Призрак Гермионы

      Раньше самым нелюдимым эльфом Гермиона считала Кикимера. Он почти всегда был недоволен большинством волшебников, вещей или слов. А даже если причины для плохого настроения заканчивались — находил новые. Гермиона понимала: это не от счастливой жизни. Не одно создание, не важно, эльф или человек, не появлялся на свет злым. При рождении все равнодушны, чисты, подобно полотну, и именно окружающий мир раскрашивал людей. От этой палитры и зависели будущее, мнения и взгляды.       Гермиона верила: Кикимер тоже был отзывчивым, внимательным, уступчивым и наслаждался жизнью, но это оборвалось в день гибели его истинного хозяина. Смерть сломала эльфа настолько, что восстановиться он не смог.       Было ли это надуманно? Отнюдь.       Кикимер рассказывал о молодом господине многое, а что более важно — делал это с необычайными теплом и уважением. Регулус Блэк был для него не просто членом семьи, где полагалось служить, он являлся для Кикимера целым миром, ради которого стоило жить. Это очень походило на любовь Рене к своему хозяину: вдохновлённую, безоговорочную и всепоглощающую.       Иногда казалось, что Регулус и Малфой были для своих эльфов светом, к коему хотелось тянуться сквозь время, пространство и даже смерть.       Возможно, когда Малфоя не станет, Рене превратится в угнетённое жизнью создание. Впрочем, зная его, вряд ли такое может случиться. С талантами Малфоя к стратегии он привьёт детям, а может, и внукам, любовь к Рене. И она станет для них настолько же важной, какой останется для него. Это было бы правильным воспитанием.       Из Малфоя в принципе получится хороший отец. С его-то талантами в заботе…       Кикимеру же повезло меньше. Он достался совершенно безразличному к домовикам и заботившемуся исключительно о себе и своих целях человеку. Словно он ещё подросток, с годами не сумевший понять всю мудрость жизни. И это было странно…       Гермиона считала: когда у тебя появляются свои дети или воспитанники, ты становишься мудрее, заботливее, твои мысли уже не могут быть единоличны. Потому что, взрослея, ты обретаешь чувство ответственности и готовишься взять её за всех, кто заходит под твоё крыло.       Но с Сириусом было иначе.       Возможно, это результат заточения в Азкабане, отсутствия любви в семье и наличие её лишь от друзей, но Сириус не создавал впечатление взрослого человека. Напротив, он вёл себя словно подросток в переходном возрасте, причём в худшем своём проявлении. Порой Сириус даже напоминал Гермионе Малфоя, разве что с любовью, а не ненавистью к гриффиндорцам. Хотя и в последнем приходилось сомневаться — Гермиону Сириус даже с красно-золотым галстуком принимал не как равную.       Для Сириуса Блэка Гермиона не являлась важным членом Ордена Феникса, она была хорошим рычагом давления на Гарри. Каким бы отличным крёстным и «своим» Сириус ни хотел быть, для Гарри он оставался родителем, не другом. Поэтому, чтобы убеждать Гарри поступать «правильно», Сириус легко управлял Роном, взгляды с которым часто совпадали. И разумеется, давил на Гермиону, заставляя её транслировать на Гарри нужные выводы.       Подобные манипуляции никогда не казались ей правильным, но Сириус отлично умел убеждать…       — А волшебные и магловские сказки вы на одну полку поставили из каких соображений? — недовольно произнёс Энди, скрестив руки на груди.       Повернув голову к книжному шкафу, Гермиона усмехнулась, закатывая глаза. Энди парил над землей, перекладывая произведения в сказанном ею порядке.       — Из сказочных, Энди, — улыбнувшись, ответила она. — Думаешь, лучше иначе?       — Разумеется, — развёл руками он, поворачиваясь к ней. — Здесь нужно два шкафа, один для магловских книг, второй для волшебных. Или неограниченный бюджет у мистера Малфоя только на алкоголь?       Гермиона тихо засмеялась.       Возвращаясь к мыслям об эльфах — Энди был другим. Он не шёл ни в какое сравнение ни с одним домовиком, которого Гермиона видела раньше, и это ещё больше убеждало её в правильности выбора. Несмотря на количество пассивной агрессии и постоянные высказывания о том, что именно его не устраивает, Энди выполнял свою работу чётко и верно, а иногда даже больше, чем от него требовалось.       Гермиона попросила его расставить книги — он внёс свои коррективы в схему расстановки. Она собиралась утром в ванную комнату — там уже лежали свежий халат и новая одежда, которая, по мнению Энди, подошла бы больше. В ночи она уходила читать — вместо чая по утрам стоял свежий кофе, аромат которого её и будил.       Гермиона не знала, где Энди жил раньше, кем были его хозяева, чему они его учили и как он вёл себя там. Энди не спешил делиться своей историей даже через две недели после прибытия. Но всё равно оставался для Гермионы лучшим выбором. Она надеялась, что однажды сломает стену между ними и Энди станет для неё не домовиком, а другом.       — У мистера Малфоя есть другие дела, помимо шкафа, — отметила Гермиона. — Но я обязательно организую его.       Энди кивнул. Ему нравилось, когда Гермиона прислушивалась к его словам, потому что Малфой категорически не хотел их воспринимать. Их беседы заканчивались взаимными замечаниями и почти переходили к угрозам. Поэтому уже через два дня Энди было запрещено приближаться к комнате, где спал Малфой.       