Our Flag Means Fashion

      Мода — это не просто одежда, аксессуары, правильный подбор цвета, стиля... Нет, мода — это что-то большее, чем просто гора тряпок. Чем свитер небесно-голубого цвета, отобранный лучшими стилистами страны, а затем забытый и заваленный такими же посредственными шмотками в секонд-хэндах. Чем огромное количество вариантов вечернего платья, самые лучшие из которых, порой, не имеют удачи появиться на страницах какого-нибудь слишком напыщенного журнала мод. Чем идеально подобранные по параметрам девушки, выходящие на подиум всё в более и более странных нарядах. Порой настолько странных, что люди разражаются спорами. Одни кричат: "Это искусство!" и плюются в ретроградов, что не могут принять что-то сложнее пиджака и брюк; другие яростно открещиваются от всего нового, что хоть немного не совпадает с их собственным виденьем прекрасного. Третьи наденут одну кофту на все случаи жизни, и не подступишься — плевать они хотели на вашу модную индустрию.              Одним словом, мода — это искусство. Искусство, существующее явно не для всех.              Обычному обывателю может быть мало что понятно на первый взгляд. Подумаешь, богатые люди навыдумывали того, что нравится им, и заставляют носить это других. Но не всё настолько просто. Правильно подобранный образ иногда может являться пропускным билетом в иную жизнь. Ту, что опасно граничит с "обычной жизнью человека, который хотя бы умеет сочетать цвета". Диктуемые сверху рамки, в которые обязывают себя вписываться особенно волнующиеся о своей репутации особы, могут быть то строгими, то размытыми. И все зависит от того, как дрогнет над черновиком очередного выпуска журнала рука главного редактора.              Моду нужно уметь чувствовать. А это — навык непростой.              Мы всегда видим лишь красивую обертку — журнал, ежемесячно выходящий, идеально составленный, не допускающий в себе изъянов. Но только те, кто хоть раз имел счастье поработать в индустрии моды, могут раскрыть все карты и рассказать об изнаночной стороне создания на вид простого клочка бумаги. Какой колоссальный труд стоит за каждым выпуском, обычному человеку понять не дано, как бы он ни старался. Да и если он попытается пробиться на работу в этой области, это будет ох как непросто. Берут сюда только лучших. Лучших из лучших. И какой же радостью всей жизни может стать заветное "вы приняты" для... Ну, скажем, для мальчика, который всё детство втайне от родителей увлекался шитьём, а по ночам читал журнал мод с фонариком под одеялом. И которому удалось пробиться сквозь жёсткую конкуренцию лишь благодаря самому себе. И какая же тяжёлая жизнь ждала его, когда он стал главным редактором журнала "Авангард".              Нет, конечно, это было неописуемое счастье. Это место стремились занять многие, и ему крупно повезло, что его кандидатуру предложил один из его влиятельных знакомых. Вы представьте, как это звучит: Эдвард Тич, главный редактор "Авангарда". Ко всему прочему, журнал снискал свою популярность ещё до заступления Эдварда на должность. А потому ему досталась, можно сказать, идеальная почва для работы. "Эра" Тича, как назвали журналисты то время, которое Эдвард пребывал на посту, длилась уже более четырёх лет. Срок весьма внушительный: Эдвард слышал, что были редакторы, которые не продержались на посту и года. Но оно и очевидно: с тех пор как "Авангард" стал его главным детищем, его жизнь превратилась в сплошную работу. У него не могло быть отпуска, а его ассистенты всегда пребывали в боевой готовности.              Нет, не жизнь его превратилась в работу — работа стала его жизнью. Тем, без чего он не представлял своего существования. Тич клешнями ревностно вцепился в свое место и даже мыcли допустить не мог, что кто-то может его занять. Никто не справится, считал он. Никому не под силу делать то, что делал он.                            — Найджел Бэккер, Эмили Браун...              Очки съезжали на кончик носа, когда Эдвард в три погибели склонялся над столом.              — Встреча с Патриком...              Сонный измученный голос был низким и глубоким, немного хриплым. Распущенные волосы свисали на стол, когда Эдвард рассматривал очередную бумагу.              Постоянная работа с документами стала для него и его спины просто каким-то адом. Нельзя сказать, что он представлял, что в "творческой" профессии обойдётся без этого, но не настолько же много...              Раздался стук в дверь. Эдвард с трудом поднял голову, разогнувшись.              — Одну минуту.              Минуту никто не подождал. Как будто стук был не вопросом о разрешении, а просто предупреждающим знаком. В кабинет быстрым шагом вошла девушка, отвратительно цокая каблуками по полу. Она спешно подошла к столу Эдварда и с хлопком водрузила на него Книгу.              Книгой назывался черновой вариант журнала. Каждый месяц, примерно в одни и те же дни, ибо от дедлайнов было не сбежать, Тичу приносили книгу, чтобы он сделал в ней свои пометки и отправил на доработку.              Эдвард хмуро взглянул на ассистентку.              — Конечно, делайте всё как можно медленнее, — раздражённо прохрипел он, — могли бы принести её за день до дедлайна, чего уж мелочиться.              Девушка сглотнула, но ничего не сказала. Она нервно сжимала в руках блокнот и ручку: всегда требовалось что-то записывать на ходу.              С минуту побуравив Книгу взглядом, Эдвард отодвинул в сторону остальные бумаги и вздохнул. Не глядя на девушку, он продолжил              — Люси, скажите Стенли, что нам придётся перенести встречу на день позже. Я ничего не успеваю.              Люси застрочила в блокноте с завидной скоростью.              — ...и найдите мне новую кофейню. Я вылил сегодняшний кофе к чёрту, что у них случилось с качеством...? — и снова Люси судорожно записывает, — Встреча с Патриком всё ещё в силе?              Люси начала напряжённо листать блокнот. Запоминать столько информации было нереально сложно, она понятия не имела, как Эдвард держит всё это в голове, и каким образом должна она.              — Нет... Завтра не получится. Его рейс задержали, и он не успеет прибыть ко времени... И неизвестно, когда успеет, — виновато осведомила Люси, будто сама была этому причиной. Она шумно вздохнула, вспомнив сегодняшний неприятный разговор с Патриком. Слегка наклонившись над столом, она опустила голос до шёпота, — знаете, он очень зол. А когда богатые люди злятся, неизвестно, к чему это может привести.              Эдвард закатил глаза.              — К чёрту. Напишите ему, чтобы уведомил меня о новом времени встречи. Его рейсы задерживаются в 95% случаев, что бы мы ни делали.              Он повернулся к компьютеру, почти ни разу за весь вечер не подняв взгляд на Люси.              — И, да, мистер Тич. Стид Боннет хочет встретиться с вами... Он мне написал.              При упоминании этого имени Эдвард наконец взглянул на Люси.              Стид Боннет был главным редактором журнала "Искусство одеяния". Сказать честно, Эдвард никогда особенно им не интересовался и даже не считал конкурентом. И, если бы они общались, происходило бы это исключительно на уровне коллег. Собственно, название журнала — всё, что знал Эдвард. Ему никогда не приходилось даже взглянуть на одежду, которую продвигал Стид.              — Боннет? А мы можем просто созвониться или вроде того? Что он вообще хочет?              — Он сказал, что хочет встретиться лично, поделиться опытом и поговорить с глазу на глаз с профессионалом.              Эдвард помедлил, барабаня пальцами по столу. Еще одна вещь, которую он знал о Стиде — человек этот в некотором смысле сложный. Вряд ли удастся отговорить его от встречи вживую, а совсем отказывать Эдварду не хотелось.              — Раз уж завтрашняя встреча с Патриком отменяется, я думаю, что смогу выделить время. Скажите ему, чтобы прибыл не позднее четырёх. Лучше раньше.              Этот день окончательно его вымотал. Бывало, что он опасался, как бы не выгореть. А может быть, он уже... Просто неосознанно заставляет себя этого не замечать.              Люси вздохнула. Она ещё некоторое время смотрела на умолкнувшего Тича, а затем осмелилась потянуться вперёд, мягко коснувшись его руки.              — Мистер Тич... Вы слишком много работаете в последние недели.              Тич вздрогнул, но руку не убрал.              — Я должен, — буркнул он.              Снова тишина. Они оба не сдвинулись с места. То, как Люси смотрела на него, было невыносимо. Эдвард сдался.              — Ладно... — раздражение покинуло голос Тича. Он высвободил руку из-под пальцев Люси, не ответив на прикосновение, и уронил голову на руки, — Я устал. Просто устал.              Длинные волосы свисали на стол, закрывая видимость. Он услышал этот вечно раздражающий стук каблуков. Люси обошла стол и встала сзади него. Её руки коснулись его плеч.              — Вы берете на себя слишком много, Мистер Тич...              Эдвард вздрогнул.              — Я должен, — повторил он, не открывая глаз.              Собравшись с силами, он глубоко вздохнул и открыл глаза, взглянув на ассистентку снизу вверх.              — Что Вам нужно, Люси?              Она проигнорировала вопрос. Её руки начали аккуратно массировать напряжённые мышцы Тича.              — У Вас наверняка ужасно болит спина... — тихо говорила она, — кто бы мог подумать, что на такой работе Вам придётся столько времени проводить за столом.              Тич фыркнул. Будто она сама понимает, о чем говорит. Никто, кроме него самого не знает, каково это. И уж точно не под силу ассистентке понять, с чем он сталкивается.              Но... Ладно, про спину она была права.              Эдвард ощутил дрожь по всему телу, когда её пальцы почти что мастерски разминали его одеревеневшие плечи. Из груди вырвался удовлетворённый вздох.              Это явно было не то, чем должны были заниматься главный редактор и его ассистентка... Тич начал замечать в этом всем практически интимный подтекст, но его мысли уплывали с каждым разом, когда развязывался ещё один узел на напряжённой спине.              — Бумаги есть бумаги, — продолжала она успокаивающе, как ни в чем не бывало, — сомневаюсь, что человечество избавится от необходимости в них в ближайшее столетие.              — Тогда я хочу умереть и возродиться через сотню лет... — пробормотал Эдвард. Веки были тяжёлыми, глаза закрывались сами собой. Так действительно становилось гораздо легче.              Эдварду хотелось думать, что это всего лишь помощь от коллеги коллеге. Он продолжал себе напоминать, кем они были друг для друга. Но он не мог избавиться от ощущения того, что Люси хотела от него большего, чем просто приказов. Может, поэтому она так исправно их выполняла...? Эдвард не раз замечал, как она смотрит на него, но все это время считал, что главным объектом её интереса был не конкретно он, а его постоянно меняющаяся одежда. Сам же он считал, что одевается достаточно достойно, чтобы люди могли смотреть на него с восхищением, но не ожидал, что это перерастёт во что-то большее, особенно от такого приближённого человека, как Люси.       