманием в мыслях неистово метались переживания, ненависть и глубокая обида. Глядя на то, как Хуа Чэн детально обсуждает варианты нападения на городок близ столицы, сердце Се Ляня начинает дрожать подобно осиновому листу на ветру. Он то и дело задавался вопросами: «Если, по твоим же словам, любишь меня так искренне, то почему с ярко выраженным интересом обсуждаешь способы атак на мой народ?..». — Что сказал Хэ Сюань по этому поводу? — Хуа Чэн беспристрастно взглянул на медного альфу, на вид — тот ещё красавец, но характер у парня выдался скверный. Тот незадачливо почесал затылок и пожал плечами, долго помолчал, будто бы не особо хотел оглашать слова лидера, но выжидающий взгляд Хуа Чэна буквально принудил его к скорейшему ответу: — Ну, он сказал, что атака на этот город должна быть куда серьёзнее, чем в предыдущий раз. Это ведь территория братьев Ши…       Се Лянь чуть было не покатился кубарем, услышав эти слова. Как Хэ Сюань смеет нападать на дом того, с кем сейчас ждёт ребёнка?! Сердце забилось сильнее и принц, опустив ладонь на живот, болезненно поджал губы. Всё-таки пожалел о том, что решился переступить порог дома и последовать за Му Цином, а ведь тот ему строго-настрого запретил даже думать о логове Хэ Сюаня. Впервые Се Лянь себе признал, что помощника нужно было действительно…послушать. Нервничать было нельзя, поэтому принцу надо поскорее покинуть это место так ещё и так, чтобы вновь оказаться незамеченным. Он не хотел знать, какой ответ даст Хуа Чэн — по одному выражению лица было всё ясно: насмешливая ухмылка. Она ранила Се Ляня до дрожи. «Хочешь назвать детей Се Лан или Се Гхо?! Да пропади ты пропадом…»       С трудом взбираясь на холм, Се Лянь молча вытирал ручьи слёз подолом рукавов. Небо было темнее вороньего крыла — таким черным оно было — но принц прекрасно разглядел сгущающиеся тучи, да и ветер вдруг завыл. Попасть под ливень было бы просто ужасно! Благо, что по дороге Се Лянь успел нарвать съестных плодов яблок, ягод и овощей. Если и найдётся укрытие, то будет чем перекусить. Прошагав несколько метров в сторону леса, принц задумался: может, стоило выудить больше информации? Или же постараться отыскать Ши Цинсюаня? Подобные мысли выветрились сразу же, как только Се Лянь ощутил пинок в животе. К слову, это был первый раз, когда омега ощутил в себе шевеления ребёнка. До этого он не чувствовал ничего, кроме токсикоза и того, как внутри все органы ведут себя так странно, что невольно хотелось просто лопнуть живот к чёртовой матери, дабы внутренние органы вернулись в прежнее положение и не смущали принца. Се Лянь опустил обе руки на живот и болезненно поморщился. — А я думал, что и ты меня бросил, малыш. Спасибо. Я буду стараться ради тебя. — огладив небольшой живот, юноша искренне улыбнулся и от прежней грусти не осталось ни следа, однако мысли о Хуа Чэне… сочились только с обидой и гневом. К этому человеку он испытывал жалость разве что на капельку росы — не более, — Прости, мне не стоило идти так далеко, но зато мы прогулялись, не правда ли? Скоро мы вернёмся домой и отдохнём как следует.       Хуа Чэн видел, как на холме маленькой точкой исчезает среди хвойных деревьев белый силуэт. Он думал — нет — надеялся, что это Се Лянь, но cразу же отбросил такие мысли, ибо как тот, кого он украдкой заметил скрывающимся среди зарослей, мог так быстро покинуть логово Хэ Сюаня? Если принц в положении, то вряд ли бы ему удалось провернуть всё так быстро и ловко. Удачно перед глазами предстал Му Цин. С картой местности в руках он проходил мимо Хуа Чэна и стоило последнему отчеканить суровое «Стоять.», как сердце Му Цина укатилось в пятки: неужели его рассекретили?! — Ты бывал в столице. Может, тебе что-нибудь известно о гэгэ? — Му Цин, прежде глядя на альфу изумленным взглядом, с облегчением выдохнул. — Почему Вас это так интересует, Господин Хуа? Вы же сделали дело, так зачем теперь думать о принце? Да и государи наверняка будут прятать его, так что… — Я не дурак, Му Цин, — перебил Хуа Чэн, и помощник принца вновь напрягся, — Я знаю, зачем ты здесь и кого из себя представляешь. Думаешь, я не замечу в тебе шпиона? Ты не мог бросить Се Ляня после того как, — вдруг Му Цин разразился смехом и покачал головой. Медный альфа опешил. — После того как ВЫ его бросили, господин Хуа? — Хуа Чэн понурил голову и сжал руки в кулак. Правда комом застряла в его горле, — Я уверен, Вам интересно, что Его Высочество Наследный Принц сделал после вашей попытки гнездования? Я расскажу, господин Хуа, мне не сложно! — Му Цин сложил руки на груди и наклонил голову в бок. Было задорно смотреть на то, как Хуа Чэн переменился в лице и напрягся, когда речь вот-вот зайдёт о решении принца после удачной течки. — Довольно… — попытался остановить он, но Му Цин не мог больше держать всё в себе. Теперь его черёд таранить Хуа Чэна насмешливой ухмылкой: — Ши Уду настоял на том, чтобы принц вернулся домой к государям…и знаете что? Се Лянь сам настоял на аборте. Да-да, он таки забеременел от Вас, но слишком много обид и боли пережило его сердце и он испугался, что от таких нервов не сможет достойно вынашивать ребёнка, ведь для успешного гнездования омеги нужен ЕГО альфа. — Хуа Чэна пробило дрожью. Он невольно отвернулся от Му Цина, стиснул зубы и саданул кулаком по стволу дерева, едва ли не пробив его прочную кору. Му Цину не нужно было говорить вслух о догадке: Хуа Чэн начал жалеть о необдуманном поступке по отношению к Се Ляню, которого так искренне полюбил. Но что оставалось делать?! Уйдёт к принцу, и пострадал бы его дражайший друг, которого предать он не посмел бы, а вот ушёл к Хэ Сюаню…и потерял Се Ляня. — Я тебя понял. — холодно ответил Хуа Чэн, а затем неожиданно выдал, — Хэ Сюань просил тебя об услуге. — Какой? — Забери Ши Цинсюаня в домик твоей матери. Фэн Синь утверждал, что он сейчас пустует.       Му Цин не знал, смеяться ему или плакать.

