***
— Дорогая Лариса Ивановна, знаете ли, эти экскурсии в мир якобы кентавров и прочей древнегреческой чепухи мне кажутся растлением аутентичного самобытного народа. Все эти заповедники… чистая коммерция, чистый вред! Ксения Никифоровна, в иллюминатор неодобрительно наблюдая, как «Союз-2223» выруливает на стартовую дорожку, давила лимонную дольку в стакане с чаем и одновременно размачивала в нём сушку. — И кресла эти узкие! — она раздражённо загремела ложечкой, и жёсткие складки у рта застыли в гримасе отвращения. — Да, кресла узковаты, — Лариса Ивановна похвалила себя, что перед отпуском сделала над собой усилие, скинула восемь килограммов и в кресло экономкласса влезала гораздо успешнее коллеги. Но в остальном всё было хорошо. Стабилизаторы туристического межпланетного «Союза» позволяли не чувствовать никаких сотрясений даже при взлёте в стратосферу, только картинка за стеклом иллюминаторов менялась да уши слегка закладывало. От смены давления помогал чай с лимоном, и стюардессы разносили его по салону. Ксения Никифоровна всё говорила, Лариса же отстранённо думала, опустив глаза: «Вот, лет через двадцать и я такая буду — толстая от сидячей работы, выгоревшая, всем недовольная… в частную школу, что ли, пойти? Так детки начальников всяких, может, ещё хуже, а уж родители… А как на нашей работе не выгореть? Это ж педагогом от Бога надо быть, да и детей беззаветно любить — тоже дар Божий. Впрочем, таких быстрее всего из этой сферы выкидывают… вон, где сейчас Елена Ивановна? Кажется, в цветочной лавке работает». Хотелось заткнуть уши наушниками, но неудобно было старшей коллеги. К тому же злопамятность и самодурство Ксении Никифоровны хорошо были известны всему коллективу средней школы номер тридцать города Череповца, и приходилось кое-как прислушиваться: — И мы-то ведь с вами, милая, понимаем, что зарплата наша — тьфу! Доплаты да звания за конкурсы получаются, а что там с общим развитием деток будет, это уж родительская забота. «Уж ты-то, грымза, хорошо понимаешь», — Лариса вздохнула, но вслух, понятно, ничего не сказала. Ксения Никифоровна конкурсы всякие часто выигрывала, Учителя Года недавно взяла. Лариса же со своими второклашками в первый раз выиграла, и, как полагала, в последний: пока она шестерых из двадцати восьми натаскала петь, плясать и отвечать на вопросы, чтобы выиграть всероссийский конкурс «ПДД знай — по дороге не гуляй!», остальные в забросе совсем оказались. Неправильно это было. С точки зрения педагогики. Хоть не было в Ларисе Ивановне божественного горения, и детей она любила умеренно, а всё-таки жить дальше собиралась по-иному. Высказывать это Ксении Никифоровне не стала — та только обсмеяла бы. Лариса потыкала ещё в лимон, повздыхала и решила, что у каждого своя правда, и нечего к пожившим людям со своей лезть. Что ж, значит, больше путёвки на экзотическую планету ей не дадут, а на зарплату учительницы путешествовать не выйдет, так что надо порадоваться и запомнить всё как следует.***
Сначала-то запоминать было нечего: «Союз» межгалактическим только что звался, а на настоящий межгалактический круизный лайнер пересадка была на Марсе, в крупном космопорту. Но, когда корабль вынырнул с теневой стороны планеты, экономкласс всё равно восхищённо прилип к иллюминаторам — цветение марсианских яблоневых садов считалось одним из самых прекрасных зрелищ в Солнечной системе. Заход был продуманным, отработанным — в динамиках зазвучало: Жить и верить — это замечательно! Перед нами небывалые пути. Утверждают космонавты и мечтатели, Что на Марсе будут яблони цвести! Лариса Ивановна, затаив дыхание, смотрела на красный цветущий океан, а стюардесса задушевно