Тайны семейства Гоэтии

      – Ну и где это клоунское говно? – было первым, что произнес Блиц, зайдя в кафе. Он пробежался взглядом по столикам, не находя Физзаролли.       Только пришел, а это ебучее кафе уже начинало подбешивать розовыми пастельными тонами и сраной плиткой терраццо буквально везде.       Блица раздражала неторопливо попивающая чай нечисть вокруг; все такие спокойные, до тошноты миленько беседующие и явно не обремененные собственным бизнесом или работой. Ему-то пришлось выкраивать пару часов из рабочего дня ради этой встречи. Сегодня, как назло, был самый рыбный день на клиентов, что бесило вдвойне.       Единственное, что Блица сдерживало, чтобы не психануть и не свалить – это Столас. Он успокаивал себя мыслью, что договорился о встрече с Физзаролли только ради него.       Замечая раздраженно стучащего хвостом по полу беса, к нему обратилась администраторша:       – Ваше имя Блицо, сэр? – делая акцент на последней букве, спросила она.       – Да, но можно без «О», – сквозь зубы процедил Блиц.       Она молчаливо кивнула, формально показывая, что ей не плевать на то, как произносится имя гостя. Это делалось не из уважения, а чтобы не влететь на штраф и жалобы. Обогнув столы, она провела его к уединенному месту у окна на двоих.       Как только задница Блица коснулась мягкой обивки сиденья, он услышал знакомый хриплый голос. Физз с кем-то раздраженно говорил по телефону:       – ...и какого хуя вы мне звоните напрямую? Телефон моего менеджера специально для таких долбаебов, как вы, закреплен в контактах профиля.       Физзаролли застрял в проходе, зацепившись за дверь лямкой маленького рюкзачка, предназначенного только под сигареты, жвачку и кошелек. Такие разговоры для него были повседневной рутиной. Дома Физз обожал ставить звонки на громкую связь, чтобы Асмодей мог вдоволь наслушаться его прекрасных опусов, как он заменил чистку зубов по утрам на минет, что скоро анонсирует продажу воды из своей ванны, а так же наименовывает все алкогольные коктейли, где есть в составе сырое куриное яйцо, в свою честь. Журналисты на том конце трубки, в свою очередь, пытались понять, что из этих фактов не является набросом.       – Не отвечает на звонки? Да ладно? Ну, пизды получит, значит.       Зажав телефон между плечом и щекой, он выпутывал лямку и одновременно поправлял полупрозрачные зеленые очки. Снимая рюкзак с ручки и замечая краем глаза уже сидящего на месте Блица, Физз на секунду широко раскрыл глаза и сразу поторопился к их столу. Заметив это, к ним подскочил официант.       – ...А чего это вы там сильно радостные такие стали? То, что менеджер получит пизды, не исключает того, что я вас шлю нахуй с вашим же ссаным интервью, – усевшись напротив, все еще разговаривал по телефону Физз.       Чуть отставив трубку, из которой доносились оскорбления в ответ, он обратился к официанту:       – Двойную порцию панкейков с клубникой и белым шоколадом... Прекрасно, я вам тоже желаю быть выебанным в рот стадом козлов, прощайте.       Официант кивнул, записывая заказ в блокнотик, а затем в ожидании уставился на Блица, который, так ничего и не выбрав, решил взять свой классический набор:       – Четыре фраппе, пожалуйста, и ебаните туда по двойному эспрессо, а то сука я знаю вас! – угрожающе посмотрев, потряс пальцем Блиц. – Тремя каплями ссыкнули в молоко, а платить, как за литр кофеина.       – Узнаю старого доброго Блицо, – расползся в зубастой улыбке Физзаролли, откладывая в сторону телефон.       – Так, все, давай без этого, – отмахнулся тот, – доставай там свой сраный конверт, который хотел передать твой ебырь, я выпиваю свои фраппушки, не трогая сливки, и мы расходимся.       – Что ты, блять, начинаешь опять... – скривился Физзаролли, вытаскивая изо рта жвачку и заворачивая ее в салфетку.       Он даже пожалел, что сам вызвался передать конверт. Лучше бы Оззи действительно отправил его курьером прямиком во дворец принца, если не мог отдать самостоятельно по причине важных «демонических дел» у обоих.       – Сука, я начинаю? Перечитай свои сообщения, блять! Или это твои шаловливые протезированные пальчики сами за тебя натыкали? – Блиц со всей силой бросил на стол телефон, от чего экран не выдержал. Трещина растянулась паутинкой по стеклу. – Мы тут ради конверта. Ни одного слова о С.Р.В.К.       Блиц так называл сокращенно серьезный разговор в кафе, потому что ему в принципе не нравилось произносить словосочетание «Серьезный разговор».       – Как это блять ни одного? Я нахуя тебя позвал в кафе, где одни панкейки!? Этого недостаточно для серьезности?! – шлепая на стол меню, выпалил Физзаролли. – Ненавижу, когда ты ведешь себя, словно тебе на все похуй! Наши партнеры встречаются, а ты опять защищаешься, хотя вроде, казалось, начал меняться.       – Я очень хотел увидеться с тобой, но мне сложно, – прячась за огромный полувыпитый стакан фраппе, пробормотал Блиц.       – Ладно, мне тоже.       Они наконец-то проорались друг на друга и готовы были спокойно поговорить. Физзаролли тяжело вздохнул, откидываясь обратно на стул с мягкой обивкой, и проводил взглядом официанта, поставившего ему двойную порцию панкейков с клубникой.       Черти ровно минуту молча ели и пили. Блиц громко пил фраппе из трубочки. Физз, чуть ли не давясь, чавкал панкейками. Они словно даже в этом пытались соревноваться. Противостояние продолжалось ровно до допитого стакана Блица. Он начал маяться в ожидании третьего напитка:       – Ну и как у тебя дела? – начал он.       На что Физзаролли, быстрее дожевывая, включился в диалог.       – А по мне не видно? – покрутившись на стуле и демонстрируя полосатую кислотно-розовую укороченную шубку, хрипло хихикнул Физз.       Он поправил плотно завязанный капюшон на помпонах. Решил в этот раз не появляться в шапочке арлекина, чтобы не привлечь лишнего внимания назойливых фанатов.       Блиц брезгливо и отчасти завистливо смотрел на эти выкрутасы. Конечно, думал он, как же не съязвить о том, как все ахуенно, и еще раз ткнуть в неуспешность своего бывшего. Физз такой молодец; выбрался из цирковых трущоб, гоняет в туры по кольцам со своей программой, ведет банкеты и концерты, не вылезает из съемок, интервью, а еще его поебывает грех похоти. А он – мелкий босс конторки по убийствам, живущий с дочерью на съемной квартире, который до определенного момента даже не понимал, ебется ли он по любви или за волшебную книгу.       – Лучше расскажи, как у тебя с бизнесом. Работа в мире людей подразумевает ахуительные истории, – сказал Физз, отодвигая от себя блюдо с недоеденными панкейками.       – Не думаю, что тебе интересно слушать про убийства ненавистных родственничков и любовниц мужей, – неохотно протянул Блиц и оживился, когда увидел, что ему несут третье фраппе.       Сделав первый глоток, он задумался, рассказывать одну из недавних историй или нет. Однако, заметив заинтересованность со стороны Физзаролли, все же решился:       – Но есть кое-что стремное. Херувимы.       – Стоп. Ты видел херувимов? – удивленно перебил его Физз, с вилки упал кусочек панкейка, шлепаясь в шоколад и забрызгивая неглубокую тарелку.       Асмодей рассказывал ему что-то про них, про небесную иерархию и обязанности, а еще про то, что простой низшей нечисти лучше держаться от них всех как можно дальше не только в час чистки.       – Да, несколько раз. И все они пытаются спасти почему-то откровенно отбитых, которым место только тут, – Блиц кивнул на разворачивающуюся за стеклом кафе поножовщину. Грешники опять не поделили последний пакетик кокаина из вендингового автомата.       Физз привстал со стула, выглядывая, чтобы убедиться, не запачкают ли они кровью его машину с сидящим внутри личным водителем. Она стояла на парковке рядом, почти перед окном.       Цокнув, он начал набирать водителю:       – Хей, перепаркуйся-ка на задний двор, пока кишки на лобовуху не полетели... там только для инвалидов? Отлично, пиздуй туда, – сказал Физз и положил трубку, наблюдая за тем, как, переезжая свежий труп только заколотого грешника, машина заруливает на задний двор. – И почему не поставил туда сразу? Извини, что перебил, продолжай.       Блиц не сразу понял, что это извинение было адресовано ему. Он даже замешкался, позабыв, на чем остановился.       – В последний раз мы напоролись на особенно ебнутого херувима. Уматывали тогда, как могли, сорвали миссию, пришлось возвращать клиенту деньги. Мы никогда не возвращаем деньги. Ты понимаешь, что это был за пиздец? Он нас чуть не пристрелил из своего арбалета, – Блиц повествовал с такой интонацией, словно дальний родственник, рассказывающий жуткую байку с вахты, – и хорошо, что мы имели опыт противника с таким оружием и понимали риски, иначе бы я тут с тобой не сидел.       Блиц сделал длинный долгий, как передышку, глоток из стакана, будто бы промочив пересохшее горло от долгого рассказа, и продолжил:       – Самое странное было то, что он кричал нам вслед, мол, ему под силу расправиться с жалкими бесами, ведь он смог уничтожить одним выстрелом развратную демоницу, изгнанную из монашки. Он убил демона. Мир людей это страшное место, мало того, они там все наглухо ебнутые и тупые, так еще и "эти" разлетались, как мухи над говном.       Впрочем, такое сравнение было не шибко далеко от истины. Смертные действительно были тем еще дерьмецом.       – Интересно, кем она могла быть? – задумался Физз. Он где-то про нее слышал, – звучит, как что-то знакомое.       – Я стараюсь на этом не зацикливаться, а то, если каждый раз думать о том, что тебе пиздит всякая хуетень на земле – так и ебнуться можно совсем. О, мне несут четвертый фраппе! Ты знаешь, что это значит? – прищурившись, гаденько ухмыльнулся Блиц, намекая, что время встречи вышло. Ему нравилось ощущать контроль над ситуацией.       – Ох, хорошо-хорошо, держи, – закатил глаза Физз, покопавшись в своем рюкзачке. Он протянул конверт, – это приглашения в одно очень пиздатое место на двойное свидание. Только сразу не открывай, там что-то красивое, со слов Оззи.       – Я уже заметил, что он любит всячески изъебываться с подарками, – пряча конверт во внутренний карман плаща, ответил Блиц, – кстати, сколько я должен за фраппе?       – Ноль, – Физзаролли резко перегнулся к нему через стол, приспуская очки и ехидно лыбясь. – Я уже оплатил за нас счет.       Он подтянул к себе маленький рюкзачок и поднялся с места, поправляя шубку. По зеленым линзам проскочил отсвечивающий блик, что придало чертенку наигранной пафосности:       – Можешь оставить от себя чаевые, Блицо, – перед уходом он провел кончиком хвоста по подбородку Блица, и тот подавился фраппе. – И запомни. Я никогда не ухожу со встреч последним.       Выругиваясь под нос, Блиц сжал кулаки, наблюдая, как уезжает машина с блатными номерами и значком инвалида. Никакой власти над ситуацией в кафе у него не было изначально. Физз великодушно предоставил Блицу возможность думать, что он диктует правила, и потом искусно обвел его вокруг хвоста. Этот клоун снова его переиграл и уничтожил.       Блиц допивал фраппе в гордом одиночестве.       Почему-то история про развратную демоницу застряла в его голове.

***

Я люблю тебя!

