ID работы: 13675990

Призрак Гермионы

Гет
NC-17
Завершён
888
автор
Anya Brodie бета
Ghottass гамма
Размер:
191 страница, 18 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
888 Нравится 260 Отзывы 428 В сборник Скачать

Глава 7 «Отмщение»

Настройки текста
      Январь, 1997 год, Хогвартс       — Дин и Гарри — это небо и земля, — мечтательно выдохнула Джинни, лёжа на кровати. — Даже поцелуй.       С этими словами она выпрямилась и села, смотря на Браун.       — С Дином было чувство, что он лапает мои губы, вот и всё, — недовольно говорила Джинни. — А Гарри — это именно бабочки в животе. Когда он аккуратно прикасается, медленно, спокойно, будто я прямо сейчас развалюсь в его руках. Понимаешь?       — Не люблю такое, — хмыкнула Браун, сведя брови к переносице. — Словно боится. То ли дело Рон. Он напористый, страстный…       Прилагательные, сыпавшиеся изо рта Браун в следующие несколько секунд, заставили глаза Гермионы расшириться, а пальцы гневно сжать перо. Сложно было определить, что раздражало больше: обсуждение нравившегося ей парня в двух шагах от неё или Джинни, которую вдруг перестали смущать разговоры о брате в романтичном ключе.       — Это всё-таки вкусовщина, — заключила Джинни, не разделив предпочтений Лаванды. — Паркинсон вообще удушение нравится. Больная. И Малфой её тоже.       — Малфой? — рассмеялась Браун. — Они давно не вместе. Да и в постели вкусы у него отличаются.       — А ты знаешь, какие у Малфоя предпочтения? — хмыкнула Джинни, прежде чем злобно ухмыльнуться.       В этот момент Гермиона с грохотом закрыла книгу и развернулась к сидящим на постели соседкам. Слушать разговоры о Дине, Гарри, Роне было ещё терпимо, хотя бы потому, что все они общались между собой. Но посвящение в интимную жизнь Малфоя находилось за пределами допустимого.       — Лаванда, у нас завтра зачёт по зельям, тебе разве не нужно к нему готовиться? — прищурившись, спросила Гермиона.       Глупо было надеяться, что между сплетнями и книгой Браун выберет знания, но Гермиона решила попытаться.       — Гермиона, — пропела Джинни, склонив голову набок. — Чего ты там одна сидишь? Иди к нам, поговорим…       — И своё мнение о поцелуях выскажет, разумеется, — закатила глаза Браун. — Ей неинтересно, Джинни. Просто завидует, что у нас есть, о ком рассказать, а ей нет. Вот и спрашивает о моих зачётах.       С этими словами Браун самодовольно улыбнулась и повернула голову к Гермионе.       Слепая ненависть и нескончаемые намёки на женскую нереализованность — этим Гермиона могла охарактеризовать Браун. Иногда даже казалось, словно все эти поддавки — результат тотальной ненависти или месть за прошлые обиды. Но за всё время в школе Гермиона ни разу не задела Браун первой, поэтому оставалось лишь догадываться, откуда росла неприязнь.       — Так ведь, Гермиона? — добавила Браун, вставая с кровати.       — Моя личная жизнь тебя не касается, — ответила Гермиона, отворачиваясь обратно к книгам.       Но Браун не остановилась. Она подошла к столу, села на его крышку и забрала из стопки одну из книг. Показательно пролистав её, Браун скучающе посмотрела на обложку и закатила глаза, прежде чем вернуть фолиант обратно.       — Тебе самой-то нравится? Вот эта жизнь книжного червя, — Браун кивнула на учебники. — Неужели никогда не было желания стать кому-то нужной?       — Лаванда, — насторожилась Джинни.       — Подожди, — осадила её Браун, вновь возвращаясь к Гермионе. — Знаешь, а у того же Малфоя вкусы на отличниц.       Сказав это, Браун нахально улыбнулась и внимательно посмотрела в глаза Гермионы.       Услышав болезненную правду, подтверждающую её каждодневные опасения касаемо друзей, Гермиона поджала губы. Предполагать, что ты никому не нужен, и слышать это — два абсолютно разных уровня боли. К более высокому она ещё не была готова.       Гермиона часто думала, что друзьям на неё всё равно. Не понимала, почему не способна найти близкого человека, с которым можно построить семью. Не могла смириться, что родные оказались от неё настолько далеко и она вынуждена переживать всё в одиночестве. Это было тяжело, поэтому Гермиона отталкивала от себя подобные мысли, пыталась не жить с ними.       