***

      На рассвете Се Лянь был уже дома. Путь не составил труда и, по правде сказать, его удивляла такая крепкая выдержка. Шестой месяц беременности принц проводит куда проще, чем первые недели: активно работает в саду и огороде на заднем дворе дома, преодолевает такие расстояния и не жалуется о болях в спине. По дороге домой он лакомился всем, что находил съедобным. Из дома он взял с собой тканевую накидку и, скрывая лицо, останавливался передохнуть в небольших деревушках, которые успели разгромить мятежники. Торговцам на повозках приходилось покинуть это место до восстановления, а так как с некоторыми Се Ляню было по пути, он попросил подвезти. Мир не без добрых людей, потому торговцы согласились подвезти путника в положении. — Эт как так вышло, что омега да и без скота своего?! — возмущался пожилой торговец. Хотя он и сам являлся медным альфой, но других, как и себя в целом, считал за скот. Се Ляню было не по себе, потому он отмахнулся: — Матушка задействовала в своих целях, а я просто решил прогуляться.       Дома принц с превеликим удовольствием улёгся в постель и вперил взгляд в потолок. Хуа Чэн.

Хуа Чэн.

Хуа Чэн.

Хуа Чэн.

Хуа Чэн.

…Саньлан не выходил у него из головы. Се Лянь был зол на него, до боли обижен, но…как же сильно хотелось уткнуться в его плечи и уснуть вот так втроём, как полноценная семья. Наверное, ребёнку в утробе из-за психологического напряжения Се Ляня тоже не хватало отцовского тепла, пускай принц как мог оглаживал округлый живот. Взгляд в какой-то момент совсем поплыл и принц не заметил, как задремал. Правда сон длился не так долго, как хотелось бы беременному омеге. Проспав до полудня, Се Лянь еле-еле раскрыл глаза. Кто-то яростно дёргал его за плечо с целью разбудить, и у Му Цина, которого принц разглядел сквозь сонную пелену в глазах, это получилось. — Му Цин? Ну что такое, почему ты меня разбудил? Я же совсем не выспался! — злился он. Му Цин вдруг по привычке закатил глаза и покачал головой, и это было лишь мгновением, которое затмило его прежнее беспокойство. Затем оно вновь просияло на лице помощника принца и последний напрягся. Неужели он пропустил что-то интересное, когда покинул логово Хэ? Теперь Се Лянь определённо жалел: ну что это такое? Стоило Хуа Чэну раскрыть свой рот и его омега не выдержал и покинул сундук с информацией сверкая пятками! — Ваше Высочество, дело очень серьёзное. — его голос напоминал человека, который пробежал сотню метров без остановки и запыхался так, что готов был испустить дух. Се Лянь замолк, ведь в манере речи Му Цина сквозил несвойственный ему страх. — Что такое?.. — тихо поинтересовался принц. — Этот бестолковый Фэн Синь проболтался об этом доме, и Хэ Сюань отдал приказ спрятать Ши Цинсюаня на время здесь в сопровождении лекарей. — Се Лянь округлил глаза, и Му Цин заметил перемены на лице принца, но говорить надлежит до конца, — Боюсь, у Вас не остаётся выбора, да и срок располагает вернуться во дворец.       Спросонья Се Лянь не сразу осознал, что к чему, но стоило ему старательно разгрести весь мысленный беспорядок в голове, как тело пробило дрожью. Тревога накалялась, сердце облилось жгучей кровью и камнем устремилось прямиком в пятки. Сколько месяцев он протянул в тумане, так и не простив себе юношескую глупость: медный альфа. Альфа, который оставил его с животом, а теперь обсуждал план на масштабное нападение на его народ. Опять всплыли противоречивые чувства: тоска, любовь, гнев и отвращение. Он скучал по Хуа Чэну, желал увидеть еще больше, чем на пару минут, которые он так нагло позволил себе в логове Хэ Сюаня; он любил его с такой силой, какую почувствовал еще тогда, в библиотеке, когда вместе они изливали друг другу душу; и вместе с тем он ненавидел его, не хотел видеть, потому что не представлял, как можно так спокойно идти против государства, наследник которого носит под сердцем его ребёнка?! И вдруг принца озарило. Он ведь однажды сам попросил Му Цина однажды наплести Хуа Чэну бред о том, что не сохранил ребёнка. — «Чем я только думал?» — мысленно ругал себя Се Лянь, — «А может… Оно и к лучшему?»       Всё это время Се Лянь стоял перед Му Цином, понурив голову. Блики в его глазах давно утратили былой блеск. Помощник уже не в первый раз сталкивается с таким и уже реагировал спокойно, не спеша. — Ваше высочество, — Му Цин бережно опустил руки на его плечи, дабы привлечь к себе внимание. И у него получилось: Се Ляня будто бы взрывной волной выбросило из личных дум и он дрогнул, но смотрел уже не удивлённо, как обычно это бывало, когда он приходил в себя, теперь он был спокоен… На удивление Му Цину. Последний поморщил лоб, затем вопросительно изогнул бровь. — Я возвращаюсь домой. — холодный тон принца, вот так вот внезапно пронзивший Му Цина, сбил последнего с толку. Он предполагал, что принц как обычно начнет капризничать и оттягивать встречу с родителями. Му Цин собирался было развеять свои мысли ответами на всплывшие вопросы, но Се Лянь опередил его: — Извини меня, Му Цин. Мне не стоило откладывать это дело. Возможно, это по моей вине мятежники зашли так далеко. Вернувшись в родительский дом, я поговорю с матушкой. Му Цин немного помолчал, переваривая информацию, и вскоре спросил: — Что, если она откажет? — и Се Лянь опустил ладонь на живот. — У неё не останется выбора. Но прежде, чем я уйду, Му Цин… Я хочу повидаться с Ши Цинсюанем. Выполни мою последнюю просьбу. — Последнюю? Что Вы имеете в виду, Ваше высочество?! — Когда мы встретимся вновь, ты уже не будешь зависеть от меня, Му Цин. Никто не будет.

