***
Проснувшись на утро, Саша, как уже стало привычно, проснулся, лежа на холодном и довольно жестком матрасе. За окном- зима, на дворе 41-ый год…Блокада началась всего пару месяцев назад, но она уже чувствовалась довольно сильно. В городе стало холоднее, связь с внешним миром ухудшилась, да и еды стало как-то…меньше. Еду по талонам начали выдавать уже давно, в середине лета еще, и дозу еды с тех пор еще ни разу не увеличили. Наоборот, не так давно стали выдавать всего 125 грамм хлеба, от которых Романов отказывался. Все же пусть доза и малая, жителям его города она важнее. Потянувшись, Петровское создание село, и стало водить рукой по ветхой тумбочке, в поисках очков. Водрузив находку на переносицу, Питер спустил ноги. Когда бледная ступня коснулась пола, по телу пробежал холодок. Юноша встал с нее, не вылезая из-под одеяла (если эту простыню еще можно так назвать), и подошел к радио, что стояло на письменном столе. Пальцы бывшей столицы включили устройство, а сам юноша сел на стол, в ожидании вестей. “…Белоруссия, Литва, Латвия, значительная часть Украины, Молдавии и Эстонии по-прежнему находятся во власти фашистских захватчиков…” “..Битва за Москву продолжается, защитники успешно держат оборону…” "…После нескольких месяцев обороны наши войска перешли в наступление..” Парень устало выдохнул, потер переносицу. Ему было тошно слышать новости, пусть и хорошие. Какой от них толк? Города то и страны никуда не денутся…Но вот о его друзьях ничего. Миша мог вообще погибнуть уже где-то под Москвой… Константин мог пасть где-то на поле боя…А он тут…И ничего о них не знает….А вдруг кто-то из его товарищей сейчас истекает кровью на больничной койке?...А он даже не может их проведать, навестить…Как же он жалок… Отсиживается здесь… “…Ленинград по- прежнему в блокадном кольце. Попытки его освободить пока ни к чему не привели… ” Юноша выключил радио, устало слез со стола. Как же сильно он не любил свое новое имя… Пока ни к чему не привели… Юноша заметил в окно какие-то черные силуэты в небе. Истребители…Черт…Скоро снова обстрел. Надо бы спустится в бомбоубежище…С тоской вспоминая о Российской империи, нынешний Ленинград оделся в рубашку, брюки, пиджак, накинул сверху одеяло и, прихватив с собой одну из книг, спустился по лестнице в парадной его дома в подвал. После того, как Питер зашёл в убежище, дверь закрыли, и через пару мгновений послышались гулкие взрывы, гремевшие наверху. Мамы покрепче прижали к себе детей, старики тихо, молча крестились, мужчины стояли, готовы в любой момент накрыть присутствующих собой. Саша сел в угол помещения, прислонился головой к стене. Он бы почитал, но, к сожалению, сегодня зрение его подводило даже в очках, а потому он не хотел мучать свои глаза, в попытках забыться в сюжете . Книга, которую он держал в руках, была его любимицей. Одно из бессмертных произведений Достоевского- Униженные и Оскорбленные. Его интелигент брал с собой всегда. Этим романом он дорожил, и очень не хотел, что бы книгу разорвало в клочья взрывом. Будь его воля, он спас бы все памятники литературы, но, к сожалению, такой возможности не было. Александр окинул это подвальное помещение взглядом. "Многие из них- не жильцы.."-с ужасом осознал юноша.- " Многие из них погибнут от голода или замёрзнут насмерть... Если только она не закончится совсем скоро.." Действительно, в последние дни стало тяжелее, ибо на улице сильно похолодало. По началу, почти всю осень, он растапливал печку старыми журнальчиками и газетенками, которые он и так почти не читал. Когда же запас старых газет и журналов был исчерпан, Александру пришлось растапливать мини-печку в его квартире своей собственной мебелью. Недавно у него закончились все дрова со стульев в доме, и ему пришлось распилить единственный оставшийся в квартире стул, который вскоре сгорел