Сопряжение

      Дазай преследовал несколько целей, заявляясь в потенциально опасное место с потенциально опасным наемником в одиночку. В очень смелых и амбициозных планах было то, что происходило сейчас. Бессонная ночь, проведённая за изучением связи Верлена сначала с неким Артуром Рембо, а потом с таким же совершенно неизвестным Шибусавой точно стоила вида лисенка сейчас — неверие напополам с изумлением в широко распахнутых глазах, уголок губ слабо дергается в защитной ухмылке, щеки покрылись едва заметным румянцем.       — Повтори ещё раз, что ты хочешь.       — Я хочу, чтобы ты меня поцеловал, Чуя, — мурлыкнул Дазай. — Это моё желание, потому что я выиграл спор, так как нашёл тайник, который не нашёл ты. Желание не связано с нашей работой и его можно выполнить прямо сейчас — все условия соблюдены.       — Не разговаривай со мной, как с умалишенным, — по инерции отрезал Чуя и потер переносицу. Дазай чуть не запищал от восторга, когда заметил покрасневшие кончики ушей. — Я просто… не ожидал, наверное.       — Ладно, — легко согласился Дазай, перекатываясь с пятки на носок. Поддел немного: — Что-то ты раньше не казался робким. Так мне долго ещё ждать, лисенок?       Провокации с ним работали на ура, что было удивительно, но Дазай не удивлялся, а просто принимал к сведению. Чуя рыкнул, дернул его за галстук, заставляя Дазая согнуться, выдохнул тихое «мудак» в губы, на мгновение замер… что это, как не призыв перехватить инициативу? Лисенок чуть не пискнул, когда Дазай ласково, едва ощутимо провел пальцами по тонкой шее с бьющейся жилкой, поддел край чокера, пробираясь к огненным волосам. Отныне его страсть — зарываться в эту копну, массируя кожу головы. Чуя прикрыл глаза, когда Дазай пересёк, наконец, то небольшое расстояние, что их разделяло. Сначала он невинно прикоснулся своими губами к чужим, давая привыкнуть к себе. Хватка на галстуке ослабла: Чуя почти не дышал. Дазай едва слышно усмехнулся, поддевая его нижнюю губу и нежно, аккуратно посасывая. Лисенок отмер, реагируя, и ответил ему, заставляя сердце Дазая в очередной раз сбиться с курса и вырваться-таки из грудной клетки. Чуя целовался умело, далеко не в первый раз, и Осаму было приятно быть в едином ритме. Он лизнул губы, отрываясь на секунду, и лисенок сразу же открыл рот, желая, вероятно, сказать что-то колкое… Но Дазай перебил неожиданно даже для самого себя севшим голосом:       — Это еще не все.       Быть быстрее наемного убийцы — задачка из разряда невыполнимых, но Дазай справился, снова вжимая Чую в себя. Такого горячего, живого, подвижного, как ртуть, как лава, пламя, — весь раскрасневшийся, встрепанный, смущенный, с распухшими губами и яркими глазами. Непонятно как, но оказалось, что он прижал Чую к стенке — тот не сопротивлялся! только сжал намертво его предплечье, слишком увлеченный тем, чтобы воевать с языком Дазай. Лисенок, кажется, любил кусаться, но Осаму по непонятной причине нравилось; одна его рука зарылась в волосах Чуи, действительно не в силах оторваться, а вторая касалась всего, до чего могла дотянуться, почти без его ведома: дернула ворот рубашки, спустилась по груди ниже, огладила бок, заставляя лисенка дернуться, вернулась на плечо, спустилась на предплечье и почти взялась за ладонь, но его резко оттолкнули.       — Хватит.       Дазай прикоснулся к своим припухшим губам, чувствуя, как те невольно растягиваются в улыбке.       — Как пожелаешь, лисенок.       Он позволял себе подпитывать слабую надежду на то, что после поцелуя его странная одержимость пройдёт, но сейчас стало абсолютно ясно, что нет. Учитывая, сколько сцен постельного (и не только) характера рисовали его мозги, было даже неловко, что ничего из этого ещё не было исполнено. Снова хотелось потрогать рыжие пряди — Дазай протянул руку, но ту шлепнули во имя восстановления отныне несуществующего личного пространства.       — Давай займёмся делом, Дазай, — хмуро сказал Чуя, отводя взгляд. Его выдавали только покрасневшие уши, но он отчаянно не обращал на это внимания. — Для начала пара вопросов. Как ты нашёл этот тайник?       — А что мне за это будет, Чуя? — кокетливо поинтересовался Осаму.       — Сохранность целостности зубного ряда, — елейно ответили ему.       Дазай фыркнул. Очаровательно. Взвесив все «за» и «против» (будто бы он не просчитал заранее возможность этого диалога), выдал порцию информации. Конечно, в виде вопроса.       — Ты знаешь, кто такой Артур Рембо?       — Возможно, — лисенок стиснул зубы, одной своей реакцией подтверждая и знакомство, и отношение. — Какое это отношение имеет к делу?       — Прямое. Поль Верлен работал с ним над чем-то, вероятно, произошёл конфликт, в результате которого Верлен присоединился к мафии, а Рембо скорее всего…       — Умер, — перебил Чуя. — Эта нитка обрывается.       — Хм, так намного легче, — послушно согласился Дазай. — Верлен дальше имел контакт с неким Шибусавой, и с ним сотрудничество пошло плодотворнее, чем с Рембо. Верлен прикрывал его от мафии, а Шибусава… судя по тому, где мы находимся, занимался наукой и экспериментами, весьма запрещенными. Надо будет изучить все бумажки позднее.       — Да, — лисенок, рыжая несносная прелесть, закусил губу, отвлекая Дазая от мыслей разумных. — И как это заставило тебя найти тайник?       Кажется, кое-кто не терял ход разговора. Чуя хоть и не был гением, но соображалка и желание разбираться в ситуации у него присутствовали, и если бы раньше Дазай нашёл это скучным, то отныне считал очаровательным. И уже сейчас он мог с уверенностью утверждать, что Чуя хотел быть в курсе не столько из необходимости, а больше из природного любопытства. Вот уж и правда — лисичка.       — Ничего особенного, — Дазай, красуясь, пожал плечами. — Предположив все это, сложно было не заметить типичную «мафиозную» выкладку плитки на полу. Я знаю, что тайники подобного плана делаются на века и что созданы не для быстрого доступа. Несведущий человек ни за что не догадается.       Негодование Чуи можно было без проблем прочитать на красивом лице.       — Это было нечестно!       — Конечно, — согласился Дазай. — Иначе как бы я выиграл?       — Ты… — лисенок подошёл к нему, тыкая пальцем в грудь. Ему приходилось задирать голову, чтобы смотреть в глаза; Осаму это побуждало лишь заграбастать его в крепкие объятья, укрыть собой от остального мира, как дракон сокровище, но «сокровище» тогда точно отобьет ему почки. — Ты гадкий, извротливый, пронырливый мудак, чудом не сдохший потомок Тутанхомона!       Дазай тонко улыбался, выслушивая забавные оскорбления.       — Знаешь, что я заметил, Чуя, — пропел он, предчувствуя взрыв. — Ты очень часто прикасаешься ко мне.       Вместо яростного отрицания он получил ошарашенное молчание. Даже поцелуй не вызвал в лисенке столько эмоций, что тот не смог с ними справиться сразу. Он замер, словно система сломалась, и Дазай сделал вывод, что инициировать тактильный контакт действительно не было в его привычке. Доверительно добавил:       — Но мне нравится.       Пользуясь случаем, Дазай наклонился, заправляя рыжую прядь за ухо. Его пальцы, как и прежде, слабо мерцнули голубым — сработала Исповедь. Чуя тряхнул головой и уклонился от касания. Пробормотал:       — Сложно не прикасаться, когда хочется врезать тебе, Дазай. Технику бесконтактного боя я ещё не освоил, к сожалению.       