Но реальность в ответ лишь вколачивала в сердце каждое предположение.       — Ты серьёзно задумалась? — рассмеялась Браун, вставая на ноги. — Ты и Малфой? Мерлин, Грейнджер, тебе действительно пора завязывать с книжками и посмотреть на реальный мир.       Браун долго хохотала, показательно держась за живот и выкрикивая шутки. А Гермиона, чьи мысли о Малфое и его вкусах занимали последнюю очередь, отстранённо смотрела на фолианты. Возможно, она бы даже обрадовалась, фантазируя о подобном абсурде, но её разум поглощало собственное одиночество. Настолько болезненное и тяжёлое, что выдуманные истории и правда вызывали больше интереса.       Она часто пряталась в книгах, и теперь это становилось заметно. Плохо или хорошо? Непонятно, но точно очень больно.       Сентябрь, 1999 год, Малфой-мэнор       В тот злополучный вечер Браун посчитала, что Гермиона думала о Малфое, когда в голове по стенкам стучало одиночество. А сейчас все её мысли занимал именно Малфой, когда её должно заполнять болезненное ощущение ненужности. Это был парадокс. Ситуация, расходящаяся с мнением извне. Но Гермионе было всё равно, её разум поглощали мысли куда приятнее.       Малфой. Человек, которого она должна ненавидеть, презирать, ни в коем случае не доверять и отторгать. Именно он оказался единственным, кто смог вытравить из души желание умереть. В момент, когда она пыталась отказаться от жизни и выдать ему все секреты, он спас её. Словно все цели, которые Малфой, как ей казалось, преследовал с самого начала, исчезли. Осталась лишь Гермиона. И её недуги, которые он хотел излечить.       И за эти несколько часов она поняла важное.       Какие бы планы Малфой ни строил — Гермиона была готова их принять. Сердце подсказывало: на пути к его целям она не окажется пешкой, расходным материалом, её не продадут, если подвернётся случай. Возможно, его задумки не были великими, как у Дамблдора, или благородными, как у Гарри. Она не знала, что Малфоем руководит, но зла для себя в нём не ощущала. Обиду за легилименцию, гнев за решение о смерти, удовольствие от её эмоций — да, но ничего из этого не приравнивалось к плохому.       Наоборот. Малфой делал для неё удивительное: помогал чувствовать себя нужной, заботился, смешил, находился рядом и закрывал глаза на собственные обиды. Она видела, насколько его ранил её поступок, но Малфой всё равно пришёл, успокоил её, остался здесь вчера и ничего не попросил взамен.       Ни один друг не давал ей время, чтобы прийти в себя. Никто, кроме родителей, не относился с трепетом к её питанию или не думал, замёрзла ли она. Но Малфой это делал, и оценить подобные жесты было сложно даже в контексте войны.       Чем можно заплатить за три спасения от смерти? Гермиона не знала такой валюты и не представляла, где её можно взять.       Гермиона лишь понимала: именно сейчас она чувствовала себя счастливой. Лёжа в кровати напротив Драко Малфоя, который мирно посапывал, держа руку на её талии. Этот момент стирал всё в границе суток. Не важно, что было вчера и насколько больно может стать завтра. Гермиона рядом с человеком, которому она нужна живой, здоровой и без желания умереть.       Этого было достаточно. Она наконец-то достигла того, чего ей всегда так не хватало…       Гермионе нравилось лежать и наблюдать за расслабленными мышцами, чарующим умиротворением и едва приоткрытыми губами Малфоя. Она не сразу осознала, что рука потянулась к его лицу.       Дотронувшись до светлых волос, она ощутила лёгкое покалывание и улыбнулась. Лучи солнца касались макушки Малфоя, создавая невероятное свечение, которое хотелось почувствовать ближе. Постепенно это превращалось в потребность: быть рядом с ним.       — Грейнджер, ты самый странный маньяк, — улыбнувшись, произнёс Малфой.       