в топке в качестве топлива. Скоро дрова, полученные от стула, кончатся, и тогда Саше придётся снова одолжить пилу из подвала дома и распилить прикроватную тумбу. Без неё, конечно, будет не так удобно, но это лучше чем лишать излюбленные им литературные произведения мест их обитания. А сами книги пойдут в топку в самую-самую последнюю очередь. Многие бы начали именно с сожжения книг, но только не Саша. Он предпочтет сжечь одежду, мебель, да что угодно, но не книги. И он очень сильно надеялся на то, что блокада скоро закончится…Она же не может длиться дольше года?... Жителям ничего не грозит, пока я твердо стою на ногах. А я стою. Потому…ничего не страшно. Переживем… Обязательно выживем!***
-…Саша, тебе НЕ следует оставаться там! Миша сидел за своим столом в Мосве, держа в одной руке телефонную трубку, а в другой какие-то бумаги. От собеседника не поступало ответа, в трубке слышалось лишь дыхание. -Ты же понимаешь что это надолго?.. Снова никакого ответа. Лишь послышался взрыв, где-то очень далеко от трубки собеседника. Михаил Юрьевич уже начинал злиться. Почему он такой упертый!? Я ему спасение предлагаю, а он? -Невский, ты вообще слушаешь!? Повторяю тебе еще раз, я уже договорился, в 12 ночи у начала “Дороги жизни” будет ждать машина, она заберет и увезет тебя в безопасное место… Долгое и утомительное молчание на том конце трубки, тяжелый вздох собеседника и красноречивое “нет”, раздавшееся эхом в голове Москвы. -..Невский?...Невский, твою ж мать поду.. В трубку послышались гудки. Он сбросил трубку… -Твою ж мааать…Что ты творишь, Сашка…- тихо вопросил Михаил Юрьевич, откидываясь на спинку кресла и потирая переносицу.***
Проснувшись утром первого января 1942, Саша, по обыкновению покрутил разные каналы на радио, и, не узнав ничего нового, стал как-никак приводить себя в порядок. Точнее новости то были, но…Какой в них прок, если о его друзьях в нем ни словечка не говорят?...Ему оставалось лишь надеяться, что сейчас все стоят на ногах, борются за себя, за Россию, за мир…Стоят и держатся так же, как он сейчас… Обычно Романов очень любил Новый год и утро после, но не в этом году. Ни тебе привычных новогодних елок, ни ярмарок, ни театров, ни салютов… Да и в пору ли сейчас веселится, когда люди начинают погибать от голода и холода?... Александр прошел в ванную комнату, где умылся холодной водой. Та еще текла по замерзшим трубам, но долго ли еще она будет течь? Несколько месяцев без еды стали давать о себе знать. В чуть пыльном зеркале юноша заметил, что неслабо так похудел, да и в животе урчит… Ему хотелось бы петербуржских пышечек, или московского борща и выпить чай, приготовленный Камалией Мухамаддулаевной... На деле же единственное доступное ему питание- 125 грамм того, что хлебом то не назовешь. Людям, как бы то ни было, этот кусочек хлеба- все, и ради них Саша еще ни разу свой не брал, отдавая талон на блокадный хлеб горожанам. Он нужнее им. А он…Он как-нибудь переживет. У него всегда сердце кровью обливается, когда с жителями или с городом что-то происходит. Он не может оставаться равнодушным, когда петербуржцам плохо. Особенно сейчас. И ради них он, Александр Романов, победитель Северной войны, участник Семилетней, участник Отечественной войны, ветеран множества других войн, должен обязан держатся, и жертвовать собой. Как сейчас поступают все его друзья на полях сражений, вступая в каждый бой как в самый последний. Надо поступать так же. Пусть даже это выражается просто в предоставлении дополнительных благ. Закончив приводить себя в относительный порядок, юноша накинул пиджак с “одеялом”, поверх рубашки и, закутавшись посильнее, вышел на улицу. Люди выходили из дома, держа в дрожащих от голода и холода руках талоны. Все идут за единственной едой Саше было тяжело наблюдать за тем, как люди страдают. И самое тяжкое то, что он никак не в силах им помочь. Он видел как многие из них просто падали от усталости, холода, истощения, болезней…Ах, как бы он хотел сесть сейчас на лошадь, взять в руки оружие, размазать треклятых немцев как раньше французов и прочих захватчиков… А все что ему остается- ежедневно отдавать им свой талон, и раздавать старую одежду тем, кому она нужна. Он же бывшая столица. Победил Шведов, Французов..пережил революцию 17ого..Воевал с Константинополем… Справится и без одежды, и без мебели… Он должен оставаться сильным. Нельзя сдаться, нельзя позорно упасть в снег и замерзнуть…Ни за что!...***
Под бомбардировками немецких истребителей прошел еще один мучительный для Ленинградцев год. Настал январь 43-его года. Ситуация, к грусти Саши, не изменялась. Люди так же продолжали голодать, только теперь уже массово падали на улицах. Падали, утыкаясь носом в снег, который давно никто не убирал, и засыпали. Вот только… Проснуться им было уже не суждено. Саша лежал на матрасце в своей пустой комнате. Последние дрова с мебели он сжег вчера. В комнате не осталось ничего, что он мог бы сжечь. Ничего кроме книг. Неужели придется идти на…это?... Александр поднялся с кровати, и на пошатывающихся ногах подошел к стопке книг. После чего он потратил много времени на то, что бы вырвать страницы с содержанием из них. Вскоре уйма листов была положена в печку, Саша чиркнул зажигалкой и поджег бумагу. Страницы запылали, хоть чутка согревая комнатку. Сев на кровати, которая стояла уже почти вплотную к печке, тепла он не почувствовал. Ему казалось, что всю его и так небольшую жировую прослойку убрали и заполнили ледышками. В ушах звенело от голода, а в глазах темнело время от времени, но пока не темнело, видимость все равно была нулевой. Юноша отчаянно дул на свои худые ладони, но казалось что даже воздух в легких не лучше ледышки. Александр уже давно перестал чувствовать живот, тело парня бледнело и худело день за днем, волосы отрастали все сильнее, но к сожалению парикмахерские не работают, так что их никак не подравнять. Конечно, можно использовать канцелярские ножницы или бритву…Но у Саши не росла борода, а потому бритвы у него не было, да и он слишком педантичен что бы стричь их обычными ножницами которыми он резал бумагу. И в прочем-то ему было все равно. Холод никак не улетучивался, и Саша, скрипя зубами, достал одну из самых своих не любимых книг и подкинул ее в топку. Это дало хоть грамм тепла в радиусе метра… Но ради этой крупицы тепла пришлось пожертвовать Гоголем… Хоть он и не любил Гоголевскую Шинель, но сжигать книги… День ото дня в новостях упоминают про блокаду, говорят что пытаются пробить... Ну..точнее говорили пока в городе не отключили электричество, лишив граждан Ленинграда света и электричества. Отключили уже довольно давно, и уже долгое время он не был в курсе того, что происходит вне его города. Сдался ли Константин? Истекает ли кровью Миша? Что бы не происходило- об этом он не имеет понятия. Чуть обогрев основную комнату, юноша взял маленький блокнот и карандаш, единственное в квартире что он мог бы сжечь, но не сожжет. Открыв маленькую записную книжицу, он стал медленно, аккуратно выводить строчку за строчкой. Миша, здравствуй. Я пишу без особого смысла…Просто когда я пишу тут, создается ощущение что ты, хоть и не отвечаешь, но читаешь, узнаешь о моей жизни.. У меня все стабильно… Свои 125 грамм я по-прежнему не беру…Не беру я потому, что считаю это правильным…Они должны страдать как можно меньше… Мишенька, я очень хочу есть…Но разве я должен…обкрадывать моих питербуржцев?... Недавно, правда, я взял этот маленький кусочек, но какой-то индивид взял у меня его и убежал… Наверно ему нужнее…Да и я сам виновен…Обокрал… Разумеется, ты это не читаешь, но… Мне вправду тошно. Я хочуесть, хочу в тепло… Сегодня, к