Они явно не сходились характерами, возможно, потому что были в них схожи. Зачастую людям не нравилось в других именно то, что было в них самих.       — Знаю я его дела, — фыркнул Энди и подошёл к столику, наливая Гермионе чай. — Постоять у вашей двери минут десять, перед тем как войти. Выпить огневиски. Устроить несколько встреч с гостями невысоких нравственных принципов. И уйти по куче тёмных делишек.       — Так уж и тёмных? — прищурилась Гермиона.       — Я бы не назвал дела, на которые человек идёт в чёрном и с похоронным лицом, светлыми, — ответил Энди. — У вас вообще семья странная.       Гермиона прикрыла книгу, которую до этого читала, и отложила, внимательно смотря на Энди.       — Нет детей, — он загнул один палец. — Вы не женаты, а вы ведёте себя как гость, а не хозяйка.       — Я и не хозяйка здесь, — поправила его Гермиона.       Энди несколько минут стоял и прожигал её взглядом, словно пытаясь уловить нотки неуспешного юмора, но, осознав, что она совершенно серьёзна, добавил:       — Тогда я вообще ничего не понимаю, — взмолился он, разводя руками. — Кто же вы тогда для мистера Малфоя, если не жена или хотя бы невеста?       Информатор. Информатор, который не предоставил ему ни грамма новостей, планов или тайных ходов.       Если возвращаться к изначальным целям, то Гермиона уже давно должна была поделиться с ним всеми знаниями, задумками и тайнами Ордена Феникса. Но ничего из вышеперечисленного так и не было произнесено ею. Она не помогала реализации его плана, более того — Гермиона понятия не имела, в чём тот заключался, какую роль она в нём играла и что должна рассказать.       Доверие к Драко, его забота, чувства к нему, с которыми она уже не могла спорить, — всё это непроницаемой шторой занавешивало все логичные вопросы, которые должны были у неё возникнуть.       Или, что более вероятно, Гермиона подсознательно не хотела знать на них ответы. Это бы означало обязательства — такие же, какие были перед Орденом, такие же, которые она исполняла, пока её не предали.       От воспоминаний о произошедшем сердце кольнуло, и она поджала губы, закрывая глаза. Ей не хотелось это помнить, она ограждала себя от подобных мыслей настолько, насколько могла. Думала о Малфое, Энди, Нотте, Забини, книгах, да о чём угодно, только не о том, что оставалось позади её жизни. Это было нормально в первые дни предательства, после услышанных слов Гарри, но не через два месяца.       Рука боли вновь сомкнулась на горле, вокруг закружились терзающие воспоминания, и она рвано вдохнула. Слёзы подступали, сознание уплывало из-под её контроля. Гермионе нужна была цель, новый объект мыслей, более понятный и осязаемый, то, за что можно ухватиться, чтобы не пропасть.       — Колдомедика? — голос Энди заставил её резко выдохнуть и открыть глаза.       — Нет, — качнула головой Гермиона. — Мне нужно к мистеру Малфою. Где он?       — Час назад был в своём кабинете, — пожал плечами Энди.       Гермиона поднялась на ноги и направилась к дверям, желая как можно скорее оказаться там. Энди провожал её взглядом и, уже когда она покинула комнату, вышел в коридор, бросая ей вслед:       — Шкаф не так срочно нужен.       Но она уже не слышала его, лишь собственные мысли.       Первый, второй, третий повороты, и вот она перед массивной дверью с витиеватой чёрной ручкой, будто покрытой тьмой. Дёрнув ту на себя, Гермиона бесцеремонно вошла в комнату.       Такого она себе старалась не позволять. В последнее время…       Малфой сидел за своим столом, внимательно разглядывая пергамент. Вокруг него парило несколько свечей, освещающих мрачную комнату в чёрных и тёмно-серых тонах. А за спиной, на стене, был изображён семейный герб.       — Гуляешь, Грейнджер? — ухмыльнулся он, откладывая чтение и откидываясь на спинку кожаного кресла.       То неприятно скрипнуло.       — Присаживайся, — он указал на два стула напротив стола и сложил руки в замок на своём животе.       Хищный взгляд Малфоя бродил по её телу, заставляя мурашки бежать по спине, а дыхание сбиваться от напряжения. Иногда Гермионе казалось, что лучше его холодное безразличие, как несколько недель назад, чем притягательная тьма и лёгкое высокомерие, исходящие сейчас.       Медленно подойдя к нему, она опустилась на стул, сложила ногу на ногу и, откинувшись на его спинку, устремила взгляд на Малфоя.       Глаза в глаза. Его заинтересованность. Её вопросы. И от этого веяло страхом. Казалось, будто Гермиона собирается вести переговоры с великим злом, а не с человеком, успокаивающим её в ночи.       Возможно, причина беспокойства крылась в кабинете, навевающем ужас с самого порога. Но, скорее всего, её пугало, что Малфой будто бы знал, какой её следующий шаг. Даже сейчас: она неожиданно пришла в его кабинет, а он вальяжно сидел в кресле и смотрел на неё так, словно давно ждал вопроса. Будто знал, каков он будет…       Стратег с хорошей тактикой — вот кто Малфой. Это стоило помнить, а она под гнётом заботы и собственных чувств успела забыть. Теперь опрометчивость отдавала привкусом опасения, но не настолько концентрированным, чтобы уйти. В страхе на кончике языка она ощущала не только тревогу, как перед боггартом, но и отдалённое желание не останавливаться.       