Слова подобно ожогу. Гермиона быстро убрала руку и соскользнула с кровати. Отвернувшись от Малфоя, она прошла вперёд по комнате к зеркалу, делая вид, будто разглядывает саму себя. А уже через пару минут ей захотелось вновь посмотреть на Малфоя. Остановили лишь залившиеся румянцем щёки.       Он же найдёт способ пошутить, это же Малфой, его запас издёвок не имел дна.       Устав поправлять волосы, Гермиона вобрала в лёгкие побольше воздуха и бросила взгляд на Малфоя в отражении. Он уже сидел на постели и внимательно наблюдал за ней, словно ожидая комментариев по поводу вчерашнего. Это было единственным минусом произошедшего: она не собиралась объясняться.       Ей просто хотелось, чтобы он остался рядом, это была потребность. Но рассказать ему об этом было за гранью понимания и уж тем более желания.       — Так и будешь стоять там? — спросил он.       — Разве не знаешь? Девушки могут часами находиться у зеркала, — быстро произнесла Гермиона, опуская взгляд.       — Девушки, может, и да, но ты — Грейнджер, — усмехнулся он, вставая с постели.       Гермиона поежилась, отошла от зеркала и, опустив глаза, поспешила к двери. Но уже в следующую секунду запнулась за небольшой ковёр и едва не упала. Малфой, который ещё мгновение назад стоял чуть дальше камина, вовремя оказался рядом. Подхватив Гермиону, он шумно выдохнул и поставил её обратно на ноги.       Когда она посмотрела на него, то увидела лёгкую улыбку и блеск в серой радужке.       Дыхание перехватило, от его тёплых прикосновений по коже побежали мурашки, и Гермиона едва не задрожала от переполняющих эмоций. Малфой удерживал её за талию и прижимал настолько близко к своему телу, что его губы были в нескольких сантиметрах от её.       Стиралось не только время, но и весь окружающих их мир. Оставались только стоявший вплотную Малфой, чья улыбка освещала изувеченную душу, и переполняющее её чувство. Ей хотелось быть ещё ближе к нему — настолько, насколько это вообще возможно. Воспоминание о разговоре Джинни и Лаванды закрутилось в разуме, когда в голове Гермиона родился вопрос: как он целуется?       От одной лишь мысли чистый адреналин заструился по венам, рождая бабочки, о которых рассказывала Джинни. Ощущение невероятное, привязывающее, казавшееся самым прекрасным, что есть на свете, и это всё рядом с ним.       Малфой немного пригнулся, и она тут же опустила голову, смотря на летучий порох в вазе у камина. Жар заструился по телу, чувства закружились каруселью: желание, стеснение, потребность и неловкость. Ей хватало событий, которые стоило ему объяснить, создавать ещё одно было глупостью, хоть и казалось необходимым.       — Грейнджер, — прошептал он ей в волосы. — Да, вчерашнее было неожиданно, но мне не нужна твоя речь о причинах и следствиях, слышишь?       Облегчённый выдох был слишком громким, чтобы Малфой его не заметил, и его хватка на её коже усилилась.       — Спасибо, — прошептала она.       Гермиона вновь посмотрела на него и тоже легко улыбнулась. Происходящее казалось сном. Всё, что раньше было невиданной роскошью, сейчас рисовалось перед ней реальностью.       Вдруг рядом послышался хлопок аппарации.       — Как здорово, что все уже проснулись, — порадовалась Рене. — Хозяин, мистер Нотт и мистер Забини ожидают вас в гостиной.       На лице Малфоя показалось смятение, а после он кивнул и быстрыми шагами вышел из комнаты. Проводив его взглядом, Гермиона нервно закусила губу и посмотрела на улыбающуюся Рене.       — А разве Пожиратели смерти здесь бывают? — аккуратно спросила Гермиона, недоверчиво покосившись на дверь.       — Мистер Нотт и мистер Забини друзья, — заверила её Рене. — Похищенное огневиски — самое плохое, что они могут сделать.       Гермиона свела брови к переносице. Сколько она помнила, Крэбб и Гойл были теми, кто всегда находился рядом с Малфоем. Временами поблизости показывались Паркинсон и те же Нотт и Забини, но друзьями Малфоя они никогда не выглядели.       Настолько всё поменялось в его жизни?       — Мисс Гермиона будет завтракать в столовой или…       — У себя, — оборвала её Гермиона. — Сегодня я ем у себя.