Но момент был потерян — Осаму уже понял, что задел за живое, что скрыть настоящие чувства не удалось, что лисенок смущён, растерян, не понимает своего поведения; что Дазай все-таки зацепил его, что он сомневается в его и своих мотивах и вообще — запутался. Дазай тоже запутался, но он знал, чего хочет, — лисенка, потому что пустота рядом с Чуей подозрительно глубоко отступала; он обещал себе поломать над этим голову попозже, все-таки прошёл всего день с их знакомства, но он настолько был в темноте все это время, что готов был вцепиться в этот призрачный шанс на нормальную жизнь. Конечно, такое нельзя объяснить, и Дазай не очень-то и хотел. Единственное, что он знал, что работает на людей, — это чувства и привязанность. И хотел этого добиться.       Если Ода заметил изменения в нем, то, значит, Дазай не совсем сошёл с ума.       — Я заберу документы, — сказал тем временем Чуя, обшаривая лабораторию.       — Я сфотографирую, — согласился Дазай, доставая личный телефон. Чуя кинул в него первой пачкой, занятый беглым прочтением других. Дазай посмотрел: дневник наблюдений, один из. Надо же, как полезно.       На некоторое время они погрузились в рабочее молчание. Дазай, конечно, хотел бы ещё каким-либо образом подразнить лисенка, но у него тут тоже были дела, к великому его сожалению. Да и записи действительно оказались занимательными. Этот Шибусава был из разряда сумасшедших, помешанных на экспериментах учёных, которым море по колено, а этики как явления не существует вовсе. Дазай понимал вторую часть (где-то неодобрительно вздыхает Одасаку), но не первую. Однако он представлял, что можно ожидать от такого типажа.       Эксперименты над способностями эсперов были далеко не новы, но впервые Дазай видел такой масштаб происходящего: под раздачу попадали в основном бездомные и дети-сироты.       — Уебки, — бросил Чуя с нечитаемым выражением лица, просматривая чье-то дело.       Им предстояло перерыть здесь как можно больше бумаг, чтобы найти ту зацепку, которая приведёт их к оборотню. Дазай поглядел на стопку, в которую лисенок складировал все, хоть немного обладающее информацией. Ему нужен был желтоватого цвета, с плотными корками журнал альбомного формата, выглядевший либо свежим, либо испачкавшимся. Вероятность обнаружить необходимое существовала немаленькая. Судя по тому, что Дазай смог увидеть, картинка складывалась логичная: этот Шибусава проводил эксперимент над оборотнем, очевидно, вышедший из-под контроля. Судя по тому, что трупов в лаборатории не было, но та была разгромлена, работал Шибусава один и сумел успешно скрыться. Охранникам на входе повезло меньше, а дальше оборотень затерялся в лесу. Дела велись педантично и по каждому наблюдаемому отдельно, а уходил учёный в очевидной спешке, так что мог вполне оставить настолько жирную подсказку. Приметив очередной потенциально-тот журнал, Дазай схватил его, но открыть не успел: его отвлек Чуя.       — Что делать с этим?       Лисенок вскрыл мешочек, найденный Дазаем в тайнике. Причина спора выглядела непрезентабельно: внутри было скопление драгоценных камней. Чуя выложил их в ладонь, рассматривая детали, но не обнаружил ничего подозрительного. Дазай взял один, не прикасаясь к перчатке, и… бросив, наступил жестким каблуком ботинка на него, раздрабливая в крошку.       — Что ты… — начал Чуя, но быстро прервался.       — О, — удовлетворённо сказал Дазай, отступая на пару шагов.       Из каменной пыли собирался образ — фигура человека без лица и половых признаков, сотканная из мельчайших частиц темно-синего цвета. Чуя выглядел настороженно, но собрался за секунду, словно переключился. Дазай улыбнулся в тот момент, когда фигура обернулась к нему, и быстро проговорил:       — Это ожившая способность. Неудачные образцы Шибусавы, сохранённые для его защиты.       — Что с ним делать?       «Это зависит от того, что делать будет он», — хотел сказать Дазай, но вместо этого пришлось отпрыгивать: в место, где он стоял раньше, вонзились сосульки длиной метра два каждая. Чуя, недолго думая, вступил в схватку, пользуясь замедленной реакцией способности. Он действовал рационально, с помощью гравитации направив её атаку против неё же. Глыбы не пронзили способность — фигура залатывала дыры за секунду. Понятно, физические атаки её не брали.       Лисенок быстро просек немудреный план, провоцируя атаковать себя. Он защищался гравитацией — волосы поднялись вверх, обнажая шею, губы изогнуты в азартной ухмылке; портрет запечатлился яркими пятнами, но это не помешало Дазаю подобраться к ожившей способности сзади, обхватив её шею и нащупав внутри какое-то уплотнение… по идее, тут должна была сработать Исповедь, но ничего не произошло. Фигура обернулась, как в замедленной съёмке, и его бок прошило жуткой болью. Дазай харкнул кровью, полунеосознанно смотря вниз — да, насквозь прошла сосулька небольшого диаметра, и уже готовилась новая партия, призванная пустить его на шашлык.       — Блядь, ты бракованный, что ли?! Твоя способность вообще собирается хоть когда-нибудь срабатывать?       Затуманенное болью сознание на мгновение забыло о существовании лисенка поблизости; тому и потребовалось одно лишь это мгновение, чтобы сблизиться со способностью, ногой разбивая лед. Дазай, не поддерживаемый больше ничем, рухнул, как мешок, что бы точно сказалось на гордости, если бы не рана, которая отвлекала на себя слишком много его внимания. Чуя поднял его, будто он ничего совсем не весил, а Дазай успел передать:       — Целься в шею, там камень.       — Понял, — усмирив гнев, отозвался лисенок, пристроил его у стены, подальше от места боя. Только сейчас Осаму заметил — у того по телу снова расползались кроваво-черные разводы его способности. И руки были без перчаток. Развернувшись, он остановил вновь летевшие в них иглы. Без слов удалился, вступая в схватку.       А Дазай… Дазай позволил себе прикрыть глаза на секунду, а потом стащил с себя чёрный плащ. Расстегнул жилетку холодными непослушными пальцами. Белая рубашка стала почти чёрной, настолько пропиталась кровью, рана была справа под ребром, и в глазах давно уже темнело; шевелиться приходилось вслепую. Несмотря на все пройденные тренировки Мори, привыкнуть к боли Дазай до конца не смог: организм хотел потерять сознание от шока.       — Что ты творишь? — раздался голос Чуи над ним, а после его руку схватили, оторвали от раны. Дазай не знал точно — зрение не вернулось, все плыло и темнело без малейшей возможности разобраться — но полагал, что на этот раз Исповедь сработала, наверняка замерцала синей дымкой. Второй рукой Чуя, по-видимому, достал телефон, иначе как объяснить следующие слова: — Юан, срочно дуй сюда. Аптечку прихвати. Хорошо, жду.       Дазай попытался что-то сказать, но мысль ускакала, не успев оформиться; Чуя споро расстегивал его рубашку, а потом принялся за бинты, и Осаму невольно дернулся. Чуя недоверчиво окликнул:       — Дазай?       — Мы ещё не настолько близки, лисенок, — произнес он слабым, но нормальным голосом. Дазай искренне понадеялся, что действительно произнес, потому что губ он не чувствовал.       — Тебе лучше выключиться, — посоветовал Чуя и положил свою горячую ладонь на его, успокаивающе погладив. Без перчатки — это было даже смешно, как Дазай не чувствовал ничего, а в его руке словно бы сосредоточились все нервные окончания. Касание было почти обжигающим. — Ты будешь в безопасности. Расслабься.       И Дазай доверился.