Волк в овечьей шкуре

На губах детектива очень медленно растёт большая усмешка, и когда он наклоняет голову, чтобы встретиться с глазами Карлоса — это Демон-Вундеркинд смотрит на него, глаза полны веселья, обещающего медленную и мучительную смерть. — Мне бы хотелось увидеть твою попытку~ — Дазай! — сердито кричит Куникида. Лицо Карлоса меняется на сердитое и хмурое, запах становится злобным, и он скалится, глядя на Дазая, готовый зарычать ответ. Но затем лязгают цепи. Металлический звук громко разносится по комнате, а затем всё застывает. Ледяная дрожь неожиданно пробегает по спинам всех, как змея, скользящая по голому хребту, холодная, обвивающаяся вокруг шеи добычи. Каждое тело каменеет из-за раскатистого звука, отдающегося в комнате, наполняющего пространство, удушающего кислород. Он звучит как гром, как рушающееся здание, или сам зов смерти. Звук кажется отражается в груди каждого, будто они стоят прямо перед сабвуфером во время хард-рок концерта. Мурашки проходят по их коже, заставляя волосы встать дыбом. Это рычание. Это рычание зверя. Звук, который может выпустить только настоящий хищник. Звук, который заставляет каждую добычу замереть в ужасе. И все замирают. Звук исходит изо рта Чуи, и этот рот в нынешнее время — на горле Карлоса. Большие зубы впиваются в его плоть… Прямо в сонную артерию. Исполнитель мафии всё ещё тяжело дышит, сейчас приглушённо из-за шеи мужчины, но его челюсть крепко стиснута. Оба его плеча под странным углом, вывихнуты, но цепь, сдерживающая его, длиннее, чем была раньше. Он сломал механизм чистой грубой силой. Что-то первобытное в Дазае не может не радоваться этому зрелищу. Он замер тоже, его тело дрожит, но это не от страха. От волнения, адреналина, что он чувствует, течёт в его венах… Это чувство, которое только Чуя заставляет его ощущать. Восхищение. Эйфория. Жизнь. Это его альфа во всём его величии. Карлос, глаза широко открыты, всё ещё шокирован, парализован рычанием, что всё ещё заполняет комнату. Но скоро кровь начинает вытекать изо рта мужчины, и именно тогда инстинкт выживания одерживает вверх над ужасом. Он начинает бороться. Он издаёт сдавленный крик, пытаясь освободиться и вот когда все приходят в себя. Вот когда взрывается хаос. Карлос пытается освободиться, кладя руки на голову Чуи, на его шею, пытаясь сначала оттолкнуть, тяня за волосы, после он начинает царапаться, потому что дёрганье головы, чьи зубы глубоко внутри его шеи вскоре кажется очень глупой и болезненной идеей. Женщина рядом с Карлосом кричит тоже, она бьёт по вывихнутым плечам Чуи, пытаясь заставить его открыть рот от боли. Но это только заставляет рычание стать более злобным, хватка челюсти на шее мужчины на миг ослабляется, и закрывается ещё сильнее, глубже входя в плоть. И из раны начинает фонтаном идти кровь. Она попадает на лицо Чуи, пока булькающий звук раздаётся с горла Карлоса, который поднимает руку к Армале, прося помощи. Громоподобное рычание звучит постоянно, а от густых феромонов воздух в комнате тяжелеет. Феромонов Чуи. Феромонов альфы. Вот когда в головах всех всё сходится, а Армала знает, что они облажались. Потому что её способность работает не только на омегах. Она работает на альфах тоже, и гон альф уже опасен сам по себе, но усиленный её силой… ? Им придётся убить его, если они хотят получить Карлоса назад. Чуя не успокоится, пока альфа всё ещё жив. Как только его инстинкты возвращаются, Акутагава пытается отойти так далеко, насколько возможно, от исполнителя, тело всё ещё в шоке дрожит, пока его разум работает с пугающей скоростью. Чуя альфа. Он был альфой всё время. Тем временем, Дазай смеётся. Это искренний звук, и может это самая страшная вещь. Он не истерический, не садистский, он просто… смеётся, будто нет ничего веселее, чем вид, происходящий перед ним. — Знаешь, это забавно, поскольку я никогда, ни разу в моей жизни, не говорил, что я альфа. — Его взгляд не отводится от Карлоса, наслаждаясь каждой каплей его агонии. — ТАКАРА, ПРИНЕСИ МНЕ ПИСТОЛЕТ! — кричит Армала. — Люди просто предположили, разве не забавно? Мы никогда открыто не врали об этом! — продолжает Дазай, всё ещё смеясь. Его глаза на мгновенье отрываются от Карлоса, понимая, что сероволосый мужчина, Такара, всё ещё сидит, тяшело дыша, сжимая руками спинку стула. Ох. У него проблемы со сдерживанием Чуи. Его способность может создать металлические цепи. Шин или как там было его имя, бросается с угла комнаты к Чуе с толстой железным прутом, что он выдернул из стены, а затем раз бьёт, дважды, трижды, рычащего