На руках у меня засыпай

Елка мерцала Ужин готов Свечи Торт Оторочка белого меха Время замерло... И вновь понеслось Ты приехал! Цианистые глаза Отросшие волосы по узкие плечи Сечью прошлись иссушенные ожиданием губы Веришь мне? Теперь все будет хорошо. Я писал письма не Деду Морозу Тебе И на них как на Библии поклянусь Прикоснусь и наконец-то скажу: Ты любим... MARXUN

      Стоит ли говорить, что оставшиеся три дня я был как электрический провод, как натянутая тетива, а тридцать первого достиг апогея и с утра уже был на взводе — тронь, и заискрит.       Я не поехал к Григоричу и не поехал к Ирине, просто не в состоянии унять внутренний тремор. Первым делом изучил время прилётов на электронном табло и понял, что рейс Рекса, видимо, тот, что прибывает в 20:45. Багаж, досмотр, такси — ещё два часа. Значит, и правда почти к бою курантов приедет. Времени было у меня хоть отбавляй, но я так издёргался, что всё валилось из рук.       Я рад был безмерно, что говорить, но ещё был страшно напуган! Из разговора я понял, что Рекс не изменился... точнее, чувства его ко мне не истончились. И это меня окрылило до неба, но я понимал, что для Рекса мой страстный порыв, который без сомнений последует, стоит ему появиться, может стать... чем-то диким и странным. И что хуже всего — неправдоподобным! Это пугало. Я боялся, что Рекс мне просто совсем не поверит. И что было делать? Я знал его хорошо. Он был моим другом. Второй половиной. Мы знакомы сто лет. Да, не сызмальства, но с семнадцати! Это половина сознательной жизни. Рекс был рядом всегда. Мы вместе взрослели, учились, становились теми, кто мы есть.       Влюбиться в лучшего друга... Это подарок. Теперь я это так хорошо понимал. Рекс был мой человек. Абсолютно. Во всём. От макушки до пяток — свой в доску. Я знал о нём столько!.. И в то же время не знал ничего. Чужая душа — потёмки. Так говорят. Душа Рекса светлая, я знал это точно, но скрытная, раненая, испещрённая десятилетием невзаимной любви! Меня бы точно такое сломало. Но Рекс был невозможно силён. Как Григ говорил, чёткий мужик. Я б сказал, даже жёсткий. Преданность, доброта, желание помогать, честность — вот мой Рекс. А я бесхребетная мямля. Я даже не мог толково придумать, как признаться в любви! Ну что за придурок?! Признаться так, чтоб Рекс мне поверил, а не решил, что это я так скучаю о нём как о друге, коллеге, соседе... бог знает, о ком ещё! Нужно было сделать что-то такое!.. Чтоб он не усомнился, не стал копаться в себе, в надуманных ситуациях и мотивах. Но просто сказать... Слова — это всегда ненадёжно! А фантазией на подвиги меня бог обделил. В голову лезли сопливые бредни, всё мелкое, недостойное, глупое и пустое. Я хотел сделать что-то, чтобы Рекс понял, как он мне дорог! Дороже всего теперь, желанней, любимее, краше.       Все оставшиеся дни я думал только об этом. Что сделать? Что сделать?! Как доказать?! Как одним махом развеять все недосказы и сомнения. А ещё мне хотелось романтики. Я изголодался по чувствам. По взаимности, ласке, по поцелуям, по нежности беспредельной. Я умирал от любви и от невозможности её подарить. Как Рекс всё это терпел? Как он мог столько лет жить с этим? Железный Рекс. И имя его, и фигура, и сердце — сталь. И да, мне было страшно. Я боялся испортить момент. Будто это был единственный шанс. Вот как всё пойдет с этой точки, так всё дальше и будет. И понимание важности меня просто расщепляло. Я ведь так часто лажал! Постоянно. И вероятность всё испоганить была велика. Плюс нервишки. Плюс нетерпенье. Плюс эффект неожиданности... Отрава — эти мысли. Я себя травил. Сам. Помощники не нужны. Я сам с собою знаком тридцать лет. И я дурак, влюблённый кретин, орясина, как сказал бы Григорич.       Но, видно, провидение сжалилось — и озаренье случилось! Я нашёл решение в самый последний момент.       Бережно, благоговейно, уже почти спокойно упаковывал я для Рекса свой подарок. Бумага. Лента. Положил под ёлку.       