      – Я люблю тебя! – теперь Блиц слышал это в несколько раз чаще; за едой, по телефону, утром, днем, вечером, во время секса, прямо как сейчас, когда его вперемешку со стонами молили вдалбливаться сильнее, дергая связанными над головой руками. Блиц ответить не мог, ему все еще было очень тяжело говорить слово на букву «Л». Поэтому он всем, чем только мог, выражал, что это взаимно; через поцелуи, укусы, твердые толчки о которых так фанатично просили.       У Блица был пунктик на похвалу, которую он получал за любые действия с телом. Слова о том, что он лучший и всегда знает, как нужно трахнуть – доводили его до пика.       Он кончил, когда Столас особенно громко и убедительно выкрикнул насколько он ахуенный, что даже заслезились глаза. Случилось ли это от оргазма или от того, насколько фразы во время секса расковыривают его душу – он не понял. Обмякнув на демоне, он пытался отдышаться.       Их отношения действительно стали перерастать во что-то хорошее после разрыва сделки и возвращения гримуара. Они оба не ощущали себя обязанными друг другу чем-то. Они стали свободными и от этого хотелось больше быть вместе.       Понимая, что узел уже не развязать, Блиц перегрыз веревку на тонких запястьях. Столас расслабленно раскинулся на подушках, чувствуя, как под хвост из него вытекает сперма. Он перевел взгляд на Блица, который что-то выискивал, копаясь в прикроватной тумбочке.       – Сегодня вечер закончится не только на хорошем сексе… – Блиц вытащил заранее припрятанный конверт, – я встретился с кое-кем и этот кое-кто передал тебе конверт от Оззи.       Он умолчал что там, чтобы не портить сюрприз.       Столас заинтригованно присвистнул. Он вскрыл переданный конверт, и из него голубыми искорками вылетели озорные огонечки; кокетливо смеющиеся, пристающие и лопающиеся как пузырьки шампанского после посылания воздушных поцелуев:       – О-о-о, похотливые огонечки, как мило! – восхищенно воскликнул Столас, подставив палец самому крошечному из них, на что тот, заливисто хихикая, облизнул его языком пламени и с треском растворился в воздухе на маленькие сверкающие частички.       Один из огоньков прилип к щеке Блица, и это оказалось больно, словно ужалили. По видимому, они были безопасны лишь для демонов, поэтому и было сказано не открывать конверт до Столаса.       – Ау! Это что было?! – хватаясь за щеку, недовольно фыркнул бес, когда укусивший его кусочек пламени взорвался. Он в замешательстве тер раздраженную белую кожу, пока к слабому ожогу не прикоснулись прохладные пальцы по которым струились потоки целительной магии.       – Ты им понравился! – расхохотался Столас, погладив Блица по зажившей за пару секунд щеке, на что тот заворчал что-то про дурацкие демонические приколы.       Все еще дуясь, Блиц отобрал сложенную в несколько раз бумажку в сердечках. Он закатил глаза и цокнул, отлепляя блестящий декоративный скотч. У него создавалось впечатление, будто бы они находятся в четвертом классе и кладут друг другу в шкафчики «секретные» анкеты подружек написанные пахнущими гелевыми ручками и обклеенные наклейками. Из свернутой бумажки вместе с конфетти выпало два билета цвета розового золота с многозначительной надписью «VIP».       Блиц, прищурившись, покрутил листочек в руках и сунул его обратно Столасу:       – Прочитай…       Демон издал ухающий смешок, забавляясь с того, как неловко выглядел бес, когда дело доходило до соединения букв, в слова. Столас разгладил листочек, чтобы сохранить, как он делал с любыми немногочисленными милыми вещами, что получал.       Надпись гласила:

Приглашаю вас на двойное свидание в эту пятницу-развратницу на Всепохотливый Чемпионат по траху. Время: Полдень. Место: Кольцо похоти. 666-ая Сквирт-арена. VIP-ложе. Дресс-код: полу-блядский Будет очень жарко, хо-хо ваш Оззи~