Его чёртов взгляд разрушил все планы.       — Мне кажется, из-за произошедшего мы забыли о главном, — решительно произнесла она, опуская руку на подлокотник.       — Поделишься? — спросил Малфой, внимательно следя за её действиями.       — Ты привёл меня сюда, чтобы я рассказала об Ордене. Но я не услышала ни одного вопроса о них, — быстро проговорила она, неотрывно смотря на него. — Когда мы перейдём к этому?       Он смотрел на Гермиону несколько секунд, словно проникая в её разум, чтобы узнать важную и необходимую для себя информацию. Лёгкий дискомфорт и будоражащее предвкушение поглощали разум, отметая страхи и воспоминания, ей становилось лучше, паника уходила, медленно приводя её в себя.       Опасения перед Малфоем исчезли. В его взгляде она заметила уже не хитрый план, а желание помочь. От него перестал исходить мрак с привкусом страха, а повеяло притягательной тьмой с оттенком заботы.       — Как только ты ответишь на один вопрос, Грейнджер. Очень важный, — добавил он, взглядом касаясь оголённых участков её тела. — Что ты хочешь получить от этого?       — При чём здесь я?       Малфой улыбнулся и поднялся со своего кресла, медленно обходя стол и останавливаясь за её спиной. Гермиона не видела его, но чувствовала каждое движение, ловя себя на мысли, что вокруг становится слишком жарко.       — Просить тебя лишь об информации очень глупо, Грейнджер, — покачал головой он. — Это как найти книгу мирового господства, чтобы посмотреть картинки.       — Что тогда не глупо? — хитро улыбнувшись, спросила она, ощущая собственную значимость для Малфоя.       — Для меня ты отличный союзник, — спокойно ответил он, — И сейчас, когда наши желания обоюдны, ты должна начать это понимать.       — Понимать, что всё это время ты настраивал меня против Ордена? Ты хочешь победы Лорда? — предположила она, вставая и оборачиваясь к нему.       Их разделяла спинка стула, на которую Гермиона опустила ладонь, крепко сжимая. Малфой склонил голову набок, и его рука сама потянулась к её волосам, смахивая их с плеча, оголяя шею. Гермиона рвано вдохнула, сжав губы, глаза не могли оторваться от него в ожидании ответов.       — Мои планы гораздо масштабнее войны Ордена Феникса и Тёмного Лорда за магическую Британию, — спокойно ответил Малфой. — Вторых ты уже ненавидела, первых должна была после всего. Рано или поздно твои глаза открылись бы. Сделал ли я многое, чтобы это ускорить? Да, потому что сейчас у тебя есть шанс спастись, потом его могло не быть.       — Такой заботливый, — съязвила Гермиона. — Неужели моя способность бороться настолько поразила?       Она положила колено на сиденье и приблизилась к нему. Лица разделяла пара сантиметров.       — Не представляешь насколько, — произнёс Малфой, рассматривая её. Всего несколько секунд, прежде чем отстранился. — Но ты ещё не готова.       Он вернулся в своё кресло, с наслаждением наблюдая за обескураженной Грейнджер.       — Тебе нужно понять, чего ты хочешь на самом деле, Грейнджер, — добавил Малфой, наклоняясь над столом. — Оно на поверхности, ты чувствуешь это, я вижу. Осознай свою потребность сейчас, и тебя не будут больше мучить приступы паники, как сегодня.       Она смотрела на него. Внимательно, с небольшим подозрением и несколькими каплями восхищения. Малфой был змеем, тем, кто способен видеть сквозь стены и разум, даже когда ты считал, что смог его обмануть и утаить нечто важное. С одной стороны, это пугало, отталкивало, потому что любое твое действие он, казалось бы, предугадывал.       «Запомни, Грейнджер. Чтобы ты ни придумала, какой бы план ни составила — я всегда буду ровно на шаг впереди тебя».       Но с другой стороны, это было всепоглощающее понимание. Человек умалчивал, когда того требовали обстоятельства, вёл себя мягко и грубо при необходимости, воспринимал с полуслова и едва ли не чувствовал тебя. Это её и завораживало, делало особенной в одной из извращённых реальностей души.       Но вот чего Гермиона не понимала — чем это заслужила. Никто в её жизни не вёл себя как он. Никогда никто не пытался дать ей мотивацию к действию, были лишь приказы, пожелания и просьбы. Окружающие не интересовались, что нужно именно ей.       В следующую секунду разума уже не было здесь, вопрос звучал от искалеченной души, собирающейся по кусочкам в жизнь:       — Неужели тебе так важно, чтобы я нашла причину предать их?       Она и сама не верила в то, что спрашивала это у него сейчас.       — Мне важно, чтобы тебе стало легче, Грейнджер, — спокойно, без иронии и ухмылки ответил он. — Я хочу, чтобы ты боролась с ними, да. Но не ради меня, а ради себя.       Даже в своём плане, едва ли отвечающем высоким нормам морали, Малфой находил место для неё. Было это уловкой? Она верила, что нет, потому что человек, который заботился о ней, не требуя того же взамен, должен существовать…       И на удивление им оказался тот, от кого подобного она ожидала меньше всего…       Когда Гермиона вернулась в свою комнату, то ещё несколько минут отходила от слов Малфоя, пытаясь уловить те самые мысли, лежавшие на поверхности. Но её внимание привлекло другое.       Посреди комнаты, близ её постели, стоял огромный чёрный чемодан, а сверху была привязана небольшая записка. Подойдя ближе, Гермиона взяла пергамент, пробегаясь глазами по нему.