***

      Вернувшись домой уже вечером, Драко сразу двинулся в сторону спальни, желая скорее закончить тяжёлый день. Сегодня было слишком много проблем с Пожирателями, неудобных смертей и бессмысленных попыток добиться встречи с Тёмным Лордом. Последнее особенно раздражало, Драко уставал придумывать легенды, почему Том Реддл не принимает своих сподвижников.       Но все трудности, неудачи, волнение и злость меркли в сравнении с сегодняшним утром. Поистине волшебные мгновения рядом с Грейнджер стоили каждой минуты дискомфорта.       Раньше Драко не мог понять чувств отца после собрания Пожирателей смерти или массового убийства в Косом переулке. Люциус всегда возвращался домой с улыбкой, хотя за пределами поместья его ждали лишь страх и образ жизни пресмыкающегося. Но теперь Драко познал всё на собственном опыте.       Когда есть к кому возвращаться, даже самый ужасный мир кажется чуточку лучше.       Мысль, что дома его ждёт Грейнджер, грела душу в тёмные минуты. И если раньше она чувствовала себя заложницей, ненавидела его и постоянно страдала, то сегодня в её глазах мелькала радость. От этого желание вернуться в поместье лишь усиливалось, потому что там его ждала девушка, для которой он был важен. Драко хотел в это верить.       Пройдя мимо гостиной, он замер, а после сделал несколько шагов назад. Улыбка непроизвольно засияла на лице, а сердце застучало настолько громко, что он услышал.       Грейнджер сидела перед накрытым столом и читала, рядом с ней стояла ваза, впервые за несколько лет наполненная цветами. Вместо запахов огневиски и смерти по комнате струились ароматы роз и недавно приготовленного ужина.       Происходящее было похоже на сон, и просыпаться не хотелось. Драко словно вернулся на пару лет назад, только не мама сидела и читала книгу, а Грейнджер, любовь к которой помогала жить, ждала, пока он вернётся.       Приблизившись к столу, Драко встретился с Грейнджер взглядом. Заметив его, она положила между страниц одну из салфеток и улыбнулась, рукой указывая на стул рядом с собой. Медленно он подошёл и опустился, всё ещё с интересом рассматривая её, словно не веря в реальность.       — Малфой, если ты будешь молчать ещё хотя бы минуту…       — Оставишь меня без сладкого? — улыбнулся он, смотря в её глаза.       Ни боли, ни страданий, а заинтересованность и несколько искр радости. Именно это он был рад в ней видеть. Драко не знал, смирилась ли Грейнджер с происходящим или просто отторгала его от себя. Но она была счастлива, и этого оказалось достаточно.       — А ещё замучаю рассказами о магловских книгах, — прищурившись, пригрозила она.       — Туше, — выставив ладони перед собой, сказал Драко. — Решила всё-таки отмечать?       Но Грейнджер в ответ лишь свела брови к переносице и непонимающе посмотрела на него. Он тихо засмеялся и покачал головой.       — Сегодня девятнадцатое сентября, Грейнджер, — добавил Драко.       Её глаза округлились.       Забыла.       Это было неудивительно. В гуще событий, которая окружала её последние полтора месяца, не вспомнить о собственном дне рождения было не так и сложно.       — Мерлин, — прошептала Грейнджер, запуская пальцы в волосы и локтями опираясь о стол. — Как я могла…       Драко тихо усмехнулся.       — Знаешь, что самое главное в дне рождения, Грейнджер? — улыбнулся он, смотря на неё. — Чтобы о нём помнили окружающие, ты — не обязательно.       Сказав это, Драко коснулся древком стола. В одно мгновение на нём оказалась её собственная палочка, которую он забрал несколько недель назад. Не веря, Грейнджер вновь посмотрела на него, а после обратно на «подарок». Глаза у неё заблестели, она аккуратно протянула к нему руку и осторожно приподняла.       