вещала про гениальное предвиденье поэта Долматовского, в честь которого был назван сорт яблонь, в промышленных масштабах культивировавшийся на Марсе, да про преимущества развитого социализма, благодаря которому Земля смогла в двадцать втором веке войти в Галактическое Содружество. — Конечно, далеко бы мы на «Союзе» улетели, кабы не содружество это. Так бы и сидели в своей системе со своим социализмом, — желчный сухой шёпот Ксении Никифоровны впечатление почти не портил, но без него было бы лучше. Шепоток был заглушён торжественным: — Товарищи! Приветствую вас в межпланетном космопорту имени Юрия Алексеевича Гагарина! — корабль легко, не тряхнув, приземлился и покатил по дорожке мимо двухсотметровой статуи первого космонавта Земли. Остановился — и салон взорвался аплодисментами, не унимавшимися, пока командир экипажа не вышел кланяться и благодарить. Соскочив на ждущую внизу гравицапу и попрыгав весёлым дельфинчиком в волнах оранжевого псевдошёлка, гасящего колебания, Ксения Никифоровна, отдуваясь, сварливо сообщила: — Хорошо в этот раз посадили, и аплодировали умеренно. Хорошо. У Ларисы Ивановны опыта не было, она недоуменно спросила: — Чем хорошо? — Когда долго хлопают, экипаж, бывает, «на бис» сажает, а мне и одного раза много, не те мои годы, чтобы туда-сюда летать зазря. Годы Ларисы Ивановны позволяли, и она втайне пожалела, что ещё раз не сможет посмотреть на цветущие сады. Однако рейс был туристический, и гравицапа, хлопая оранжевыми крыльями, как скат плавниками, облетела титанический памятник — вблизи и не понять было, что это, но круги становились всё шире, поднималась она всё выше, и вот уже с высоты птичьего полёта сквозь прозрачное брюхо гравицапы стало видно и знаменитую улыбку, и руку, которую первый космонавт протягивал к небесам — и к тем, кто смотрел на него сейчас. — Вот каждый раз как будто на тебя смотрит, — Ксения Никифоровна поёжилась, и привычно перекрестившись, забормотала: — Спаси и сохрани во тьме неведомого, Первый и Лучший. Лариса Ивановна тоже перекрестилась — лет сто назад Юрий Алексеевич был канонизирован и считался покровителем путешествующих в космосе. Но молилась рассеянно, а сама всё смотрела на кроваво-красный цветущий океан, обступавший космопорт и расстилавшийся до горизонта. Яблони сорта «Евгений Долматовский» напоминали скорее могучие дубы — чьими генами, кроме иных прочих, модифицировались яблоньки, чтобы жить на Марсе, даже и терраформированном. Яблоки вырастали огромными, красномякотными и были в сыром виде малосъедобны, но считались истинно молодильными: лечили лучевую болезнь, рак и много что. Спрос на препараты из них до сих пор существенно превышал предложение, и освоение Марса шло ускоренными темпами.***
Космопорт возник из вроде бы прозрачного воздуха внезапно: многослойная разноуровневая защита позволяла увидеть его только при непосредственном приближении. По многочисленным голоизображениям Лариса Ивановна знала, что он похож на огромную радиолярию, растопырившуюся в пространство лучами. Живьём восхититься архитектурным шедевром легендарного Дар Ветра не получилось; боковым зрением она уловила движение, как будто чудовищное щупальце протянулось, и наступила темнота: биозахват втянул их внутрь, чтобы тут же выплюнуть на один из терминалов, которыми были усеяны стены космопорта. В первые секунды невозможно было ни о чём думать: гравитация в три раза меньше земной доставляла странные ощущения — от того, что усилие, требуемое для шага, заставляло подпрыгнуть мультяшным зайцем, и от неприличного ощущения, что некоторая часть тела, всегда казавшаяся тяжёлой, стала легка и норовит зажить отдельной весёлой жизнью. Подавив в себе желание поглубже упихать оную часть в лифчик, Лариса Ивановна огляделась и обомлела: небольшой относительно терминальный балкончик уже спустился, и на неё сверху надвигалась чешуйчатая лапа с когтями. Испуганно шарахнулась и под визг куратора группы («Я же говорила, все идём за жёлтым зонтиком, не стоим, двигаемся!») ошалело смотрела, как совсем рядом становится, пружиня, нога огромной птицы («Ах да, нелетающие с планеты Рухх») — Лариса Ивановна всё задирала голову, и где-то в вышине увидела топорообразный клюв и с любопытством скошенный вниз красный глазик. И тут же Ксения Никифоровна дёрнула её за локоть: — Дорогая, смотрите под ноги, вы едва не наступили на ксеносов! — и, шёпотом: — Тьфу, тараканы тараканами! Лариса молча, сглатывая, смотрела, как уезжает крохотная самоходная тележка, которой управляют длинноусые шестиногие ксеносы. Тележка, в отличие от Ларисы, ловко лавировала и ксеносы вид имели бодрый. Это казалось восхитительным, и, пока вся группа закупалась в дьюти-фри вытяжкой из молодильных яблочек, ликёром из них же и головидео, Лариса Ивановна сквозь стеклянную стену магазина с придыханием рассматривала делегацию Заоласса. Большинство инопланетян всё-таки выглядели гуманоидами, но уж эти были ксеносы так ксеносы! Не так давно вся сеть была забита новостями на тему прибытия заоласского полномочного посла. Война с заолассцами, начавшаяся легко и естественно, закончилась случайно. Первооткрыватели их планеты просто не восприняли гигантских инсектоидов разумными, а те посчитали их захватчиками. Пока разобрались, успели покрошить несколько космических флотов, и перевес был отнюдь не на стороне Федерации, поэтому над кое-как установившимся миром тряслись и в сторону заолассцев дышать боялись. Разумные-то разумные, но инсектоиды. А никаких ценных ресурсов на их планете не нашли. Будь там залежи аквалида, например… а так сплошные убытки. Проклятые заоласские монстры сеяли смерть, и ничем эта война не окупалась. И вот сейчас Лариса Ивановна смотрела, как похожие на помесь танка с богомолом белёсые, в розовых пятнах боевые морфы инсектов цокают по зеркально отшлифованным плитам космопорта. Иззубренные конечности с хрустом крошили камень, крошево брызгало в стороны. Следом ехал робот, тут же заращивавший и полировавший пол, а навстречу инсектам уже улыбалась делегация Земли. Ларисе Ивановне показалось, что она видит главу МИДа; тот во всех диапазонах излучал радость от встречи. Всмотрелась в толпу морфов, желая разглядеть посла: она полагала, что это будет мозг на тоненьких ножках, у заолассцев разные касты выглядели по-разному, а посла по головидео не показывали. Заолассцы к себе не больно-то пускали, во всяком случае, от присланных к ним уже после заключения мира ксенобиологов не было ни слуху ни духу, а в материалах, отснятых во время скоротечной войны, информацию можно было почерпнуть только о боевых формах — исключительно разнообразных и эффективных. От мелких ядовитых мошек до мегаложужжелиц, плюющихся плазмой в стратосферу. Поэтому стоило предполагать, что для контакта тоже будут использовать что-то узкоспециализированное. Всматривания не дали ровным счётом ничего, сквозь строй белёсых крабоног с шипами никакого экзотического мозга Лариса Ивановна не разглядела, только в глазах зарябило. Отвернулась со вздохом: вдруг показалось, что уже и напутешествовалась. «И чего мне дома не сиделось… ну ладно, на всю жизнь насмотрюсь зато. Надо маме всё-таки крем омолаживающий купить, она порадуется, на Земле-то на порядок дороже, не подступишься», — и она развернулась к полкам с товарами.***
