Джин гарден

В субботу, получив в сообщении адрес, Феликс отправляется к Хёнджину. Точка назначения мучительно долго не приближается, а навигатор ведёт его всё дальше и дальше от Сеула. И даже бессовестно нарушая скоростной режим, дорога до дома Хёнджина занимает у Феликса больше полутора часов. Первой его встречает зелёная тенистая аллея деревьев, как в европейских усадьбах девятнадцатого века. Мчась по мощёной, но ровной дороге, Феликс наслаждается переливами света и тени, то и дело мелькающих от чередования прозрачных крон и чёрных плотных стволов. Он любуется ритмичным танцем силуэтов, немного замедляя привычную скорость движения. В конце, скрытая за резким поворотом, его ожидает вилла, огороженная глухим невысоким забором. Он останавливается у деревянных ворот между массивными каменным столбами, за которыми возвышается асимметричная двускатная кровля этого загородного коттеджа. Под ней перед панорамными окнами расслабленно стоит его одногруппник, оперевшись на стеклянные ограждения с деревянными перилами. Хёнджин, располагаясь на небольшой террасе над входом в здание, с явным интересом наблюдает за гостем у своих ворот. Его взору открывается миниатюрная фигура Феликса в чёрном одеянии в глянцевом мотоциклетом шлеме, седлающая чёрный сверкающий на солнце харлей. Возможно, именно рёв этого мощного коня заставил его покинуть свой дом. А Феликс снимает шлем и, распуская блондинистые волосы и щурясь на солнце, смотрит на Хёнджина. — Ты прям Джульетта, — кричит он, а затем восторженно продолжает, — это же «Вилла Гарден» архитектора Он Вон Ги и ландшафтного дизайнера Он Да Сом. — Ты прав, это мои родители, — кричит в ответ Хёнджин. Феликс замирает, пребывая в шоке. Он знает эту известную семью архитектора и ландшафтного дизайнера. Он знает, что пять лет назад они оба погибли в авиакатастрофе. Но он даже не догадывался, что у них есть сын. И что их сын — это его одногруппник Хван Хёнджин. Теперь у Феликса к нему ещё больше вопросов. Кажется, Сонэ, да и он сам, глубоко ошибались в своих догадках о том, что Хёнджин — владелец каких-нибудь минималистичных апартаментов на тридцатом этаже высотного здания. Их одногруппник — хозяин целой усадьбы, и теперь концепция города-сада в его работе кажется закономерной. Не может человек желать меньшего, живя в таком сказочном месте. Ворота перед Феликсом автоматически открываются, и он попадает на территорию виллы, красота которой поражает с первого взгляда. Привыкший к сеульским стеклянным коробкам, он рад увидеть такое гармоничное сочетание конструктивизма, природных материалов и ландшафтного дизайна. Сам дом лаконичной формы, с просторным входом под навесом веранды на втором этаже, с множеством панорамных окон в рамах под тёмное дерево и фасадами в натуральном песчанике. Их украшают ненавязчивые барельефы, с этническими мотивами и сложные резные деревянные пилястры. На крыльце по колоннам поднимается на второй этаж вьющийся декоративный виноград, и там, стоя у трёхметровой стеклянный двери, хозяин виллы кажется Феликсу совсем миниатюрным. По окружённой газоном и низкими плодовыми деревьями каменной дорожке, он движется к дому, с любопытством рассматривая Хёнджина, который выглядит непривычно расслабленно. Его немного растрёпанные волосы убраны в хвостик с выпущенными у лица локонами чёрных волос, а отсутствие макияжа делает его визуально немного припухлым, отчего Феликс ещё больше умиляется такому Хёнджину. На нём костюм версаче, но тоже очень расслабленный, из бежевой немного грубоватой льняной ткани, и только неизменный золотой браслет Картье сверкает на запястье. Сам Феликс в чёрной косухе, белой футболке, кожаных узких брюках, грубых мартинсах и с мотоциклетным шлемом в руке. На его груди и в ушах множество цепочек, а пальцы всё так же, как и тогда в клубе, украшают массивные кольца. И кажется, сейчас в нём с трудом узнаётся то скромное солнышко в жёлтом свитере из универа. Но сам Феликс, скорее всего, больше удивлён непривычно расслабленному образу Хёнджина, поэтому он залипает ненадолго, подойдя ближе. — Проходи, Ликс, — Хёнджин приветливо указывает внутрь дома, открывая высокую дверь. — Я уже заждался. Пройдя внутрь, Феликс поражается центром композиции и главной особенностью проекта — между входной зоной и гостиной, со вторым светом, здание прорезает живое высокое дерево, отделённое от внутреннего пространства стеклянной конструкцией в рамах. Потолок украшают плавные деревянные волны, на полу зелёный керамогранит с тёплыми прожилками под натуральный мрамор, пространство богато украшено комнатными растениями в глиняных горшках, а на стенах деревянные панели чередуются с фактурной штукатуркой бежевого цвета. Они увешаны множеством портретов хозяев и авторов этого проекта в компании маленького пухлощёкого мальчика с лучезарной улыбкой и глазами-щёлочками. Следуя за Хёнджином, Феликс огибает аквариум с высоким деревом внутри и оказываются в просторной гостиной, залитой светом. Сквозь стену панорамных окон из неё открывается вид на сад со множеством плодовых деревьев и фигурным фонтаном посреди сочного газона, и он останавливается в оцепенении возле гигантского фисташкового дивана, усыпанного множеством подушек. Рядом с Феликсом мраморная столешница журнального стола, оперевшаяся на замысловатую деревянную корягу. На ней зелёная композиция из листьев папоротника с красными бутонами роз и небольшой скетчбук с карандашами в прозрачном стакане. Хёнджин приглашает его к огромному деревянному острову под знаменитыми металлическими светильниками Vertigo, придуманными французским дизайнером Констанс Гиссе в 2010 году и напоминающими мексиканское сомбреро. Всё пространство вокруг отражается в зеркальном кухонном фартуке над столешницей из зелёного мрамора, а дизайнерский взгляд Феликса не может оторваться от деревянных фасадов кухни с латунными ручками и шкафов из тонированного стекла. Он присаживается на пробковое сидение барного стула и принимает предложенный Хёнджином апельсиновый фреш, а его голова беспорядочно кружится, пытаясь запечатлеть каждый уголок этого сказочного интерьера. — Это не дом, а мечта! — с восхищенным придыханием произносит Феликс. — Увидеть его вживую, а не на страницах глянца — большая честь для меня, — произносит он и неторопливо отпивает из бокала. — А с твоей стороны преступно скрывать такую красоту от своих одногруппников-архитекторов. На это замечание Хёнджин спокойно отвечает: — Если буду распространяться о своём происхождении, люди станут относиться ко мне предвзято, — говорит он с читаемой горечью. — Не хочу в академии прятаться в тени своих родителей. — Поэтому ты поменял фамилию? — «Хван» — фамилия мамы в девичестве, взял перед поступлением, «Он» — слишком уж редкая и известная. Феликс намеренно игнорирует его серьёзное выражение лица и, хитро улыбаясь, произносит: — А вся группа гадает, откуда у тебя такое состояние. Мазерати, Картье… — Это подарки родителей, — еще более серьёзно с долей грусти отвечает Хёнжин, — браслет они застегнули мне незадолго до смерти. С тех пор я его не снимаю. — Прости. Но вдруг Хёнджин, кажется, натягивает ободряющую улыбку и спокойно с гордостью произносит: — Я почти не использую наследство родителей — всё в инвестициях. На жизнь я зарабатываю своим трудом. — Ты же не работаешь? — удивляется Феликс. На что Хёнджин как-то самодовольно уточняет: — Не в архитектуре, и не в дизайне. В ответ на очень выразительный вопрос на лице Феликса на Хёнджине расцветает довольная улыбка, и он с каким-то трепетом спрашивает: — Хочешь покажу тебе? Я как раз собирался предложить клеить макет в моей студии. Получив одобрительный кивок в ответ на свой вопрос, он проводит Феликса по деревянным, будто парящим, ступеням лестницы, опирающимся только на толстое стекло. И на втором этаже они оказываются в комнате-студии с панорамными окнами, единственным предметом мебели в которой является большой резной деревянный стол с беспорядком из множества художественных материалов. В самом светлом углу, у остекления с видом на сад, стоит мольберт с незаконченной работой на холсте, а вдоль стен множество таких же, как и в гостиной, портретов семейства Он, натюрмортов и пейзажей. — Так это всё ты нарисовал, — шокировано тянет Феликс. — Во время подготовки к поступлению обнаружил в себе талант к рисованию, — с улыбкой