Наблюдая за Грейнджер, Драко и сам словно взлетал над реальностью. Радость от чужого счастья он испытывал только рядом с ней. Это чувство было чужеродным, зачастую необъяснимым, но таким трепетным, что желание его познавать восторгом струилось по венам.       — Агуаменти, — прошептала она и направила конец палочки на вазу, доливая воду.       Грейнджер улыбалась, смотрела за действием заклинания и радовалась так, словно делала это впервые. На несколько мгновений Драко ощутил себя виноватым, потому что сам её этого и лишил. Единственное, что успокаивало, — он считал отсутствие палочки необходимым в их ситуации. Так получалось оправдываться перед самим собой. Хотя бы ненадолго.       — Это значит, что я свободна? — спросила она, смотря в его глаза.       — Ты информатор, а не пленница, Грейнджер, — произнёс Драко, делая глоток из бокала с вином. — Теперь более спокойный, чтобы я мог доверять тебе.       — Ты мне доверяешь? — удивлённо спросила она. — Несмотря на…       — На то, что ты обманом залезла в мою голову? — напомнил Драко, стиснув зубы. — Да, Грейнджер, считай, что заразила меня великодушием.       — Стоит рассчитывать, что ты расскажешь мне все свои планы? — она прищурилась.       — Не настолько заразила, — хмыкнул он, отпивая вино.       Грейнджер звонко рассмеялась, а после взяла со стола свой бокал, делая несколько жадных глотков. Поначалу Драко удивился, но лишь после заметил, что она пила тыквенный сок…       Грейнджер себе не изменяла.       — А могу я в день рождения рассчитывать на другой ответ? — осторожно поинтересовалась она, убирая палочку.       — Попробуй, — наблюдая за её ужимками, сказал Драко.       Он предполагал, что именно она спросит в свете последних событий. Но Драко хотелось, чтобы свой вопрос Грейнджер озвучила. Было в её формулировках нечто особенное — такое, что вызывало желание рассказать ей каждую задумку, мысль и тайну. Если бы не натренированная способность скрывать очевидное, он бы сдался ещё в первый день.       — Рене сказала, что Забини и Нотт здесь частые гости, — начала Грейнджер, складывая салфетку. — Почему они? Я всегда считала, что Крэбб и Гойл твоё ближнее окружение.       — Нет, — хмыкнул Драко. — Две пары рук, не задающие лишних вопросов, — да, но мы никогда не были друзьями.       Грейнджер кивнула, явно не удовлетворённая его ответом, и взглянула на цветы.       — Блейз, Тео, Пэнси — это те люди, которые никогда не будут слепо следовать моим приказам. В этом их плюс, они умеют работать головой, а не инстинктами, — добавил Драко, привлекая её внимание. — Крэбб и Гойл — это две пешки, способные предать тебя под страхом смерти.       — Они это сделали? Предали тебя? — осторожно спросила Грейнджер.       — А ты думаешь, как Тёмный Лорд принял решение убить моих родителей?       Июнь, 1997 год, Малфой-мэнор.       Перед глазами Драко проносились все лучшие и тёплые моменты жизни: его дни рождения, совместные вечера, званые ужины, многочисленные праздники, искренняя улыбка матери, безграничная гордость отца. Каждое воспоминание грело душу, прежде чем разорвать её в клочья. Понимание, что подобное больше никогда не повторится, тяжёлым осознанием опускалось на плечи.       Нарцисса и Люциус пытались верить в счастливый конец. Каждый день повторяли, что смогут выжить, выберутся из гнетущего настоящего любой ценой и всё наладится. А теперь их нет, они погибли, защищая его и друг друга. Разве так всё должно закончиться? Его родители хотели новую жизнь, а в итоге умерли на полу собственной гостиной.       