Тич чувствовал себя всё более опьянённым с каждым мягким, почти ласковым движением тонких пальцев. В голове чётко возникла установка, что он не даст этому зайти дальше физического удовольствия. А может и оное стоит заканчивать. Но конечности предательски ослабли, мозг проваливался в сон, и часть Эдварда уже была готова растаять в руках ассистентки. Голову начинали заполнять беспорядочные сны, и в одном из них он шёл по крыше, а за спиной будто выросли крылья, и было так приятно и свежо, так свободно. Вот прямо сейчас он доберется до конька крыши этого сюрреалистичного здания и спрыгнет вниз, а ветер сам понесет его, засвистев в широких крыльях. Без всякого опасения Эдвард шагнул в пустоту…       Всё тело содрогнулось, его будто ударило током, и Тич дёрнулся в кресле, напугав Люси, тут же отдёрнувшую руки. Эдвард тряхнул головой в попытке прийти в себя, отдалённо вспомнил, что происходило, и понял, что увлёкся.       Пора было это прекращать.              — Спасибо, Люси, я думаю, Вам стоит вернуться к своим обязанностям, — рассеянно произнес Эдвард.              Люси чувствовала себя так, будто добыча сорвалась с её крючка. Но она молча кивнула, выходя из-за спины Эдварда, и встала перед его столом, твёрдо решив, что пытаться заходить дальше пока не будет. Спешка могла грозить увольнением, а такого шанса могло не быть вообще.       Люси одёрнула юбку, взглянув на Эдварда в ожидании каких-нибудь срочных указаний, какие она слышала почти каждую минуту работы, но комнату заполнило лишь холодное молчание, и Люси решила сделать последний маленький шаг.       — Я могу что-то ещё для Вас сделать?              Но в ответ получила лишь безучастный взгляд.              — Свою работу.                            Оставшись один, Эдвард снова уткнулся лбом в ладони, задаваясь вопросом, а что вообще сейчас происходило. И почему он не прогнал Люси ко всем чертям при первой же её попытке к нему прикоснуться. Значило ли это, что он дал согласие? Логически, нет. Понравилось ли ему? Заметно расслабившаяся спина говорила, что да. Было ли это автоматическим откликом усталого разума на такие редкие ласки, или же…              Эдвард покачал головой.              Он не был влюблён и не нуждался в отношениях. Сколько историй он слышал о том, как молодых редакторов и дизайнеров буквально съедала работа. Когда ты не можешь думать ни о чём кроме, а семья становится лишь очередной обязанностью, бременем, и даже с собственным партнёром ты общаешься через ассистентов. Нет, Эдвард не был готов расхлёбывать последствия. Таким как он вообще не следует начинать отношения, если, конечно, в планах нет пункта бросить работу ко всем чертям. Любовь отвлекает. Она несерьёзна и ни к чему хорошему не приводит. Лучше сосредоточиться на целях.              Целью сейчас был Боннет. Этот эмоциональный человек наверняка очень заинтересован в коллекциях «Авангарда». Из того, что Тич слышал о нём, было ясно, что Боннет явно горит своим делом. Может, он просто работает не настолько долго? Иначе как ещё объяснить его вечный огонь в глазах.              От размышлений Эдварда отвлек внезапно завибрировавший телефон. На экране высветилось сообщение от Люси.              «Стид Боннет прибудет завтра в 13:00. Спрашивает, не возражаете ли Вы, если он пригласит Вас на чай, недалеко отсюда».              Тич молча прочитал сообщение.              Чай со Стидом… Эдвард чувствовал, что копает себе яму, но это всё равно было немногим лучше, чем сидеть в кабинете. Разбавляет рутину, можно сказать.              Обычно, когда он встречался с кем-то насчёт сотрудничества, происходило это в дорогом ресторане или в местах, вовсе не связанных с едой. Почему Стид выбрал для этого чайную, для Эдварда оставалось загадкой. Но что-то всё же в этом было.              Эдвард вернулся к сообщению и взял телефон в руки.              «Скажите Стиду... Чай звучит прекрасно».                            На самом деле, чай никогда не был страстью Эдварда. Можно сказать, он его даже не понимал. Пытался он однажды зайти в чайный магазин, где всё до потолка было заставлено баночками с разного вида травой, но Эдвард совершенно не различал их по вкусу и, уж тем более, по качеству. Конечно, пить какие-нибудь там помои за пять центов из подворотни он бы тоже не стал. Но и видеть разницу между чаем с, допустим, чабрецом и чаем с какой-нибудь ещё причудливой зеленью Эдвард не умел. Всю осознанную взрослую жизнь он буквально питался кофе. Дошло до того, что кофе стал для него не бодрящим напитком, а просто обычным питьём, наравне с водой. Эффекта он не оказывал никакого.              В отличие от Эдварда, Стид точно понимал, что такое хороший чай. Он довольно скептично отнёсся к тому, что ему принесли, и, кажется, немного жалел о том, что не привёз с собой свою собственную коллекцию чая. Хотя, когда он отпил пару глотков, его лицо прояснилось. Не так уж и плохо.              — Вы не представляете, Эдвард, как я устал от переписок, — буквально буравя Тича взглядом, мягким голосом говорил Боннет, — от нескончаемых сообщений, от всех этих экранов. Просто не хватает живого общения с кем-то таким же, как я.              Эдвард угрюмо размешивал сахар.              — Не любите переписки? — возможно, одна из причин, почему Стид захотел общаться лично...       — А кто любит? — пожал плечами Стид, — Я обожаю свою работу, но иногда это убивает. Не хватает времени, знаете... На жизнь.              