Модуль для перемещений в гиперпространстве был вовсе не такой белоснежный, как на рекламных картинках, а со вполне отчётливыми следами окалины. Ксения Никифоровна немедленно заворчала: «Конечно, кто будет чистить и красить, не послов, чай, возят!» — заоласскую делегацию она тоже видела. Голографическая стюардесса, жизнерадостно сообщившая: «В нашем корабле на любой тучность фигура подгонка места есть», проводившая вглубь салона и предложившая вполне себе узкие креслица, довела заслуженного педагога до белого каления. — Милочка, как мы сюда вообще поместимся?! Они же должны точно подгоняться по фигуре! «А сдерживается, знает, что за любой скандал на галактических линиях моментально чёрную карточку получит», — Лариса Ивановна старалась и не могла сдержать тихенькое злорадство, пока коллега пушилась: — Если вы не в состоянии помочь, позовите стюардессу из бизнес-класса, там люди работают! Голограмма невозмутимо талдычила: — На кораблях класса «С» автоматический подгонка параметр антиграв отсутствие есть, пожалуйста, следовать инструкция. Перед Ксенией Никифоровной появился голографический пульт управления. Стюардесса продолжала: — Запустить, пожалуйста, канал настройка. Ввести, пожалуйста, точный рост, вес, объём грудь, объём талия и объём бёдер ваша есть. Ксения Никифоровна зашипела: — Вы тут что, одичали вконец? Я не знаю! — Прошу, уважаемый клиент, записывать и вводить: согласно стандартный датчик биометрия — рост сто пятьдесят сантиметр, вес сто три килограмм, — дальше бездушная машина при всё честном народе перечислила объём того-сего. Настроили кое-как. Но всё равно при ускорении вдавило в эти кресла-люкс с антигравами, как изюмину в тесто. А вышли в открытый космос — от невесомости тошнило аж пару минут, пока они не стабилизировались. Да ещё и тряхнуло, когда модуль встал на причальный стол — так можно и язык себе откусить, пожалуй. — Техника на грани фантастики! — Ксения Никифоровна напоминала закипающий чайник и только что паром из ноздрей не дышала, прочувствованно ругаясь: — Собака голографическая, марсианская! Ноги моей больше на линиях этих не будет! Только с живыми! Бесчувственные голографии сопровождали двигавшееся между рядами оборудование для погружения в сон — человеческий организм прыжок в гиперпространстве лучше переносил в этом состоянии. Усыпляли стандартно, давая вдохнуть сонный газ, трубку подсоединяли к индивидуальной маске. «Что ж, проснусь уже рядом с Новой Аттикой», — Лариса надвинула маску на лицо, закрыла глаза и поглубже вдохнула пахнущий черёмухой газ.***
Проснулась с больной головой от резкого пищания и сирен. Багровые всполохи аварийного освещения тревожно мигали, это ощущалось даже с закрытыми глазами. Во рту словно кошки ночевали, язык распух и не ворочался. «Наверное, авария. Чёрт меня дёрнул в путешествие податься. Надо посмотреть, что там, нечего разлёживаться», — Лариса Ивановна с трудом открыла глаза и тут же распахнула их: в багровой полутьме между рядами двигались тени. Одна из теней уставилась на неё окулярами прибора ночного видения, и Лариса Ивановна поняла, что ей очень не повезло. Вот просто поняла, и всё тут. Не будет никакой Новой Аттики, и маму она больше не увидит, потому что закончит жизнь на нелегальной плантации сельхозрабыней. В лучшем случае. Космические работорговцы, со слов правительственных информационных средств, были исчезающе редки, а то, что корабли иногда пропадали — что ж, космос на то и космос. Однако по статистике на дороге под машину попасть было легче. Да что там, даже быть съеденным краснокнижной акулой вероятность была выше, чем пропасть в космосе. Но Лариса Ивановна пропала. Подумала, как мама заплачет и что кот осиротеет, и сама тихо заплакала.