***
Представьте себе возможность вернуться на мгновение в то место, где вы чувствовали себя по-настоящему счастливыми. Какое бы это было место? Где? С кем? Во время этого короткого момента возвращения вы ощущали бы все те теплые воспоминания и радостные моменты, которые сделали это место таким особенным для вас. Возможно, вы бы вернулись туда с любимым человеком или друзьями, чтобы разделить с ними эти неповторимые моменты счастья и радости. Место, которое стало для вас домом… отдушиной. Дом… Место… Отдушина… Кухня. … Почему именно кухня? Пытаешься вспомнить. Цепляешься за нити, чтобы найти этот маленький связывающий кусочек, который поможет осознать явь и то, что тебе важно. Это самое событие – кажется, что ты начинаешь понимать, но оно остаётся таким расплывчатым, таким отдалённым, словно спрятано за пеленой неведомого тумана, и ты уже не можешь до конца понять, что именно ты пытаешься вспомнить. Но Эшли вспомнила. Вспомнила, почему кухня. Дана стоит у плиты и что-то готовит, тихо улыбаясь. Где-то что-то шкворчит и сипит на раскаленной сковороде. При каждом повороте кулинарного шедевра слышны приятные звуки обжаривания, наполняющие воздух волшебным шипением. Ароматы пряностей и трав смешиваются в воздухе, создавая неповторимый букет вкусов. Пахнет дымом и сладкими запахами жареных овощей и мяса, которые обещают гастрономическое наслаждение в ближайшем будущем. Справа от себя Эшли слышит, как глухо хихикает Габриэль и плюхается рядом на диван к Мигелю, пока тот с невообразимой воодушевлённостью перебирает нужные аккорды на гитаре, слабо зажимая струны. Малыш внимательно наблюдает за движениями взрослых мужских рук, то и дело задерживая дыхание от необъятного восторга. Пару раз О’Хара садил сына к себе на колени, пытаясь научить его основам игры. Ротман с теплотой наблюдала как Габриэль, полный решимости и желания учиться, старается сосредоточиться и повторить методичные движения отца. Несмотря на свои маленькие руки, он упорно пытается скопировать каждый аккорд, хотя из-за недостаточных сил звук струны выходил расстроенным или же чересчур слабым, и тогда они начинали заново. Мигель любезно подбадривал сына, гладя его по голове или переставляя его руки на правильный лад. Эшли в томящем обожании прикрыла глаза, наполняясь жгучим волнением, словно это наваждение вмиг исчезнет. Но стоит вновь распахнуть очи, она видит, что всё осталось на месте. Дана готовит, Мигель и Габриэль играют, радостно посмеиваясь. Ничего не изменилось. И это было прекрасно – настолько прекрасно, что в какой-то момент это напугало Эшли. Ничто не вечно, это всё сон, это просто иллюзия. Мозг снова издевается над ней, пытается ввести в транс, а затем жестоко вырвать из него, напоминая, что такое счастье ей не дозволено. Она настолько погрузилась в свои панические размышления, что не сразу уловила как чей-то детский голосок звал её. Лишь когда маленькие ручки накрыли её собственные с чашкой, она подняла взгляд на Габриэля. Детские глаза сияли и смотрели на неё с затаившем ожиданием. — Прости, солнце, что ты сказал? — растерянно пролепетала девушка, переключая полностью своё внимание на ребёнка. — Ты обещала спеть. — Капризно заключил он, а затем обернулся к Мигелю. О’Хара деловито поглядывал на свою подругу, слегка накренившись на гитару. В его взгляде сквозила беспечность, а на губах осела лёгкая ухмылка. — А, — тихонько выдохнула Эшли, отставив в сторону чашку с остывшим чаем. — Что ж, — она уселась поудобнее в кресле, поджав ноги и плотнее укуталась в вязанный кардиган. — Если только твой папенька не возражает. Мигель пожал плечами, махнув рукой. — От твоих воплей, которые ты называешь пением, сложно отказаться, — хохотнул он, но тут же смолк, когда в его лицо с ощутимой силой прилетела подушка. — Ладно-ладно, не серчай. С такими темпами мне скоро придётся новые очки покупать, — скрупулёзно поправил дужки, съехавшие у него на переносице. — Он постоянно их ломает. — Тихонько шепнул ей на ухо Габриэль, после чего они вдвоём заливисто рассмеялись, наблюдая за мрачной рожей мужчины. — Парень, это был наш секрет, — пожевал он губы, покрепче ухватившись за гитару и начал перебирать струнами, проигрывая знакомую мелодию. Эшли перестала смеяться, пытаясь вспомнить в своей голове забытый текст этой песни. На секунду она прикрыла глаза, собираясь с мыслями, дабы окунуться в этот непрошенный мир грёз и мелодичности нот, что так волшебно перебирал пальцами её друг. Мысли потихоньку стали рассеиваться, а сердце уже мысленно напевало первые строчки их любимой с О’Харой песни. Когда Мигель мягко проиграл вступление, чуть заглушив аккорд, спустившись на нижний лад, Ротман распахнула веки, а затем в легком мандраже нежно протянула:«Luna gardenia de plata, Que en mi serenata te vuelves cancion». Было слышно, как восторженно охнул Габриэль, пока в его глазах плескались детские огоньки радости. Он осторожно (чтобы не прервать весь процесс) придвинулся поближе к девушке, и был тут же вознаграждён мягкими полуобъятиями Эшли, которая на неприкрытом полусознании притянула одной рукой крестника к себе, дабы он смог поудобнее лечь ей на плечо и спокойно продолжить слушать дальше. Следующий куплет перешёл к Мигелю.
«Tú que me viste cantando, Me ves o llorando mi desilusión».
Эшли нравилось, как пел её друг. Мигель безусловно имел божественный дар, что был дан ему от природы восторгать всех и заманивать людей своим ангельским голосом. Никогда бы она не подумала, что лишь одним словом можно так легко завладеть сердцем и душой человека. Никогда бы и не подумала, что этим человеком окажется именно он. Она могла бы часами слушать его болтовню, даже не вникая в суть сего диалога, а лишь просто наслаждаться этими бархатными нотками баритона. Она в восхищении смотрела на своего друга, призывая этот мир и всю Вселенную, чтобы эта песня никогда не кончалась. «Calles bañadas de Luna, Que fueron la cuna de mi juventud». Где-то сбоку послышался шорох как Дана отложила в сторону лопатку, которой недавно перемешивала жаренные овощи и, вытирая руки о свой фартук, тихо подкралась сбоку, также имея желание послушать яркий дуэт двух старых друзей, что сейчас ощущали себя где-то за пределами этого дома – в большом городе Шелаху. Они вдвоём набрали в грудь побольше воздуха, а затем вместе два раза пропели припев:«Vengo a cantarle a mi amada, Mi Luna plateada de mi Xelajú».
Когда-то они вдвоём мечтали, как съездят в Кесальтенанго и будут наслаждаться видами гор, а под вечер с бокалом вина наблюдать за ночным небом, когда Луна будет пестрить так ярко, что возможно будет увидеть каждую затемнённую улочку в узких подворотнях. И их не будет волновать завтрашний день и то, что их ожидает в будущем, ведь для них есть только сегодня – вечер, бокал вина, эта песня и безликая Луна в городе Шелаху. «Luna de Xelajú, que supiste alumbrar».«En mis noches de pena Por una morena de dulce mirar».
Мигель посмотрел на Дану и тепло ей улыбнулся. Девушка скопировала его улыбку, отвечая той же взаимной мягкостью и любовью. Эшли незаметно усмехнулась и покрепче приобняла Габриэля, что уже, кажется, начинал потихоньку клевать носом.«Luna de Xelajú».
Они были глупыми и наивными – Эшли была глупой и наивной. Счастье было так близко, но она позволила ему ускользнуть, позволила отпустить – бросить и выкинуть, как что-то старое и ненужное. Но всему есть своё место быть. И даже ни эта мечта, ни эта песня, ни этот так и не налитый и не выпитый бокал вина, и ни эти долгие прогулки под луной в Шелаху, где можно было снова стать собой и не пытаться нацепить маску, в которой ты окажешься для всех другой. Ничто из этого, никогда бы не заставило её… «Me diste inspiración…» Ни за что и ни при каких обстоятельствах…«La canción que hoy te canto Regada con llanto de mi corazón».
Нарушить то счастье и гармонию, что испытывал её друг, когда он с неповторимым обожанием смотрел на свою жену и с такой чувственной любовью смотрел на уснувшего на плече Эшли сына. В глазах Ротман всё потемнело, а звуки голос начали плыть и словно ускользать вглубь. Ей показалось, что она начала засыпать, и что её вот-вот разбудит Мигель или Дана, прося закончить песню. Но всё оказалось куда ожесточённее и болезненней – она уже спала, а будить её никто не собирался.***
Злобный писк приборов резанул по ушам девушки, вытягивая из неё грубый вздох, который распространился вязким эхом. Глаза оставались закрытыми. Веки словно сшили тонкими нитками, сильнее стягивая их, когда Эшли попыталась медленно раскрыть глаза. Она сделала глубокий вдох ртом, а затем также громко зашлась в приступе кашля, раздирая своё сухое горло чуть ли не в кровь. — О, очухалась-таки, — послышался знакомый женский голос сбоку. — М-м-м, — измученно застонала Эшли, сильнее хмурясь. Она попыталась пошевелиться, но попытки увенчались лишь жалкими покачиваниями из стороны в сторону. — Мы уже думали, что ты того… ну… ты поняла, — голос стал приближаться, и когда он навис полностью над ней – она смогла его четко распознать. — Мар..го? — веки медленно разлепились, а в глаза тут же врезался тошнотворный синий и красный цвета, которые будто отравляла эту комнату своей едкостью. Палатой это место трудно было назвать. Кесс криво усмехнулась и подошла чуть ближе, присев на край койки, на которой лежала Ротман. Её рука мягко накрыла сухую ладонь девушки. — Ты как? Эшли скривилась, а затем предприняла попытку принять положение сидя. — Знаешь, ощущение будто мне живот прострелили, а оттуда выпали все мои кишки и органы, — незамысловатым хриплым тоном протянула девушка, думая о том, насколько сильно въедаются эти пёстрые цвета комнаты в глаза. Марго тихо присвистнула. — А ты недалеко от правды ушла, знаешь ли, — она посмотрела на пищащие приборы, что были подключены к телу Эшли, отвечая за её жизнеобеспечение, а затем вновь перевела взгляд на её бледное лицо. — Повезло, что у тебя хороший обмен регенерации. Даже очень. Девушка неудовлетворённо хмыкнула. — Было бы лучше, если моя сверхбыстрая регенерация сработала бы тогда… — она резко замолкла и с отчетливым печальным блеском в глазах посмотрела на подругу. — Я обложалась, верно? Кесс тихо вздохнула, а затем встала, оставляя на постели небольшой мятый след, и подошла к приборам, тут же отключая их. Эшли выжидательно сидела, со всей внимательностью и настороженностью поглядывая за действиями Паучихи. — И да, и нет. — То есть? — нахмурилась Ротман, чувствуя себя сейчас слишком неудобно. — Формально, ты отправила ту аномалию в его измерение – это плюс, — девушка пожевала губы, а после развернулась к растерянной девушке и положила руку ей на плечо, слегка сжав его. — Но из того измерения ты забыла отправить себя – это минус. Эшли опустила голову, тяжко вздыхая. Марго несильно потрясла её за плечо, пытаясь растормошить, но голова девушки так и продолжала болванчиком качаться в разные стороны. Так стыдно и унизительно она себя давно уже не чувствовала. Сколько проблем она принесла им всем, чтобы в конце концов доказать свою значимость и важность в этом обществе. — Я всё испортила… — Не угнетайся ты так, — добро улыбнулась ей подруга, а затем отошла в сторону. — У каждого бывают свои взлёты и падения, главное, что ты жива. — Хм, жива… — Вот именно! — хлопнула в ладоши девушка, а затем обеспокоенно замахала руками тут же меняясь в лице. — Эй-эй-эй, ты что делаешь? Ротман попыталась раскачаться на постели, а затем оттолкнулась от твердой поверхности руками, свесив свои ноги с края. Она напряженно нахмурила брови, пытаясь сосредоточиться, но от безразборчивого лепетания Кесс она повернула голову и посмотрела на неё со всем скучным видом, словно её вопрос кричал о том, насколько он тупой. — Пытаюсь встать. — Да ты себя видела вообще? — слова вылетели изо рта очень странной интонацией, вынуждая Эшли вопросительно приподнять бровь. Марго тяжко вздохнула. — Тебя привезли с четырьмя дырами в животе и грудине – они просто чудом срослись у тебя и зажили. Ко всему прочему, твоё тело напоминало уголь – местами твоя кожа вообще обуглилась и слезла, а костюм расплавился, перемешивая его с твоим телом в какую-то несуразную кроваво-мясистую кашицу. Это было до омерзения жуткое зрелище, не считая ещё синяки, царапины и побои. Чудо, что ты вообще выжила после такого! И что ещё более невероятно – на тебе всё зажило, как на собаке! — От твоих воплей у меня голова идёт кругом, — согнула свой корпус пополам девушка, массируя пальцами пульсирующие виски́. Она испустила краткий вздох, а затем уперлась руками в быльце койки и приступила медленно сползать с постели. Стопы коснулись прохладного пола, отдав электризующим холодом по всем ногам и прямо в позвоночник. Эшли затряслась на месте, пытаясь удержать равновесие, но цепкая рука Марго схватила её за локоть и удержала на месте, не давая упасть. — Мы волновались за тебя, Эш, — осторожно проговорила Кесс, помогая делать подруге первые шаги по комнате. — Кто это «мы»? — закряхтела девушка, стараясь быстрее перебирать ногами, но при этом не поцеловаться на первой же минуте с холодным полом. — Я, — серьёзно посмотрела на неё Марго, а после ухватила Ротман покрепче, так как она начала наваливаться назад. — Аккуратнее! Ещё Пав, Хоби, Джесс… даже Мигель был слегка взволнован. — А он-то что волновался? — изумлённо вопросила девушка, и едва не потеряла равновесие, но была снова подхвачена руками Кесс. — Сложно сказать, — пожала она плечами, — всё-таки ты часть его Сообщества, к тому же ты по его вине оказалась в таком затруднительном положении. — Я его не виню, — буркнула Эш, делая уже более устойчивые первые шаги. — Да ну? — весело усмехнулась девушка, отпустив локоть подруги. — То-то поладить успели уже? — Не совсем, — вздохнула Ротман, ощущая укол совести в своих ребрах. — Наш последний разговор сложился… не совсем удачно, но самое противное в том, что мы виноваты в нём оба. А теперь тут ещё и эта ситуация с миссией, где я оплошалась. Теперь буду выслушивать от него ещё больше колкостей и придирок, будто мне до этого было мало… — Эшли. — Марго схватила её за плечи и развернула недоумевающую подругу к себе. Ротман покачнулась на месте от такого резкого движения и неудовлетворённо посмотрела на подругу, но той, казалось, было плевать на её недовольства. — Мигель, возможно, и кажется чёрствым сухарём, но он действительно неплохой. Согласна, он бывает раздражительным, нудотным и даже резким в своих высказываниях, но просто знай, что это он принёс тебя сюда, желая поскорее привести тебя в чувства. — Он… что? — с неподдельным шоком уставилась Эшли распахнутыми глазами в лицо Марго. — Вот-вот, — закивала головой Паучиха, а затем отпустила её плечи, и сделала шаг назад. — Созвал всех возможных Пауков, у которых есть медицинское образование и велел им вновь вдохнуть в тебя жизнь. Оно и неудивительно: твоё сердце три раза запускали, — хохотнула она. — Охренеть… — прошептала Эшли, едва не упав на пол от такой стрем навалившейся информации. Ну, по крайней мере, за её жизнь боролись, а это уже немаловажно. Даже как-то… приятно. Внезапно Ротман вспомнила о том, что не задала Марго самый важный вопрос. — Погоди, а сколько я уже здесь нахожусь в этом… — она осмотрелась по сторонам, даже не думая называть эту пеструю комнату палатой, — месте? — Если посчитать время с того момента, как ты проснулась и уже находишься в сознании, то три дня, двенадцать часов и пять с половиной секунд. — Как три дня?! — в ужасе прогремела героиня, а затем раздраженно зарычала, впиваясь пальцами в свои спутавшиеся волосы. — Кошмар какой… — Зато выспалась, — пожала плечами Марго, а затем встретилась с хмурым выражением лица девушки. — Если бы ещё кошмары не снились, было бы заветно лучше. Кесс потопталась на месте, чувствуя себя неловко. — Хочешь поговорить об этом? — Нет. — Хорошо. Эшли отпустила свои волосы, после чего выпрямилась в спине, пытаясь осмотреть своё тело. И если опустить тот невзрачный факт того, что на ней была накинута ночнушка с ярко раскрашенным красным (черт возьми, почему опять красный?!) принтом Человека-Паука и протянутыми черными нитями в виде паутины на её груди и бёдрах, то вид её весьма выглядел удачно. Осталось только взглянуть на своё лицо. На пятках она развернулась к Марго, и та, без лишних слов, поняла её немую просьбу. — Ты уверена? — на всякий случай поинтересовалась она у той. — Неужели всё настолько плохо? — скривилась от жалости к самой себе Паучиха, прислонив свои ладони к щекам, чтобы нащупать там хоть какой-нибудь изъян. — Кстати, где мой костюм? — Точнее то, что от него осталось. Его сейчас восстанавливают, возможно даже слегка интегрируют. Я свою лепту тоже туда внесла, — подмигнула она девушке. — Боюсь уже представить, что там за искусство получится, — закатила глаза Ротман, а затем протянула свою руку вперёд, несколько раз сжав и разжав свою кулак, напоминая о том, чтобы ей передали зеркало или что-то, что даст ей возможность взглянуть на своё отражение. Кесс сочувствующе пожала плечами, глубоко вздохнула, и с помощью своего модифицированного костюма воссоздала пикселями нечто, что напомнило Ротман голограмму. Но отображала она не кого-то, с кем нужно было связаться, а что-то, что как Эшли далеко не сразу осознала, являлось её лицом. Первые пары секунд она замерла с раскрытым ртом, внимая каждую черточку и изгиб своих лицевых мышц. Провела подушечками пальцев по линии брови, затем спустилась к носу и губам и остановилась на щеке, круговыми движением слегка массируя сухую кожу. Теперь её взгляд изменился с шокированного на мутный: брови опустились, а губы вытянулись как утки. Она посмотрела на Марго, чей взгляд буквально вопил ей «я же говорила». — Это пиздец. — Я бы сказала даже фатальный. Фредди Крюгер и Уэйд Уилсон нервно курят в сторонке. — Не смешно! — рявкнула девушка, случайно снова глянув на себя в отражении. Она дёрнулась; издала непонятный звук и тут же резко отвернулась, обняв себя руками. Непривычно было себя видеть настолько помятой, в буквальном смысле. — И когда эти вмятины от ожогов должны пройти? — Я не врач, точно сказать не могу. Но сегодня у тебя их гораздо меньше, чем вчера и позавчера. Думаю, сегодня всё окончательно сойдёт, надо только посодействовать немного. — Как? — вполоборота она с надеждой глянула на подошедшею к ней Марго. — Мы всё будем делать постепенно, — девушка улыбнулась, беря своими пиксельными руками прохладные ладони Эшли. — Мы сейчас выйдем отсюда - примем душ, а после оденем тебя. М, как тебе мысль? Ротман недолго смотрела на неё, а затем с опаской выдала: — В зависимости от того, кто такие «мы»? Марго закатила глаза, а затем с укоризненным вздохом пихнула девушку в спину, подталкивая её к выходу. Эшли лишь наполовину сопротивлялась, так как её силы только начали возвращаться к ней. — Меня не должны увидеть в таком виде! — Не увидят. — Бойко ответила ей Кесс. — Кесс, я серьёзно! — зашипела ей в лицо девушка, прикрываясь ладонями. — Дело не только в моём лице, а и ещё в этой безвкусной пижаме. — Пижама действительно безвкусная, — согласно кивнула под кудахтанья девушки Паучиха. — Но я делаю тебе большую услугу, что сейчас веду тебя приводить в порядок, а не сообщать начальству, что ты проснулась и зазывать сюда всех твоих друзей. — Какая честь! — буркнула девушка, делая вид, что глубоко задета словам подруги. Однако, не прошло и пяти секунд как уголки её губ плавно потянулись вверх. Не хотелось себе признаваться, что хоть вся эта ситуация и казалась беспечной и абсурдной, но такой приятной, словно кто-то открыл ей второе дыхание. Как же вновь было приятно вспомнить такую беззаботность и снова стать её частью. Быть может такая мысль могла показаться глупой кому-угодно, но Эшли была глубоко признательна за то, что делала сейчас для неё Кесс. — Марго… спасибо. — Пока нет повода выражать благодарность, мы ещё не успели привести тебя в порядок. — С этими словами она в ускоренном темпе потащила сквозь мрачные коридоры тело Эшли. И пусть девушка интерпретировала это «спасибо» по-своему Ротман не могла не улыбнуться словам подруги, мысленно соглашаясь с ней.***
Душ определённо помог. По крайней мере он смыл всю ту грязь, пот и боль, которым пропиталось тело девушки. Её свежая и чистая одежда приятно прилегала к телу, укутывая бархатным шелком каждый открытый кусочек её оголенной кожицы. В детали не хотелось опускаться конкретно, но сейчас Ротман чувствовала себя более чем расслаблено и отдохнувшей. Она водила руками по мокрым волосам, пропуская сквозь пальцы влажные пряди волос, напевая себе под нос тихую мелодию. — Вижу, тебе уже лучше, — между делом обмолвилась Кесс, что-то заинтересовано печатая у себя в телефоне. Комната Эшли была небольшой, а потому девушка спокойно расположилась у неё на кровати, забравшись туда с ногами. — Намного, — усмехнулась девушка, присаживаясь за небольшой столик, где стояло среднего размера зеркальце. В отражении будто действительно смотрел на неё другой человек: глаза стали едва светлее, но больше не казались такими тусклыми и отрешенными, цвет лица стал румянее и не походил больше на болотно-зелёный, а губы приобрели мягкий розовый оттенок. Сама того не понимая, Эшли улыбнулась самой себе, а затем с искренним восторгом прикоснулась пальцами к щекам. — Ожоги почти затянулись! Практически ничего не видно. — Ну так я говорила, — довольно кивнула Кесс, не подняв даже головы. — Тебя просто надо было привести в порядок и слегка отрезвить. — Ну, думаю, да, — как-то неловко повела она плечом, развернувшись к подруге. В этот момент в дверь раздались парочку негромких стука. Удивлённое выражение лица Ротман столкнулось со спокойным Кесс. — Кто это? — Думаю, мы сможем разгадать этот ребус, если ты подойдешь и откроешь, — саркастично заявила Паучиха, продолжая с таким же напутственным нравом пролистывать на своём голографическом экране скин для своей прически, изредка что-то бухтя себе под нос. Эшли медленно встала со стула, тихо выдохнула и направилась к двери, неспеша поворачивая ручку. Как только она немного приоткрыла дверь и высунула лицо за её пределы, дверь резко распахнулась, и на неё накинулось чьё-то крепкое и разгоряченное тело, обвивая её самыми чувственными, но мощными объятиями, заставляя её лишь едва задыхаться от недостатка кислорода. — Эшли-и-и! — завопил едва не на всю комнату Павитр, сильнее стискивая в своих объятиях задыхающуюся девушку. — Я так боялся, что ты уже не проснёшься и больше никогда не заговоришь с нами. А какой вид у тебя был болезненный, я бы сказал просто жутки… А-а-а-а! — истошно завопил он, когда рука Марго больно ущипнула парня за шею, вынуждая его, словно ошпаренного, отпрянуть в сторону и приняться больно потирать ладонью своё покрасневшее место. — За что? — обижено вопросил он, с недоумением поглядывая на радушную Кесс. — Ты едва не придушил её. — Ой, — булькнул он, а затем развернулся к девушке, что до сих пор пыталась привести дыхание в норму, согнувшись пополам. — Прости, Эш. — Да ничего, Пав, — запыхающимся тоном прошелестела она, а затем выпрямилась, осмотрев, так сказать, своего ученика. — Я рада, что у тебя столько энергии, — улыбнулась девушка. — Как по мне, то она нескончаема, — донеслось откуда-то сбоку ещё один грубый мужской баритон с акцентом. Эшли с придыханием обернулась, а после нежно усмехнулась, обойдя тараторящего Павитра, который с необузданной воодушевленностью твердил что-то Марго про солнечные ванны и медитацию. — Хоби, — мягко протянула девушка, слегка запрокинув голову вверх, чтобы четче разглядеть своего «посетителя». — Раскисла ты что-то. Больше так не делай. — И хоть его взгляд оставался всё таким же меланхоличным и скучающим, его голос выдавал абсолютное беспокойство и волнение. Эшли расслабленно моргнула и выпрямилась в плечах. — Не собираюсь. Браун одобрительно хмыкнул, оскалив уголок своего рта, после чего протянул свою руку к Ротман. Та не задумываясь, протянула свою в ответ. Их ладони переплелись вместе в дружественном хлопке, после чего они притянулись друг к другу поближе и, словно магниты, зарылись в крепких объятиях. Глаза девушки в удовлетворительном выдохе закрылись. Как же приятно было провести время в кругу знакомых лиц, словно это была встреча старых друзей, которые давно не виделись. — Какое душевное воссоединение, — едва ли не плача проскулил Павитр, наваливаясь всем корпусом на Марго, что в который раз уже закатывала глаза на этого парня. Эшли первая расцепила их объятия и посмотрела на ребят. Все они были разными, непохожими друг на друга, но что-то их сплотило вместе, объединило и сделало не просто командой, а друзьями. Быть может это было из-за того, что все они – Люди-Пауки и не похожи на других смертных. А может быть их всех объединило простая одна-единственная суть: одиночество. Забытое, мрачное, но осознанное. — Питер тоже в курсе, — оповестила кратко Кесс девушку, попутно пытаясь отодрать от себя плачущего парня. — Когда сказала ему, что ты проснулась, он отправил мне бешенную кучу смайликов с сердечками, а в конце прикрепил фотку, где Мэйдэй рисует на стенке. — Отлично, — улыбнулась Ротман. — А Джесс? — В курсе, — кивнула героиня. — Но она сейчас на задании, так что заскочит к тебе позже. — Ясно, — Эшли обогнула ссутуленную фигуру Хоби, не забыв при этом шлёпнуть его по спине, чтоб выпрямился, и обессиленно шлёпнулась на кровать, упившись взглядом в белый потолок. — Ну а что Мигель? — вяло подала она голос. — Думаю, Лайла ему уже сообщила, — пожала плечами девушка, кое-как всё же сумев отодрать от себя хныкающего парня, что теперь перешёл уже на Хоби, который в защитном жесте выставил руки вперёд, не позволяя приблизиться к нему ближе. — Но всё же советую выйти к нему и поговорить с ним, — тихонько присела на край кровати поближе к Эшли, — Думаю, вам есть двоим что обсудить. — Есть, — согласно кивнула словам Ротман, вновь приняв сидячую позу. Она посмотрела на мальчишек, что затеяли небольшую схватку друг с другом, в которой, несомненно, одерживал верх Хобарт. — Парни, стоит ли к нему идти сейчас? — Не знаю, он вроде как не у себя, — ответил воодушевленно Пав, продолжая также сосредоточенно бить кулаками в выставленные ладони Брауна. — Вот как, — удивилась девушка, — а где он? — На крыше, скорее всего, — выдал Хоби, успев вмиг увернуться от резкого хука справа. — Возможно думает, возможно другой чушью занимается. — Тогда я пойду, — сокрушенно изрекла Ротман, вставая с кровати. — Не вижу смысла откладывать это на потом. — Как знаешь, — пожала плечами Кесс, сопровождая взглядом исчезающую фигуру девушки. — Спасибо, что навестили, ребята, — уже на выходе поблагодарила их Эш, однако с небольшой нервозностью добавила: — Но, парни, я вас прошу, не разгромите мне тут комнату после ваших махачей, пожалуйста, — услышав краем уха какие-то заверения Павитра и «ничего не можем обещать» от Хоби, она закрыла дверь, и стремглав ринулась по коридору, чтобы добраться до цитадели, которая ведет на самый высокий этаж сего здания.***
На высоте, где небеса тянутся к земле, где дыхание города становится гулким шепотом, затаившим в себе тысячи нераскрытых историй, там, на крыше небоскреба, разверзается густая тишь, опоясываемая ночью. Взгляд, устремленный к вечным глубинам звёзд, встречает лишь искаженное отражение ярких огней, мерцающих в непостижимом ритме. Эти огни — фонари в поисках себя во мраке, искалеченные рефлексами стеклянных городских глазниц. Они словно стражи, призванные охранять тайны этого места, которые теряются в бескрайнем мраке. Огни, яркие и мерцающие, словно звёзды на земле, озаряют городской пейзаж, раскрывая перед глазами сюжеты тайных романов и незавершённых мечтаний. Они играют в игру скрытых желаний, позволяя каждому мимолетному наблюдателю увидеть свой мир в их бликах. Такое превосходство не может не манить и пугать одновременно. Сильный ветер, беспощадный и непостоянный, пронизывает кожу своими иглами холода, сверкая своей свободой - необузданный и беспрекословный. Он колышет городские флаги и вздымает всё на своём пути вихревым танцем, будто подчеркивая свою власть над всем, что приземлено и человеческое. Что является таким близким, но всё же таким же отдалённым для глаз человека. И в этой глубины Вселенной, где каждое мгновение словно сосредотачивает в себе вечность, человек становится лишь маленьким звеном в великом механизме мира. Мигель никогда не хотел считать себя простой пешкой – лишь ещё одной связывающей деталью сего пресловутого механизма, но с каждым разом убеждать себя в этом выдавалось сложнее. От чувств полного бессилия и невозможности контролировать всё и вся в этой Вселенной, рождается осознание ничтожности перед величием мироздания. Нет, О’Хара никогда не считал себя высшим созданием или даже Богом. Просто, он всегда ощущал себя как частью чего-то большего, как звено в той живой цепи, что связывает все вещи в этой невероятной Вселенной. Он видел свою роль не как властителя или владыку, а скорее, как стража, ответственного за благополучие этого мира, защищая его от хаоса и разрушения. Но даже в этой роли он оставался скромным, зная, что его сила и величие ничто по сравнению с тем, что творится за пределами его понимания. И как бы странно это не звучало – такая власть пугала его. Мигель шумно выдохнул, склонившись над перилами, позволяя ветру проскользнуть по его волосам, творя там сущий беспредел. Ещё один завершающийся день идентичен тем же другим завершающимся дням других Вселенных. Бесконечность в бесконечности. И если бы О’Хара думал об этом каждые несколько минут, его крыша бы давно полетела к чертям из этого высочайшего этажа небоскрёба. Мигель уперся кулаками в лоб и сильно зажмурился. «Достало. Хочется покоя». Посторонний шум тут же выдернул его из мысленных узлов, которые стягивали