В девять я зажёг гирлянды и свечи, погасил весь свет. Я был готов. В холодильнике стояли обещанные Рексу салаты и шампанское, на столе фужеры, фрукты, был ещё в запасе и торт. Я вымылся, выбрился, надушился, надел белую рубаху и джинсы. Я даже оптимистично подготовился для ночи страсти. Хотя и не собирался торопиться с этим... Но вдруг?! Вдруг Рекс был голоден не только до еды и прелестей российских празднеств. Вдруг он захочет! Я вот хотел. Чего уж притворяться. Дай мне волю, я уложил бы его прямо в коридоре, не дав разуться, оседлал бы его и объездил — весь отдался. Я не знал, как любит Рекс, что любит. Воспоминания о нашей ночи были смазанными, рваными, больше о тоске, нежели о чувствах, о чувственности — там об этом не было речи. Рекс просто отодрал меня! И я не знал, всегда ли он так делал, был ли стопроцентным актом, или это было исключение, желание взять своё, оставить след? Я не знал. Но подготовился и в этом плане. Мне хотелось... Хотелось Рекса. И не важно, как.       Было начало одиннадцатого, и я напоминал сам себе собаку, которая, поставив передние лапы на подоконник, виляя хвостом и поскуливая, в ожидании выглядывает хозяина в окно. Я едва не холодел раз восемь, когда во двор въезжала очередная машина, и разочарованно хрипел, когда она проезжала мимо. Я раз пятнадцать проверил электронное табло, которое что в первый раз, что в сто первый показывало всё то же: рейс прибыл по расписанию. У меня затекли руки, и ныли локти от неудобной скрюченной позы, но только так открывался обзор на двор. Перед глазами уже мигали светлые мошки от напряжённого вглядывания, когда в него снова въехала машина и — о чудо! — остановилась возле моего подъезда. Сердце забилось в груди как шальное, я весь затрясся, заёрзал от нетерпения. Минута, и дверца такси распахнулась, я увидел выходящего Рекса! Это был он!!! В своём сивом пальто, без шапки и с небольшой кожаной сумкой в руке. Водитель тоже вышел и направился к багажнику. «Чемодан!» — догадался я. Рекс тем временем потряс ногами и прикурил. Я чуть не вырвал с мясом из стены подоконник. Он там курить ещё собрался! И я не выдержал и полетел в коридор, на ходу нацепил свои рабочие кроксы и как был, в одной рубахе, понёсся по лестнице вниз. Ждать больше я не мог ни секунды.       Машина как раз отъезжала, когда я выбежал из парадной. Рекс стоял у подъездной дорожки, курил и смотрел вверх, видимо, на наши окна, что уютно мигали дождиком из золотых лампочек.       — Рекс! — закричал я, и он вздрогнул. А я понёсся навстречу как сумасшедший, но затормозил вовремя, не врезаясь в него полоумно. Рекс удивлённо смотрел, но потом улыбнулся.       — Я только что оставил таксисту половину своего месячного оклада, — выдохнул он дым и ласково сощурился, рукой придерживая небольшой чемодан на колёсиках. Я был так оглушён своим счастьем, что даже не знал, что сказать. И я вцепился в ручку его чемодана, накрывая ладонь Рекса поверх неё, тут же чувствуя, как от неожиданности вздрогнули длинные пальцы.       — Рекс, — улыбался я, бегая шало глазами по дорогому лицу. — Рекс... Рексик... — выдохнул стылый воздух.       — Меня так только мама зовёт, — рассмеялся Рекс, но руку не отнял и чемодан не опустил.       — Неправда, — тоже рассмеялся я. — Она зовёт тебя Кексик, — я пожирал его глазами, каждую чёрточку, каждую трещинку на губах, каждую бледную родинку.       — Я знал, что твоё бесконтрольное общение с моими родителями ещё выйдет мне боком, — усмехнулся Рекс. — Надеюсь, ты не вознамерился меня так называть? — он отбросил окурок в сугроб.       — Не могу обещать, — наморщил я шутливо нос, и Рекс опять рассмеялся.       — Идём, — кивнул он в сторону дома, — замёрзнешь.       И только тут я опомнился, что стою на морозе, под снегом в одной тонкой рубахе. Но внутри меня творился такой пожар и огнище, что я не чувствовал холода, не чувствовал ничего, кроме счастья!       