сожалению, пришлось сжечь все страницы ссодержанием из книг и в добавок пожертвовать книжкой “Шинель”, которую написал Гоголь. Конечно, далеко не мое любимое произведение, но… Все равно жалко. Я крайне надеялся, что не придется сжигать в топке книги… Недавно бомба упала на театр неподалеку от моего дома. Ах, видел бы ты его пока он не был разрушен… Очень и очень жаль что он оказался разрушен, как и многие другие дома. Дом мой пока ещё жив, так что крыша под головой пока что есть. Мебель уже вся была сожжена... Сам спастись я не могу, как бы не хотел. Я знаю, ты предлагал мне спастись, уехать, и не раз, но при всем желании жить, я не могу оставить своих граждан. Я ведь знаю, ты бы тоже не бросил москвичей.... Сегодня похолодало ещё сильнее. Пока ещё держусь, но не имею понятия, сколько еще сумею. Становится все тяжелее стоять на ногах. Не знаю почему. На сегодня пока что все... До связи. Обещаю тебе, держатся так долго, сколько смогу. Если не смогу стоять….Даже не хочу думать что будет тогда.. Саша убрал в сторону блокнот и ручку, устало откинулся на подушку. Тело привычно морозит, в голове пусто. Мысли уже давно не шли в промерзший мозг. Парень откинул от себя книжку и карандаш, после чего устало потёр переносицу. Он нашел в себе силы встать, и, дрожа от холода, прошел в ванну комнату. Там было в разы холоднее, кафель отдавал морозом в итак, казалось, оледеневшие к чертям ноги. Он крутанул кран, но вода не полилась. Значит и её ещё не вернули. Парень посмотрел в зеркало. За все свои годы он привык видеть в нем красивого, статного парня, с идеальной кожей и осанкой. Теперь же на него смотрел абсолютно другой человек. Руки и ноги- тонкие, как спички. Тело тоже исхудало, стали очень хорошо видны косточки вроде ключицы, ребер, лопатки и т.п. Из-за нехватки мыла и шампуня волосы, некогда бывшие идеалом, теперь спутаны в колтуны и паклями свисают с лица. Осанки- нет и в помине… Худое тело юноши на ногах-то плохо стоит, что уж там о том, что бы осанку держать. Он норовит упасть в любой момент… И признаться честно ему бы хотелось… Хотелось упасть в мягкий снег и просто лежать… Но падать пока нельзя…Пока еще надо держатся.. *** Настал 44ый год… Саша старался без особой нужды на улицу носу не совать. Он проводил все дни сидя на кровати, поджав ноги и кутаясь в простыню, которая местами уже порвалась. Матрас, на котором он сидел, стопудово начал гнить… Александр понятия не имел, сколько этому матрасу лет, но казалось что он его древнее. Он уже перестал чувствовать тело. Оно двигалось, конечно, но уже и так слишком сильно замерзло, что бы еще чувствовать холод. И как он интересно не отморозил себе ничего?... Дубак, стоявший в январе в этом годе продирал до замерзших и без этого костей. По радио крутили все одно и тоже. Москва, Сталинград, Волгоград, Сочи, Екатеренбург…Все они борются, сражаются, откидывают фашистов назад…Они борются за Россию, за мир, они идут к победе, приближают ее!...Они трудятся день и ночь ради победы над фашисткой германией! А он сидит тут. В холоде, без еды, в надежде что его спасут. Юноша тихо всхлипнул и сильнее обнял колени. Ему так хотелось в прошлое…В то, светлое прошлое…Когда он спокойно ходил по улицам Петербурга в пальто, шапке и шарфу, заходил в кафе что бы съесть пышку, а потом спокойно прогуливался около замерзших, таких красивых каналов, а путь его лежал к театру, где вечером прекрасная постановка…Или когда к нему в гости приезжали его близкие друзья..