его голову и тянули на самое дно. Лёгкий полуоборот головы в сторону раздражителя, который побеспокоил его в такой час, а затем измученный выдох – и голова снова вернулась к просмотру ночного огненного пейзажа. Эшли неловко потопталась на месте, посильнее укутываясь в кашемировый кардиган. Сопоставив в голове все за и против, она всё же сделала невесомый шаг вперёд в неизвестность. Она медленно прошла вперёд, шаг за шагом, ощущая, как тревога и волнение тают под прикосновением ночного ветра. Её выпрямившаяся фигура остановилась рядом с сутуленным мужчиной, что продолжал смотреть вдаль. Ротман украдкой взглянула на его профиль, но затем с таким же быстрым отступлением перевела взгляд на небо, пытаясь что-то там разглядеть. Её лицо приобрело слегка хмурый оттенок. — Здесь не видно звёзд, — легко нарушила она тишину, а вместе с ней забрав ту самую тонкую нить покоя и умиротворения. — Печально очень, как для Вселенной, которая находится в далёком будущем и даже посылает людей на Луну как на другой штат. Мигель с минуту молчал, а после с пресловутой ему усталостью выдал: — Я не смотрю на звёзды, — он заметил, как на секунду Эшли оторвалась от разглядывания неба и глянула на него. — Я смотрю на людей, на движение внизу. — Ты видишь людей с такой высоты? — словно маленький ребёнок, она схватилась руками за перила и удивлённо всмотрелась в оживлённое дно снизу, пытаясь зафиксировать свой взор хоть на каком-то движущимся создании, но всё перед глазами тут же меркло, а люди превращались в бесформенные пятна. О’Хара заметил оживлённый интерес девушки, как и её тщательные попытки разглядеть что-то внизу, а потому кратко усмехнулся таким нелепым действиям. — Вижу, — кивнул он. — Не всех, и не совсем чётко, но в целом вижу. Ротман покачала головой на его слова, а затем с шумным вздохом вновь запрокинула голову к ночному небу. — Не-е-т, небо определённо манит больше, чем эта пёстрая совершенная технология. Мигель кратко хмыкнул. Возможно, технологии действительно заполонили весь мир, но не стоит забывать сколько комфорта и прогресса они принесли в жизни людей. Сколько дали возможностей, и как теперь человечеству будет трудно справляться дальше, если в какой-то момент это всё исчезнет. Эшли опустила голову, а затем положила локти на перила, складывая руки вместе. Ветер всколыхнул её ещё слегка влажные волосы, что прекрасно сливались под этот пейзаж ночного полумрака. Казалось, прошла целая вечность, когда Эшли решилась снова заговорить.
— В одном из своих диалогов, в «Федоне», Платон вводил концепцию о реинкарнации или, так называемую, "перемещения душ". Согласно этой концепции, душа человека способна переселяться из одного тела в другое после смерти. — Мигель скосил взгляд на девушку, наблюдая за её умиротворённым лицом, что освещали лишь лёгкие уличные фонари и ярких ламп из небоскрёбных зданий. Сама же Эшли сейчас находилась где-то дальше – за пределами этой крыши и этого недоразговора. Только она и её монолог. — Известная его фраза звучит так: "Все, что когда-либо родилось и что когда-либо умрет, должно быть рождено вновь". Платон считал, что душа, переселяясь из одного тела в другое, продолжает свой путь к освобождению и мудрости, возвращаясь к миру идей или к другому состоянию существования. Она замолкла, продолжая смотреть вдаль, пока Мигель уже в открытую смотрел на неё. — И ты в это веришь? — на сей раз искренно поинтересовался у неё мужчина. Ротман оторвалась от разглядывания ночного пейзажа и слегка растерянно заглянула в тёмные глаза О’Хара. Словно не веря в то, что она сейчас сказала, Эшли нервно улыбнулась, качнув головой, словно попыталась вытрясти из своей головы такие глупые и несуразные мысли, а затем пустила краткий смешок, опустив взгляд в пол. — Нет… конечно, нет, — Мигель развернулся к ней боком, всё ещё облокачиваясь своим плечом на перило, в то время как Эшли стояла прямо, хватаясь трясущимися пальцами за лацканы своего кардигана. — Я… я же учёная, — горько улыбнулась она, словно и не хотела сама этого признавать. — А Платон был философом – поэтом. О’Хара чувствовал, как тяжело даются ей слова, будто бы было в них что-то ядовитое и мерзкое. Интерес подогревался всё больше, но ему не хотелось портить в кое-то веке такой спокойный диалог между ними. Он отвернулся от неё, опустив глаза в пропасть. — Иногда в такое хочется верить, когда у тебя уже кончаются ответы. — Во многое хочется верить, когда ты не можешь найти логических ответов, Мигель. Он снова обернулся, когда она назвала его по имени, после чего пустил краткий измученный смешок и сжал двумя пальцами переносицу, словно предпринял жалкую попытку привести себя в чувства. Ротман спокойно наблюдала за его действием, в душе прекрасно зная, насколько сильно он самом деле устал. — Ты выглядишь уставшим, — она почти протянула к нему руку, но затем быстро отогнала от себя непрошенные мысли, и вновь опустила её вниз. — Всё нормально. — Всё ещё держа глаза закрытыми, а пальцы на переносице, глухо отозвался он, а после перевёл взгляд на девушку и с внимательностью присмотрелся к ней. Она глупо заморгала. — Как ты себя чувствуешь? Эшли повела плечом, как будто попыталась скинуть с себя грязь, и отозвалась весьма неохотно:
— Иду на поправку, но тело ещё слегка ноет, — она явно ощущала, как вся эта ситуация с её проколом на миссии буквально ей дышала в затылок. Оно и неудивительно, ибо всё к этому шло. Для этого она пришла сюда. Для этого она собиралась с мыслями, чтобы найти в себе силы признать свою ошибку – свой провал. Стыд и вина скопились в ней таким пудовым грузом, что она просто не могла больше держать в себе это мерзкое и въедливое чувство, а потому набрала в рот побольше воздуха и нервно приступила к своей пламенной тираде: — Мигель, мне очень жаль, что всё так вышло. На той миссии я была… слишком… слишком поверхностной и недальновидной! Мне следовало проявлять такую упертость. Выставила себя полной идиоткой и посмешищем… подставила вас и твоё Общество. Я… Я так виновата перед всеми вами… И перед тобой! Мне действительно очень жаль. Я показала себя с непрофессиональной стороны и имела ещё полную оплошность потерять твои ча… — Прости меня. Эшли замерла, а глаза наполнились нескрываемым шоком и поражением. На секунду показалось, что ей просто послышалось. Но чём дольше она стояла и таращилась в его печальное лицо, тем больше принимала тот факт, что слух её не подвёл. Это казалось ей таким странным и невероятным событием – скорее даже неподвластным ни к единой ситуации. Всего два простых слова, но таких сильных в своей простоте, что более ничто не казалось сильнее, чем эти два слова. Она в неверии посмотрела на мужчину, что продолжал тихо стоять, и с искренним сожалением глядеть вдаль. Смотрел куда-угодно, но только не на неё. Не потому, что это задевало его самолюбие, а потому что он осознавал весь вес своих слов и их необратимое воздействие. В его глазах просквозила боль и сожаление за то, что его действия причинили ей боль и разочарование. Он не желал видеть её страдания, её истерику, злобу и ненависть к нему, но понимал, что именно его эгоистичные действия привели к этой ситуации. — Что? — только и смогла выдавить она из себя, ошарашенная таким неожиданным поступком. Мигель медленно поднял взгляд, встречаясь с её потерянным, который всё ещё витал в открытом недопонимании. В тишине между ними витало напряжение, но в этом напряжении была также искра надежды на то, что она сможет выслушать его и простить. — Наш последний разговор выдался уж очень… — его плечи напряглись, а из груди вырвался раздраженный стон. Ему было неприятно говорить об этом и уж тем более вспоминать те моменты, где он был неправ, — dolorosa. Я наговорил тебе много лишнего, настолько много, что, думаю, это никак не ввязывалось в то, насколько лично и абсурдно звучали мои слова. А потом ещё и эта идиотская миссия, и всё это… и твоё самопожертвование. Я… — он болезненно вздохнул, пока она с надеждой внимала каждое его слово. — Ты прикрыла меня от пуль. — Он положил руку ей на плечо, слегка сжав. Эшли буквально ощущала исходящее из его ладони тепло. Она болезненно зажмурилась, напоминая себе, что перед ней сейчас стоит совсем другой Мигель. — Спасибо. Глаза Ротман распахнулись, а сердце ускоренно забилось. Она ощущала, как силы то покидали, то возвращались к ней вновь, даря ей новую бурю невообразимых эмоций, справляться с которыми оказалось намного труднее, чем она предполагала. — Прости меня за мою грубость, за слова, которые я не могу вернуть назад. Я понимаю, что мои поступки причинили тебе боль, и это тяжело осознавать. Но, быть может, если мы оба сможем найти в себе силы простить, мы сможем перестроить наше взаимоотношение на более прочном фундаменте, — казалось, будто он рассуждал сам с собой, изредка блуждая взглядом по другим окрестностям, лишь бы не зацепиться с её глазами. — Вражда с тобой не входит в мои планы. И я хочу пересмотреть наше отношение, чтобы найти компромисс и сделать шаг к взаимному сотрудничеству. Qué dices? У Эшли буквально пересохло в горле, несмотря на то что она так и не обмолвилась словом, а лишь продолжала внимать каждое сказанное им. Видать это было одно из тех самых редких зрелищ, когда сам Мигель О’Хара принял своё поражение, не желая продолжать этот бой. Злость куда-то испарилась, и на её место тут же взросло понимание. Оно выглядело для Эшли таким недосягаемым – таким отдалённым – но сейчас она стоит здесь, смотрит в его глаза, и осознаёт, что прямо сейчас Мигель предложил ей отбросить оружие в сторону и заключить перемирие. А всего-то надо было для этого бросится под пули одного поехавшего на голову бизнесмена-психопата. — И ты не станешь меня отчитывать за мой тогдашний провал? — с надеждой вопросила она, всё ещё чувствуя укол вины. Мигель по-доброму усмехнулся. — Нет. Плечи Ротман вдруг резко опустились, и её голова наклонилась вниз, так что волосы скрыли её лицо от Мигеля. Это затруднило понимание, какие эмоции она переживает сейчас после его слов. Но все подозрения вмиг растворились, когда за минутой раздумья послышался хриплый девичий смех, который обескуражил О’Хару полностью и безвозвратно. — Значит, это что-то вроде прыжка в неизвестность, да? — с волнением протянула она, а на губах застыла прежняя добрая усмешка. Мигель закатил глаза, но сделал это безо всякой злобы или раздражения. — Можно и так сказать. Так что? — Тогда и ты прости меня, — на сей раз серьёзно выдала девушка, выпрямляясь в плечах. — Мои слова имели такой же грубый подтекст, как и твои. И хоть я и злилась на тебя, это не давало мне никакого права винить тебя и в чём-то упрекать. Так что я тоже… ну… повела себя неразумно, — замялась в конце девушка, отворачиваясь снова к ночному виду, а затем шепотом, что едва не унёс его сильным порывом ветра, добавила: — Прости. О’Хара с минуту стоял замерши, а затем вышел из своего глубоко транса и медленно кивнул головой на её слова, также разворачиваясь в сторону мигающих фонарей. И хоть они и продолжали молчать, обстановка для них стала выглядеть куда-более расслабленной, чем прежде, а напряжение огромным грузом свалилось с их плеч и упала в ту самую сверкающую пёстрыми огоньками пропасть. — Знаешь, я скучаю по ним, — горько выдохнула в свои руки Эшли, не понимая, почему снова поднимает эту тему, однако, всё же один момент ей хотелось прояснить. Мигель без слов понял, о ком шла речь. — Мне было тяжело смириться с тем фактом, что на свете есть ещё другие альтернативные версии тебя… или его? И злилась я на тебя не потому, что ты казался мне полным засранцем, — на последнем слове О’Хара протяжно фыркнул, — а потому, что в тебе я видела того человека, которого