***

      Зоркий глаз Хэ Сюаня не оставил без внимания ни один сантиметр хижины Му Цина. Он расхаживал туда-сюда и мысленно рассуждал, безопасно ли будет Ши Цинсюаню жить здесь, вдали от себя. Омеге порядком поднадоело, что после утомительной дороги Хэ Сюань расспрашивает Му Цина об одном и том же, и раз за разом получая одинаковый ответ, всё равно остаётся недовольным. Отведя уставший взгляд на Му Цина и заметив, что тот неловко поджимает губы, Цинсюань поковылял к нему, дабы разбавить обстановку. — У тебя здесь очень уютно, и дом совсем не похож на то, чтобы его когда-либо забрасывали. — Что Вы, для омеги, готового родить на свет дитя в любой момент, я обязан сделать максимально комфортные условия. — ответствовал Му Цин. Хоть на самом деле причиной обжитой хижины является его проживание и проживание принца здесь, ему не составило труда вот так вот взять и солгать, пускай и выглядит это всё… Достаточно подозрительно: на шторах ни пылинки, как и на остальных поверхностях. Сплошь чистота и придраться не к чему! С огородом и садом на заднем дворе, правда, пришлось наплести сказки о том, что есть тут местный доходяга — в прошлом ближайший друг его матери — который не против поухаживать за такой плодовитой красотой. Мол, он у нее в долгу, да и прекрасной женщиной она была. Му Цину повезло, что рядом не оказался Фэн Синь, способный запросто обвинить его во лжи. А сам Хэ Сюань поверил. Ши Цинсюань широко улыбнулся, огладил живот и шумно вздохнул. — Спасибо, что помог мне уговорить Хэ Сюаня, чтобы лекари посещали меня три раза в неделю. Я бы не выдержал их постоянства рядом с собой. Да и к тому же, ты ведь рядом! Ха-ха, мой дражайший Хэ совсем уже голову потерял со своими переживаниями. Неужели все альфы так себя ведут, когда вот-вот появится на свет их первенец? — Ши Цинсюань впервые за долгое время пребывал в превосходном настроении. Прежде он то и делал, что депрессивно проживал дни в логове мятежников или вовсе рыдал днями напролёт из-за проделок любимого. Да и тот впоследствии не выдержал: не смог наблюдать за тем, как страдает Цинсюань и поспешил отдалить его от себя, потому что так будет лучше. Здесь природа, приятные условия, а сам он пообещал навещать его почаще. Заметив улыбку на лице омеги, Хэ Сюань и сам слегка улыбнулся и подошел к ним. — Хорошо, я убедился, что здесь тебе будет хорошо. — О, правда? — Ши Цинюсань растопырил локти и умостил ладони на поясе, сделав важный вид, — И как же ты в этом убедился? Здесь на три пылинки меньше, чем в шатрах? Ха-ха-ха-ха! — Нет, — Хэ Сюань медленно заключил омегу в объятия, да так, словно очень боялся его сломать, — Ты начал улыбаться и смеяться, а это и мне душу греет. Потом они оба долго молчали, смотря друг другу в глаза, так и не решаясь становиться инициатором поцелуя. Ограничившись лишь крепкими объятиями, руки Хэ Сюаня медленно сползли к животу омеги, и на их с Му Цином удивление, Хэ Сюань зашептал: — Отца не мучай, понял? Не терпится подержать тебя на руках. — Хэ Сюань… — смущение Ши Цинсюаня сравнялось с бесконечностью, он вдруг отстранился, окутал себя теплой накидкой и отвёл от альфы взгляд, почему-то даже стесняясь смотреть в его сторону, — Ну всё… Всё иди. И Хэ Сюань не стал препятствовать желанию омеги. Разве что… Быстро, подобно вспышке молнии, чмокнул его в затылок и устремился к выходу, бросив Му Цину строгое: ГЛАЗ НЕ СПУСКАЙ.       Се Лянь скрывался под хижиной и слышал всё, абсолютно всё. Там, где находились три фигуры, есть спуск в подвал, если поднять доски под непримечательным ковром. Через щели мало что можно было разглядеть, но принц завидовал другу белой завистью, ведь тот… Тот получает внимание от своего альфы, а ведь он возглавил мятеж, яро бесчинствует и проявляет явную агрессию к государству Сяньлэ. Несмотря на всё это, в нём есть любовь, нежность и ответственность. Он ждёт их с Цинсюанем ребёнка сильнее, чем переворота в государстве. От таких рассуждений и сам принц заулыбался. Хотелось бы испытать такие чувства на себе, но Хуа Чэн был где-то далеко уже не только физически, но и морально.       Оставшись наедине с Му Цином, Ши Цинсюань направился к кровати, чтобы перевести дух, отойти от избытка положительных эмоций и наконец немного подремать. — Му Цин… Ты только не утруждай себя со мной, хорошо? У тебя дел по горло, ты каждый божий день стремглав убегал на патрулирование. Наверняка устал! — по дороге к заветной кровати, Ши Цинсюань прихватил яблоко с вазы и принялся его грызть, в то время как его временный подчинённый непонятно зачем начал оттягивать ковёр с пола куда-то в сторону. — Не берите в голову, Ши Цинсюань. — Му Цин ловким движением руки отворил дверцу и протянул вторую вниз. — Погоди… Ты что это делаешь? — но не успел он и опомниться, как в ответ Му Цину снизу показалась до боли знакомая ладонь. Аккуратная и изящная. —… Не может быть… — Ши Цинсюань подорвался с места, когда Му Цин подтянул наверх дражайшего Се Ляня. Давние друзья прижались друг к другу так крепко и тесно, не желая распускать столь тёплые объятия. Оба захныкали. Не видевшись полгода, а то и чуть больше, они не смогли передать друг другу слова о мучительных переживаниях. Сердца бились в унисон, а улыбки не сползали с глаз. — Я очень беспокоился… — прошептал принц. — Се Лянь, я чуть было дух не испустил, когда начался весь этот хаос! Разве ты не должен был быть во дворце?! Какой ужас, ты сколько времени в этом подвале провёл?! — Цинсюань тараторил так быстро, что Се Лянь не успевал обрабатывать в голове информацию и вместе с тем его друг собственными руками изучал целостность и сохранность принца, пока в один момент не наткнулся на выпуклый живот, прежде скрываемый мешковатыми одеяниями. Се Лянь неловко улыбнулся и почесал переносицу: — Кажется, у тебя назревает всё больше и больше вопросов… —… До меня дошли слухи, что ты избавился от плода. Му Цин, разве ты не говорил такое? — в ответ помощник Се Ляня сложил руки на груди и, не без ухмылки, пожал плечами. Ну никак не мог он признать, что остался довольным после разговора с Хуа Чэном. Однако слухи распространяются довольно быстро среди мятежников — и это стоит признать. Принц с натяжкой улыбнулся. — Это я попросил, не бери в голову, хорошо? Это… Это МОЙ ребёнок. Хуа Чэн его не увидит… Как и меня. Внезапно на лице Ши Цинсюаня появилось лицо, полное недопонимания. Се Лянь невольно почувствовал себя виноватым без всяких на то причин и даже опешил от такого выражения лица. — Потому что он тебя оставил?.. Странно, мой друг, ведь я… Часто вижу его безумно грустным в полном одиночестве. — слова Цинсюаня ковырнули раны Се Ляня и тот поспешил ускользнуть от темы, ведь Хуа Чэн был далеко. Далеко. — Не нужно, Цинсюань… Правда, я хочу его забыть. Я… Хочу до конца подавить в себе любовь к юноше в красных одеждах, которого однажды приобрел на рынке ради… Эксперимента. И смотри, что из этого вышло. Я лишь хотел увидеться с тобой, и я искренне рад, что ты на несколько сотен ступеней выше к своему счастью, Цинсюань, правда! — Се Лянь крепко-крепко сжал обе руки Ши Цинсюаня в своих, — А теперь… Теперь мне нужно возвращаться во дворец. Боль похоронила меня в тумане и… Следовало бы мне наладить ситуацию с мятежниками. —… И что же ты хочешь сделать? На чьей ты стороне? — Цинсюань перешел на шепот, затем покосился на Му Цина, потому что не понимал, что происходит и что они затеяли, раз помощник принца, оказывается, всё это время сопровождал его. — Я… Из уважения и личных причин, помогу и золоту и меди. Я хочу, чтобы моё государство выделилось на фоне остальных тем, что не станет больше делить людей на хозяев и скот. Цинсюань опустил взгляд на сплетённые с Се Лянем руки, едва заметно кивнул. Он не знал, как поступить в такой ситуации, но одно он знал точно — останавливать принца нельзя, да и дома… Ему будет в сотни раз лучше. Ши Цинсюань еще не осведомлен о том, что его любимый Хэ жаждет жестоко отыграться на Ши Уду, но ни Се Лянь, ни Му Цин не желают нервировать омегу. Сроки поджимают, а доставлять нервотрепку и рушить то, что Хэ Сюань пытается склеить, они явно не хотят.       Принц отстранился от Ши Цинсюаня, улыбнулся ему в последний раз, а затем направился к выходу. Му Цин последовал за ним — доставить Его Высочество во дворец. Но голос Ши Цинсюаня заставил Се Ляня ненадолго остановиться: — Хуа Чэн интересовался у Фэн Синя о тебе, Се Лянь. Совсем недавно. Хотел собрать корзину лакомств, чтобы передать через того же Му Цина. Мне кажется, он осознал свою ошибку еще давно.