      – Ахереть, туда билетов не достать на обычные места, а тут вип-ложе, – удивился Блиц.       Их новый формат отношений действительно приносил одни плюсы. Ему даже стало интересно, не заколдованы ли эти кристаллы еще и на удачу? Слишком много хорошего стало в последнее время происходить, что даже подозрительно. Их отношения стабилизировались и уже стали походить на что-то здоровое, а от свиданий его птицы с грехом похоти со всех сторон сыпались необычные привилегии. Асмодей был так хорош в ухаживаниях, что даже Блицу иногда перепадали всякие штучки.       – Двойное свидание это конечно классно, но ты уверен, что выдержишь столько времени с Физзаролли? – произнес Столас, вопросительно изогнув бровь.       – Хуйня дело! – невозмутимо ответил Блиц, а затем взял пустой конверт и помахал им перед лицом совы. – Мы смогли нормально пообщаться благодаря этой слащавой, но опасной, с точки зрения пиротехники, херотени.       – Чего ты так пристал к огонечкам? Ну, прожгли немного балдахин, и что? Завтра скажу слугам, чтобы поменяли, – по-доброму закатил верхнюю пару глаз Столас. Заметив, что Блиц опять обидчиво нахмурился, сложив руки на груди, клюв демона растянулся в хитрой ухмылке:       – ...или тебе не понравились их приставашки? Потому что ты любишь только мои, не так ли?       Столас подвинулся ближе, подкрадываясь руками под одеялом к боку чертенка и резко ущипнул его, тот, вскакивая, взвизгнул не своим голосом от неожиданности:       – Нет! Блять, только не приставашки! – закричал Блиц, отпихиваясь от Столаса.       Это было явно бесполезной мерой. Когтистые пальцы сначала прошлись по ребрам, вызывая волну щекотки, от которой бес и хотел спасаться, но потом руки изящно переместились на спину, невесомо поглаживая кожу между шипами. Такой жест наоборот заставил Блица прильнуть к мягким перьям на груди и ловить кайф от того, как одна из рук бойфренда переместилась на копчик почесывая чувствительное место у основания хвоста.       Столас положил голову на макушку между его рогов и почувствовал слабую вибрацию от урчания беса. Впервые. Он решил не пугать восхищением и восторгом, начинающего открываться ему Блица. Тот точно услышал, что сердце забилось быстрее – этого хватит, чтобы все понять.       Столасу не верилось, что его наивное желание просто лежать и обниматься когда-то сбудется. В голове возникали совершенно абсурдные мысли, что вдруг это все не правда и он все еще находится в больнице, введенный в искусственную кому, или это его предсмертная агония, когда мозг показывает тебе самое красивое и желанное, чтобы успокоить перед собственной гибелью.       – Столс, у меня есть вопрос один, как к демону, – слегка прокашлявшись, прервал мурлыканье Блиц. Его редко интересовало такое, поэтому Столас оживился, внимательно слушая. – Ты знаешь каких-нибудь демонесс, которые любят вселяться в монашек и заставлять их трахать себя всем, что выглядит продолговатым?       – Допустим, – утвердительно кивнул демон, мысленно перебирая своих родственников, – герцогиня Астарот любит так развлекаться. Если на светских вечерах с ней зацепиться языками, только и слушай как она в очередной раз заставляла монахинь рукоблудить, пихать распятие христа в вагину и мочиться на молитвословы в оргазмических припадках.       – Воу-воу, какая дикая сучка. Действительно христос на палочке, – Блиц думал, что среди Гоэтий сплошные богатые душнилы, и для него было потрясением, что есть и такие эпатажные личности, кроме Асмодея.       – А почему тебя это заинтересовало? Ты столкнулся с ней в мире людей? Она хотела тебя из-на-си-ло-вать? – шутливо прикрывая клюв, по слогам произнес Столас.       – Не совсем. Мы недавно встретили особо ебнутого херувима, и он дохуя кичился тем, что с одного выстрела убил развратную демоницу, когда экзорцист изгонял ее из монашки. И мне почему-то после последних событий это так врезалось в голову, что хочется рассказать вообще всем, – хвост беса нервно заходил ходуном под одеялом.       – Такие пафосные угрозы звучат, как блеф. Я не думаю, что ее мог убить херувим. Астарот очень опытная. Она устраивала эпидемии одержимости в средневековой Европе, – ее мастерству владения человеческим телом могли позавидовать другие демоны, ей даже необязательно было пользоваться маскировками, она просто захватывала контроль над телом и могла спокойно существовать некоторое время в человеке. У Столаса так никогда не выходило, когда он вселялся в людей их трясло судорогами, у них шла кровавая пена из рта и носа, и после они просто теряли сознание, становясь непригодными для махинаций, – Может, он хотел вас припугнуть, чтобы не мешали ему работать? Разве у вас такое уже не случалось? Ты рассказывал.       – Да, но блять… меня это говно теперь странным образом не отпускает, как не закрытый гештальт, – Блиц был горд собой, что использовал новый умный термин, который услышал на очередном сеансе у психолога.       – Хорошо, дорогой, я потом ей обязательно позвоню, – произнес Столас, похлопав по спине Блица, и переложил его с себя на соседнюю подушку. Он поднялся с кровати, подбирая с пола халат:       – А сейчас мне нужно в ванну.