Миша, Константин, Камалия…Как давно он их не видел…Не только их, впрочем, но разлука с ними- тяжелее всего. Но… Как бы хороши не были фантазии…Это лишь вымысел. На деле все совсем по другому. Саша выдохнул, собрался с духом и, собрав все силы имеющиеся у него, потянулся к радио. Дотянувшись, он включил его, и снова принял прежнее положение под одеялом. Все это безобразие на сегодняшний день длиться, по подсчетам Романова, ровно 872 дня… “… После 872 дней, блокада Ленинграда наконец была снята…” И только сейчас до Саши дошло, что на улице слышны крики горожан, но это…крики радости…Не те крики боли, стоны… Не крики из-за страха что не успел спрятаться… Счастливые, радостные возгласы наполняли улицы Петербурга. Никто из Ленинградцев не мог поверить, что этот ад кончился. Но все радовались победе. И тому, что они выжили. Александр, несмотря на жуткий мороз за окном скинул с себя одеяло, и, чудом не свалившись с шатающихся и дрожащих ног, он вылетел на улицу. От его рта пошли клубы пара, но впервые за долгое время он был рад тому, что их видит. Мимо него шли его жители. Некоторые кого-то искали, некоторые просто шли к освободителям… Но Саша был в среди тех, кому нужен был один единственный человек. Этот человек- высокий, светловолосый парень в военной форме и голубыми глазами… Навряд ли же Московский сейчас злится?... -Саша!- донеслось до ушей Ленинграда …Глюк? Или показалось?...Или не показалось, но зовут не его?...Мало ли сколько Саш живут тут… -Саша!- раздался крик, уже ближе. Еще бы чуть-чуть и можно было бы понять кто… -Невский!- раздался еще один крик. Он узнал голос. Глаза Питера, смотрящие на мир сквозь чуть потрескавшиеся и запыленные очки, которые выцвели за время блокады и которые потеряли прежнюю остроту зрения (хотя и до этого он была не сто процентов), нашли того, кого искали. Юноша с ершиком светлых волос стоял в каком-то жалком десятке метров, и смотрел на Ленинград пронзительным взглядом голубых глаз. Встретившись с Мишей взглядом, к Саше вернулось все. И тело, кажется, уже теплее, и глаза видят лучше, и вроде даже желудок наконец вернулся на прежнее место. Саша со всех ног ринулся к Мише. Ему казалось, что от бега кости вот-вот развалятся, или он споткнется и коленные чашечки- которые синим пятном виднелись на ногах вылетят из-под кожи… Секунду спустя худые как нитки и бледные как смерть руки обняли Михаила. Питер прижался к своему другу и бывшему наставнику. Его теплые, крепкие руки обняли исхудавшее и практически абсолютно белое тело крепко, так, словно никогда больше не хотели выпускать, но в то же время очень осторожно и бережно, словно боялись сломать то, что находилось в их объятиях. Питер поднял взгляд в глаза Михаила. -Я рад…Рад что ты тут… Теперь, когда все позади и когда он знает, что его поймают, и упасть без сознания не страшно…***
Вокруг была абсолютная чернота. Но вдруг, совершенно случайно, непроглядная темнота пропала, и была вытеснена светом. Саша словно оказался в безграничной комнате, выкрашенной в белый. Только он один, и белая масса вокруг. Он посмотрел на свои руки, худы и тонкие, после чего огляделся. Вдалеке Сашка увидел какой-то силуэт. Он медленно двинулся к нему. -...кхм...извините?...а не подскажете, где это я?.. Фигура обернулась. Это была женщина. Она выглядела как практически любая девушка средних лет. Но вот одежды такой он ещё не видел. Пестрейший платок скрывал волосы, аккуратненький, чуть выцветший фартук, очень пёстрое платье. Она была полненькой, но миловидной девушкой. Саше она показалась похожа на ту, старую Россию, которая была до него. Которой в лучшие годы свои управлял Миша. Но Александру как европейскому городу, непривычно было видеть девушку, одетую в подобное. Вот надень она европейский наряд....Ну скажем какое-нибудь пышное платье с большим вырезом, и сделай она красивую прическу- внимание на балу ей было б обеспечено... Он бы ее на танец пригласил бы.. -И тебе здравия желаю, голубок. - приулыбнувшись сказал женщина. -Здравствуйте..-замялся Саша. Он забыл о всех правилах приличия...как же не ловко..-А...как вас зовут?... -Меня? Дружочек, Ладога я, неужто не признал? -...Ладога? А разве...