Мы — вечность.

Итак, что я могу сказать. Сейчас четырнадцатое сентября, четверг. Время двенадцать двадцать, большая перемена. Прямо сейчас я лежу на койке в кабинете медсестры, пока она о чём-то очень громко и яростно говорит с моей класснухой за дверью. Как так произошло я и сам очень плохо помню. Помню, что не ел уже неделю. Помню, что первые три урока прошли отлично. Помню, что на астрономии у меня начала кружиться голова и тело начало слабеть. Всё, дальше всё как в тумане: крики физика, кучка одноклассников, столпившись вокруг меня... А затем белый потолок, в некоторых местах которого побелка чуть потрескалась. Не помню человека, который принёс меня сюда. Как только я очнулся, это первое что я хотел узнать. Но сейчас, если честно, разбираться уже не хочется. Хочется есть впервые за прошедшую неделю. Я даже рад. Хочу блинчики, которые мне готовила бабушка, когда я был маленьким. Может быть мне позвонить Гецати и попросить его отвезти меня к бабуле на могилу? Хотя, я не думаю, что он согласится ездить со мной на кладбище, для него это, по-моему, огромный стресс. Лина уже вернулась в город, может съездить с ней? Она, вроде, говорила, что хотела бы посетить могилы своих бабушек и дедушек. Хотя, мне кажется, я не имею права приходить к бабушке на могилу. Я же не был на её похоронах. Мать даже на поминки меня не выпустила. А сбежать через окно я чисто физически не мог. Да и о чём говорить, мне было тринадцать лет. К слову о Джебисашвили, я почти поселился у неё. Она и не против. Лина живёт одна, после того как на отлично сдала ОГЭ и поступила в колледж, потому что её родители уехали в деревню, как и обещали. Она сама меня часто к себе в гости приглашает. И так сложилось, что я дома бываю только утром, в обед и ночью, и Лина думала, что я ем дома. А я не ел, потому что не хотел. Если меня сейчас отпустят домой, то я сразу пойду в кафе и куплю себе шашлык. Почему шашлык, если я упомянул про блины? А хуй его знает, я просто уже шашлык хочу. А ещё, я не хочу домой. Там неуютно и тесно, я там будто в вакууме. А у матери сейчас отпуск на месяц, а ссорится сегодня не хочу вообще ни с кем. Я сегодня даже Олега максимально игнорирую, хотя он меня уже конкретно заебал. Я повернулся на бок и уткнулся носом в стену. Продолжим про Олега. Он как будто с катушек сегодня слетел. Шепс с этим Артёмом решили оторваться на мне. Окей, раньше шутки Олежки не были обидными, они были даже очень смешными в каких-то моментах. Он не жестил, он издевался, но с уважением. Да, он выбрал меня в роли цели для шуток, но он никогда не избивал меня раньше. Да, он не подпускал меня к себе, но он не резал мою сумку и не смеялся с того, что все учебники высыпались. Да, он не считал меня другом, но он помогал мне, если это нужно было. А сейчас, когда я просто попросил его передать класснухе заявление об отсутствии, потому что он к ней шёл, а он взял у меня эту чёртову бумажку и разорвал. РАЗОРВАЛ БЛЯТЬ. А то, как Шепс, рыжий уёбок и ещё человек пять меня избили первого числа повторилось недавно. Кажется, двенадцатого сентября, во вторник. Олежек раньше шутил над какими-то пятнами на моей футболке, в основном это были пятна от крови из носа, с которыми я ничего не мог сделать, но давал советы по их удалению с одежды. Шутил над моей причёской, глупыми ответами у доски, когда я не учил параграфы по физике или истории, глупыми попытками влиться в их компанию. Он старался не особо обижать меня, но иногда шутки были обидные, я быстро мирился с ними и забивал. Помните, в начале я говорил, что он стебал меня? Я преувеличил. Сейчас это уже не стёб, а статья. Даже две. 116 статья УК РФ и 130 статья УК РФ. Олег просто не понимает, что он делает. Наверное. Не знаю, я не умею читать мысли. Олега в принципе прочитать сложно, если он не подпускает близко к себе. Может написать Саше? Он точно вправит ему мозги, объяснит, как правильно нужно поступить. Я надеюсь. В комнату, в которой находился я, зашла классная, а за ней злая медсестра. – Димочка, мальчик мой, – Противно слышать. – как ты себя чувствуешь? Ну как я могу себя чувствовать, женщина? Я не жру неделю, надо мной издевается Артём и его ручной пёсик