рассказывает Хёнджин, — теперь мои картины украшают множество музеев и коллекции известных людей, так я и зарабатываю на жизнь. И чем больше учусь, тем меньше душа лежит к профессии архитектора, но из-за увлекательности процесса обучение не бросаю. — Джинни, это потрясающе — ты очень талантлив, — восхищается Феликс, медленно передвигаясь по студии и буквально поедая глазами чужие картины. — Давай начнём то, ради чего мы собрались, — заметно краснея, пытается переключить чужое внимание Хёнджин. — Я подготовил пенокартон и всё, что понадобится. Вооружившись резаками и металлическими линейками, парни начинают мастерить свой город-сад, и через несколько часов они облегчённо выдыхают, когда макет со множеством домиков уже украшают миниатюрные деревья из искусственной зелени на проволочных стволах. — Давай приготовим барбекю в саду, — предлагает довольный проделанной работой Хёнджин. И вскоре парни расслабленно попивают соджу под шипение мяса на гриле недалеко от фонтана в небольшой беседке, спрятанной в тени деревьев. Хёнджин, забавно набив щёки, уплетает говядину, когда замечает какое-то насекомое, атакующее его. Он с визгом вскакивает и начинает прыгать на месте, беспорядочно маша руками. — Джинни, ты такая милая истеричка, — беззлобно хохочет Феликс, наблюдая эту картину. Ему хочется сковать в объятиях такого непривычно нелепого Хёнджина, и он не отказывает себе в этом порыве. Но, оказавшись совсем близко, он ощущает прилив нежности и обнимает осторожно, с теплотой, боясь спугнуть парня. А Хёнджин замирает, видимо, никак не ожидав таких действий с его стороны. — Я бы давно втюрился в тебя по уши, если бы увидел тебя настоящего, — убаюкивающе произносит Феликс своим низким голосом. — Такого нежного и ранимого, каким вижу тебя сейчас. Он немного отстраняется и смотрит в полные непонимания глаза, чтобы через мгновение нежно прикоснуться к желанным губам, ощущая лёгкий вкус специй. А Хёнджин в его объятиях сжимается боязливо, но отвечает. Как давно Феликс хотел почувствовать это олицетворение мягкости и чувственности, о котором мечтает добрая половина университета. Жаль, что ни один вид искусства не может запечатлеть всех достоинств губ Хван Хёнджина. Феликс уверен, что они, сплетаясь в поцелуе, выглядят настолько выразительно и картинно, что ни один художник бы не отказался от таких натурщиков. Изящные и прекрасные, окружённые резными деревянными колоннами, они ловят лёгкий прохладный ветер и ощущают тёплые прикосновения друг друга. Феликс нетерпеливо ладонями забирается под чужую льняную рубашку и оглаживает подтянутый пресс, вызывая тихий сдержанный стон Хёнджина. Кажется, его ведёт от обжигающих прикосновений жадных рук и от ощущения Феликсовых губ. Хёнджин несдержанно стонет, когда на его каменный от возбуждения член опускается ладонь Феликса, который слишком нетерпелив в своём желании. Он гладит по всей длине, находит упругую головку через тонкую льняную ткань и сглатывает слюну, накопившуюся от желания испробовать эту твёрдость на вкус. Опустившись на колени и аккуратно избавив Хёнджина от брюк, он берёт упругий член и мажет губами у самого основания, нежно сминая и перекатывая в ладони чужие яйца. Широко облизнув розовую налитую головку, он резко насаживается, обволакивает член обилием слюны и скользит по всей длине, исподлобья смотря в затуманенные тёмные глаза сверху. Хёнджин, держась за светлые волосы на затылке, аккуратно направляет чужую голову и расплывается от удовольствия. Феликс испытывает его на прочность, насаживаясь быстро и несдержанно, проталкивая головку в узкое горло. И ему хватает нескольких уверенных движений, чтобы Хёнджин, подрагивая, с громким стоном излил в его рот горячее семя. А Феликс лишь довольно облизывается в ответ, вытирая остатки вязкой белёсой жидкости тыльной стороной ладони. — Кажется мне уже пора, — довольно улыбается он, встаёт и нежно целует Хёнджина в раскрасневшиеся губы. И тот уже через несколько минут, облокотившись на ограждение террасы над крыльцом своего дома, наблюдает за витиеватыми клубами дыма из выхлопной трубы. И рёв мотора чужого харлея постепенно затихает, скрываясь в тенистой аллее деревьев.