      «Раз уж иногда приходится заимствовать моё лицо — подбирай к нему соответствующую одежду.

С мыслями о сохранённой чести, Пэнси Паркинсон».

      Гермиона усмехнулась и повернула голову к шкафу с одеждой, уже собираясь убрать чемодан туда, но, не заметив одно из изданий на полке, замерла. В разуме закружились картины, где Энди раскладывал книги, и она точно помнила, что он клал туда нужное произведение, а сейчас его там не было.       Осмотревшись по сторонам, Гермиона не заметила следов присутствия чужого человека, но сам факт не давал ей покоя. Сегодня к ней пришло слишком много мыслей, которые заставили отпустить прошлое. Она была им благодарна…

***

      И если бы ответы на вопросы Малфоя давались так же легко, как экзамены, то Гермиона уже давно узнала бы о причинах его поступков, плане и своей в нём роли. Но нет, погоня за лежащим на поверхности мотивом не было контрольной, скорее походила на занятия у Снейпа.       Практически недостижимо в теории, едва ли успешно на практике, да ещё и преподаватель лишь подначивает, а не помогает.       Поэтому Гермиона избрала тактику, которая больше приветствовалась у слизеринцев, чем у гриффиндорцев. Хочешь поймать змею в ловушку? Думай как она. А в идеале — проведи переговоры с её сородичами.       Так Гермиона оказалась на одном из диванов Малфой-мэнора с подносом с алкоголем позади себя. Уже порядка двух часов она сидела и ждала, пока Нотту и Забини надоест общество Малфоя и они покинут его спальню.       Чем их привлечь, она тоже придумала быстро, даже слишком. По её просьбе Энди принёс одну из лучших бутылок огневиски около получаса назад. Он, конечно, прокомментировал, что она всё стремительнее падает в его глазах, но, расставив бокалы, быстро удалился.       И теперь ей приходилось только ждать, на удивление долго. Зачастую Малфой выводил её на эмоции ближе к часу с начала их беседы, друзья же терпели его гораздо дольше.       Впрочем, едва ли их разговоры с Малфоем её утомляли, напротив, они были слишком хороши и теплы. Поэтому рядом с ним её рациональные мысли исчезали, сменяясь грёзами о несбыточном. Это возвращало Гермиону к важному пониманию. Невозможно думать об Ордене Феникса, когда кожа зудит от жажды малфоевских прикосновений, а разум нуждается в ответах.       В отношении Малфоя было слишком много вопросов, незабываемая палитра эмоций и неудержимый крик, когда он увиливал, подводя её к самопознанию. Будь Гермиона смелее, давно бы забыла о страхе невзаимности и поцеловала бы его.       Этот шаг Малфой бы точно не предугадал.       От подобной мысли она улыбнулась, а после покачала головой. Потому что это так и останется нереализованным предложением, мужества на инициативу ей не хватит. Не сейчас.       Поэтому приходилось делать всё, что она не любила: сдерживаться, ждать и надеяться, будто всё решится очень скоро. Для человека, привыкшего к действиям, ожидание становилось пыткой.       Послышались шаги, Гермиона бросила взгляд на входную арку и тут же посмотрела обратно в книгу.       — Блейз, я сплю или ты всё-таки подлил мне ещё? — удивлённо произнёс Нотт, замирая посреди гостиной.       — Нет, друг, я тоже это вижу, — ответил Забини, вставая рядом с ним.       Нотт отрицательно покачал головой, обошёл диван и сел на противоположный от Гермионы край. Его руки легли на спинку, а сам он устремил заинтересованный взгляд на читающую Гермиону.       — От библиотеки и тыквенного сока до огневиски и Малфой-мэнора, — покачал головой Нотт. — Твои амбиции всегда меня завораживали.       Гермиона показательно улыбнулась и закрыла книгу.       — Это самая тихая комната в доме, — отметила она и бросила короткий взгляд на бутылку. — И алкоголь здесь едва не на каждой плоской поверхности.       Оба рассмеялись, переглядываясь между собой.       — Единственный плюс этого мрачного особняка, — отметил Забини, разливая огневиски. — Дама пьёт?       — Нет, спасибо, — ответила Гермиона и подобрала ноги под себя.       Забини и Нотт взяли в руки бокалы и сделали по паре глотков, смакуя дорогой алкоголь и высказываясь о хороших вкусах Малфоя. Через пару минут их разговор медленно стал уходить от хозяина дома к огневиски. Уже на этом моменте Гермиона поняла, что пора действовать, пока они не решили продолжить обсуждение подальше от неё.       — На самом деле здорово, что я вас встретила, — заметила она, вобрав в лёгкие больше воздуха. — У меня назрела пара вопросов, на которые ответить мне здесь не смогли…       — Так ты решила нас напоить и использовать? — возмутился Тео, кладя ладонь на сердце. — Какой позор. Грейнджер, я был о тебе куда лучшего мнения.       На мгновение Гермиона и правда смутилась, ощущая укол стыда за собственное деяние. Поджав губы, она отвела взгляд и уже собиралась поскорее уйти, когда услышала смех Нотта и осуждающий голос Забини.       — Расслабься, Грейнджер. У Тео своеобразное чувство юмора, — ответил Блейз. — Если это не касается грандиозных планов Малфоя, то задавай.       Нотт и Забини с ожиданием посмотрели на неё. Они явно не предполагали, что именно Гермиона хотела узнать.       Очередная неудача, обернувшаяся неудобной ситуацией, где она в проигравших. Стоило признаться им в содеянном или вторая оплошность за пять минут будет стоить гораздо больше, чем можно представить?       — Кто из вас принёс чемодан от Пэнси? — выдохнула Гермиона, вспомнив один из значительных эпизодов.       — Виновны, — произнёс Нотт, возводя руки перед собой. — Следовало вручить лично, но тебя не было, а назад с ним нас бы не пустили. Она так кричала.       — Кричала? — удивилась Гермиона.       — Да, — недовольно ответил Забини. — «Я бы умерла в этом доме без нормальной одежды, а у неё нормальной в помине нет, представьте, как на неё смотрят портреты».       Гермиона поджала губы, пытаясь удержать смех. Сама мысль, что Пэнси Паркинсон волновало подобное, доводила её до признания собственного безумства. Паркинсон никогда не походила на человека, которого заботила Гермиона.       — Вы не брали никакой книги с полки? — спросила она, подавив смех.       — Правда думаешь, что в женской комнате нас волнуют книги? — спросил Нотт, допивая свою порцию алкоголя. — Ты о нас слишком хорошего мнения, Грейнджер.       Она свела брови к переносице и опустила голову, пытаясь понять, кто, если не они, мог взять фолиант.       — Если это были не мы, домовики не умеют читать, а Грейнджер не брала… — рассуждал Забини, посматривая на Нотта.       — Малфой скрытно любит магловские книги и ворует их у Грейнджер, — завершил Нотт.       Они внимательно смотрели друг на друга, будто бы серьёзно подозревали Малфоя, а уже в следующую секунду громко рассмеялись, едва не разбив бокалы. Гермиона прищурилась, скрестив руки на груди. В отличие от них, её эта ситуация скорее пугала.       Заметив её взгляд, Нотт закатил глаза.       — Ладно тебе, Грейнджер, устрой засаду. Преступники всегда возвращаются на место преступления, — развёл руками Нотт. — Книга не вернулась?       — Вернулась, но пропала другая, — добавила Гермиона.       — Тогда вообще не понимаю, — выдохнул Забини. — Если вор в доме, то он знает, когда и куда ты ходишь. Сделай вид, что идёшь к Малфою, а сама спрячься в соседней комнате.       — А лучше — под кроватью, — щёлкнул пальцами Нотт.       — Не делись своими привычками.       — Хам, — недовольно буркнул Нотт. — Но Блейз прав, поймай за руку.       Гермиона многозначительно кивнула. План формировался в голове сам по себе, и если сегодня ей не удастся решить ребус Малфоя, то хотя бы недельную историю о потерянных книгах она сможет закончить…

***

      Не раз Гермионе приходилось сидеть в засаде, но впервые она делала это в собственной спальне. От этого страх по жилам нёсся скорее, наполняя тело железом, а сознание расплывалось в невидимой агонии. Это комната была для неё крепостью, местом, ворваться в которое мог только Малфой, а теперь сюда получил доступ посторонний. И раз уж даже Малфой, знающий каждый уголок своего дома, не заметил странностей — что оставалось ей? Как справиться с угрозой?       Был бы смысл вообще с ней бороться? «Некто» уже проникал сюда и мог вернуться в любой момент, даже когда она спит. У него была возможность убить её и не раз, но она всё ещё жива. Была ли её смерть истинной целью незнакомца? Неизвестно, потому что страдали от его рук лишь книги, появляющиеся и пропадающие ежедневно.       Посторонний читал их? Накладывал чары? Пытался завладеть её разумом сквозь строки? Если так, то он крайне глуп в выборе литературы. Пропадали только редкие издания, прочитанные Гермионой от корки до корки ещё в момент получения. Она не будет листать их заново, навряд ли…       Но чего тогда хотел добиться вор? Вопрос, терзающий слишком долго.       Вдруг Гермиона услышала хлопок аппарации. Крепко сжав палочку, она вобрала в лёгкие побольше воздуха и выкатилась из-под кровати. Поднявшись на ноги, она выставила древко перед собой и в ту же секунду удивлённо хмыкнула.       Возможно, дело было в темноте, но она могла поклясться, что видела…       — Энди? — воскликнула она.       Он мгновенно обернулся и едва не выронил книгу, удивлённо смотря на Гермиону. Казалось, впервые шок отпечатался на его лице дольше чем на минуту. Это поражало её не меньше, чем личность книжного вора.       — Госпожа, — тихо произнёс он, отправляя книгу на нужную полку и убирая руки за спину. — Добрый вечер.       Гермиона взмахнула палочкой, зажигая свечи, и медленно подошла к нему, всматриваясь в виноватое лицо молчащего Энди.       — Так это ты берёшь книги? — спросила она, опускаясь в кресло.       — С вашей стороны было опрометчиво держать подобные издания в соблазнительной близости, — буркнул он. — Только глупец не захочет прочесть их.       — До нас с тобой большинством из этих книг никто не интересовался, — улыбнулась Гермиона.       — А я и не говорю, что современные волшебники умны, — пожал плечами он. — Простите, что не спросил. Не хотел получить отказ.       Гермиона склонила голову набок и легко кивнула ему. Встав, она подошла к шкафу и выудила из него то самое издание, пропавшее последним. Волшебная сказка, очень учтиво списанная с известной «Рапунцель», называлась «Дитани» и была добыта Малфоем с великим трудом. Если Энди нельзя было обвинить в воровстве, то в хорошем вкусе вполне.       Опустившись обратно, Гермиона положила книгу на столик перед собой и кивнула Энди на место напротив. Нахмурившись, он взглянул на фолиант, после вновь на Гермиону и на кресло, словно опасаясь доверять столь непонятному жесту.       Но, вопреки сомнению, Энди сел, чувствуя себя непривычно в хозяйской мебели, и внимательно осмотрелся вокруг.       — Почему именно «Дитани»? — спросила Гермиона, с улыбкой смотря в глаза Энди.       Несколько минут он глядел на неё, будто не понимая смысла вопроса и почему она вообще этим интересовалась. Но после длительной паузы всё-таки ответил:       — Дом, в котором я служил раньше… — начал он. — Хозяйка очень любила читать, она научила Энди.       Брови Гермионы поползли вверх, и Энди улыбнулся, заметив это.       — Когда «Дитани» попала в наш дом, госпожа обещала, что даст прочитать её Энди, когда сама ознакомится, но потом пришёл Тёмный Лорд и убил всю семью, — Энди опустил глаза, тяжело выдыхая. — Энди хотел прочитать книгу в память о хозяйке.       Домовые эльфы всегда удивляли Гермиону — иногда бесхребетностью, порой участью, реже смелостью, но всегда преданностью. У Добби она выражалась в страхе, у Кикимера в памяти, у Рене в бесконечной любви, а у Энди в скорби. Даже после смерти дорогих для себя людей он нашёл способ вспомнить о них.       Энди знал, что может случиться, если это заметят, и был готов к наказанию. Не важно, что станет с ним, главное — он отдал память дорогой для себя госпоже…       Это не просто трогало Гермиону — на задворках сознания это двигалось тенью зависти…       — Мне жаль, — произнесла она, смотря на Энди, который коротко кивнул. — Ты можешь брать любые книги, которые здесь есть, когда захочешь.       Он широко открыл глаза и искренне улыбнулся. Не так, как делал это обычно, без тени превосходства, злорадства или шутки. А легко, совершенно невинно, словно самое беззащитное создание.       — Спасибо, — тихо сказал Энди, вставая с кресла.       Он развернулся, собираясь уходить, но уже у двери замер, схватившись за ручку. Постояв так пару секунд, он вновь посмотрел на Гермиону.       — Госпожа… — Энди подошёл к ней, вновь усаживаясь на кресло. — Расскажите историю, связанную с этой книгой? Мне обещали, но…       — О том, как автор сжёг большую часть произведений? — выгнув бровь, спросила Гермиона.       — Да, именно так, — кивнул Энди. — На самом деле, многое в книге мне непонятно. Почему госпожа Готель для него плохой персонаж?       От этого вопроса и в сердце Гермионы неприятно кольнуло.       В «Рапунцель», с которой и списана «Дитани», не было столько несостыковок, сколько в волшебной вариации сказки. И что больше всего удивляло её саму — это та самая колдунья по соседству. Если у братьев Гримм она была безоговорочным злом, то волшебный автор давал читателю почву для понимания её мотивов даже немного больше, чем следовало.       — На самом деле, — Гермиона встала с кресла и подошла к шкафу, забирая оттуда один из фолиантов и кладя его перед Энди, — эту историю первой рассказали маглы, а уже после автор переписал её на магический лад, из-за чего и сжёг книги. Маглорождённые, выросшие на оригинале, не смогли упустить из виду…       — Явное воровство! — удивился Энди, листая «Рапунцель». — Что это значит? Он похитил произведение?       Недовольство в голосе Энди звучало настолько ярко, что Гермиона даже удивилась, насколько это тронуло его сердце.       — Практически, — кивнула она. — Но он внёс изменения. Если в «Дитани» госпожу Готель понять мы можем, то в «Рапунцель» она безоговорочный злодей.       — Вот оно — волшебное общество, — недовольно развёл руками Энди. — Её обокрали, похитили бадьян, которым она хотела вылечить сына, и в итоге назвали плохой, когда она потребовала их ребёнка.       — Мне кажется, обществу в принципе нравится искать виновных в своих бедах. Не видела волшебников, которые бы признавались, что сами виноваты во всём, — пожала плечами Гермиона.       Энди закивал, продолжая высказываться о волнующей его проблеме. На глазах всегда сдержанный и моментами злорадный эльф превращался в человека. Озабоченного проблемами мира больше, чем сам мир.       