Взгляд Эдварда, устремлённый куда-то на дно кружки, смягчился. Этот человек действительно его понимает, а Тич воспринимает его в штыки. Вероятно, очень зря. Ему и до этого приходилось общаться с другими редакторами, но это были лишь разговоры по работе. А Стид начал тут едва ли не душевную тему. Нельзя было сказать, что это не трогало Эдварда. Просто было слегка… Непривычно. Ему оставалось только кивнуть в знак согласия. С его загруженностью, обязательствами и постоянным стрессом, без которого не обходится мир высокой моды, у него тоже не было бы времени ни на что другое. Но, в отличие от него, по Стиду было видно, что он горел своей работой. Трудно было не заметить огонёк в его глазах при самой первой встрече, хотя Эдвард не то чтобы силился его разглядывать.              Стид будто из 18 века вылез, ей-богу. С самого начала встречи Эдвард почти не поднимал на него взгляда, а когда наконец всмотрелся, глаза заболели от количества деталей его вычурного парадного образа, который он выбрал для встречи. Как будто слишком много чести. Хотя было что-то в этих старомодных одеяниях, которые всё же выглядели так, будто их сшили вчера, а не реставрировали. Тем не менее, Эдвард, в своей повседневной одежде, которая, конечно, не выглядела безвкусно, но слишком уж отличалась от высокопарного образа Стида, чувствовал себя немного неловко. Будто бы он забыл переодеться на тематическую вечеринку в стиле… чего? Джентльменов-пиратов?              — Знаете, я не только редактор, но и дизайнер, — отметил Эдвард, — так что я тоже участвую в разработке коллекций. Полагаю, Вы приехали, чтобы взглянуть на заготовки для нового выпуска.              Стид энергично закивал.              — Да, да, друг мой, я досконально всё о Вас изучил. Просмотрел все выпуски журналов за этот год, — и тут Эдварду стало стыдно. О Стиде он не знал почти ничего, — мне не терпится взглянуть на новые разработки.              Эдвард нехотя кивнул. Общение со Стидом ощущалось так, будто он сейчас прицепится, как пиявка, и не отпустит Эдварда, пока тот не покажет ему абсолютно всё, ну или пока у самого Боннета не сядет батарейка, во что Эдвард мог поверить с большим трудом. Тич достал из сумки небольшой скетчбук, который он предусмотрительно взял с собой, пролистал несколько страниц, остановившись на чём-то, что ему более-менее нравилось, и протянул рисунок Стиду. Тот деликатно не стал листать скетчбук без разрешения и с неподдельным интересом воззрился на зарисовку.              Прошло, наверное, несколько минут, но Эдвард терпеливо молчал, хоть и не понимал, зачем нужно так долго пялиться на грубый скетч.              — Образ довольно нетрадиционный, я бы сказал… — разбавляя неловкую тишину, подал голос Эдвард, — Смотря на Вас, не уверен, что Вам такое понравится.              Стид будто очнулся из забвения, резко подняв голову на Эдварда и отодвигая скетчбук обратно.              — Друг мой, может быть, это и не мой стиль, но это что-то, — тут же возразил он, явно не понимающий, как можно так пессимистично относиться к своим же творениям, — я ни у кого не видел ничего подобного. Не зря я так много слышал о Вас, Эдвард Тич.              Эдвард почувствовал прилив нервозности под горящим взглядом Стида, но в то же время почувствовал и намек на гордость. Ему столько раз говорили, что его проекты слишком дикие или экспериментальные, что получить хоть какую-то положительную оценку от такого похожего на него человека, как Стид...              Эдвард был несколько тронут.              — Я ценю, что Вам нравится, к чему я… Пытаюсь стремиться, — Эдвард снова зарылся в страницы скетчбука, что-то судорожно выискивая, — если честно, что есть один дизайн... Который я хотел бы показать, хотя немного нервничаю, - пробормотал Эдвард.              Стид нетерпеливо забарабанил пальцами по столу («Да успокой свои эмоции, чёртов сангвиник!»), с трудом заставляя себя не приподниматься с места и не заглядывать на страницы, которые ему не было предложено видеть. Стараясь скоротать время ожидания, он отвлёкся на уже остывший чай, напряжённо потягивая его из чашки.              Тич хмурился. Не то, не это, да где этот скетч, не мог же он оказаться в другом блокноте… Нашёл!              — Это… Довольно личное. В некотором смысле, — будто предупредительно добавил Эдвард, прежде чем развернуть скетчбук и передать его Стиду. По какой-то причине он посчитал, что может ему довериться. По правде сказать, именно этот образ он даже не собирался включать в коллекцию.              Стид взял рисунок, но взгляд его был устремлен Эдварду в глаза.              — Я понимаю, друг мой, я понимаю. То, что мы делаем, — это искусство, и иногда оно способно разрушать нас изнутри. Я понимаю это как никто другой.              Стид уставился на рисунок и первые несколько минут не мог вымолвить ни слова. Затем он собрался с мыслями и твердо сказал:              — Эдвард. Как Вы наверняка знаете, я не последний человек в индустрии моды. И я могу с точностью вам сказать, что Вы не зря занимаете своё место.              Кажется, именно это Эдварду и хотелось услышать, спустя долгие годы пребывания на этом посту. Странно, что похвала коллег и клиентов казалось ему ничем в сравнении с похвалой Стида. Может быть, никому до него не удавалось правильно это сформулировать. Тич всей душой надеялся, что это не слащавая лесть.              Тич шумно выдохнул — всё это время он не дышал, сам того не осознавая. Стид, кажется, видел больше, чем просто одежду. Он видел то, что он, Эдвард, хотел сказать этим образом. И почему это было настолько лично.              Эдвард отвёл взгляд и расплылся в мягкой улыбке.              