Олежка, а мать даже слушать меня не хочет. Наверное, заебенно. – Нормально. Я, правда, кушать хочу. Женщина села рядом и ласково улыбнулась, ладно не так это и противно. Она хотя бы заботится обо мне. – У тебя есть человек, который может забрать тебя домой и покормить? – На данный момент всё люди, которые могут меня забрать в полпервого, находятся либо на работе, либо на учёбе. Сейчас — никто. К сожалению. Про мамин отпуск ей знать не нужно. Да и если мать меня заберёт, то будет орать, мол «А почему ты не жрал? Почему мне звонят и говорят, что ты в обмороки падаешь? Еблан что-ли?» И это будет не проявление заботы, а проявление агрессии, потому что потом она обязательно мне въебёт чем-то очень тяжёлым. Альбина Анатольевна выглядела озадаченно. Кажется, она не знает как ко мне «подойти», чтобы не обидеть. Просто скажите как есть, я не обижаюсь на людей. Я потом пишу про них треки и выкладываю в сеть. Ладно, не выкладываю, но кого это ебёт? – Может, попросить у кого-то из одноклассников? – спрашивает медсестра. Кажется, её зовут Ольга. Отчество я не знаю. Да и имя на бейджике прочитал. Думаю, она не обижается на меня. – Точно! Дима, с кем ты из одноклассников хорошо общаешься? Ну... Ни с кем ответ подойдёт? Нет? Тогда я не ебу че отвечать ей. Может сейчас придёт мой ангел-спаситель и прикроет мою жопу от ещё одного обморока посреди улицы, где никто уже не поможет? – Со мной. Я могу накормить его. Мои молитвы услышаны? Я повернул голову и, не поверите, увидел Иру! Господи, Игнатенко, ты бы знала насколько я сейчас тебя люблю. – Да. – фыркнул я и встал с койки. И в глазах не потемне- Ладно, потемнело. Я поджал губы и чуть пошатнулся. Говорил мне Костя, не вставать резко, иначе пизда мне. – Ну отлично. Спасибо, Ирина, ты нам очень сильно помогла! Я отпрошу вас с оставшихся уроков. Сказала Альбинка и, встав, ушла, цокая каблуками по кафелю. Я поблагодарил Ольгу и вышел следом за Ирой, что только что удалилась из кабинета. – Ир, ты мой спаситель. Сколько я тебе должен? Нет, ну а что? За любую помощь надо платить. Может, так и с Олегом? Я просто сейчас плачу за его помощь за те девять классов? – Дима, скажи мне на милость, ты ебанулся? – есть немного, а что? – Какая плата? Я помогаю тебе, потому что сама хочу. Девушка протянула мне мою сумку, я взял её и накинул на плечо. – Спасибо. До дома Игнатенко мы шли молча, иногда переглядываясь. Ирка в какие-то моменты хотела, наверно, что-то сказать, но не говорила. Это как с сообщениями: ты пишешь огромный текст человеку, чтобы признаться в чем-то, но в итоге удаляешь все, потому что не хочешь нагружать. Я часто так делаю. Как только мы зашли в квартиру, и дверь захлопнулась, Ира обняла меня. Это было... Неожиданно? Что нормальные люди делают в таких моментах? – Ир? – Просто замолчи. Ладно, молчать я умею. ... ... ... Ладно, не умею. Я приобнял её в ответ и легонько погладил по спине. Сойдёт? Думаю да. Правда, думать я тоже не умею. А что я вообще умею? Выслушивать подъебки Олежки, слушать музыку, писать музыку, гордится Линой и Костей, грустить, психовать, ловить панички, пугать людей обмороками и плевать в лицо Шепсу. Этого достаточно, чтобы я мог продолжать жить? Наверно. Не знаю. Я вообще ничего не знаю. И не понимаю. Может, я правда ебанутый еблан, который и жить не достоин? А Олежка это сразу понял, поэтому и хуесосит меня сейчас. Достойно, Дим, достойно. Блять, Игнатенко плачет? Или у меня совсем кукуха поехала? Я посмотрел на лицо Иры. О. Мой. Дьявол. ОНА ПРАВДА ПЛАЧЕТ БЛЯТЬ. ЧТО ДЕЛАТЬ? КАК МНЕ НА ЭТО РЕАГИРОВАТЬ? Я НЕ УМЕЮ ПОДДЕРЖИВАТЬ ЛЮДЕЙ. Да мне бы себя сейчас как-нибудь поддержать, чтобы не ебануться окончательно. Нужно что-то говорить сейчас или просто подождать? Да что делать-то в таких случаях? Как же сложно жить. Если бы я умер в той аварии вместо отца, то было бы, уверен, куда лучше всем. Стоп, а если Ира плачет из-за меня? Это куда хуже. Мне не стоило соглашаться с ней в медпункте. Блять, что делать. – Дим, я больше не могу так. Я тоже, Ир, я тоже. Мне страшно уже продолжать жить. Я сейчас с ума сойду. – Он стал другим, я не понимаю почему. Этот рыжий уёбок его совсем испортил. Он же другой! Совсем