Blowin' in the Wind

      — Директриса, — сказала Гермиона, улыбаясь и протягивая руку.       Минерва МакГонагалл, выглядевшая как всегда внушительно в своей полуночно-синей мантии и с седыми волосами, убранными в тугой пучок, пожала ей руку с тёплым блеском в глазах. Она уже ждала, чтобы поприветствовать Гермиону в холле Хогвартса. — Рада видеть вас здесь, миссис Уизли.       Нацепив на лицо отработанную улыбку, которая должна была удержать людей от вопросов о том, как она держится, Гермиона покачала головой.       — Теперь снова Грейнджер.       Глаза МакГонагалл слегка расширились, но затем она вернула своё обычное нейтральное выражение.       — О, мне очень жаль это слышать. Слухи, конечно, ходили, но я никогда не придавала большого значения сплетням.       Гермиона начала мысленно отсчитывать время. Никто никогда не ждал слишком долго, чтобы спросить как она. Пять, четыре, три…       — А ты…       — Я в порядке, — сказала она, отмахнувшись от беспокойства своего декана. — Единственная постоянная вещь в жизни — это перемены. И обычно они к лучшему.       МакГонагалл кивнула. — Разумно сказано. Мы тоже рады всем изменениям и реформам, которые происходят в нашей школе. Мы не смогли бы сделать это без вашей помощи. Департамент социального равенства всегда будет считаться одним из наших самых сильных союзников в этом отношении.       Улыбаясь про себя, Гермиона наслаждалась тем, как звучит новое название департамента, который процветал под её руководством. Оглядываясь назад, она с трудом могла поверить в дерзость старого названия. Департамент по регулированию и контролю над магическими существами. Как будто ведьмы и волшебники были не кем иным, как богами, имеющими право контролировать и угнетать все остальные магические расы, а в некоторых случаях даже порабощать их. Сейчас одна только мысль о том, насколько варварским было старое законодательство, заставляла её содрогаться от гнева. И до настоящего равенства, если оно вообще было достижимо, им ещё далеко. Но пока, по крайней мере, сегодня, она хотела позволить себе радоваться достигнутым рубежам, а не зацикливаться на тех, которые пока остаются лишь далёкой мечтой.       — Ну что, мисс Грейнджер? — спросила МакГонагалл. — Мы выпьем чаю в моём кабинете, а потом вы сможете поприсутствовать на некоторых занятиях, которые мы выбрали, и понаблюдать за тем, как некоторые из наших новых учеников адаптируются к жизни в Хогвартсе.       — Конечно. Ведите меня, — сказала Гермиона, вместо того чтобы спросить, не изменилась ли политика в отношении аппарирования в стенах Хогвартса. Её ноги уже болели от передвижения по территории на высоких каблуках, и что-то подсказывало ей, что скоро она будет носить туфли в руке. Это был не первый случай, когда Гермиона Грейнджер была замечена бегущей босиком по залам какого-нибудь выдающегося учебного заведения. Она не могла вспомнить, почему ей пришло в голову надеть эти проклятые туфли. Кроме приятных звуков, которые они издавали при ходьбе, это были приспособления для пыток, и ничего больше. А она еще и заплатила за пару с якобы революционными амортизирующими свойствами. Нелепо.       — Директриса! — раздался сзади знакомый голос, заставивший её вынырнуть из задумчивости.       Обе ведьмы повернулись на пятках и увидели спешащего к ним профессора Защиты от тёмных искусств. На лице Гермионы расцвела широкая улыбка. Боже, казалось, что она не видела его целую вечность.       — Гермиона, ты здесь, — сказал Гарри, быстро окинув её взглядом и взъерошив свои иссиня-чёрные волосы, которые уже торчали во все стороны. Как обычно, его волосы было трудно укротить.        — Сегодня уже среда?       Она коротко рассмеялась. — Разве ты не должен это знать? Раз ты профессор и всё такое, разве это не имеет отношения к расписанию твоих занятий?       — Я скучал по тебе, — сказал он с широкой ухмылкой, заключая её в объятия.       Он вздрогнул. И она тоже. Да, большинство перемен — это хорошо, но те немногие якоря, которые придают стабильность жизни человека, также имеют первостепенное значение. То, как её лучший друг невозмутимо обнял её и прижал к своей груди, запах его одеколона, то, как целомудренно он гладил её по спине, — всё это дарило тепло и уют знакомых ощущений. Только когда МакГонагалл прочистила горло, Гермиона вспомнила, что они не одни.       — Извините, директриса, — сказал Гарри, выглядя смущённым. — Чем я могу вам помочь?       — Профессор Поттер, это вы прибежали ко мне не далее как минуту назад, — сказала МакГонагалл с оттенком веселья.       — Ах, да. Прошу прощения. По какой-то причине я сегодня рассеян. Пивз устраивает хаос в классе трансфигурации. Он опять заперся и сказал, что не будет вести переговоры ни с кем, кроме вас. Я не хотел его обманывать или пытаться вытащить силой, так что…       — Ты тоже не должна, — сказала МакГонагалл, бросив на Гермиону мимолётный взгляд. — Это противоречит правилам школы. Все конфликты должны разрешаться мирным путём, независимо от того, насколько бесцеремонным является поведение того или иного жителя Хогвартса. Мне лучше разобраться с этим как можно скорее, — сказала МакГонагалл. — Надеюсь, вы не откажетесь составить мисс Грейнджер компанию на некоторое время. Ведь первый урок, на который она должна прийти — ваш.       — Я нисколько не возражаю, директриса, — ответил Гарри.       МакГонагалл кивнула и перевела взгляд с Гарри на Гермиону, как будто собираясь что-то сказать, но выражение её лица было нечитаемым. Но, похоже, она сочла лучшим удалиться.       — Это навевает воспоминания, не так ли? — спросила Гермиона, оглядывая пустой коридор. — Мы вдвоём в Хогвартсе.       Гарри кивнул. — Приятные воспоминания. То есть, да, мы несколько раз чуть не погибли, но это очень укрепило нашу дружбу, ты не находишь?       — Рискованный совместный опыт часто помогает, да, это отличная возможность сблизиться.       Гарри рассмеялся, ещё раз крепко обнял её, а затем сделал шаг назад, разглядывая её. — Ты хорошо выглядишь. Я действительно скучал по тебе.       — Я тоже по тебе скучала, — сказала она. — Мне жаль, что пришлось отменить пять наших последних ужинов.       — