Дьявол всегда смотрит прямо

      — Молодой господин! — тяжёлая дверь отворяется резко и громко.       Дмитрий вскидывает голову от дневника, дрогнувшая в руках свечка обжигает воском изрезанные пальцы, но он даже не замечает боли. Катерина спешит к нему.       — Не сейчас, — мотает он головой и снова склоняется над кривыми буквами.       За окном крики, ругательства и огни. Так много огня, что в ночном доме светло, как днём. Толпа ревёт, звереет, едва ли сестра и мать ещё долго продержатся с их слабыми способностями. Пальцы дрожат, озноб сковывает дело, но сдаваться не в правилах Матвеева — он начинает читать заговор дальше, пугаясь своего ломкого голоса. Ему страшно, жутко даже. Он единственный, кто может защитить дом и спасти всех. Нужно лишь выиграть время, а потом — бежать.       — Молодой господин! — не унимается Катерина, но не трогает его, знает, что нельзя, — матушка велела Вам уходить!       — Ни за что, — шепчет Дмитрий и снова режет палец, шипит от боли, рисует пентаграмму прямо на деревянном полу.       Капает чёрным воском в центр, сбивчиво начитывает, пока вкатывает колючие травы. Начертанное вспыхивает, искрится, а потом в один момент пол идёт глубокой трещиной. Дмитрий едва не начинает выть от отчаяния. Он сейчас слаб, так чертовски слаб — он только утром вернулся с практики на погосте. Сил нет совсем, он почти бесполезен.       — Господин, — Катерина осторожно выглядывает в окно из-за тяжёлой шторы, в её глазах отражается огонь, на улице крик поднимается громче.       — Я… сейчас-сейчас, — бездумно шепчет он, листая дневник прадеда, и взгляд его в секунду ожесточается, — не получается на защиту, будем на смерть.       Он ещё не пробовал магию такого уровня. Не то чтобы не хотел — не на кого было. Дмитрий знает, какая сила в нём сидит, знает, что она опасна, темна и непредсказуема. Он не хотел направлять её во зло, но судьба решает иначе. Дед предостерегал перед смертью, передавая ему дневники, не торопиться, не просить у сил больше, чем можно вынести, не продавать души и не губить чужие без надобности. Его семью пытаются убить — можно ли считать это нуждой? Дмитрий не знает, но терять ему уже нечего.       Он смахивает бледной рукой неудавшийся ритуал, торопливо переползает на другое место. Сердце стучит в груди так, что оглохнуть можно.       — Это опасно, — говорит Катерина, кидаясь к нему, — Вы можете умереть!       — Я и так могу умереть, — огрызается Дмитрий, скользя взглядом по прыгающим буквам прадедовского почерка, — лучше помоги мне.       Он смотрит на служанку. Её зелёные глаза наполнены страхом, вот только не за жизнь, а потому что она понимает — видит в его глазах, что он всё знает. Она столькие годы была прекрасной актрисой, а Дмитрий и позволял ей играть перед ним. Не хотела матушка ему пока раскрывать эту тайну, он и не просил. Но сейчас нет причин лгать.       — Прадед это делал, — говорит Дмитрий, тыкая окровавленным пальцем в лист, — ты видела, я знаю. Ты же и умерла тогда, верно?       — У него не получилось, — не отрицает Катерина, вот только взгляд её меняется с привычного мягкого на стылую зелень.       Сейчас перед Дмитрием столетний монстр с багажом страшных знаний. В стекло попадает камень, что окно идёт крупными трещинами. Но никто из них даже не вздрагивает. Оба знают — времени почти не остаётся.       — Получилось, — жмёт голосом Дмитрий, — он тогда всех убил.       — И меня тоже, — тихо говорит Катерина, — это непредсказуемая магия…       — У меня получится лучше, — отрезает Дмитрий, а потом хватает девушку за руку, — помоги мне, прошу.       Они смотрят друг другу в глаза не больше двух секунд, но за это время пролетает, кажется, вечность. Матвеев буквально сидит на коленях и готов упасть ниц, лишь бы добиться желаемого. Он в отчаянии! На его семью напали, их, без сомнений, хотят убить. И он не может просто смиренно ждать смерти. Ни за что.       — Начинай, — сдаётся Катерина, когда они оба ощущают дрожь, что проходит по дому.       Дмитрий благодарно кивает и склоняется над дневником, торопливо копируя рисунок с листа на пол. Пальцы саднит от порезов и забившейся в них пыли, но это такая мелочь сейчас. Боль лишь подстёгивает.       — Август лишился возможности иметь детей после этого, — говорит Катерина, — я не знаю, чем заплатишь ты.       — Мне всё равно, — уверенно говорит Дмитрий, выводя последнюю руну, и ставит горящую свечу в центр, — всё правильно?       Девушка кидает придирчивый взгляд, кивает, а потом внезапно подносит запястье к губам и прокусывает кожу. На её губах остаётся кровь. Дмитрий сглатывает. Знать, кто перед тобой, и видеть прямое доказательство — совершенно разное.       — Две силы лучше, чем одна, — поясняет Катерина и садится на колени с другой стороны от рисунка, — читай.       И Дмитрий слушается — утыкается взглядом в дневник, уверенным голосом читает заговор, обращается с просьбой к тем, кого невозможно обмануть. Имена дьявольские, слова — злые, опасные. Пот течёт по спине, а дрожь накрывает немеющие пальцы. Дмитрий ощущает, как с каждой новой строчкой температура воздуха падает. Или это стынет тело — он не знает. Катерина капает кровью в центр устрашающего рисунка, повторяет некоторые фразы, просит вместе с ним. Дмитрий режет ритуальным ножом запястье резко, но даже не сбивается с начитки от боли. Пламя свечи начинает тревожится, скулит, танцует, блики на стенах пугают.       