Любить тебя — это как собираться в первое путешествие в жизни, Сладко думать о далёкой стране, ее запахе и погоде, Представлять eё закаты, eё зелень, eё огни, И чувствовать, что свободен. Это как вместе наслаждаться любимой песней, Спрашивать: чувствуешь? Это наше, сквозь все годы и города, Чувствуешь? Музыка в нас и мы в ней. Как и наша любовь, эта музыка — навсегда. Это как издалека почувствовать запах моря, С его привкусом соли, песнями чаек и волн переливом, Вдыхать влажный, дурманящий воздух его прибоя, И становиться абсолютно счастливым. Любить тебя — это быть в унисон со вселенной, Это вечность, на которую моего к тебе чувства хватит. Тоня Кузьмич
Я проснулся от бахнувших во дворе залпов салюта. За окном было серо-похмельно, и сыпались разноцветные брызги. Часы показывали начало второго. Я потянулся. Тело болело истомой. Рекса в постели не было, но запах кофе услужливо подсказал, что он встал и, видимо, освоил новую кофеварку. Я повалялся ещё пару минут, с нежностью вспоминая прошедшую ночь, и всё-таки вылез из-под одеяла. Надел прямо на голое тело валявшиеся в углу джинсы. Поморщился: зад болел с непривычки нещадно. Рекс меня отодрал как сидорову козу. Чуть прихрамывая и улыбаясь, я вышел на кухню. Рекс сидел на подоконнике, разместившись на нём целиком. Он был в трусах и огромной белой толстовке с надписью во всю спину «Аннаполис» — видимо, достал из своего чемодана. Толстовка была объёмная, явно ему велика и укрывала Рекса почти до колен, а дальше тянулись его голые, длинные, оленьи ноги. В руках Рекс держал кружку и книгу. Мой Рекс. Рекс на своём любимом насесте, в любимой позе и с книгой. На сердце было очень тепло, и чем ближе я подходил, тем теплее мне становилось. Рекс обернулся. И уставился на меня, будто не ожидая увидеть. — Привет, — ласково улыбнулся я и подошёл близко, поцеловал его, замершего, будто встревоженного опять, в щёку. Он даже не шелохнулся, словно застыл. — Что читаешь? — беспечно спросил я и зарылся носом в его собранные в небрежный хвост волосы. — Шекспира, — подал Рекс голос и зачитал мне отрывок:— Ах, милый мой, здесь снова пахнет бойней И никому нет дела до любви! И счастья нет... И всё, что нам осталось, Рождённая из пепла пустоты Дурная страсть и ласковая ярость, И лёгкость чувств, и важность суеты, И совершенных форм мятежный хаос! И в явственном бреду, в слепящей тьме, В звенящей тишине ужели мне Приснится наяву всё тот же сон: Я не любим, но как же я влюблён!
Я нахмурился. Всё мне сейчас говорило, и не только словами Шекспира, а атмосферой и позой, и ломкостью в голосе, взгляде, всё говорило, что Рекс ждёт подвоха, удара. Магия ночи рассыпалась. Время замерло и пошло. И вот утро. Решающее. Снова утро... И снова Рекс ждёт, что я его уничтожу. Но я не собирался потакать его мнимым предположениям на свой счёт. Я выдернул из его рук дурацкую книгу и отбросил её безжалостно на пол. — Охота тебе читать эти бредни, — фыркнул я. Рекс не впечатлился этой бравадой. — Я ещё твои письма читал, — как фокусник извлёк он из худака несколько писем. Я выдернул у него и их тоже и так же отбросил. — Это тоже не надо, — мотнул я головой. — А что надо? — сухо спросил Рекс. — Может, вообще сегодня не будешь читать? — состроил я невинные глазки. — Займёмся чем-нибудь... — Чем? — выстрелил Рекс и свёл брови, стал греть свои руки о бока кружки. — Ну, для начала... — облизал я его показательно взглядом, — я сделаю это, — и я склонился и нежно поцеловал его удивлённо приоткрытые губы. Он не ответил, но, слава богу, и не оттолкнул. — А потом… — я скользнул рукой по его голой, холодной ноге, скользнул медленно, специально под край толстовки. — Ани, — удержал мою руку Рекс, — мы не можем только и делать, что трахаться. — Очень жаль, — рассмеялся я. — Это у нас так хорошо получается, — я посильнее сжал его ногу, огладил колено. — Но ты прав. Я даже физически сейчас не смогу снова ебаться. Я лучше сготовлю нам завтрак. И отвечаю, он будет превосходный! Рекс полоснул по мне взглядом. — А дальше? — А дальше мы наберём с тобой ванну, ляжем в неё и будем валяться. А пока мокнем, ты мне расскажешь о своих Штатах и приключениях, — Рекс вскинул бровь, в глазах наконец мелькнул интерес. — А потом мы с тобой погуляем, — продолжал я беспардонно наглаживать его