***

      Столас присел на бортик, задумчиво наблюдая, как набирается горячая вода. Ему не очень-то хотелось звонить сестре, но еще больше не хотелось объяснять Блицу, что Гоэтии живут разрозненно и знают друг о друге лишь немного, и только если это выгодно.       Блиц часто рассказывал ему, что черти очень семейные, никогда не бросают своих сородичей в беде, готовы перегрызть глотки друг за друга, и только потом уже друг другу. А у Столаса огромная семья, которой как бы и нет. Паймону это было только на руку, ведь таким образом обиженные дети никогда не смогут объединиться и выступить против его правил.       Вылив несколько колпачков масел аниса в воду, Столас лег в ванну. Как только он полностью погрузился, вокруг зажглись свечи, тускло бликуя огнями между пирамидок аметистов и розовых кварцев. С характерным магическим щелчком из спальни с прикроватной тумбочки в руку демона телепортировался телефон. Столас зашел в аккаунт двадцать девятой герцогини, чтобы взглянуть на последние даты публикаций. Как оказалось, страничка ни чем не дополнялась уже очень долгое время. В комментариях под постами был сплошной спам вопросами о том, где она. Однако Столасу сначала это не показалось подозрительным, он тоже устраивал «детоксы» от социальных сетей, когда ему становилось очень плохо.       Астарот в основном занималась человеческими делами, и помимо них любила развлекаться в мире смертных, поэтому ее долгие отсутствия были привычными, но в этот раз все слишком затянулось. Она вообще перестала появляться на публике.

– Данный номер был заблокирован владельцем и сменен.

      Донесся механический голос. И так было всякий раз, когда Столас набирал возможные номера сестры, сохраненные в его контактах. Все говорило о том, что происходит неладное.       Отложив телефон, он со всплеском вылез из ванной. Столасу не верилось, что история про херувима касалась конкретно сестры. Многие демоницы подходили под подобное описание. Возможно он пытался так успокоить себя, ведь если думать о том, что на тебя нацелены ангельские стрелы везде, где бы ты ни был – прямой путь к паранойе.       Он случайно провел рукой по низу живота пока вытирался. Влажные перья, на мгновение задрались и снова под собственной тяжестью прилипли к коже. Столасу показалось, что под ними что-то было, совсем не похожее на синяк, след от укуса или засоса.       Он озадаченно хмыкнул, раздвигая перья пальцами. Под ними на коже разрастались витиеватые изгибы. Это была матка суккуба; хитросплетенный узор образующий сердце. У всех всегда разный, никогда не повторяющийся, прямо как снежинки. Подобное было странно. Этот символ так или иначе появлялся у всех, в кого изливался Асмодей, но отметина всегда пропадала. А тут осталась, точнее наоборот – появилась через несколько дней с их последнего свидания. – Святой Сатана, это что еще такое?! – суетливо копошась в перьях, затараторил демон. Он потер кожу рукой, будто бы пытаясь стереть печать.       Нервно вздохнув, Столас кинул полотенце на корзину для белья и торопливо накинул халат, потуже затягивая пояс. Зайдя обратно в комнату, он увидел, что Блиц уже засыпал, отвернувшись от света ночника.       – Спокойной ночи, люблю тебя, – без привычной нежности, сказал вполуголос Столас, укладываясь рядом. Он почувствовал, как, утвердительно угукнув, в полудреме бес обвивает его ногу хвостом под одеялом и расслабляется.       Столас прикрыл глаза, стараясь восстановить сбившееся от беспокойства дыхание. Он должен был наслаждаться их обновленными отношениями. Наслаждаться тем, что Блиц больше не бегает от него, а хочет быть рядом. Наслаждаться тем, что Блиц трахается с ним не только в полнолуние, а просто так, как сейчас, чтобы потом дурачиться и ласкаться. И все равно все начинало идти по пизде; к предстоящему разводу, судам и дележке дочери добавлялась скандальная медийность из-за покушения, а теперь еще странности с родственниками и собственным телом.       