альфу, нанося удары по его вытянутым рукам, всё ещё сдерживаемых цепями. «Отпусти!» после в бок «его!» и в ногу. «Ну же! Ублюдок!» Но рычание только становится громче, и для доказания своей точки зрения Чуя или первобытный инстинкт, что кажется в данный момент управляет его телом, начинает трясти головой, как бешеная собака, желающая разорвать плоть. Крики снова раздаются в комнате, кровь брызгает повсюду, но мужчина всё ещё жив. Какими бы смертоносными они ни были, зубы, остающиеся в артерии, по-видимому, не дают крови течь слишком свободно. Смерть была бы быстрее и добрее, если бы Чуя отпустил. Однако он, кажется, не хочет освобождать добычу. — ТАКАРА, ПИСТОЛЕТ! — вопит женщина. Её тело дрожит, она отходит от Чуи на несколько шагов, но останавливается, когда синие глаза смотрят на неё. Она снова замирает. В итоге младший альфа, Шин, бросает железный прут и хватает рыжеволосого за голову, запирая его горло в локтевом сгибе, чтобы сжать так сильно, как он может, пытаясь задушить мафиози. И всё же, Чуя не уступает, сдавленный звук, что исходит из его горла такой же тревожный, как и у Карлоса, утопающего в собственной крови, действительно вид, который нужно увидеть раз в жизни, если вы спросите Дазая. А потом, Чуя начинает краснеть, потом ничего, потом снова краснеет, прямо как рождественская ёлка. Это было бы смешно, если бы не факт, что Дазай знает, что очень скоро всё пойдет наперекосяк. Ну… в любом случае станет ещё хуже. Ацуши вероятно уже будут сниться кошмары об этом годами… — Я не могу сдерживать его больше! — наконец кричит Такара, и как только он говорит это, он вскакивает со стула и вылетает из комнаты, убегая. Им надо уходить. — Он уже мёртв, Шинзуро! Идём! — кричит Армала, наконец способная сделать несколько шагов. — Чёртова сука! — шипит юноша, когда Чуя начинает звучать дольше, довольнее, всё ещё не открывая челюсть. — Ацуши, Кёка, закройте глаза! — кричит Дазай, смотря на своего альфу. Но их глаза широко раскрыты, всё ещё смотрящие на сцену перед ними. Они не отвечают на его предупреждение. — КУНИКИДА! — кричит он, поворачивая голову к светловолосому альфе. В глазах Дазая настойчивость, и Куникида понимает, что его коллега пытается сделать. Он хочет защитить их от того, что случится. Они всё ещё молоды, только потому что они уже видели ужасы не значит, что им нужно видеть ещё. Он поворачивает голову в направлении младших членов их стаи и кричит так быстро, как может, позволяя команде прозвучать в комнате. — Закройте свои глаза! И к счастью, они слушаются. Потому что менее чем через секунду со стороны Чуи раздаётся звук, похожий на хруст. Треск костей, сплющенные органы, сопровождаемые громкими хлюпающими хлопками, и крик чистого ужаса, исходит от женщины. Армала падает на пол, продолжая кричать, её лицо лишено всех красок, она отползает от Чуи, который всё ещё держит шею Карлоса во рту, как собака, не желающая отпускать кость. Куникида смотрит прямо перед собой, не желая видеть, что осталось от молодого альфы позади Чуи. Гин делает также, Акутагава выглядывает за ним, и мгновенно морщится, видя, что осталось от мужчины. Вонючее, горячее, мясное месиво с кусочками костей — это всё, что осталось. Как будто тело было раздавлено о стену поездом на полной скорости. Женщина корчится на полу, пытаясь подняться на дрожащие ноги. В конце концов ей это удается, и она тоже выбегает из комнаты, а Чуя медленно встаёт, тяжело дыша через нос, поднимая за собой мёртвый вес человека, зажатого его зубами. Кандалы ломаются и с громким лязгом падают на пол. Булькающие звуки, вырывающиеся из горла Карлоса, постепенно прекращаются, его тело перестало биться, возможно, полминуты назад. Возможно, он уже мёртв, возможно, это всё рефлексы тела, но всё же это не удовлетворяет альфу внутри Чуи. Поэтому он ставит ногу на бедро мужчины, чтобы удержать его, и тянет и тянет головой, пока не чувствует, как рвётся плоть на шее альфы, пока тело не падает на землю. Только тогда, глядя на труп отсутствующим взглядом, он разжимает челюсти, позволяя куску мяса, зажатому во рту, упасть на землю рядом со своим хозяином. Тишина тяжелая, напряженная: исполнитель стоит здесь, руки обмякают по бокам, плечи всё ещё вывихнуты, лицо, волосы и грудь окровавлены. Его дыхание всё ещё неровное, ноздри раздуваются, а взгляд мечется от Дазая к двери. Ему хочется поохотиться на остальных. Его омега не будет в безопасности, пока все они не станут трупами. Но… Его глаза перемещаются на Куникиду, Гин, Кёку, Ацуши, а затем снова на Куникиду. Альфы. Все они.