ноги, взял ледяную ступню в ладони и стал растирать, подул на неё тёплым воздухом рта. — Я купил немного петард. Пошумим? — подмигнул я. — А после вернёмся, съедим наконец все наши салаты и мясо. Развалимся на диване... — я снова подул на рексовы ступни, поцеловал их, прижал одну к груди, а вторую к щеке. — Ясно, — хмыкнул Рекс. — Безделье и праздность, — констатировал он. — А когда... — он не договорил, но слова ощутимо повисли в воздухе громом: «А когда ты уйдёшь?» — собирался сказать Рекс, и я нахмурился, сердце ёкнуло, сжалось... Не верит! — Слушай... — начал я, но он отхлебнул кофе, прикурил сигарету и выдал: — Хотя тебе некуда же идти. Не скрою, меня на миг скрутило жгучей обидой, захотелось ударить его и закричать, но я знал, видел, что он... он как оголённая рана. Он не знает, что ждать. Не может снова поверить! Ему нужно... Хорошо, что я знал, что ему нужно. — Рекс, — спокойно выдохнув, сказал я, — если ты хочешь меня обидеть, я это пойму. Я в общем-то заслужил. Но... — я посмотрел на него, — ты хочешь меня обидеть? — Рекс мотнул головой. — Хорошо, — кивнул я. — Тогда не стоит бросаться такими словами. Я понимаю тебя. Но если ты так ещё раз мне скажешь, я из гордости просто взбрыкну и свалю, — Рекс вскинул на меня свои серые чудо-глазищи, и я понял, что он и встревожен, и напуган одновременно. — А я не хочу уходить, понимаешь? — он молчал. — Кивни, — улыбнулся я, и он кивнул. — Не хочу уходить от тебя, а не потому, что мне некуда, ясно? — Рекс снова неуверенно, но кивнул. — Посмотри на меня, — попросил я, и Рекс вперился в меня взглядом, полным вопросов и жажды. — Я люблю тебя, — ласково сказал я. — Я люблю тебя, Рекс, слышишь? Я не хочу уходить. Ни сейчас, ни потом. Можно я буду с тобой, да? — я развернул его к себе так, чтоб он наполовину оседлал мои бёдра. Рекс скрестил ноги у меня за спиной и прижался всем телом, доверчиво, мило. — Теперь ты мне скажи, что любишь, — шепнул я ему в ухо. — Я ещё ни разу не слышал. Он чуть отстранился, посмотрел на меня загнанно, улыбнулся, явно робея, решаясь, будто это вот только сейчас для него последний рубеж. — Я... — его голос совсем сиплый, надломленный, заново прорывавшийся для жизни. — Я люблю тебя, — выдохнул он мне в самое сердце. — Я люблю тебя всю свою жизнь. Губы наши сомкнулись. Рекс наконец-то ответил. Целовал аккуратно, словно сдерживаясь, будто тихая птица. Это надежда меня целовала. — Я ужасный сожитель, — ухмыльнулся Рекс, когда я нехотя отстранился. — Я знаю, — рассмеялся я. — Не умею уют и … — За уют у нас буду отвечать точно я, — погладил я рексову спину. — И я не умею готовить... — Научимся, — гладил и гладил я острые плечи. — И в сексе... — Рекс смущённо гульнул желваками. — Я никогда не был в пассе, — уставился он на свои руки. — Отличная новость, — тихо смеялся я. — Значит, я буду первым! Рекс уткнулся лбом мне в плечо. — Ты уверен? — шёпотом спросил он. — Я не смогу пережить это ещё раз. Я легонько боднул его. Рекс поднял лицо. — Будет непросто, — поцеловал я его в уголок глаза. — Тебе придется мне говорить это всё тысячи раз, — пожал он плечами. — Буду, — уверено кивнул я. — Прямо сейчас начну, — чмокнул я его в нос. — Я люблю тебя, Рекс. Рексик... — он рассмеялся, и я понял, что, несмотря ни на что, ему нравится, когда его так называют. — Я люблю тебя, Рексик, — повторил я, и он будто обмяк, потянулся, овил меня всем собою. — Мы справимся, — уверенно сгрёб я его и понёс на себе обратно к дивану. — Почему, — жался Рекс, — почему ты так в этом уверен? — Потому что любовь, — улыбнулся я, положил его на диван и стал стягивать дурацкое худи, открывая себе моего драгоценного ломкого Рекса, моего железного, нежного Рекса, его родинки, шрамики, его славные поцелуи-веснушки, его косточки, пятнышки, складочки, мягкие волоски. Мой немыслимый Рекс! Мой единственный, мой невозможный. — Потому что любовь, — повторил он за мной и хищно цапнул за шею, дикий засранец! — Потому что любовь...руки твои холодные согрею своим дыханием, солнце мое, замерзшее, измученное ожиданием сердце укрою ладонями, чтоб беды твои развеялись, тоску зашепчу, неуемную, чтоб в счастье тебе поверилось глаза поцелую усталые, бессонница чтоб не тревожила, спи, мой любимый, поверь мне, все у нас сбудется, сложится! Domenik Ricardi