***

      На ушах стоял весь дворец, когда Се Лянь наконец объявился дома целым и невредимым. Стража так и передала государям: «Ни царапины, ни единой! Вот только до горечи подавленный!». Пышные монашеские одеяния скрывали живот. Принц боялся, что ребёнок совсем настрадался и родится совсем крохотулькой, так что возвращение в наиболее благоприятные условия станут спасением не только для него, но и для ребёнка. Император с императрицей ещё не доходя до единственного сына расчувствовались — особенно мать Се Ляня: — Ну что же ты делаешь с нами, сынок?! Я так переживала… Места себе не находила, такой хаос, О Небеса! — Се Лянь, мать распереживалась… Где ты был? И стоило им примкнуть к неподвижному и подавленному принцу, как лица их окаменели. В огромном помещении, где обычно правители принимали гостей, стало настолько тихо, что последующие слова принца эхом отскакивали от стены к стенке: — Я сглупил. Мне стоило вернуться раньше, чтобы не допустить войны, но в противном случае, я мог потерять ребёнка, которым безумно дорожу. Я вернулся ради того, чтобы сказать вам… Что поддерживаю мятеж. — слова разили императоров подобно ятагану. Принц чеканил каждое слово, словно раз за разом наносил безжалостные удары по своим родителям. И если мать помрачнела и замолкла, отец принялся спорить с сыном: — Как ты смеешь такое говорить?! Никогда, слышишь, Лянь?! Никогда в мире скот не стоял на одной ступени с хозяином! — вдруг император замолк. Он ведь сам у себя в голове поддерживал мятеж и желал скорейших перемен, а теперь почему-то попятился назад, да и Се Лянь вдруг повысил голос, отойдя от родителей на несколько шагов: — А альфы не свиньи, не коровы и даже не псы! Никогда такого не было?! Так может в этом и суть, отец?! В том, чтобы идти вперёд и становиться лучше! Только представьте, какие талантливые руки-нефриты имеют все эти альфы и сколько грязи эти драгоценности разгребают! Сколько из них испустило дух, просто потому что они, будучи ЛЮДЬМИ, считаются скотом?! — Сынок… Прошу, — жалобно протянула императрица, — Мятеж зашел слишком далеко… — Неужели? — Се Лянь внезапно выудил из кармана небольшой нож. Лезвие ослепительно сверкнуло, отражая лучи солнца, сквозившие сквозь окна, и вместе с тем нож, будучи в руках принца, еще не вспел пролить кровь, но сердце государей ранил точно. Женщина взвизгнула, а её супруг выставил перед ней руку, чтобы та не смела бездумно бежать к сыну — это только спровоцирует его на глупость. — Се Лянь. Посмотри, что с тобой стало. — цедил император, болезненно прожигая в принце дыры. — Я знаю, отец. Я устал. — государи не сразу заметили, как лицо их сына промокло от слёзных рек и как трудно ему было устоять на ногах. Медленно, но уверенно лезвие ножа оказалось у молодой стройной шеи. — Сынок!!! — крикнула императрица, в надежде, что материнская боль, проявленная через этот крик, сумеет пробудить в Се Ляне прежний разум. Императору пришлось обнять её обеими руками, чтобы та не вырывалась. — Я устал… Я… Хотел как лучше, клянусь. Но если вы не желаете идти вперёд, не желаете взимать такую выгоду, такой скачок… Если вы… Хотите оставить моего ребёнка без второго отца, то мне нечего здесь делать. Как я могу жить, зная, что ничего не могу сделать, еще будучи наследником престола? Скажите мне, матушка, вы считаете своего мужа свиньей? Вы замужем за скотом?! Если это так, то я никогда не пойму вас, потому что своего альфу я люблю и буду любить всем сердцем! — тело принца дрожало. В какой-то момент он почувствовал покалывание в животе, но не сразу обратил на это внимание: такое уже случалось, но ничего дурного за собой не влекло… Вот только чем дольше Се Лянь захлёбывался слезами, тем хуже и больнее ему становилось. Приглушённые голоса родителей что-то пытались ему донести, но даже их попытки повысить голос оставались где-то далеко. Нож плавно выскользнул из руки, а сам принц рухнул без сознания.