Стид просиял.              — И улыбайтесь чаще, друг мой. Вы такой мрачный даже на фото и интервью! Никогда не видел Вашей улыбки, она Вам идёт.              Эдвард сдвинул брови, но улыбка с лица не пропала, наоборот, выражение стало еще более неловким, а уши потеплели. Наверное, он должен поблагодарить? Или что там отвечают на искренние комплименты… не одежде?              — Думаю, я действительно немного мрачноват, — в конце концов выдавил Тич, приняв вид почти напуганного, сбитого с толку ребёнка. Для Боннета это было нормально? Делать комплименты всем и вся, даже если общение не длится и получаса. Возможно да. Иначе Эдвард не понимал, с какой целью была сказана эта фраза, которая до сих пор не переставала заставлять давить глупую улыбку.              Взбудораженный Стид опрокинул в себя остатки чая и встал из-за стола, выпрямившись. То ли от того, что мешали манжеты на рукавах, то ли сам этот человек был слегка манерным, но его движения были какими-то необычными. То ли слишком размашистыми, то ли чрезмерно плавными. Эдвард мог поклясться, что ничего подобного ранее не видел.              Стид воодушевляюще дважды хлопнул в ладоши.              — Наряды из коллекции моего журнала должны быть уже доставлены прямо к Вашему офису. Мне не терпится примерить что-то из Вашего и показать своё!              Эдвард тупо уставился в стол. Примерить? Разве так кто-нибудь вообще делает? Да и какой безумец будет тащить через города чемодан с нарядами? Это было странно. Странно интригующе. Возможно, у Боннета были свои способы «делиться опытом». Это был нестандартный человек с нестандартными подходами к работе. Нехотя Эдвард почувствовал, что такие слегка безумные идеи разбавляют его рутину.              — Мм… Это было бы интересно, — и этот ответ был честным, не только чтобы польстить или ответить тем же самым. Последние недели Эдвард пребывал в таком загнанном состоянии, что был готов согласиться на любую сомнительную авантюру. Он улыбнулся, но не слишком широко: не хотелось давать Стиду ложных надежд.                            Буквально через пятнадцать минут они прибыли к месту работы Эдварда. И действительно, возле дверей кабинета стояла куча чемоданов, каждый из которых был подписан именем Боннета, размашистым каллиграфическим почерком. Тич с минуту пялился на предполагаемое огромное количество вещей, сокрытое в чемоданах, и всё больше убеждался в том, что такой опыт у него, возможно, будет в первый и последний раз в жизни. В четыре руки они затащили всю эту кучу в кабинет.              — Я физически не мог взять абсолютно всё, поэтому выбрал самые любимые, — оправдываясь, тараторил Стид, опускаясь на колени и открывая чемоданы, — что хотите примерить первым, мой друг? Что-то летнее? Зимнее? Демисезон?              Тич почёсывал затылок. Летнее или зимнее… Во что, чёрт возьми, он вообще ввязывается? Это совершенно не то, как должны сотрудничать два редактора-дизайнера. Наверное, было слишком поздно что-то останавливать. Эдвард замялся.              — Наверное, что-то летнее. Легкое, не слишком замудрённое, — глядя на то, во что был одет сам Стид, Эдвард ужасался, насколько нагруженными могут быть образы из его коллекции. Но когда Боннет, спешно порывшись в горе вещей, нашел то, что искал, Эдвард запутался. Этот наряд был не таким вычурным, как представлял Тич. Может быть, Боннет делает что-то более сложное исключительно для себя?              — Как человек с, безусловно, развитой насмотренностью, Вы наверняка знаете, что я продвигаю в массы одежду, вдохновленную восемнадцатым веком, — Эдвард состроил глубоко всезнающее выражение лица. Стыдно было бы признавать, что до этой встречи он не интересовался даже, в каком стиле работает Боннет, — ну, не только восемнадцатым, в другие эпохи я тоже «заглядываю», но именно сейчас моя страсть — Англия семисотых годов, — он прижал наряд к себе, замечтавшись. Затем остепенился и потряс головой, — вот, Вам стоит взглянуть на это на себе.              Эдварду никогда не приходилось носить такого вида тканей. Это был лёгкий и тонкий материал, и, когда Эдвард ощутил его на себе, он почувствовал себя каким-то… Незащищенным, что ли. Тем не менее, он не мог не оценить, насколько идеально одежда легла на его фигуру. Будто с него заранее снимали мерки. Но он всё равно не переставал чувствовать себя неловко. Он с надеждой взглянул на Стида глазами умоляющего кота. («Могу уже снять?»)              Боннет не смотрел ему в глаза. Сосредоточенно потирая подбородок, он пялился на Эдварда. Тому захотелось чем-нибудь прикрыться.              — Что-то не то… — бормотал Стид — чего-то не хватает.              Он думал еще с минуту, а потом его осенило.              — Я совсем забыл! — и бросился уже к другому чемодану, который был под завязку забит различными аксессуарами. Оттуда он вытащил ремень — недостающую часть наряда.       Покрутив его в руках, он провел пальцами по идеальным узорам, снова ощущая какой-то прилив гордости.              — Здесь застёжка слишком замудрённая, — виновато сказал он, — наверное, при создании я немного перестарался. Не возражаете, если я сам его застегну?              Это было… Прямолинейно. Наверное, даже слишком. Эдвард, что и так надеялся поскорее снять этот слишком непривычный наряд, теперь и вовсе застыл на месте, вытерев пот со лба. Сердце зашлось в грудной клетке не только от мысли о том, что Стид собирается надеть на него ремень, но и от того факта, что эта мысль глубоко внутри чем-то ему нравилась. Когда он заговорил, его голос слегка дрогнул, и все панические попытки скрыть это оканчивались крахом.              — Э… Нет, не возражаю… — выдавил Тич, тупо уставившись на ремень в руках Стида и не в силах думать о чём-то другом.              Чтобы затянуть ремень на талии Эдварда, пришлось его немного приобнять. Стид оказался на несколько сантиметров ниже, и, сосредоточенно разбираясь с очередной застёжкой (коих оказалась не одна), дышал Тичу прямо в ухо. Тот, затаив дыхание, наблюдал, как Стид возится с ремнем. Он почувствовал теплые руки Боннета на своей талии, и от этого ему стало немного дурно, а кровь заколотила где-то в висках.              Стид не чувствовал смущения вообще. Он был слишком поглощён своей работой, чтобы отвлекаться на эмоции. К Эдварду в данной ситуации он относился как к манекену или модели, которые не двигаются, не испытывают или не показывают эмоций. Для Боннета это был просто рабочий элемент, привычка, может быть даже в каком-то смысле профдеформация.              Наконец он отстранился, оглядывая свою работу.              — Да. Именно так. Это всё, чего не хватало, — гордо отчеканил он, но тут же забеспокоился, — друг мой, я слишком сильно затянул ремень? Вы весь красный!              Эдвард захотел поцеловать Стида здесь и сейчас.              Он дышал почти бесшумно, но его грудная клетка судорожно вздымалась по несколько раз в секунду. Живот скрутило, а голова отяжелела. Он с трудом сглотнул и посмотрел вниз, на себя.              — Этот образ… Превосходен, — почти прошептал Тич. Он попытался выдавить что-то еще, но смог только прерывисто выдохнуть. Он не был уверен, что вообще нужно говорить в таких ситуациях, — э… Спасибо?              Обеспокоенное выражение не покидало лицо Стида. Он сдвинул брови.              — Наверное, я правда перестарался, Вы еле дышите, позвольте… — и потянулся, чтобы снова разобраться с ремнём, но Тич в панике отпрыгнул.              — Я в порядке, — пискнул он, но тут же прочистил горло, — это всё наряд, он такой… потрясающий, Вы знаете, это что-то кардинально новое для меня… Многое нужно переварить. Ага.              Стид поджал губы              — Если Вы так говорите, друг мой. Но если станет некомфортно, говорите, не терпите, я вас прошу.              Несмотря на то, что Эдвард специально сделал несколько шагов от Стида, что-то тянуло к нему. И пока Тич стоял как вкопанный, в буквальном смысле разрываемый этими двумя желаниями, Стид успел отвлечься. Как только он зашел в кабинет Эдварда, его не покидало ощущение лёгкого дискомфорта. А сейчас оно только возросло. Кабинет Эдварда находился на верхнем этаже здания и обладал панорамными окнами. Чуть только взглянув на них, можно было сказать, что помещение будет очень сильно нагреваться. А погода была дивная: ранней весной редко случались такие теплые дни, да и солнце весьма внезапно вышло из-за туч, поэтому, похоже, никто не мог подумать, что стоило одеться полегче. В том числе и Стид, шея которого невыносимо вспотела из-за прилегающего воротника. Потому он потянулся к белым пуговицам и спешно расстегнул их, обнажая шею.              Что-то внутри Эдварда перевернулось              — Так жарко стало. Невыносимая весна, — Стид страдальчески скривился.              Было ужасно неприлично пялиться на шею, черт возьми, шею Боннета, но Эдвард как будто завис, а слова Стида отозвались в его голове отдалённым эхом.              — Пожалуй, да… Жарко.              «Жарко здесь только из-за тебя».              — …наверное, что-то стоит с этим сделать, — продолжил он тихим голосом.              Стид решительно кивнул.              — Да, да. Здесь открываются окна? Есть кондиционер? — он огляделся по сторонам, в поисках хоть какого-то спасения.              Боннет упрямо не понимал намёков. Точнее, он вообще не знал, что эти намёки были. А может это просто Эдвард был настолько плох. Тем не менее, можно было только взглянуть на то, в каком состоянии находился Эдвард, чтобы точно сказать, что он чувствует. Но Стида занимала только работа, работа, работа…              — Да, конечно, — стараясь звучать непринужденно, ответил Эдвард, — где-то был пульт от кондиционера.              Разобравшись с мучительной жарой, Стид облегчённо вздохнул, когда прохладный воздух подул ему прямо в лицо («Главное, чтобы не продуло, иначе я совсем из графика выбьюсь»). Лицо Стида снова прояснилось, и он обернулся к Эдварду. Тот тоже почувствовал себя немного комфортнее. По крайней мере, от переизбытка чувств теперь уже не так кружилась голова.              — Теперь, думаю, мне стоит примерить что-то из Вашего? Иначе зачем я вообще здесь! — оптимистично заявил Стид, окидывая кабинет Эдварда взглядом.              — А… Да. Давайте попробуем что-то из моей коллекции, — голос Эдварда слегка дрожал. Он махнул рукой на небольшой шкаф в углу, — вон там некоторые наряды. Просто… Возьмите из этой фигни всё, что понравится.               — «Фигни»? — Стид выглядел так, как будто услышал личное оскорбление, — Довольно оскорбительное название для Ваших потрясающих работ.              Эдвард пожал плечами. Если быть честным, ему самому изрядно надоели его собственные дизайны. Сейчас перед глазами маячило что-то более важное, в изящной белой рубашке с роскошными манжетами и расстёгнутым, черт возьми, воротником.              Стид чуть ли не с головой залез в шкаф, подыскивая что-то, что могло бы особенно зацепить его взгляд. Затем он издал заинтересованное мычание и вытащил один из нарядов. Но в процессе одевания Стид обнаружил на спине еле уловимый замочек.              — Молния на спине? Друг мой, Вам нужно отказаться от таких деталей! Они невероятно раздражают, — Стид застонал, тщетно пытаясь дотянуться до неуловимого бегунка. Уж в чём, а в гибкости он был безнадёжно плох, — не могли бы Вы помочь застегнуть? — он повернулся к Эдварду спиной и умоляюще взглянул на него через плечо.              Эдвард на миг потерял дар речи. Но тут же прочистил горло.              — Без проблем, — хрипло отозвался он, подходя к Стиду, изо всех сил стараясь не пялиться до неприличия. Не выходило. Спина Стида была обнажена. Воздух застрял где-то на выходе из дыхательных путей.              Эдвард попытался сглотнуть. Одного взгляда на спину Стида было достаточно, чтобы свести Тича с ума. Пока он возился с застежкой-молнией, его мысли были в полном беспорядке. Он не знал, что с собой делать.              — Что ж, всё, — неловко осведомил Эдвард, убрав руки по швам, как оловянный солдатик.              Стид расплылся в улыбке и покрутился вокруг себя.              — Как я выгляжу?              «Сногсшибательно»              «Умопомрачительно»              «Чертовски привлекательно»              — Прекрасно выглядите, — простодушно выдавил Эдвард.              Боннет был в сотни раз лучше любых моделей, которых Эдвард когда-либо облачал в свои наряды. Может быть, просто потому, что Эдвард никогда не рассматривал их в таком плане… А какого чёрта вообще так происходит со Стидом? Неужели одного простого комплимента было достаточно, чтобы сразить Тича наповал? Эдвард невольно начал чувствовать себя слишком легкодоступным, но под пристальным взглядом Стида ничего не мог с этим поделать.              Боннет же довольно усмехнулся.              — Спасибо, друг мой, — и ещё немного покрутился перед большим зеркалом в пол, рассматривая непривычную для себя, но от этого не теряющую красоты одежду, — Ваши дизайны просто блестящие.              Эдвард потупил взгляд              — Они еще лучше смотрятся на Вас, — буркнул он, надеясь, что Боннет не услышит. Но эта зараза обладала довольно острым слухом. Стид повторил благодарность.              — И не обращайтесь ко мне на «Вы», Эдвард, — добавил он, — всё-таки, мы с Вами на равных.              Тич на мгновение завис. Стид продолжал называть его уважительно. Как показалось Эдварду, теперь всё выглядело уж тем более не на равных. Эдвард стал ощущать себя выше Стида. Что ж… Будем играть по твоим правилам, ты, упрямый, уважительный, привлекательный…                      — Да, друг мой? Что такое? Что-то не так с одеждой?              Эдвард резко отвёл взгляд. На этот раз он пялился слишком долго. Настолько, что не заметил, как приблизился к Стиду на несколько шагов.              Тич грубо откашлялся и спешно отошёл назад.              — Нет, нет, всё прекрасно… Я просто задумался, — он стряхнул с себя подозрения, попытался оглянуться, чтобы найти пути отхода, так как всё становилось слишком невыносимым. Но вдруг Стид сам подошёл к нему.              — Ваши волосы, Эдвард, я уже говорил, какие они красивые? Я смотрю на них целый день, в жизни не видел у мужчин такой роскошной гривы, — как ни в чём не бывало восхищался он, тараторя, а его беспокойные глаза бегали от одного локона укладки Эдварда к другому, — Вы никогда не думали о том, чтобы заплести их или что-то вроде?              Стид говорил о нём. Говорил не о его одежде, а о его волосах. О его внешности. И Стиду… нравилось. Всё это казалось слишком прекрасным, чтобы быть правдой.              — Наверное, когда-то я и хотел заплести их кое-где, — признался Эдвард, — не то, чтобы у меня было время и навык…              Стид чуть ли не подпрыгнул на месте.              — Хотите, я Вас заплету?              «Так ты еще и парикмахер?»              — Было бы чудесно, — едва слышно буркнул Тич куда-то в воротник.              Стид просиял. Он тут же ухватился взглядом, а затем и руками, за какой-то стул, подтащил его ближе и мягко усадил Эдварда спиной к себе. Как будто в целях изучения, Стид восхищённо запустил пальцы в волосы Тича.              — Такие же мягкие, как и кажутся… — совершенно очарованно пропел Боннет, расправляя и расчёсывая серые пряди.              Эдвард не мог избавиться от мурашек по всему телу. Он чувствовал себя таким… беспомощным. Еще ничто так не успокаивало его, как пальцы Стида в его волосах. Так этот засранец еще и встал настолько близко, что почти касался собой спины Эдварда. Тич начал таять.              Стид невероятно быстро работал пальцами, заплетая несколько тонких, чисто декоративных косичек среди патлатой, волнистой гривы. Когда всё было готово, он смахнул с шеи Эдварда несколько выпавших волосков. Тич не удержался от тихого стона.              — Я сделал больно? Что-то не так? — беспокойный Боннет снова засуетился, восприняв звуки Эдварда не иначе как стоны боли. Но Эдвард, чья голова начинала становиться слегка тяжелой, пробормотал слова отрицания, и это немного успокоило Стида. Тем не менее, он снова коснулся волос Тича, аккуратно расправляя пряди и ослабляя местами особенно тугое плетение.              Эдварду не хотелось, чтобы это заканчивалось. Почувствовав пальцы Стида вновь, он воздержался от неоднозначных звуков, но глубоко вздохнул, позволив себе прижаться спиной к груди Боннета. Позволив себе просто… Чувствовать. Он медленно уплывал, почти засыпая, как обласканный кот, но его пробудил внезапный возглас.              — Черт возьми! — Стид схватился за голову, смотря на часы, — Мы с Вами увлеклись! Мой рейс через час, по-хорошему, мне уже надо быть в аэропорту.              