И мы пошли. Я нёс чемодан. Рекс с сумкой. Я шёл впереди. Рекс на шаг сзади. И было так здорово слышать его шаги рядом.       Мы оказались в прихожей. Я поставил чемодан возле стенки, Рекс вошёл следом и тут же присвистнул.       — Матерь божья! — он плюхнул сумку на пол. — Мы точно туда зашли? — крутил он, смеясь, головой, а у меня внутри разливалось довольство и радость. — Я думал, ты просто обои поклеишь, — ошарашенно сказал Рекс, вглядываясь в проём комнаты, которую было совсем не узнать. — Ты охренел?! — округлил он глаза.       — Не нравится? — смущённо потупился я. У Рекса особый взгляд на комфорт, и свой вкус. Я и тогда-то боялся, что он забракует, а теперь вообще растерялся.       — Шутишь? — вскинул Рекс бровь. — Да мне дышать теперь тут страшно, — смеялся он. — Колоссально! — Рекс вытянул шею и пытался рассмотреть кухню.       — Правда нравится? — выдохнул я облегчённо и, скинув кроксы, потянул с Рекса пальто.       — Очень, — улыбнулся он благодарно, и я понял, что ему действительно нравится. Он стал расстёгивать пуговицы и неловко протянул мне пальто и шарф. — Спасибо, — смущённо добавил, пряча глаза. Он явно был обескуражен моим таким страстным рвением ему услужить, но я и не думал себя усмирять — я хотел его обогреть прямо сразу.       — Можно посмотреть? — робко кивнул Рекс в сторону комнаты.       — Конечно, идём, — я встал у проёма, а Рекс вошёл в свою комнату и замер посередине, разглядывая все изменения. Не знаю, о чем он там думал, но выглядел потрясённым в самом хорошем смысле этого слова.       — Вау! — оглядывал он книжные полки. — Просто нет слов...       — Добро пожаловать домой, — растянулся я в чеширской улыбке, согретый его реакцией и тем, как он идеально вписался в плоды рук моих. Высокий, изящный, весь острый, как бритва. Ему будет здесь хорошо. Может, он наконец-то почувствует, что он ДОМА. Будет сидеть на диване, читать, смолить фильтр, шелестеть страницами, жёлтыми, как кончики его пальцев.       — Это... — он посмотрел на меня действительно ошарашенно. — Я даже не представлял, что так будет, что так можно всё сделать. Вот это подарок!       — Нет, — качнул я головой, заметив, как полыхнули глаза Рекса, рассматривая вскользь мои руки — мимолётное касание взглядом, но я заметил! Заметил! Он буквально на миг, но вцепился в мой бицепс с жадностью гончей. Меня замурашило, под ложечкой засосало. Вот, значит, как выглядит тот самый взгляд! — Это плата за проживание, — улыбнулся я. — А подарок под ёлкой.       Рекс тут же повернулся к окну, возле которого красовалась скромно наряженная ёлочка, а под ней лежала коробка с зелёным бантом.       — Я тоже тебе кое-что привёз, — повернулся снова ко мне Рекс и поджал губы немного смущённо. — Можно я в душ схожу? — посмотрел он на часы. — Время ещё есть. Я успею. — На часах было 23:20 — вот-вот наступит следующий год. Как встретишь, так и проведёшь. Так говорят. Я кивнул.       — Там же есть душ, да? — рассмеялся Рекс, проходя мимо. Я намеренно не двинулся с места, чтоб он, проходя, задел меня плечом — тёплым, как всегда шерстяным, несомненно по-дурацки колючим.       — Да, — смеялся я его робости.       — А то вдруг я открою, а там конюшня или будуар с золотым унитазом, — хмыкнул Рекс.       — Я не потянул просто, но мысль была, — пошутил я, провожая невозможно прямую спину ласковым взглядом. — Там халат белый — твой. Я специально повесил.       — У меня нет халата, — замер у двери в ванную Рекс.       — Теперь есть, — пожал я плечами, и Рекс округлил потешно глаза.       — Ла-а-адно... — протянул он и скрылся за дверью, из-за которой я тут же услышал Рексово: «Охуеть!» и снова радостно рассмеялся.       