другой... Ира всхлипнула. Ну что же, чтобы понять про кого она говорит, мне хватило пары слов. Олег и Артём. Наверно, сейчас лучше выслушать Игнатенко, а потом уже что-то говорить. Если надо будет. – Олег сейчас стал его псом. Этот бандит командует им как хочет, а Олег подчиняется и слышать ничего не хочет. Говорит, что я не пойму его никогда. Она замолчала и отстранилась от меня, утирая слёзы. У неё потекла тушь. Сейчас Ира выглядит так... Блять, слово забыл. Похуй. – Прости, мне не стоило- – Всё нормально, Ир, правда. – Я глубоко вдохнул. В квартире Иры совсем другой воздух. Здесь, кажется, есть что-то, чего не хватает у меня дома, в школе, на улице... Это же есть и у Лины в квартире. Что это? – Ира, я согласен с тобой. Олег изменился. – Игнатенко посмотрела на меня так, будто не она мне помогла, а я её только что спас от броска под поезд. Прикольное сравнение, да? – Я знаю Артёма давно. Мы с ним с одного двора. И да, ты права. Он просто рыжий уёбок, черноглазое мракобесье, двухметровый бандит из девяностых. Он испортит любого человека, стоит с ним только начать общаться. А Олег... – Олег подружился с ним. Блять, кажется, это уже не совсем хорошо. Я понимающе кивнул. Она резко ойкнула и, скинув с себя балетки, ушла, кажется, на кухню. А я что? Я снял с себя кеды и пошёл за ней. Она ставила чайник. Итак, она выглядит как раньше. Будто и не рыдала пару мгновений назад. – У меня есть котлеты, будешь? Ребят, шашлык отменяется. У Ирки есть котлеты. И сейчас я... – С макарошками? – Нет, с пюрешкой. ДА, СУКА, ДА! И тут нас прорвало, мы начали смеяться. Это так... Круто. Да, точно, круто. Такое я чувствую только с Линой и Костей. Чёрт, да Ира же идеальна! Я бы хотел с ней дружить. Нет, для начала просто начать общаться. Нормально. Вне школы. – Буду конечно, Ир. Спрашиваешь ещё. Я голодный, будто неделю не ел. Хотя, я неделю и не ел. Тут мне прилетел лёгкий подзатыльник. Ирка мне уже как родная. Ира погрела мне покушать и налила чай. Я её боготворю. Мы сели за стол, я начал кушать, а Ира начала свой монолог об Олеге. Она говорила о том, что они были в одном садике, о том, что он, когда мелким был, такой лапочка был. Говорила, что видела все его детские фотки, которые ей показывал Саша, когда она приходила к Шепсам в гости. А я уплетал до ужаса вкусные котлеты и пюрешку. Сейчас я, кажется, счастлив. После того, как я доел и помыл за собой посуду, правда, Игнатенко долго возмущалась по этому поводу, мы сели обсуждать дальнейшие планы по освобождению Шепса младшего из «плена» Артёма. В итоге мы пришли к выводу, что нужно написать Александру, описать ему всю ситуацию и ждать. Ждать пока всё вернётся на круги своя. От Иры я ушёл в четыре часа двадцать семь минут. На душе было так хорошо. Я будто только что родился. Мне нравилось то, что происходит сейчас, я такой свободный что ли. Не знаю как описать это чувство. В таких ситуациях, наверно, говорят «как камень с плеч», но по приходе домой я понял, что этот ебучий камень нихуя не упал с моих плеч. На улице я чувствовал себя бодро и свободно, но как только я переступил порог квартиры, ко мне вернулась тревога, усталось и чёртов груз смерти и агрессии, что сейчас царила в моем доме. Нет, мать сейчас не ругалась на меня. Она спала у себя в комнате, вроде, но сейчас я чувствовал именно эти чувства, пусть и не напрямую. Я, разувшись, буквально пролетел к себе в комнату и всем своим весом упал на кровать. Я перевернулся на спину и сглотнул, начиная в миллионный раз за десять лет рассматривать потолочную плитку с различными узорами. Это никогда не успокаивало, но попробовать стоило. Или нет. Не знаю. Вокруг серость, стены тесные, потолок начал давить на меня. Жизнь пролетает перед глазами. Жизнь, в которой только надежда. Надежда на будущее, надежда на умиротворение, надежда на жизнь, надежда на любовь, надежда на лучшую жизнь и надежда на смерть. Я устал. Вокруг бездна, что ждёт меня, тянет свои грязные руки ко мне, дабы забрать... Я подожду ещё чуток. И исчезну. Кажется я понял, что именно есть в воздухе в квартирах Иры и Лины. Это была жизнь. И сейчас, прямо сейчас, хотелось глотнуть хоть чуток этой самой жизни.