***

      Пока одни боролись за жизнь принца и его ребёнка, другие сражались на мечах на смерть. Мятежники подобрались совсем близко к столице и теперь лязг столкнувшихся мечей заполонил всё вокруг. Многие из альф интересовались, почему Хэ Сюань откинул идею нападать на дворец Ши, но в конечном итоге отбрасывали эти мысли в сторону — какая уже разница, если на носу столица? Фэн Синь служил послом между мятежниками и властями. Весть о состоянии Наследного принца разлетелась по Сяньлэ не сразу. Сначала лекари не давали императорам надежд на то, что им удастся спасти принца, не говоря уже и о ребёнке, но под давлением они извивались под всеми наклонами, не отходили от Се Ляня ни на шаг. Его спасали сутки. О том, что принц впал в кому, Хуа Чэн и Хэ Сюань узнали только через четыре дня на одном из нашествий: одержав победу в первом, они рьяно двигались вперёд, идя на рожон к воинам, державшим оборону в городе. Весть о состоянии принца прокричал им обычный крестьянин омега, а за ним на лошади прискакал и запыхавшийся Фэн Синь. — Окаянные, ни стыда у вас и ни совести! Пользуетесь тем, что у государей горе и принц в коме?! Да как только смеете вы! — кричал омега, и к нему присоединились несколько горожан, не успевших покинуть свои дома. Хуа Чэн окаменел. Сердце неистово забилось, Хэ Сюань никак не мог не заметить его выражения лица и тоже остановился, а за ними и их последователи. Хуа Чэн был в растерянности и с явной паникой взглянул на Сюаня, а тот мог лишь только велеть всем остальным прекратить бесчинства, а сам с состраданием опустил ладонь на плечо Хуа. И плевать они хотели на то, сколько людей сейчас смотрит на них, сколько воинов идут на них с атакой — те, кстати говоря, тоже остановились — не говоря уже о том, что верить в слухи о состоянии принца не хотелось ещё больше, но Фэн Синь, спешившись, только подтвердил: — Я только что прибыл из столицы. Наследный принц… Он и правда в коме с угрозой потерять ребёнка. — последние слова заставили Хуа Чэна стиснуть руки в кулаки до побеления костяшек. Сердце забилось еще сильнее, а осознание до него дошло не сразу, только спустя небольшое время он осмелился процедить сквозь стиснутые зубы: —… Что значит «Потерять ребёнка»? Разве он… Не делал аборт? — Получается, что нет, Господин Хуа… — Фэн Синь и сам начал не на шутку переживать за состояние принца, он нервно облизнул губы и опустил взгляд, пытаясь выровнить дыхание. Один лишь Хэ Сюань оставался внешне спокойным. Сжав плечо Хуа Чэна, он окликнул его: — Хуа Чэн… Ты слышишь меня? — Остановим это. — перебил его Хуа Чэн. — Что? — Поставь себя на моё место. Поставил? Молодец, а теперь остановим это. Прошу. — Хуа Чэн не нашёл в себе сил, чтобы без слёз посмотреть в лицо Хэ Сюаню. Тот видел его таким впервые, и сколько бы обид не держал в себе лидер мятежа, он не мог себе позволить обращаться так с Хуа Чэном. Оба долго молчали. Костяшки пальцев юноши в красных одеждах белели и хрустели, а сам он вёл себя так, будто едва ли сдерживается от того, чтобы не подорваться с места и рвануть к Се Ляню. В конечном итоге Хэ Сюань громко огласил: — Убрать мечи в ножны! Мы отступаем и объявляем Государям Сяньлэ желание на мирные переговоры. — никто не ожидал подобного исхода. — Мирных переговоров?! — из толпы снабжённых в доспехи воинов показалась знакомая Золотой меди личина, — Вы зашли слишком далеко, чтобы Вам давали возможность на мирные переговоры! От одного вида Ши Уду Хэ Сюань приходил в неистовую ярость, но старался изо всех сил держать себя в руках. Мрачный взор пронзил новую фигуру, и если б было такое возможно, то Хэ Сюань уже давно одним своим взглядом высосал из Ши Уду все жизненные силы. Лидеры мятежа были на взводе, их застал врасплох. Хэ Сюань краем глаза посмотрел на Хуа Чэна — тот хмурился и не знал, куда себя деть и куда податься, чтобы поскорее увидеться с Се Лянем. И Хэ Сюань понял, что натворил. Он поставил себя на место Хуа, а потом подумал о Ши Цинсюане: как он там? Они виделись недавно, но сердце требовало большего. Еще в резиденции Ши Хэ Сюань усомнился в подлинности своих намерений и метался от любви к заветной цели, а сейчас осознал, что сожалеет о сделанном выборе. Он бы мог сбежать, не так ли? Скрыл бы метку, ведь у всякой девицы в деревушке так или иначе бы нашлось что-нибудь, чем можно скрыть свою принадлежность к низшему сорту — пусть так — зато он мог бы быть рядом с Ши Цинсюанем каждую минуту, каждый час. Что он будет за отец сейчас, если не окажется рядом, когда его ребёнок появится на свет? — Ши Уду… — процедил Хэ Сюань, тем самым обращая на себя всеобщее внимание, — Ши Цинсюань скоро родит. Я складываю оружие не только ради Хуа Чэна, но и из-за личных причин: я должен быть рядом с ним. — Ши Уду долго молчал, испепеляя врага мрачным взглядом, а Хэ Сюань решил продолжить, — Я слишком часто оставлял его одного. Один на один со своими переживаниями. Мне надлежит это исправить, но если ты хочешь сразиться со мной, то так тому и быть — мы выйдем на бой один на один, и пусть судьба решит, останется Цинсюань с ребенком без брата и дяди, либо же без любимого с отцом. После таких слов все словно проглотили свои языки. Ситуация встала в тупик и Ши Уду только пуще омрачился, сжав руки в кулак. Воины начали перешёптываться между собой о том, что лучше действительно остановить всё это дело и попытаться дать мятежникам возможность поговорить с государями. Фэн Синь поджал губы — его беспокоило состояние наследного принца, которого он предал. Он не хотел этого и по настоящему был ему предан, но свобода большинства оказалась ему важнее остального. — Так и быть. — послышался голос Ши Уду, — Я воздействую на императоров. Пришлите в мой дворец посла через два дня и я передам ответ. Однако взамен я попрошу… Дать мне увидеться с братом. — Ши Уду с государями был в достаточно близких отношениях еще с самого детства, а когда родители оставили их с братом совсем рано, отношения между ними только укоренились. Если теперь не только несчастный сын стоял на стороне мятежа, но и ближайший друг семьи настаивал на переговорах, то государям уже некуда отнекиваться. Разве что если не хотят усугубить положение. Хэ Сюань посмотрел то в один глаз Ши Уду, то в другой, а потом кивнул ему. — В таком случае, через два дня Фэн Синь навестит твой дворец и мы с Цинсюанем будем вас… Очень ждать.