Пока Рекс мылся, я нервно протёр фужеры, поглядывая на часы, достал шампанское — оно было дурацкое и невкусное, если честно, но символ, как Рекс и просил. Пригубить. Я не хотел пить. Я точно должен быть трезвым. Так что, кроме этого нелепого кисло-сладкого пойла, я и не достал ничего. Может, позже... Я прислушался к звукам воды за стеной, и воображение против воли подкинуло образ обнажённого Рекса. Пена шампуня стекает у него по груди... Я потряс головой. Терпение. Нельзя так пугать. Он и так сам не свой. И без того глаза вон как у совы стали.        «Ну что он там, за буйки, что ль, заплыл?!» Я постучал деликатно в дверь ванной.       — Рекс, без пятнадцати! — крикнул я. — Выплывай!       — Минуту, — отозвался он, и шум воды стих.       Спустя пару минут Рекс вышел из ванной в белом банном халате, влажные волосы педантично зачёсаны гладко назад, весь румяный после горячей воды и босой.       Я уставился на его бледные, смешные, плоские ступни и, буркнув: «Момент», ломанулся в прихожую, походя втянув бегло воздух около Рекса — алоэ и хвоя... все мои баночки использовал. Было приятно.       Я достал из обувницы мохнатые тапки и бросил их под ноги Рексу.       — Надевай.       — Тапки? — вскинул бровь Рекс.       — Нет, блин, коньки! — рассмеялся я. — Пол ледяной.       Рекс послушно влез в мягкие смешные тапочки с мордами котов и прошлёпал на кухню.       Телека у нас не было, ноут, чтоб ориентироваться на трансляцию, я врубить забыл, но часы показывали без четырёх минут двенадцать, и я схватил шампанское и стал его открывать. Рекс взял фужеры, оглядел их, видимо, понимая, что это всё тоже новое и явно не из его скромных запасов посуды. Пробка бахнула, пена потекла неосторожно на пол, Рекс подставил под бурлящую струю фужеры. Я рассмеялся, искристо, как эти самые пузырьки. Я был счастлив в этот момент. Рекс здесь. Рекс со мной. Больше ничего и не надо.       — Ну! — кивнул я и поднял бокал. — С возвращением! — посмотрел я радостно на Рекса, и тот тоже улыбнулся и тоже приподнял бокал. Мы чокнулись, звянькнули. За окном раздался оглушительный залп салюта, и замелькал яркий фонтан цветных брызг. Новый год наступил! Я глотнул кисленького. Рекс отпил тоже и, жмурясь, выдохнул:       — С новым годом, Ани.       Я сделал шаг, наклонился, качнулся вперёд и коснулся губами его щеки, на миг задержав движение у уха.       — С новым счастьем, — тихо сказал я и отстранился. Рекс отпрянул, покраснел вдруг и резко и залпом опрокинул в себя остатки шампанского, сел на стул, дёргано запахивая халат на груди.       — Ну, корми меня, — пристукнул он ладонями по столу, весь в облаке осязаемого смущения и неловкости.       А мне было хорошо. Кожа Рекса такая душистая, нежная на щеках. У меня перехватило дыхание, когда я к ней прикоснулся. Едва сдержал себя, чтоб не обнять его, не сгрести в охапку и уволочь сразу в спальню, такого горячего после душа, свежего, разморённого, растерянного. Но я крепился, напоминая себе, что торопиться нельзя. Служение муз...       Я достал салаты и выставил всё на стол. Под рентгеновским взглядом Рекса открыл духовку, где томилось мясо, запечённое с сыром.       — Ты лишил девственности мою духовку, — рассмеялся Рекс, пока я вытягивал противень. — Ей не пользовались лет пятнадцать, — хмыкнул он, потянув носом душистый мясной аромат.       — За качество не отвечу, — улыбнулся я. — С готовкой я точно на вы. Но, надеюсь, все будут живы, — почесал неловко затылок. Рецепт я вычитал в интернете. Отбивная, сверху помидорчик и сыр — вот и всё дело. Но мало ли... Я стал раскладывать мясо в тарелки, а Рекс наблюдать. Он ёрзал на стуле, будто ему было не очень удобно, и я забеспокоился, что перегнул.       — Сейчас, погоди, — вдруг встал Рекс и пошёл в коридор, вжикнул там молнией сумки и вернулся со свёртком в руках. — Извини, он без упаковки. Я не думал... — он пожал плечами. — Если б я знал, что ты так тут всё обустроишь по-праздничному... И столько подарков... — он снова дёрнул полу халата. — Я б купил что-нибудь посерьёзней.       — Перестань, — протянул я руку за свёртком. — Лучший подарок — что ты приехал, — честно сказал я, и Рекс улыбнулся, снова немного зардевшись. Я в первый раз видел, чтоб он так много и так очевидно смущался, но ему это так шло, что я подумал, что надо так делать почаще: смущать Рекса, чтоб он вот так был дезориентировано сконфужен. Милота, как иногда говорят. Рекс сейчас выглядел милотой, и это был конец света! Я не видел его таким никогда.       Рекс сел обратно за стол и немного плеснул себе в бокал шампанского, откинулся на спинку стула. Я развернул свёрток.       — Это медицинские шапочки, — сказал Рекс, видя, как я перебираю несколько ярких, плотных врачебных повязок на голову. — Знаешь, у них там все в таких ходят. Мода такая. У всех разные. Иногда даже делают на заказ, именные. Вот... — поджал он губы. — Пустяк. Это, ну... шутка, короче. Нам-то такие не надо. Но я подумал...       Я разглядывал пёстрые шапочки. Я смотрел иногда сериалы про скорую помощь. Давно, правда, но да, помнил, что у них это фишка такая. У наших тоже порою бывает, но редко. В основном наши носят синие и зелёные, белые на крайняк. Те, что привёз мне Рекс, были все яркие и с рисунком. Одна в шашечку, одна с орлом, одна с радугами (иронию я оценил) и... одна с тираннозаврами.       — Я правильно понимаю, что это рексики? — рассмеялся я, надев повязку с динозаврами и затянув её туго.       — Ну типа того, — ухмыльнулся Рекс. — Символизм, — поиграл он бровями.       — Класс, — посмотрел я на своё отражение в окно. — Спасибо. Это здорово. Буду эту носить, — погладил я сам себя по голове, по шапочке со злыми рексиками.       — Я покурю? — поискал глазами Рекс, видимо, пепельницу и вдруг наткнулся взглядом на рамку, что стояла на подоконнике. Рамка с его фотографией. Я её давно перенёс из комнаты в кухню, так как здесь я проводил больше времени.       — Это я? — ошарашенно уставился Рекс на свою фотку.       — Папа Римский, — рассмеялся я.       — Зачем здесь моя фотография? — нахмурил брови Рекс и, развернувшись, вышел в прихожую за сигаретами. Вернулся уже дымя.       — Классная фотка, чего ты? — взял я в руки рамку. Я знал это фото до мельчайших деталей, с закрытыми глазами мог бы описать даже отблески света от вспышки.       — Зачем она тут? — повторил Рекс и, приоткрыв форточку, выпустил дым в прорезь.       — Не стой у окна, ты после душа, — заметил я и захлопнул окно. — Кури так.       Рекс посмотрел на меня строго, как-то по-нехорошему подозрительно.       — Я случайно разбил твоего ежа, — признался я и поставил перед Рексом новую пепельницу, обычную, круглую, из стекла.       — Жаль, — стряхнул Рекс пепел. — Мне она нравилась.       — Поедим? — сменил я тему. Не хотел, чтобы Рекс зафиксировался на фотографии. Я вообще пожалел, что забыл её спрятать. Не в тему такие вопросы пока.       — Да, давай, — согласился Рекс. — И тоже тащи свой подарок.       Я вздрогнул. Вот он, момент. Сердце сжалось. Я был взволнован, напуган. А вдруг... Вдруг не поверит или откажет, или вообще пошлёт куда подальше посреди ночи. Вероятность была. Я причинил ему столько боли. Да, не нарочно, а по слепости и тупизне, но это не оправдание. Боль есть боль. Мне ли не знать.       — Ладно, — как перед прыжком выдохнул я и пошёл в комнату за коробкой.       Я медлил. Было ощущение, что вот сейчас решается моя судьба. Я так любил его, так любил!.. И вот он, рядом, живой, настоящий, такой же, как прежде — весь из локтей и коленей, нелепый, ушастый, бледный и строгий. Мой Рекс... Мой ли?.. Вот и узнаем.       Я был перепуган и в эйфории, когда протягивал Рексу коробку. Сел напротив него за столом и смотрел, как он, зажав сигарету сбоку в губах, развязывает бант, осторожно разворачивает бумагу. Его жесты всегда были такие выверенные, скупые и точные — во всём.       Коробка была из под моих найков.       — Ты купил мне кроссовки? — искренне вскинулся Рекс.       И я рассмеялся, нервно, несдержанно, и замотал головой.       — Нет, Кексик, это не кроссы, — плеснул я себе немного шампуся, чтоб хоть чем-то занять себе руки.       — Не зови меня так, — буркнул Рекс, открывая коробку. — Маме простительно, а тебе... — он умолк на полуслове и уставился внутрь коробки.       Три пачки писем, стянутые верёвкой. Я разложил их по датам, я всегда ставил внизу число, и было несложно восстановить хронологию. Самым последним было сегодняшнее. Я написал мало. Просто: «Люблю тебя, Рекс. Я тебя очень люблю. Будь моим!»       — Что это? — поднял глаза Рекс и зыркнул так, что я дрогнул. Не зло, нет, но очень сурово, будто в коробке лежали не письма, а пистолет.       — Это подарок, — выдержал я его взгляд. — Открывай.       Рекс медленно, очень настороженно развязал пачку писем и взял верхнее, развернул и стал читать. Я смотрел не моргая, будто прикованный взглядом, следил за реакцией. Я был уверен, что сразу пойму... что-то пойму! Но Рекс был Рексом — броня толщиной с километр. Он отложил письмо и взял другое, следующее... и ещё одно, и ещё. Тишину можно было резать ломтями. Только шелест бумаги и щелчок зажигалки. Рекс не поднимал взгляд, не говорил, не менял позы. Я тоже. Я смотрел на него, вцепившись руками в столешницу до побелевших костяшек. Никогда так не бздел, как сейчас. Хоть кричи! Рекс раскладывал письма одно на другое, у меня пересохло во рту. Не будет же он вот так читать все их? Этак мы до утра просидим. И, будто уловив по воздуху эту мысль, Рекс вынул письмо из середины, потом следующее чуть ниже, и наконец развернул сегодняшнее, маленькое...       Я был уверен, что он его давно прочитал. Там читать-то три предложения, но он не выпускал бумагу из рук и сидел неподвижно, уставившись на стопку разложенных на столе писем.       Секунды текли. Я молчал. Мне было страшно. Воздух будто звенел напряжением. И вдруг я заметил!!! Заметил, что бумага в руках Рекса мелко дрожит, получая импульсом дрожь его пальцев. А потом... Я никогда не забуду этот момент! Никогда не смогу стереть этот миг. Я увидел, как на бумаге, что лежит перед Рексом, образовались две капли — они растеклись синим разводом по гелевым буквам, и меня просто ошпарило! Из глаз Рекса сыпались слезы. Не текли, не струились, а именно сыпались, как крупный дождь. Его руки дрожали, губы были поджаты, брови туго сошлись в поперечную складку.       Я вскочил и, забыв всё на свете, бросился к нему, к его стулу, замер на корточках возле острых коленей, положил на них руки, чуть сжал и почти жалобно протянул:       — Рекс... Рекс, не надо... Пожалуйста... Ну ты что? Рексик... — я гладил его через халат и повторял: — Рекс, ну Рексик... — а он наконец оторвал взгляд от писем, дёрнулся как от удара, откинулся на спинку стула так резко, что приложился затылком об стену. Лицо его было как маска — бледное, во влажных потеках, веки чуть покраснели, губы закушены. Лицо — мука! Отчаянье. Боль. Недоумение. Мешанина.       — Всё это... — голос хрипел, Рекс не смотрел мне в глаза, осёкся, прокашлялся, шумно втянул носом воздух. — Всё это правда? — наконец выдохнул он.       — Что именно? — сжал я сильнее его затвердевшие ноги.       — Всё, — сухо повторил Рекс. — Что скучал. Что думал обо мне постоянно. Что хочешь меня стопятьсот раз во всех позах... — его взгляд вцепился в меня, и я сконфуженно улыбнулся.       — Ты только это отметил? — прыснул.       — Это особенно впечатлило, — почти строго изрёк Рекс. — И то, что... — он отвёл взгляд, — что любишь. Что хочешь, чтоб я был твоим.       — Да, хочу! — горячо выпалил я, смотря на него взглядом побитой собаки, снизу-вверх, умоляя, лаская, надеясь. — Очень хочу... Быть с тобой, — руки мои скользнули вдоль пол халата, и только тут я вдруг понял, что Рекс ведь под ним голый. Совершенно. Эта мысль, шальная и сладкая, обдала меня жаром, расплавила разум, воспламенила тлеющее столько дней нетерпение. Я скользнул, наплевав на всё, в прорезь халата, распахнул резко фалды и коснулся уже голых ног, провёл трепетно пальцами по внутренней стороне — золотистые волоски, пара веснушек...       — Ани... — хрипло выдохнул Рекс, будто предупреждая, но меня уже было не удержать. Я, задохнувшись, уткнулся лицом в рексовы ноги, повёл носом к бедру и с наслаждением тут же наткнулся на его вставший член. И все связные мысли окончательно растворились в желании. Пусть хоть что говорит! Тело не врёт.       — Анисим... не надо... — сипло процедил Рекс, но бёдра его чуть двинулись вверх, и я, не переставая целовать его ноги, дёрнул узел халата, раскрыл его, надавил Рексу на грудь, чтоб он отклонился к стенке. — Ани... — уже мягче, теплее, но всё ещё строго, сопротивляясь, выдохнул Рекс, но мне было наплевать на его эти неубедительные слова. Нелепость! Чтобы я отстранился сейчас?! Вот сейчас?!! Когда он ТАКОЙ! Я пошире развёл ему ноги, устроился между ними, посмотрел снизу на пылающее лицо: глаза Рекса мутные, округлившиеся, голова запрокинута, острый кадык — моё счастье!       Я не стал кокетничать языком и игриво подзадоривать, нет, я взял его сразу на всю глубину, заработал усердно, расслабил горло. Я давно не практиковался, но, видно, это как велосипед — не разучишься. Я сосал и взрывался от возбужденья. Рекс поскуливал тихо, горячо выдыхал — я балдел, я хотел сделать ему офигенно приятно! Я не знал, кто и когда у него был, но мне очень хотелось, чтоб я был лучшим из всех. Я почувствовал, как Рекс напрягается, и заурчал от предвкушения его разрядки. И вдруг Рекс положил руки мне на голову... О-о-о-о... Я просто в экстазе сильнее сжал губы, и Рекс начал руками меня направлять и стонать уже громко. Он почти грубо обхватил меня за лицо и стал сам входить, быстро, резко и глубоко, не жалея, стал трахать мой рот, яростно, откинув голову кверху, не глядя, но вдалбливая в меня свой член быстро-быстро и выстанывая хрипло окончанием моё имя. Никто меня так не пользовал! Это так завело. До предела. Я сжал свой член через джинсы, но кончить не получилось, Рекс рывком въехал в меня, вжал лицом в свой живот и держал так, что я задохнулся, захлебнулся его горьким семенем, горло сжалось до спазма. Рекс отпустил моё лицо и обессилено растёкся по стулу, а я уронил голову ему на колени, пытаясь восстановить дыхание и совладать с желанием тереться пахом об его ступни.       — Извини... — прохрипел Рекс. — Я снова ужасен, да? — хмыкнул он. «Вот дурак», — пронеслось у меня в голове.       — Ты охуенный, — честно выпалил я, понимая, что Рекс, вероятно, в сексе всегда такой — неудержимый, резкий, почти грубый и жёсткий. Не всем нравится.       А я любил жёсткий трах. Но редко с кем удавалось по-настоящему классно. Меня подводила комплекция. Моя внешность как бы всегда говорила партнёру, что я домин, акт, что я буду вести. Мне же довольно часто хотелось отдаться, расслабиться, быть по-хорошему выебанным! Но увы... И вот Рекс! Ну кто бы мог заподозрить под этой сдержанной строгой маской худого, почти тощего, вечно надменно-хмурого докторишки такого дикого ёбыря! Точно не я! И я был в восторге. Хоть ещё и не опробовал и третьей части, но уже понимал, что там кладезь талантов на этой ниве.       — Ты не кончил, — выдохнул Рекс уже дым сигареты и легонько свёл полы халата.       — Это нетрудно исправить, — расплылся я в улыбке, не убирая головы с его ног и глядя на него снизу-вверх.       Рекс ласково и лениво потрепал меня по волосам и прищурился — дым попал ему в глаз и он заморгал часто-часто.       — Если ты не сбежишь опять, — хмыкнул он, и у меня сжалось сердце, я чуть приподнялся, наши лица оказались друг против друга.       — Рекс, — позвал я, и он посмотрел на меня в упор, глубоко, точно, остро. — Я не уйду, — просто сказал я. — Пока сам не захочешь.       Рекс смотрел молча. Этот его скальпель-взгляд.       — Ты хочешь, чтоб я ушёл? — спросил я.       — Нет, — и отвёл глаза, облизал подсохшие губы.       — А что хочешь? — развернул я его за подбородок к себе, но Рекс отвернул лицо, пальцы мои соскользнули.       — Сейчас или вообще? — изогнул он бровь.       — Сейчас, — хитро сощурился я.       — Сейчас, ясно дело, я хочу, чтоб ты кончил. Хочу трахнуть тебя раз двенадцать, чтоб ты из-под меня уползал. Проложить через твою задницу, так сказать, туннель в Хогвартс, — цинично курил в меня Рекс. — У меня секса не было больше года, сам знаешь. И ты своим супер-отсосом разбудил во мне чудище. Я тебя точно сегодня порву, Симка, — улыбнулся Рекс. — Сам виноват.       И мне так похорошело от его слов. Рекс был моим другом. Я знал о нем всё. Но о любовнике-Рексе я не знал ничего абсолютно, и сейчас меня просто шарашило от того, какой он рисовался.       — Та-а-ак... — довольно почти проурчал я, всем видом давая понять, что я ни капли не против такого расклада. — Ну а вообще?       Рекс медленно потушил сигарету и вдруг спустился, стёк ко мне на пол со стула. Мы сидели так близко, друг против друга — он почти голый, разморённый быстрым оргазмом, а я в тесной, ненужной точно одежде, взведённый, как спусковой крюк у винтовки. И оба смотрели на лица, в глаза, искали, наверно, тревогу, сомненье — но не находили. И тогда Рекс сказал:       — А вообще я хочу и всегда хотел... Это, — и он потянулся ко мне, на миг замер в миллиметре от губ, лизнул их кончиком языка. Я улыбнулся. И он поцеловал меня! Нежно. Медленно. Вплёл свои пальцы в мои спутанные влажные волосы, ласково погладил затылок. Глубоко впился в рот... и я поплыл. Поцелуй Рекса. Не тот, что укус и ожог. Не выстрел отчаянья, не взмах клинка от обиды, а настоящая нежность. Патока. Бархат. Томление. Нежный Рекс. Рекс любимый. Скользил губами, ласкал языком, вздохом, взглядом. Я обнял его и прижал к себе, как и мечтал. Уткнулся лицом в изгиб шеи, вдохнул запах кожи.       — Идём? — взял мою руку в свою Рекс и потянул вверх.       — Не терпится в Хогвартс? — рассмеялся я тихо.       — Да, — хмыкнул Рекс, ведя меня в комнату. — Что-то моя сова припозднилась, — смеясь добавил он, и я сгрёб его сзади, приподнял над полом и повалил на диван.       Рекс раскинулся как на пляже, халат распахнулся, он выскользнул из него, согнул ноги.       — Иди ко мне, — позвал хрипло. И я нырнул в него с головой, осыпая безумием поцелуев, долгожданно, безудержно, так горячо.       И первый раз наш был, как я и думал, как и предполагал — дикий, страстный! Рекс меня подмял, искусал всего, растянул, смазал, въехал как поршень и задал жару, что я и впрямь от него уползал — обкончал весь диван, вопил как сирена! Хорошо, что был Новый год, а то соседи точно б вызвали копов.       А второй раз, под утро, был нежным, ленивым. Рекс ласкал меня медленно, всего облизал, целовал сладко-долго, шептал пошлые бредни, впился губами, лицом в мой им же раздраконенный зад и лизал, целовал меня там до потери рассудка, а потом медленно-медленно трахал, вынул не кончив и вновь отлизал так, что я скулил как щенок, умолял, вилял задом, а потом снова трахнул... и так до рассвета: лизал и ебал, и шутил, и курил, и снова ебал и смеялся, и целовал, целовал, целовал и снова трахал. Это был лучший секс в моей жизни! Лучший! Офигеннейший секс!       Я балдёжно лежал на животе, одной рукой обнимая подушку, другой Рекса. Рекс курил, выпускал сыто кольца. Я легонько ласкал кончиком языка его бледный сосок.       — Щекотно, — повернул ко мне голову Рекс и улыбнулся.       — Вкусный, — проурчал я, довольный и вялый, уставший, заезженный, счастливый до звёзд.       — Спи, Ани, — поцеловал меня Рекс нежно в макушку.       Я зевнул. Потыкался носом Рексу в подмышку.       — Ты будешь моим теперь, да? — сонно спросил я и вжался сильнее в его тёплый бок. Он меня обнял, ещё раз быстро поцеловал.       — Я всегда был только твоим, — тихо шепнул он, и я мирно закрыл глаза. — Засыпай, Ани. Спи, — тихо укачивал меня Рекс.       И я расслабился, выдохнул. Засыпать в руках Рекса — настоящее счастье.