Тревога придушивала Столаса и во сне. Только он засыпал, как сразу начинала кружиться голова, кровать переставала ощущаться и казалось, будто бы он летит в бездну, рассыпаясь на пепельные частички под натиском ангельских песнопений. Он вздрагивал, как это бывает при кошмарах, когда куда-то падаешь, просыпался, ворочался, закрывал глаза и вновь погружался в пустоту, обрастающую все большим количеством звуков. Сквозь песнопения и звон ангельских крыльев прорывались мучительные крики, отчаянный плач и мольбы прекратить. Это было невыносимо. Столас сбросил с себя одеяло и, осторожно освободив ногу от хвоста чертенка, поднялся, грустно созерцая, как в полумраке Блиц ежится, сворачивая половину одеяла в валик, и инстинктивно ищет хвостом опору для успокоения.       В абсент медленно капала карамель с тающего от пламени кусочка сахара, пока его не опустили в алкоголь и не перемешали резной серебряной ложкой. Столас сдул огонь с изумрудной поверхности абсента и залпом выпил его. Под его руку сонный слуга-бес поднес королевский телефон. Развалившись в кресле, демон, не смотря на циферблат, как на автомате, набирал номер поместья герцогини. Мертвую тишину кабинета нарушала лишь мучительно долгая трещащая прокрутка диска и несколько затяжных гудков соединения...       На звонок ответили практически сразу, от чего Столаса отпустило. С сестрой все было в порядке. Из трубки послышался чужой голос:       – Доброй ночи, с вами говорит дворецкий герцогини Астарот. Чем могу помочь?       – Доброй, к вам обращается Принц Столас. Не могли бы вы ей передать трубку, если она сейчас не занята, – произнес он, по привычке наматывая на палец провод от трубки. В ответ возникла небольшая пауза. Столас счел, что ей несут телефон, но это было успокаивающим самообманом.       – Ваше высочество, к сожалению, на данный момент герцогиня отсутствует в поместье... – голос дворецкого звучал формально, как автоответчик, будто бы он произносил данную фразу регулярно на протяжении длительного времени. – Из-за большого количества земных дел.       Столас хмыкнул, рядом с ним в воздухе всплыл небольшой магический пузырь, через который он созерцал беса на другом конце трубки. Тот был на вид каким-то растерянным, но старающимся держать спокойный тон голоса, что не могло не вызывать подозрений.       – Вы можете сообщить, когда она вернется? – спросил принц, прикусывая клювом коготь на большом пальце и продолжая посматривать в полупрозрачную сферу рядом. – Ее Милость сообщала, куда территориально направляется в мир смертных? Я мог бы встретиться с ней там.       Дворецкий заикнулся, нервно затеребив бабочку на шее. Вокруг него столпились служанки, которые неразборчиво что-то подсказывали и озирались по сторонам. Одни советовали ему бросить трубку, другие – солгать, а самая маленькая бегала кругами, схватившись за голову, и причитала, что если им позвонит кто-то еще, то она сойдет с ума и повесится в кладовке.       – Я-я могу передать ей, е-если вам что-то нужно.       – Нет-нет, это очень личный разговор, как брата и сестры, – максимально ровно насколько мог, произнес Столас. – Может, вы дадите мне ее личный телефон? Она так часто их меняет. Ветреная натура.       – Боюсь, мы все-таки не сможем вас связать на данный момент, Ваше Высочество. Но как только Ее Милость вернется, мы обязательно проинформируем ее о звонке с вашей стороны. До свидания.       