разве вы не.... -Умерла, да...но с кем не бывает? Вот ты, поди, тоже чуть жизни не лишился. -...э...я умер? -Ой, ну и выдумщик ты, Сашечка! Я, хоть и мертва давно, но почему ты-то на себя такое ж подумал? -...разве...я не должен был умереть что бы вас увидеть?... -Ой, да что за вздоры, друг сердешный?- с широкой, доброй улыбкой сказала Ладога. Она расставила руки, как-бы приглашая Сашу в объятия. Тот, подошёл поближе, прильнул к ней. -Потрепала, Сашечка, жизнь тебя...Но главное очи твои огнем горят... Жить желаешь, вижу. Скоро от хвори отправишься, румянец на щеках появится, массу поднабрешь, и будешь во все века молодцем. -...То есть я жив?...Но... Если жив, то где? -Да дружок твой, Мишка-то, тебя к себе домой перевез. А подружка твоя, Камалией кличут, тоже там же -..А вы откуда знаете?... -Я все про все знаю, сердешный мой дружок. Будущее, прошлое знаю, подсказать могу, коли знание получить жаждешь -..А...я любой вопрос задать могу?.. -Верно, так оно и есть. -...Что-нибудь такое же будет...в будущем с Петербургом?.. -..Нет друг мой, таковому на земле русской не бывать помине, да храни ее господь бог. Тяжёлому не миновать, но с этой напастью беды грядущие и рядом не стоят. -... С моим городом все в порядке будет? -Ну... Коли Господь всемогущий наш соблаговалит, то напастей и в жисть не видать больше граду Петровому. Времени тяжёлому бывать, но уж больно ничтожны напасти там будут -...Благодарю...Я был бы рад с вами ещё поговорить сударыня, но, пологаю мои друзья меня заждались. -Так поди ты к ним, голубок. Прощай, сердешный друг мой. Да пусть Бог тебя и град твой благословит- Ладога перекрестила Юношу, после чего аккуратно закрыла пальцами его веки.***
Саша проморгался. Солнце светило ему в глаза. Привыкнув к свету, он, по привычке пошарил по тумбочке, откуда водрузил на нос очки. Он ожидал увидеть вокруг себя пустые стены квартирки в Петербурге, но... Под потолком ярко горели лампы, краем уха слышна была какая-то радио-программа. Подняв голову с подушки, он увидел девушку, что сидит рядом. Две длинные черные косы, густые брови, красивые темные ресницы, смуглая кожа, ярко-зеленые глаза. -Доброе утро, минем дустым -Привет, Камалия...Где это я?.. -В Москве. Мишка тебя сюда перевезти велел. А меня, как общего друга, за тобой присмотреть попросил. -...А сам он где? -...Как неделю назад сюда привез тебя, так и уехал на фронт. Вчера вернулся, зашёл к тебе, говорит если очнётся пока его нет-позвать. По коридору раздались шаги и скоро в дверь застучали. -О... А вот и он...Легок на помине. -Могу зайти, Камалия?- раздался голос из-за двери. -...Да..- ответил Саша. Камалия лишь тепло улыбнулась. Дверь распахнулась, и в комнату вошёл Миша. Он в удивлении уставился на своего друга. Простояв с пару секунд, Московский подбежал к Питеру -Невский, ты вообще чем думал?! Почему не уехал, упрямый ты козел?! Ты ж мать твою погибнуть там мог! -...Миш, он только очнулся, не ори ты так...-пристуринила Московского Камалия, после чего ушла. Саша проводил девушку взглядом, после чего уставился на Мишу. Тот, теперь уже абсолютно молча крепко обнял Питер, а тот, немного не ожидавший, приобнял в ответ. Ответить на объятие так же крепко не было сил, а жаль. -Ты сильно изменился...-выдал Миша, прижимая полу-сидящего Александра к себе -..ну да ...волосы отросли жуть -хах...-немного приулыбнулся Михаил, после нечего снова нахмурился- а если честно, чем вас фашисты мучали? -....я...я не хочу вспоминать...все..все же закончилось?... -да...