Его голос звучал уверенно, выверенные жесты олицетворяли каждую эмоцию, а блеск в глазах подталкивал к осознанию, насколько для него это важно. Казалось, что Энди едва ли не жил этой историей те несколько часов, которые читал, и выговаривался Гермионе.       Постепенно от «Дитани» они переходили к другим сказкам, историям, произведениям. Будто бы двое, лишённые дара речи, наконец-то его обрели и делились друг с другом накипевшим. Гермиона рассказывала Энди свои взгляды на книги, он поддерживал или оспаривал её слова, говоря свои, тем самым заставляя минуты утекать.       Неизвестно, сколько они просидели, ощущение времени потерялось ещё на первом получасе. Оставались лишь взаимопонимание, поддержка и нарастающее желание поделиться, словно две заблудшие души нашли голос во тьме…       Это вдохновляло, поражало и одновременно удручало Гермиону. Энди был олицетворением того, какими она хотела видеть домовиков в будущем. Ещё когда создавала Г.А.В.Н.Э. и пыталась научить читать Кикимера. Но всё это закончилось на чёртовом Ордене Феникса и Сириусе Блэке, который заставил её прекратить и не позволил заниматься этим дальше, ведь «Гарри ты нужна сейчас».       Конечно, Сириуса никогда не волновало ничего, кроме драгоценного крестника. И вместо того, чтобы самому налаживать с ним «не родительские контакты», он заставлял Гермиону отказываться от важного для неё. Возможно, если бы тогда она продолжила своё движение, сейчас у неё осталось хотя бы что-то, но нет…       Август, 1995 год, площадь Гриммо, 12       — Когда мы складываем эти буквы, получаются слова, — с улыбкой сказала Гермиона, показывая Кикимеру алфавит.       Он нахмуренно разглядывал изрисованное полотно, пытаясь поближе рассмотреть каждое значение.       — И если Кикимер выучится, то сможет читать? — с недоверием спросил он, смотря на Гермиону.       — Конечно, представь, как будет прекрасно, когда новости ты сможешь не узнавать со слов кого-то, а видеть прямо в газетах, — воодушевлённо говорила она, указывая на выпуск «Ежедневного пророка».       Кикимер несколько минут недоверчиво смотрел на алфавит, но всё-таки взял его в руки и спустился на пол, уходя в дальнюю комнату. Улыбающаяся Гермиона провожала его взглядом, радуясь немому согласию на собственную авантюру. В свете всех событий это приносило ей хотя бы долю необходимого тепла.       К концу четвёртого курса она поняла важную вещь: взращивать в эльфах нужно не волю, а ум. Лишь познав, как может сложиться жизнь, они будут к ней стремиться. Поэтому она верила, что, обретя способность читать, писать, посещать нормальную работу и жить жизнью волшебника, домовики захотят свободы. Они будут бороться за неё сами, а она сможет помочь им в этом настолько, насколько сможет.       Отличный первый шаг.       — Ты ведь понимаешь, что это глупая трата времени? — послышался голос позади неё.       Повернувшись, Гермиона встретилась взглядом с Сириусом. Он осуждающе рассматривал её, подперев плечом дверь и крутя между пальцами палочку. По её спине пробежал мороз, и Гермиона поджала губы, подходя к столу с разложенными слогами и выведенными буквами.       — Стремление к знаниям не может быть глупым, мистер Блэк, — на выдохе произнесла она, выравнивая стопку с пергаментами.       Взяв листы в руки, она прижала их к себе и уже хотела выйти из комнаты, когда Сириус перегородил ей дорогу, не позволяя. Гермиона вобрала в лёгкие побольше воздуха и подняла голову, чтобы попросить пропустить её, но встретилась с холодом, струящимся из его глаз.       — Гермиона, давай поговорим с тобой начистоту об увлечениях? — он сделал шаг в комнату, заставляя её попятиться и опуститься на стул позади себя.       Дверь громко хлопнула, отчего Гермиона вздрогнула и подскочила на месте, крепче сжав листы пальцами. Сириус не сел, он бедром упёрся в стол и положил на него одну руку, внимательно смотря на Гермиону сверху вниз.       — Не думаю, что они вас касаются, — грубее ответила она.       — Они касаются твоих задач относительно грядущих событий, Гермиона. Мне нужно объяснять, что для Гарри ты поддержка, как и Рон? — вдумчиво спросил Сириус, протягивая руку к ней.       — Не совсем понимаю, какая связь между дружбой и моими целями, — сглотнув ком, подступивший к горлу, произнесла Гермиона.       Сириус звучно щёлкнул пальцами, словно она только что ответила на самый главный в мире вопрос.       — Гермиона, тебе нужно понять важную вещь, — произнёс он. — Нет «моих целей», есть «наши цели». Твоя умная голова должна быть занята не вот этими домовиками, которых уже ничего не спасёт, а Орденом Феникса и победой Гарри.       Рука Сириуса потянулась к листам, но Гермиона лишь крепче прижала их к себе, гневно смотря на него.       — Но будет жизнь после, — добавила она. — И я хочу строить её уже сейчас.       — Смысл в будущем, если без победы ты до него просто не доживёшь? — грубо спросил Сириус, выдёргивая листы из её рук.       — Мистер Блэк, — подскочила она, но он лишь взмахнул палочкой, обездвиживая Гермиону.       Подойдя к одному из шкафов, он вытащил металлическую тарелку. На глазах Гермионы Сириус показательно порвал все её материалы и заметки, подготовленные для Кикимера.       Гермиона пыталась бороться, пойти против заклинания, но сил не хватало, она не могла произнести и слова, лишь стоять и наблюдать за каждым его действием.       — Когда-нибудь ты скажешь мне спасибо, дорогая, — ответил Сириус. — Ты обязана забыть о своём будущем, потому что нужна Гарри. Иногда мы поступаемся собой ради других, и будет лучше, если ты поймёшь это по-хорошему.       С этими словами он коснулся бумаги палочкой, разжигая огонь на тарелке. На глазах Гермионы пылали её труды, и она не могла поверить, что это делал любимый крёстный Гарри. Тот, кого они ещё несколько месяцев назад спасли от ужасной смерти.       Человек, который провёл годы в Азкабане, должен был ценить свободу не меньше, чем она. Но нет…       Сириус не собирался говорить или предлагать. Он уничтожал важные для неё вещи, прикрываясь благими целями и общей победой. Словно её жизнь заканчивалась на этих двух понятиях.       Почему если он готов это сделать, то обязана и она? Речь даже не о домовых эльфах, а о значимых для неё целях. О движении, которое было именно её, заботило только её и могло стать тем, за что она бы боролась после войны…       Но Сириус вёл себя так, будто «после» никогда не наступит…       — Не обижайся, — сказал он, когда от её трудов остался лишь пепел. — В силу возраста тебе не понять многих вещей. Считай, что это помощь старшего товарища.       Когда он посмотрел на неё, по её щекам уже катились горячие слёзы. Движением палочки Сириус убрал все следы своего преступления и вновь подошёл к ней, снимая заклятие. Отмерев, Гермиона схватилась за древко, но в тот же момент была остановлена грубой рукой Блэка.       — Не делай глупостей, о которых потом пожалеешь, — строго произнёс он. — Я могу быть другом, Гермиона, и наставлять тебя на верный путь.       В его глазах виднелись осколки угрозы.       — А могу стать тем, кто уничтожит всё, что ты любишь, — тише добавил он. — Маглов убивают, и это уже норма. Мы же не хотим, чтобы твои родители появились в следующей сводке?       — Как вы смеете мне угрожать? — сквозь зубы произнесла Гермиона.       — Я всего лишь предупреждаю, — добавил Блэк. — Играй свою роль, слушай меня и не принимай опрометчивых решений, они наказуемы.       Он с силой оттолкнул её от себя и сделал несколько шагов назад, осматривая с ног до головы. От Блэка веяло решительностью и угрозой, а положение напоминало о безнаказанности. Возможно, ей стоило рассказать обо всём Гарри, Римусу, Снейпу, Дамблдору… Но нечто подсказывало, что между Сириусом и Гермионой выбор будет не в её сторону.       Она смирилась, спустя несколько недель приняла существующие порядки, а через месяц уже выполнила первое поручение Блэка, заботясь о Гарри. О себе пришлось забыть, оставаясь в одиночестве с отсутствием отдушины. Но зато её родители были живы…       Это стоило того…       Октябрь, 1999 год, Малфой-мэнор       — Госпожа, всё в порядке? — голос Энди заставил её выплыть из воспоминаний.       Гермиона внимательно посмотрела на него. Энди был олицетворением болезненного прошлого, и от этого она почувствовала яркий прилив ненависти. Переполняющий гнев и непреодолимое желание заставить Сириуса Блэка ответить за всё, что он сделал. За угрозы молодой девочке, за манипуляции, за страх, который она годами испытывала, боясь сделать что-то не так.       Месть играла в ней, давая понимание будущей цели. То самое, что лежало на поверхности всё это время.       — Я скоро приду, — произнесла она, вставая с кресла и выходя из комнаты.       На дворе было раннее утро, сквозь окна проникал яркий солнечный свет, и она бежала под его лучами прямо в спальню Малфоя, желая наконец-то дать ему ответ.       Сердце трепетало, воспоминания рисовались в сознании, и теперь это не уничтожало, выбивая остатки желания жить. Это придавало сил — настолько много, что в них можно было утопиться, но она выбирала другой путь.       Оказавшись около комнаты Малфоя, она потянула дверь на себя и вошла внутрь в тот момент, когда он застегивал на себе рубашку. Гермиона даже не смутилась. Ворвавшись, она так и застыла у входа, смотря в его глаза сквозь отражение того самого зеркала.       — Доброе утро, — сказал Малфой, оборачиваясь к ней. — Что-то хотела?       — Я знаю… — прошептала Гермиона, её губы дёрнулись в улыбке ровно на мгновение. — Месть, Малфой, я хочу отомстить им всем…       И ответом служили заинтересованный взгляд и усмешка. Малфой был готов помочь, а большего сейчас ей и не нужно…