искренне любила, и которого по своей же ошибке и потеряла. И после этого потеряла ещё двоих людей, которые также были мне родными. — Мужчина слегка обернулся на горькую исповедь девушки, не желая её прерывать, но слышать такую же боль, которая отчётливо напоминала её ему было крайне тяжко. — И возможно, глубоко в душе, я презирала себя за то, что так и не позволила себе отпустить прошлое, а только давала им себе больше повода ненавидеть тебя. Хотя ты совершенно здесь ни при чём. Это моё горе, моя боль и моя тоска по этим людям, а я… — она смолкла, так как одна непрошеная слеза всё же скатилась с уголка глаза. Ротман опустила голову, чувствуя, что ещё немного и просто расплачется, как маленькая сопливая девочка. Её плечи слегка подрагивали – не то от холода, не то от накатывающий истерики. И когда ситуация, казалось, уже начала играть в худшую сторону, а сил обуздать в себе эмоции казались для Эшли чем-то нереальным, ладонь Мигеля мягко легла ей на спину, аккуратно введя ею верх-вниз. Ротман замерла, затаив дыхание – она была уверена, что О’Хара сейчас не смотрел на неё. — Знаешь, — тихонько начал он, словно боялся вспугнуть маленького зверька. — Говорят ошибки делают нас сильнее и чему-то учат, — он скривился от своих же слов и с глубоким вздохом опустил голову, тихо проговаривая: — Но всё это не имеет никакого значения, когда дело касается тех, кого мы любили. — Голова девушки рефлекторно развернулась на слова мужчины, что смотрел на свою руку, то сжимая, то разжимая кулак. — Всё же чему-то мы не можем быть подвластны, это не в наших силах. И как сильна не была бы эта скорбь, мы всё равно находим в себе силы, чтобы подняться и идти дальше. Потому что так надо, потому что так правильно и нужно. — На секунду он взглянул на девушку, а затем быстро отвернулся, уверенно проговаривая: — И хоть я не был ей родным отцом, я любил и заботился о ней как о родной дочке. Ротман шмыгнула носом, а затем подняла взгляд к небу. Звёзд по-прежнему немного было видно, но парочку из них всё же бросались в глаза. Четыре из них светили крайне ярко среди этого технологического мегаполиса, который пестрил и бил в глаза, словно туда забивали молотком гвозди. Эшли быстро моргнула, и на секунду ей показалось как в ответ блеснули ей эти же четыре звездочки. Губы расплылись в горькой, но лёгкой усмешке. Не поднимая головы, она с этой же улыбкой прошелестела: — А я хоть и не была ему матерью, но любила и защищала этого малыша, как своего собственного сына. О’Хара посмотрел на неё, в то время как Ротман просто скосила свои глаза на него, но голову так и не опустила. В их взаимном взгляде промелькнуло что-то более глубокое, чем просто слова. Было видно, что их взаимное горе и утрата имела свою весомость и свою хрупкость. Их глаза отражали сложную смесь чувств — от сожаления до надежды на прощение и возможность начать заново. Несмотря на всю сложность и подавленность, Эшли была согласна со словами Мигеля: «И как сильна не была бы эта скорбь, мы всё равно находим в себе силы, чтобы подняться и идти дальше». В этом молчаливом обмене взглядами звучала невысказанная просьба о понимании и примирении и всеобоюдном желании двигаться дальше. — Bueno, думаю теперь, между нами всё разрешилось, так? — словно ничего и не было, решил сменить тему О’Хара. — Это с какой стороны посмотреть, — неоднозначно пожала плечами девушка, лукаво усмехнувшись ему. — A qué estás insinuando? — Ну-у-у, — она оттолкнулась руками от перил, а затем вальяжным шагом прошла мимо Мигеля, оказываясь у него за спиной. О’Хара медленно развернулся к ней, со скучным видом поглядывая на неё сверху-вниз. Эшли сложила руки за спиной, слегка покачиваясь на носках и пятках взад-вперёд. — Я про наше ослепительное соотношение как босса и его подчинённую. Выходит весьма нечестно, если вспомнить тот факт, что я заслонила тебя от пуль. — Пф, я всё ещё остаюсь главным здесь, так что не наглей, — закатил глаза мужчина, но его голос приобрёл более задиристые нотки. Он сложил руки на груди в ожидании новой идеи, которая спадёт на голову этой бестии. — А в мои обязанности, как подчинённой, входит отдельная книга жалоб для начальства? — сверкнула глазами Эшли, подмечая, что Мигель призадумался, хотя скорее всего делал это лишь для театрального вида. — И какое же отношение ты к себе хочешь? — взмахнул он руками, чувствуя закипающий интерес во всём этом. — Будь мне другом, — легко выдала девушка, вмиг меняясь в лице. Словно одним взмахом ресниц она стёрла с себя весь этот ранний образ причудливой дурочки. О’Хара приподнял в изумлении бровь, ожидая, что-угодно, но точно не это. Он ещё раз внимательно присмотрелся к Ротман, желая заполучить подвох, но таки его не нашел. В доказательстве своих слов Эшли плавно протянула ему свою ладонь, не разрывая их зрительного контакта. Мигель наблюдал за её спокойным выражением, подмечая, что на фоне уличных фонарей и светящегося яркими огнями мегаполиса её зелёные глаза кажутся более выразительнее и хитрыми. Это выглядело… весьма симпатично. — Лучше бы действительно попросила книгу жалоб. — А она у тебя есть? — вскинула бровь девушка. — Подумываю сделать, — делая вид, что глубоко задумался об этом, отвёл он глаза вбок. Когда взгляд вновь вернулся ко всё ещё протянутой руке Эшли – он протяжно фыркнул. — Хотя, предполагаю, что она останется у тебя. — Правильно предполагаешь, — пожала плечами девушка, делая небольшой шаг вперёд, указывая ему на свою руку. — Ну так? Недолго раздумывая, его широкая ладонь в перчатке мягко коснулась её оголённых прохладных пальцев, бережно стискивая их в деловом рукопожатии. — Что ж, тогда trato. Ротман по-доброму улыбнулась, покрепче сжав теплую мужскую ладонь, желая как можно дольше продержать у себя это исходящее тепло, и запечатлеть этот знаменательный момент в своей голове. — Trato.