Столас даже не успел открыть в ответ клюв, как послышались обрывистые гудки. Его рука с трубкой напряженно опустилась, на нем не было лица. Сфера лопнула ровно на моменте, когда маленькая бесовка разрыдалась, вешаясь на дворецкого промокавшего платком потный от стресса лоб. Дальше Столасу можно было даже не смотреть. Он в состоянии сложить два плюс два и осознать, как плохи дела на самом деле.       Скверное сковывающее чувство прокралось в грудь демона, не давая свободно вдохнуть. Ребра сжало тисками изнутри, они болели так, будто вот-вот сломаются, протыкая легкие. В голове промелькнул вид ангельского клинка; благословенные сияющие гравировки с молитвами, которые он видел настолько близко, когда его убийца грозился выколоть глаза в качестве трофея.       Двадцать девятой герцогини Гоэтии с большой вероятностью уже нет в живых, и это замалчивают. Ни одной новости. Могло ли быть так и с ним, если бы киллер все-таки пронзил клинком его чернильное демоническое сердце? Полная тишина, никакой огласки. Все свидетели либо убраны, либо подкуплены, и все чтобы не вызвать даже малейших волнений в высшем свете.       Каждый звук от тиканья часов, до цоканья копыт удаляющегося слуги вызывал ужасную тошноту и боль. Восприятие обострилось настолько, что Столас не мог смотреть на картины, на свечи, на бумаги, разложенные перед ним на письменном столе. Дурно становилось даже от любимых благовоний. И самое ужасное было, что мозгами он осознавал, что это очередная паническая атака, которые частенько случались после покушения, но ничего не мог с ними сделать. Схватившись рукой за лоб, он сидел и пережидал, когда убийственно тревожное состояние поутихнет. Трясущимися руками Столас выдвинул один из ящиков в столе, доставая свои седативные препараты и высыпая их горстью в ладонь. Даже не запивая, он разом проглотил их.       Начало отпускать.       После преодоления пика паники Столасу всегда нужно было отвлечься, чтобы окончательно выйти из ловушки психики. Он нашел успокоение в монотонном перебирании древнейших архивов и поиске книг по случаю своей второй проблемы. Он искал информацию про метки после полового акта с грехом похоти.       Перерыв всю библиотеку, на удивление, он не смог разыскать ничего конкретного. Единственная более-менее подходящая ему информация была найдена в очень маленькой главе, в книге под странным названием «Река кончи. Все свойства семени греха похоти». Это была работа в которой сперма Асмодея рассматривалась с научной точки зрения: «Метка утробы суккуба. Проявляется внизу живота у любой адской сущности в момент завершения полового акта с грехом похоти, при эякуляции семенем внутрь. Во время эякуляции ощущение внутри может варьироваться от обжигающего жара до приятного покалывания. Ощущение длится примерно столько же, сколько держится метка (т.е. от 15 секунд до 5 минут)...»       Столас, разочарованно цокнув, оторвался от текста – никакой новой информации для него не было. Далее страницы наполняли лишь эскизы самых красивых меток от художницы-суккуба. Она переносила их с собственной кожи, когда-то будучи фавориткой Асмодея.       Пролистав туда-сюда про возбуждающие, согревающие, охлаждающие, вкусовые и даже цветовые свойства спермы греха и не найдя ничего, Столас вновь вернулся к злополучным меткам, пытаясь вычленить хоть что-то из налитой в текст воды для растягивания крошечной главы на две страницы. «…Если метка не исчезает, то возможно внутри что-то осталось*.

*Данный феномен не изучен и является лишь теорией, основанной на общих сведениях, которые имелись у автора.»

      Столас широко раскрыл глаза, лихорадочно развязывая пояс и снова перебирая перья, чтобы взглянуть на метку. Она все еще была там. Прибывая в полном ахуе, могильным голосом он произнес:       – Что. Там. Блять. Осталось…?