все позади... Саша уткнулся носом в плечо Мишы. От него пахло свежестью, немного потом, дезадорантом… Смесь, может, и не самая приятная, но именно по ней Саша скучал. Ему нравились телесные контакты с друзьями, а особенно с Московским. Он, Невский, мог бы вечно так сидеть, но их тихий досуг прервала Камалия. Она вошла в комнату с подносом. Голубем пропархнув по комнате, девушка подошла к кровати, и поставила поднос на прикроватную тумбу, после чего снова ушла. -Пахнет вкусно… -…оу, да…- Миша выпустил Невского из объятий, как бы давая тому поесть. У Саши же, при виде и запаха борща живот скрутило, давая понять что медлить с едой не стоит. Невский придвинулся к тумбочке поближе, взял ложку в руки, но, поняв что ее не удержит, взял ее по другому, максимально сильно сжав кулак. Но опять таки, ослабшее тело уже с трудом удерживало предметы в руках, да и тряслись жутко… Миша, пронаблюдав за падением ложки прямо в суп, выдохнул. “Когда Берлин в осаду возьмем точно так же с ним, ублюдком фашистским, поступлю, как они с Невским…”-пронеслось у Москвы в голове. Миша, без лишних слов взял тарелку супа и ложку, придвинулся ближе к Саше и стал помогать эту самую тарелку опустошить. Саше эта ситуация была неловка, но Московский, повидавший куда больше на своем виду, ничего в этом не видел. Он так же не понимал, почему его друг сейчас чуть ли со стыда не сгорает…Вот если он Берлину будет вынужден сдаться- вот это действительно стыдно…А это..пф…ерунда да и только. Когда от супа не осталось не следа, а пустая тарелка была унесена Камалией, эти снова двое остались вдвоем. -…Ванная на втором этаже, там же моя спальня и одна из гостевых, ее счас Казань занимает…кухня, как и столовая- на первом…Эта комната- твоя, как минимум пока Петербург возвращают в пристойный для жизни вид… -Хах…спасибо, Миш… -Незачто…я ж в конце концов твой друг.. У Саши никак не выходила из головы одна мысль…Сможет ли он до второго этажа дойти?...все-же..тело весит куда больше обычной ложки... Саша встал с кровати и прошелся. Да, походка может не из лучших, да и скорость могла бы и повыше быть, но…радует уже то, что он на них держится. -Я схожу приму ванну…где я могу взять полотенце?... -...ты как осиновый лист на ветру, ей-богу. Помощь нужна? Несмотря на Сашино “нет”, Московский легко взял Сашу на руки. На бледной коже Невского появился румянец, но Миша, не обращая внимания, понес Сашу на второй этаж. Только в ванне Москва опустил друга, а сам куда-то ушел, и через пару минут зашел снова, только уже вместе с полотенцем и прочими принадлежностями для гигиены. Саша кивнул, в знак благодарности, и Миша быстро покинул комнату, давая Саше спокойно принять ванну. Сняв с себя грязную одежду, Питер залез в теплую ванну. Все его тело обдало теплом. Это было воистину прекрасно, ведь когда он в последний раз принимал душ?... Хорошенько отмокнув в горячей воде и отмывшись от всей грязи, Саша переоделся в чистое, после чего вышел из ванны. Казалось, что после ванны даже сил прибавилось. Он, пусть и медленно, но сам, спустился к себе в комнату, где и обнаружил Мишу. Пред глазами Ленинграда возникла интересная картина. Миша сидит на полу в военной форме и играется с котом. В коте Саша быстро узнал Неву, его кота, который большую часть времени гуляет где-то Петербургу. Почти всю блокаду кот жил на улицах города, и Саша его не видел. У других коты как коты, а у него с очень уж своенравным характером. Но все равно, по Неве Саша скучал. Невский сел на кровать, чуть нагнулся к полу -Кыс-кыс-кыс.. Кошка на мгновение замерла, обернулась на хозяина, после чего еще раз ткнулась мордочкой в лицо Миши и подбежала к Саше, и, легко запрыгнув, устроилась поудобнее на худых коленях парня. Ленинград стал аккуратно почесывать кошку по шерсти -Я тоже скучал… -С легким паром, друг -Спасибо.. Миш, а где вы его нашли? -Кого?...А... Кота то... Я его заметил раньше чем тебя, так уж вышло…Я иду, тебя кричу, а тут вижу- кот твой, роется в карманах какого-то мертвого….Я к нему присел, погладил, спросил мол: где хозяин? Ну вот он к тебе привел. -Что за чудо кот… -Ага. С окончанием ада тебя, Невский… -…Спасибо, Московский…