Внутренности Эдварда скрутило. Улетает? Уже? Почему вообще он должен? Детское отрицание бушевало внутри Тича, но он всё же понимал, что у Стида, как и у него самого, каждый день был расписан поминутно.              — Я… Я могу заказать тебе скоростное такси, — сконфуженно пробормотал Тич, но каждая его клеточка кричала о том, чтобы всеми силами заставить Стида остаться. Но он не мог.              — Буду признателен, мой друг, — выдохнул Стид, наспех переодевшись и беспорядочно запихивая в чемоданы всё, что было оттуда вынуто. Эдвард было спросил, что делать с надетым на него нарядом, но Стид махнул рукой, — дарю.       Эдвард чувствовал себя так, будто его предают, но сам понимал, каким это было абсурдом. Между ними было ровным счётом ничего. Ничего взаимного. И уж точно ничего серьёзного. Тем не менее, Эдвард лихорадочно думал. Думал, будет ли ещё шанс выдернуть Стида из его жуткого расписания. Да и самого себя тоже. Это была особенная встреча, каких одна на миллион, в особенности отличавшаяся своей странностью.       Эдвард заставил себя достать телефон и заказать такси. Он отвалил за скорость и хорошую машину неплохую сумму, но совершенно не смотрел на цифры.       — Через пять минут около главного входа, — выдохнул он, каждое слово застревало в горле.              Стид одарил его благодарной улыбкой.              — Было приятно познакомиться с Вами, Эдвард, — искренне сказал он с кратким кивком, а затем взялся за ручки чемоданов, едва подняв их.       Эдвард сорвался с места. Волосы упали на его лицо, но он тут же смахнул их обратно. Не замечая, насколько резко действует он сам, Тич схватил вещи Стида, почти вырвав их у него из рук.       — Я спущусь с тобой вниз! — подрагивающим голосом воскликнул он. Стал бы он помогать любому человеку в подобной ситуации? Вряд ли. Это было лишь предлогом не прощаться прямо здесь.       Эдвард весьма успешно справился со сложнейшей задачей донести вещи Стида до лифта. Затем последовало несколько секунд молчаливого ожидания. Держась рукой за руку, Тич напряжённо смотрел перед собой, и так ждал бы, пока лифт не опустится в Преисподнюю, если бы двери не открылись на первом этаже.       Три минуты.              Время летело одновременно быстро и мучительно медленно. Было ли это следствием того, что Эдвард считал в голове каждую секунду?       Стид, явно успокоенный своим скорым отбытием, перестал волноваться за опоздание в аэропорт. Внутри появилась странная уверенность в том, что всё должно быть в порядке, даже если ему придётся спешить. Он стоял тут, около входа, умиротворённо смотря в окно, пока стоящий рядом Эдвард просто взрывался.       Две минуты.       Он серьёзно собирается вот так стоять и ждать? Ждать, пока из его лап ускользнёт этот мужчина, который за несколько часов сделал с ним что-то необъяснимое? А что еще остаётся? Даже если он что-то сейчас предпримет, они всё равно вряд ли еще раз увидятся.       Минута.       — Стид.       Боннет оторвал взгляд от окна и посмотрел Эдварду в глаза, от чего у того дыхание застряло где-то в горле. Он вопросительно поднял брови, краем глаза заметив, как подъезжает заказанная машина.       Сердце Тича бешено забилось. Они просто стояли и смотрели друг на друга, пока Стид наконец не наклонил голову, вопрошая взглядом снова.       Эдвард почувствовал себя беспомощным под, на деле, совсем не давящим, но мучительным, как взбудораженному Эдварду казалось, взглядом Боннета. Окружающие шумы стихли, а может, это он просто перестал слышать что-то, кроме тихого дыхания Стида. Видеть что-то, кроме его губ. Эдвард был на грани потери сознания. И, кажется, это было заметно, потому что обеспокоенный Стид подал голос, не дождавшись ответа.       — Эдвард, вам плохо? Я могу вызвать скорую... — он потянулся в карман, достав оттуда телефон, но дыхание его сбилось, а температура во всём теле резко подскочила, будто его окунули в кипяток.       И только панорамное окно, показавшееся теперь холодным по сравнению с температурой тела, остужало спину Стида, когда он оказался прижат к толстому стеклу. Включённый смартфон с громким треском упал на мраморный пол и больше не включался. Эдвард накрыл губы Стида в отчаянном поцелуе.       Это было нагло. Это было сделано без разрешения. Эдвард знал, что после такого "вторжения" он мог не рассчитывать на вежливость даже со стороны такого человека, как Стид. Но тот не сопротивлялся. Стид смиренно остался на месте, не предпринимая ничего, то ли от шока, то ли из вежливости.       Эдвард отстранился только тогда, когда закончился воздух. Ему хотелось убежать, исчезнуть, всё, лишь бы не брать на себя ответственность за глупый поступок. Не отводя взгляда, но сосредоточившись на боковом зрении, он уже начал искать пути быстрого отхода. Он пытался шагнуть назад, но будто прирос к месту. Мысли путались, он не хотел знать, что скажет Стид, только потому, что это наверняка должно было быть что-то обвиняющее. Эдвард знал, что заслужил это, но слышать это было бы уже слишком.       Такси за окном стояло уже в течение нескольких минут. На счёт понемногу капала доплата за ожидание. Раздавался тихий стук каблуков: Стид переминался с ноги на ногу. Как он заметил ещё по звуку удара об пол, ситуация с телефоном была безнадёжная. Медленно, будто чтобы не спугнуть дикого зверя, Стид наклонился за телефоном, попытался включить, затем раздосадованно цокнул языком.       — Я могу воспользоваться Вашим телефоном или компьютером?       — Что...?       — Напишу к себе на работу. Сегодня вечером они могут меня не ждать.