Это удручало.       Драко склонился над их телами, чувствуя, как слёзы подступают, а горло сковывает тяжёлая рука реальности. Она душит, забирая последние причины бороться. Он не смог убить Дамблдора, стать «правильным» Пожирателем смерти и уберечь свою семью.       Драко потерял всё, что любил, во что верил и кто был ему дорог. Ради чего продолжать существование?       — Со временем ты поймёшь, что так проще, — голос Тёмного Лорда витал вокруг него, будто окутывая ненавистью.       Она просыпалась. Усиливалась с каждой секундой.       Драко бросил взгляд на палочку матери, которую та сжимала в руках. Мысль пришла к нему мгновенно. Он понимал: этого недостаточно, чтобы убить Реддла, но Драко хотел собственной смерти. Лучше умереть за попытку отомстить, чем за человека, забравшего его семью.       И не только её — Лорд отобрал у Драко гораздо больше. Шанс на другие взгляды, возможность быть с любимой, друзей, которые сейчас скрывались, чтобы не получить метку. Реддл отнял у Драко всё, что могло сделать его счастливым, и в конце оставил гнить в одиночестве.       Реддл должен получить хотя бы малейший дискомфорт за это.       Схватив палочку, Драко встал и развернулся, направляя её на Тёмного Лорда. А тот… улыбался. Будто бы не было угрозы его жизни, а это древко не больше, чем лёгкое покалывание в теле.       — Вот таким ты должен быть, Драко, — говорил Реддл. — Решительным, озлобленным и без грамма сочувствия. Тебе должно быть не к чему возвращаться, чтобы стать достойным последователем для меня.       — Авада Кедавра! — закричал Драко, направляя на него палочку.       Но Тёмный Лорд в мгновение отразил проклятие, улыбаясь.       — Тебе не нужна моя смерть, — ответил Реддл. — Ты же хочешь наказать тех, кто в этом виновен?       Его взгляд упал на мёртвых Нарциссу и Люциуса. Драко сжал челюсти, ощущая поток ненависти, струящийся по венам. В них уже не было чистой крови, лишь концентрированная злость и желание отомстить.       — Я бы сам ни за что не понял, в чём твоя слабость, — с этими словами Тёмный Лорд направил палочку в один из углов комнаты.       Проследив за заклинанием, Драко встретился взглядом с обездвиженными Крэббом и Гойлом. На их лицах отражалась паника, а в глазах стояли слёзы — не боли, как у него, а чистого страха.       — Твои друзья с радостью ответили на мой вопрос. Однако, знаешь, что я ненавижу сильнее слабости? Предательство, — говорил Реддл, заставляя Крэбба и Гойла подходить ближе. — Если они пошли против тебя, что им помешает отвернуться от меня?       Как только оба оказались практически рядом с ним, их лица отмерли, и на Драко посыпались извинения, обещания, мольбы. Но он не вдавался в слова, ему было безразлично любое оправдание.       Сознание прояснялось от слепой ненависти, и Драко начинал понимать определённые вещи.       Тёмного Лорда сейчас не уничтожить, он слишком силён. Все живыми из этой комнаты не выйдут, либо Том убьёт их всех, либо Драко убьёт Крэбба и Гойла. Разница лишь в том, что последние виновны в своей участи. И пусть лучше они умрут от палочки Драко, чем сгниют в темнице.       Как бы его ни радовала подобная перспектива…       — Драко, прошу, ты же знаешь меня столько лет…       — Мы же друзья…       — Я не хотел…       — Нас заставили…       В ответ Драко лишь отбросил от себя древко матери, чем вызвал на лицах некогда товарищей радость, но в ту же минуту произнёс:       — Акцио палочка, — холодно, безразлично.       Собственное орудие оказалось в руке, и, уже направив его в одного из сокурсников, Драко сказал необходимое:       — Авада Кедавра.       