***

      Причиной комы молодого принца стал излишний стресс, из-за которого организм дал сбой. Се Лянь оказался крепким юношей и беременность сохранить удалось, ребёнок может полноценно пребывать в утробе оставшиеся два месяца, но когда проснётся Его Высочества — неизвестно. Именно так звучал вердикт лекарей перед императорами. По ним прошлись масштабным ударом, даже сама императрица не выдержала и приковала себя к кровати: организм тоже дал эмоциональный сбой и теперь она тихонько плакала в компании своего супруга, кто держался серьёзно и стойко. — Милая, времени нет, нам нужно разобраться со всем, слышишь? — шептал мужчина, приглаживая аккуратно уложенные волосы супруги. Та болезненно на него посмотрела и поджала губы. Последние три дня женщина ведёт себя необычно: она перестала быть той властной и суровой по отношению к альфам женщиной, пыталась несколько раз за неделю сблизиться со своим супругом, и пускай тот колебался из-за неожиданности, но всё же шёл ей навстречу. Они делали всё возможное, чтобы сначала оклематься от пропажи сына и мятежников, а сейчас делают всё, чтобы не нагружать себя мрачными мыслями. — Я боюсь его потерять, понимаешь? Безумно боюсь… — шептать ей было трудно и супруг поднёс к её губам стакан воды. Императрица было взяла его в свою дрожащую руку, но супруг мотнул головой, мол, напоит её сам. Не смея противиться, на лице у неё блеснула едва заметная улыбка. — Он у нас крепкий и сильный. Просто устал, пережил много стресса. Уверяю тебя, родная, он отдохнёт и обязательно проснётся… А пока мы ждём, давай сделаем ему сюрприз? — пока императрица пила и слушала монолог мужа, она успела понять, к чему он ведёт. Уже в который раз приходится ей сталкиваться с такими вопросами не только от мятежников, сына и супруга, но ещё и от горожан, обеспокоенных ситуацией. До императрицы дошли и слухи, в которых народ поговаривает: — Ну вообще, а почему нет? Вот у родственников моих такой славный альфа медный! Паренёк — завидный жених, ты б видел! — Да жаль их! Чем от нас отличаются? Я вот омега, они — альфы, они отличаются способностью оплодотворить, вот и всё! — Да-да! Да и если там каждый третий талантливый мужичок, так пусть отменят это деление, а! Сколько умельцев страну поднимут на ноги, ты только подумай!       Императрица болезненно посмотрела в глаза своему супругу. Что она за правительница, если не прислушивается к своему народу? — С тех пор, как пропал наш сын… — зашептала она, взяв мужа за руку. Тот замер в изумлении, — Я начала понимать, что кроме тебя у меня нет никого, и кроме тебя в тяжёлые времена у меня никого и не было. И я поняла ещё… Что ты мне не безразличен… А как я могу не прислушиваться к мужу, сыну, народу и, в конце концов, к тому, кто так важен для нашего ребёнка? На лице императора вдруг просияла улыбка, щеки заметно порозовели, и прежде сорокалетний мужчина теперь похаживал на смутившегося от прекрасной девы юношу. Он не сдержал в себе желания обнять супругу и прошептать ей на ухо: — Моя глупенькая… Восстановись сначала, хорошо? — И это я глупая? Дорогой… Напиши письмо от моего имени, что мы отказываемся от переговоров, потому что…отменяем деление на золото и медь безоговорочно.       Это был первый в истории Сяньлэ шаг к чему-то по-настоящему новому. К чему-то большому. Императрица беспрекословно подписала письмо и официальные летописи, написанные рукой её мужа, в коих утверждалось решение освободить альф от клейма и дать им равные права в зависимости от фамильного статуса. На всё про всё императорам ушло около недели. Да, возможно, письмо пришлось задержать, но на такой шаг власти не могут решиться за спонтанно установленные два дня. Вот так неожиданно несчастье Се Ляня помогло повлиять на решение родителей. Он так и не проснулся за прошедшее время, зато Ши Цинсюань, что так нервно переживал состояние дражайшего друга, был неимоверно счастлив увидеть старшего брата в доме Му Цина. После последней встречи Ши Уду и Хэ Сюаня, последний вместе с Фэн Синем и Хуа Чэном вернулись в хижину и обо всём доложили, не утаив ни одного словечка. Естественно, что Цинсюань начал сильно переживать, но Хэ Сюань ухватил момент, в котором плюнул на былую гордость и высказал своему омеге всё, о чем сам переживал и о чем безумно жалел. С того дня он пообещал ему, что больше не оставит его одного со своими переживаниями и станет достойным супругом и отцом. Ши Цинсюань не мог сдержать улыбки. В ответ на свой настороженный взгляд в сторону брата он получил положительный кивок и искреннюю улыбку. Ши Уду простил Хэ Сюаня, как и Хэ Сюань простил Ши Уду. —Я не могу передать словами, как радостно мне сейчас на душе… — ликовал Цинсюань, обнимая сразу и брата и возлюбленного… А вот Хуа Чэн… Стал тенью на фоне остальных. Даже Фэн Синь с Му Цином перекинулись парой слов, в которых поздравили друг друга с успешным выполнением задачи и свободой альф, хотя в обыденности они могли исцарапать друг другу лицо по любой мелочи. Душу Хуа Чэна радовало разве что удовлетворительное состояние спящего Се Ляня. Затем Хуа Чэн уходил либо на задний двор либо возвращался в выделенную для себя комнату и просиживал там днями напролёт, и винил себя с каждым днем всё сильнее и сильнее.       Шли дни, недели. Сяньлэ с интересом, не спеша, пробовало на себе свободу альф, и государство словно расцвело под умелыми руками прежде угнетаемых медных альф. Многие нашли свои места в приготовлении изысканных блюд; другие ковали величавые мечи; третьи заняли места лекарей и некоторых из них даже допустили до самого принца. Что касаемо гамм, с которыми Хэ Сюань набедокурил — кашу пришлось разгребать лично. Поделившись информацией о производстве гадости, которую он скармливал своим жертвам, властями было решено уничтожить оставшиеся материалы раз и навсегда и никогда к такому больше не прибегать и даже не разглашать о составе. Самих жертв Хэ Сюань излечил лично. Вот так вот незаметно пролетел целый месяц, за который Хуа Чэн не отставал от друга и со временем оклемался: нечего просиживать штаны, когда нужно стараться ради одного единственного. Пока Се Лянь еще не открыл свои распрекрасные глаза, Хуа Чэн займётся собой. Он наконец-то смог официально устроить себя скульптором, на этом и заработал первые достойные деньги, и любой дурак мог заметить, как стражи присматривают за юношей в красных одеждах. Хуа Чэн прекрасно понимал, что к чему. В доме Му Цина он остался один: помощники принца вернулись во дворец, Хэ Сюань вместе со своим омегой вернулся в дворец Ши, потому что на свет появилась любимица Хуа Чэна — милейшая дочь Хэ Сюаня и Ши Цинсюаня. С ней Хуа Чэн был только рад повозиться, ведь чем-то это напоминало ему Се Ляня, когда его буквально окружила детвора. Впрочем, ничего не оставалось, кроме как жить в доме матери Му Цина. Так было до тех пор, пока Хуа Чэн не получил письмо от самих императоров.

» Хуа Чэн.

      Мы до конца не понимаем, как Вам удалось так легко и непринуждённо пробить духовную стойкость нашего нефрита Се Ляня, но когда он стоял перед нами, с дрожью сжимая нож у своей шеи и говорил о любви к Вам, мы подумали, что наш сын не мог выбрать ничтожество и так отчаянно отстаивать его свободу даже после того, как сам остался один одинёшенька с ребёнком под сердцем. Мы настаиваем на том, чтобы Вы приняли наш скромный подарок в качестве небольшой хижины, расположенной на горе Тунлу. Представляете, альфы и правда будто бы были рождены с золотыми руками: за месяц они, наряду с омегами и бетами, возвели в тех местах деревню. Мы узнали, что чем-то Ваши предпочтения схожи с предпочтениями нашего сына, так что дом вам достался на холме, подальше от остальных. Там, где царит тишина и спокойствие. Мы очень надеемся, что Лянь вот-вот окрепнет. Лекари стараются изо всех сил, чтобы в организм поступали питательные вещества, так что не беспокойтесь о его состоянии, Хуа Чэн. »