Остаётся совсем немного, как мир на мгновение теряет чёткость, звук бьющегося стекла оглушает, и Дмитрий бьётся головой об стену. Крики с улицы становятся особенно громкими, люди вбегают, тянутся к дому потоком. Становится резко жарко. Дмитрий открывает глаза — перед ним Катерина, что своей нечеловеческой силой и скоростью спасла его от горящего копья, что влетело в дом. Начинается пожар.       — Уходи! — Катерина дёргает его за руку и тянет на выход из комнаты, — мы не успели.       — Нет-нет-нет, — бормочет поражённо Дмитрий, а потом обращается к силе, молит самого Дьявола, просит забрать всё, что он может дать.       — Не дури, — шипит Катерина, и Дмитрий видит её такой рассерженной впервые.       Она выталкивает его из комнаты. В коридоре зов разъярённой толпы слышен особенно чётко — жутко.       — Я за матушкой и молодой госпожой, — Катерина перекрывает проход в сторону выхода, — беги!       — Я помогу, — растерянно говорит Дмитрий.       Девушка внезапно обхватывает его за скулы ладонями и смотрит пронзительно.       — Ты последний чернокнижник в роду, тебе нельзя умирать, — говорит она, — я спасу их, а ты спасай себя. Живо! Прочь!       Катерина толкает его от себя, и Дмитрий невольно слушается. Он спотыкается об свои ноги, пока разворачивается, шагает неуверенно несколько раз, а потом переходит на бег, направляясь в сторону тайного выхода, о котором не знает никто кроме семьи — даже слуги. В голове противная каша, бардак. Страх за родных, ужас от того, что он не справился — не успел. Гнев на тех, кто посмел на них напасть. Ярость. Да кто они такие, что смеют думать, будто смогут их убить? Они никто — всего лишь слабые люди, страшащиеся силы.       Чужие голоса слышны уже по всему дому — значит, люди зашли с заднего входа и теперь будут вытеснять из дома. Петлять по коридорам привычно, так что пробраться в нужную комнату не составляет труда. Дмитрий открывает потайной ход с ледяным осознанием того, что он сможет ещё справится. Он многому научился в своём ремесле. Магия у него в крови, чёрное ремесло не бросает своих последователей.       Обойти усадьбу незамеченным оказывается просто. Дмитрий шепчет наговор по памяти, чего не помнит — додумывает сам, на ходу создавая что-то новое. Ураган эмоций в груди направляет его, он говорит страшные вещи — просит силу, обещая заплатить собой. Плевать, что будет потом — главное, чтобы сейчас всё закончилось.       Дмитрий вырывается из тени кустов как раз в тот момент, когда матушка с сестрой выскакивают из дома — они напуганы и истощены, оглядываются за спину, их явно гонят. За ними — люди, перед ними — толпа. Катерина показывается из дома следом — её платье в свежей крови. Она запирает громадную дверь, что двоим мужчинам едва по силам, и утирает рукавом лицо. Скалится, обнажая острые зубы, под её глазами выступают чёрные вены.       — Монстры! — кричит кто-то из людей, — упырица! Ведьмы!       Толпа беснуется. В их руках горящие палки, копья, ружья. Все, как один, полны желанием убивать.       — Что вам от нас нужно? — восклицает матушка, делая шаг вперёд, — мы вам ничего не сделали!       — Но могли, — вперёд выступает высокий, плечистый мужчина.       Дмитрий узнаёт его сразу. Глава деревни — господин Шепс. Праведник, богопоклонник, нравственный человек. Вот только Дмитрий знает, что он не так прост — в нём есть сила. Не такая, как у Матвеева, — она белая, чистая, святая. Вот только толку от цвета магии, если ей творят зло?       — Где дьявольский выродок? — спрашивает он, — отдай сына, и ты и дочь умрёте быстро. Обещаю.       — Лжёшь! — кричит Катерина, — я слышу, как бьётся твоё сердце!       — Николай, — говорит матушка и подходит ближе, толпа сходится, выставляя вперёд оружие, — мы ведь похожи, ты сам…       Не успевает она договорить, как Шепс делает резкий шаг вперёд и одним ударом вонзает в её грудь из ниоткуда взявшийся нож. Сестра кричит в ужасе, но её голос тут же замолкает — ближайший к ней человек тенью оказывается у неё за спиной и перерезает тонкое горло. Катерина же бездумно бросается вперёд, нападая на Шепса — одним движением ломая ему шею.       Толпа приходит в ярость, улюлюкает злобно, выставляет деревянные палки перед собой, заключая вампиршу в круг. Она мечется в нём, скалясь.       Дмитрий смотрит на это всё и несколько секунд не ощущает вообще ничего. Пустота. На его глазах убили мать и сестру. Их больше нет. Он не успел. Всё зря…       А потом в голове рождается голос, что шепчет: «убей». Что-то ломается. Чувства наваливаются лавиной, душат. Горе сжимает горло в тиски, раздирает. Тело ощущается не своим, точно в него вливают какую-то энергию. Она густая, липкая, чёрная.       — Я здесь! — Дмитрий кричит так громко, как только может.       Все оборачиваются на него.       А дальше — темнота.