Ни жалости, ни сочувствия, ни боли. Лишь яростное желание убивать.       Неизвестно, был ли Реддл поглощён своей гениальностью или упивался четырьмя смертями меньше чем за час. Но он не заметил ненависти и злости, огнём горевших в глазах Драко тем вечером.       Сентябрь, 1999 год, Малфой-мэнор.       — Эти две смерти единственные, о которых я не жалею, — продолжал Драко, делая последний глоток вина. — Считаю, что лишь отмщение может спасти от бесконечной агонии.       Грейнджер не отвечала, она лишь смотрела перед собой, словно осознавая рассказанное. На удивление Драко, при этом в её глазах не отражалось ни страха, ни злости, скорее принятие. Возможно, сейчас он в обход собственного плана подвёл Грейнджер к решительности, в которой она нуждалась. Как он думал, нуждалась.       — Спасибо, — произнесла она, отмерев. — Не только за ответ, но и за палочку и за…       Грейнджер сделала паузу, пытаясь подобрать нужные слова, но единственное, что она смогла проговорить:       — За всё.       Драко улыбнулся и кивнул ей. Через мгновение его взгляд вновь зацепился за цветы, происхождение которых для него было тайной, потому что выйти из дома Грейнджер не могла. Заметив это, она ответила:       — Рене рассказала, что у вас есть сад. Я попросила её собрать их там, — она говорила медленно, учтиво. — Могу забрать к себе, если…       — Мне нравится, — перебил её он. — И да, Грейнджер, ты можешь выходить на улицу, но, пожалуйста, не за ворота…       Она понимающе кивнула, но нотки грусти в карих глазах промелькнули, и Драко ощутил важным добавить:       — Однажды тебя поймали в лесу и привели сюда, — произнёс он. — Я не хочу, чтобы эта история повторилась, а уж тем более закончилась смертью.       Ему нравилось дарить ей заботу.       Потребовалось несколько лет, с десяток смертей, месяцы слежки, и она наконец-то здесь по своей воле, доверяла ему и соглашалась. Теперь Драко с уверенностью мог сказать, что всё произошедшее, настоящее и будущее стоили этого.       Когда Грейнджер встала из-за стола, он поднялся вместе с ней. Драко собирался сразу же уйти, но она подошла к нему — намного ближе, чем обычно, — всё ещё сжимая древко в руках.       — Драко, — тихо произнесла Грейнджер, заставляя его возноситься над собственным сознанием.       Его имя её голосом было слишком прекрасно, чтобы привыкнуть.       — Слушаю, — ответил он, всматриваясь в мягкие черты лица и глаза с лёгким оттенком манящей тьмы.       Но она ничего не сказала, лишь едва уловимо коснулась тыльной стороной ладони его щеки. Медленные поглаживающие движения обжигали, заставляя тяжело дышать. Убрав руку, она быстрыми шагами направилась к выходу.       — Грейнджер, — окликнул её он, заставив обернуться. — С днём рождения.       Она не ответила, но её улыбка стоила самой длинной благодарственной речи. И безграничное счастье заиграло в его груди.

***

      Когда Гермиона зашла в свою комнату, то медленно опустилась на кровать, прикрывая лицо руками и откидываясь назад. Тело било приятной дрожью, а сердце бешено колотилось, посылая по венам адреналин.       Желанный, нужный, необходимый.       После сегодняшнего Гермиона находила всё больше параллелей между собой и Малфоем. От потери семьи до предательства некогда друзей, но поражало её другое. Не факт, что она испытывала к Малфою больше, чем могла понять, а то, что его поступок по отношению к Крэббу и Гойлу вызвал в ней слишком много воодушевления.       Будто бы отмщение — это то, что постепенно оседало в её разуме…
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.