***

      Слабость накрыла принца моментально, стоило ему только открыть глаза. Единственной мыслью в голове маячил вопрос: «Где я?». Блуждая взглядом и узнавая знакомые стены, до Се Ляня мало-помалу начинали возвращаться кусочки воспоминаний, а боль в позвоночнике и округлый живот окончательно достучались до принца. Он распахнул глаза и быстро приподнялся, локтём одной руки упираясь в кровать, а второй придерживая живот. Так он принял положение сидя и подытожил, что находится в императорской врачевальне. Се Лянь осторожно ощупал шею — раны на ней не оказалось, что стало для принца радостью. На самом деле, подобное представление ему просто пришлось разыграть перед родителями, но он никак не мог предположить, что нервы сдадут прямо во время исполнения и он рухнет. Благо, что не задел лезвием шеи. Шумно выдыхая, юноша оградил живот и помотал головой: — Прости… Прости меня… Я так устал… — не успел Се Лянь докончить фразу, как вдруг дверь в комнату скрипнула и в помещении показалась рослая фигура с широкими плечами. Стройный врач, чей запах говорил сам за себя — альфа. Самый настоящий. Он сам удивился, что застал принца в сознании и на мгновение опешил. — Ваше Высочество… — промямлил он, таки решившись подойти, но Се Лянь насторожился, пусть и был настроен приветливо. — Я ведь… Нахожусь во дворце? Почему здесь… Лекарь альфа? Никак не пойму, простите… — Се Лянь не знал, смеяться ему или плакать, потому поскорее потёр переносицу и поднял к врачу вопросительный взгляд. — О. Ну конечно. — растерянность на лице альфы растворилась в приветливой улыбке, — Извольте истолковать, Ваше Высочество, Вы в провели немало дней в коме. Целый месяц с хвостиком! — Месяц?! — ужаснулся принц, вытаращив глаза, — Какой ужас… Что же произошло за это время? А где Хуа Чэн? — принц не сразу заметил, что первым пришедшим в голову беспокойством стал именно тот, кого он пытался забыть, а перед тем как рухнуть прокричал во все горло, что будет любить Хуа Чэна всегда. Принц скрыл лицо за руками и, устыдившись собственной нелепости, вздохнул, — Расскажите мне всё от начала до конца.       Се Лянь и представить себе не мог, что таким вот необычным образом сможет добиться того, чего хотел. Он сделал это ради будущего государства, ради будущего всех альф… И ради Хуа Чэна. Подумать только, каких нервов ему всё это стоило… И все ради альфы, на котором обида по прежнему закреплена, даже после громких речей о любви со стороны принца. Захотелось повидать и родившуюся у Цинсюаня дочь, ибо так интересно стало, на кого она больше похожа и как, в целом, поживает их семья. Потом он опустил глаза на свой живот. — Скажите… Мой срок уже должен подойти к концу? — Ваше Высочество… Ребёнок должен появиться на свет в ближайшие дни. Но я попрошу вас постараться больше ходить и хорошо питаться, ваше тело должно оклематься. А теперь прошу меня простить, но я должен удалиться, чтобы оповестить государей о вашем пробуждении. — Так а где… Хуа Чэн? Вы о нём ни слова не сказали. — принц понурил голову и поджал губы. В ход пошли мрачные мысли о том, что с возлюбленным случилось что-то ужасное. — Оо… О его месте жительства и судьбе Вашим родителям известно больше. Думаю, они Вам и расскажут, но пока, прошу, сконцентрируйтесь на скорых родах.       Вот так из одной трудности Се Лянь спешно вляпался в другую. Восстановление заняло достаточно времени: забота родителей и возвращение Му Цина с Фэн Синем положительно повлияли на принца. Они… Толком не поговорили. По крайней мере, Се Лянь не хотел слушать объяснения своих помощников, что больше касалось Фэн Синя, он не винил его ни в чем. Главное, что сейчас они вновь вместе и большего принцу пока что не надо. Отец с матерью сблизились и Се Лянь впервые за всю жизнь увидел их любовь, что не могло не согревать душу, а рассказы о том, что Хуа Чэн поспевает в работе скульптором и живет в деревне у подножья горы Тунлу, окончательно успокоило Се Ляня. Он попросил не разглашать информацию о своем поправлении. Когда придёт время, он сам решит, как поступить.       Когда отошли воды и ребёнок принца уже вот-вот должен был появиться на свет, он едва ли сдерживал себя в желании привести сюда Хуа Чэна. Сейчас же, сию же минуту. И чем больнее становилось, тем больше обострялось желание Се Ляня увидеть рядом с собой своего альфу, чтобы его феромоны, успевшие выветриться за долгое время, вновь пропитали его одежду, кожу, ласкали душу. Рядом разве что оказалась мать, которой было важно поддержать сына в трудную минуту, и та не прогадала. Из-за длительной комы лекари пытались поддерживать состояние и отца и ребёнка в утробе всеми способами, но того оказалось недостаточно, чтобы организм принца после пробуждения успел полноценно восстановиться и во время родов возникли трудности — Се Лянь никак не мог родить, из-за чего терял много крови. Матушку принца пробило на слёзы. — Лянь, мальчик мой, давай же… Постарайся, сынок, глубоко дыши! — пот градом стекал по всему телу Се Ляня. Лицо от него заблестело вперемешку со слезами от страха и боли. Он прекрасно знал, что если так будет продолжаться, то малыш задохнётся, а сам он умрёт от потери крови. Страх и напряжение сковали всё тело. По указанию врачей Се Лянь всеми силами начал тужиться, впиваясь руками в простыни до побеления костяшек пальцев. Он не мог допустить своей гибели и гибели их с Хуа Чэном общего ребёнка. В ушах начало звенеть, над ухом матушка нашёптывала слова поддержки и лично, своими руками, вытирала лицо единственного сына от пота. Отдалённо послышался повелительный тон врачей, столпившихся вокруг рожающего, они то и дело галдели: — Постарайтесь изо всех сил! — Ваше Высочество, постарайтесь в последний раз и как можно сильнее! — Ну вот, уже лучше, ещё чуть-чуть!       О, как же Се Лянь плевать хотел на всех и вся. Хотелось лишь одного: чтобы мучения наконец-то закончились, ибо он уже не знал, куда себя деть и где скрыться от невыносимой боли. Вдруг принц подумал о Хуа Чэне. Сконцентрировал о нём абсолютно все мысли, и как-то так всё завертелось, что принц смог отвлечься. Среди потока мыслей, состоящего из возможности наконец-то родить или избавиться от боли хотя бы на одну минутку, чтобы принц мог отдышаться, воспроизводились былые мгновения, когда вместе со своим возлюбленным он проводил каждый миг своей жизни, как они открылись друг другу в библиотеке и как впервые поцеловались, а затем он вспомнил о письме, в котором Хуа Чэн хотел бы назвать детей Се Ланом или же Се Гхо. — «Он ведь… совсем не хотел причинить мне вреда.» — очеркнул для себя Се Лянь, а затем стиснул зубы до скрежета и породил на свет сына.

***

      Новость о рождении нового члена царственной семьи Се разлетелась не сразу. Поначалу все убедились в том, что ни принцу, ни ребёнку не угрожает смертельная опасность, а затем новость медленно — шаг за шагом — начала выходить за пределы дворца. Деревня, в которой проживал Хуа Чэн, от таких новостей пока что была далека, ведь государство пребывало в процессе перемен и горожане в столице не сразу обратили внимание на новость о первенце Се Ляня. Хэ Сюань с Ши Цинсюанем в один из прекрасных солнечных дней начала июля, спустя несколько дней после рождения нового наследного принца, решили погостить у Хуа Чэна вместе со своей дочерью. За месяц девочка выглядела крепкой и сильной красавицей и стала такой активной, что Хэ Сюань, будучи выносливой личностью, очень скоро уставал с ней играть. — А-Мэй, совсем ты отца утомила! — Ши Цинсюань громко рассмеялся. Все они расположились на крыльце дома — Цинсюань занимался съестным из фруктов и других полезных продуктов, пока Хуа Чэн умело орудовал косой и расчищал местечко в своём саду, чтобы приятно расположиться на траве и прочувствовать тёплую летнюю погоду. Хэ Сюань не мог не нарадоваться такому же звонкому, как у Цинсюаня, смеху их маленькой Ши Мэй. — Ничуть она меня не утомила. Разве что самую малость. — улыбаясь, запротестовал Сюань. Сидя на ступеньках крыльца, он прижимал дочь к себе как можно ближе и всяким образом доводил её до смеха щекоткой. Хуа Чэн мерно косил траву и молчал, одаривая гостей мимолётной улыбкой. Ветер ворошил его волосы цвета вороньего крыла, ласкал щёки. Он вслушивался в своё сердцебиение и иногда задумывался о ближайших планах: надо будет посадить больше цветов, которые нравятся Се Ляню, а затем выполнить заказы на скульптуры. — Хуа Чэн, ты бы передохнул, куда торопишься? — улыбчиво спросил Ши Цинсюань, уперевшись на лестничные перила. Его голос заставил Хуа Чэна выйти из своих дум и искренне улыбнуться друзьям, мотнув головой. — Я и не утомился, не стоит беспокоиться. Просто я… — он отвёл взгляд в сторону и тяжело вздохнул. Цинсюань с супругом сразу поняли, КТО скребёт Хуа Чэну душу, и последний только подтвердил их догадки, — Я бы хотел, чтобы в этот день и Се Лянь был с нами. — А что, соскучился? — внезапный голос послышавшийся со стороны калитки заставил всех окаменеть от шока. Семья Ши медленно повернула голову к источнику звука и тут же оживилась — в особенности Цинсюань — а вот Хуа Чэн оставался шокирован, замер и стоял на месте. Послышался его дрожащий выдох, прежде чем скрипнула калитка и во дворе показался Се Лянь. Ветер колыхал его волосы, развевал белоснежные одеяния и от прохлады омеге пришлось получше укутать маленького сына в шарф, который принц повязал у себя на груди, где и нёс дитя. Соломенную шляпу он повесил на спину и мягко оглядел всех присутствующих. И как бы сильно Ши Цинсюаню не хотелось рвануть к другу со всех ног, Хэ Сюань крепко-крепко сжал его ладонь. Даже их дочурка замолкла, с любопытством в глазах изучая новую личность. — Се Лянь… Ты… — только и мог промямлить Цинсюань, не подавляя в себе улыбки. — Се Лянь прошёл чуть ближе и неловко улыбнулся: — Простите, что так неожиданно… Но я больше не мог ждать, да и… быстро поправился. — принц спокойно взглянул на своего альфу. Тот не смел смотреть в сторону Его Высочества, не смел и двинуться с места, да и выглядел мрачнее грозных туч. Коса давно уже валялась в стороне и теперь ему только и оставалось сжимать руки в кулак до хруста костей. Се Лянь невольно позабавился и усмехнулся, придерживая ребёнка одной рукой, — Хуа Чэн, ты даже…не посмотришь на меня? — Не смею. — тут же отозвался альфа, — Мне нет прощения, Ваше Высочество. — Но если я здесь, то значит, я уже простил тебя? — голос принца раздался прямо за спиной Хуа Чэна и тот не смог подавить в себе желания обернуться и посмотреть омеге прямо в глаза. Белоснежный шарф прятал маленького кроху на груди Се Ляня, сам принц выглядел уставшим, но не растерял по пути свою неземную красоту и привлекательность. Он сразу же осклабился, когда Хуа Чэн посмотрел на него и на их общего ребёнка, а затем Се Лянь нежно промурлыкал малышу, — Смотри, Се Лан… Я же обещал, что ты увидишь своего отца. Какой он у тебя… красавец.       Хэ Сюань с Ши Цинсюанем стояли чуть подле и не смели мешать им — успеют присоединиться, когда их семья полноценно воссоединится. Хуа Чэн долго молчал и взирал на омегу с ребёнком на руках, а потом, в конце-концов, в один шаг настиг их и заключил в объятия. Прижал их к себе так, чтобы никто больше никогда не посмел их разлучить. Стоило Се Ляню с Хуа Чэном почувствовать запахи друг друга, как души будто бы вознеслись к небесам и почувствовали облегчение. Принц уткнулся в плечо любимого альфы и не смог сдержать слёз. — Никогда так больше не делай, Хуа Чэн. Понял? — Мой дорогой гэгэ, пусть небеса покарают меня, если однажды подобное случится вновь. Ты подарил мне свою любовь и сына…как я могу так поступить? — мужчина немного отстранился и опустил взгляд, чтобы увидеть личико совсем ещё крохотного сына. Се Лянь улыбнулся и бережно отстранил часть шарфа, чтобы показать Хуа Чэну его желанного Се Лана. Малыш вылупил карие глазки, любопытно разглядывая родителей, а затем чихнул, что вызвало у них невольный смех, полный умиления. С предельной аккуратностью Хуа Чэн достал из шарфа сына и поднёс к своей груди так, будто бы боялся невзначай сломать его одним только движением пальца или вовсе уронить, но Се Лянь нежно придерживал его руки, показывая как правильно и безопасно держать ребёнка. — Вот так, осторожно… Видишь, у тебя очень хорошо получается. — принц поднял взгляд к лицу Хуа Чэна и сам заметил, как тот, после того как аккуратно примкнул губами к нежной голове Се Лана, теперь смотрит то на губы принца, то в глаза и так по кругу. — Гэгэ, могу ли я…? — прошептал Хуа Чэн. Се Лянь с блеском в глазах любовался альфой и наслаждался родным ароматом. — Можешь. Каждый день, каждое мгновение, Хуа Чэн, ведь ты мой один и единственный.       И вместе они слились в поцелуе.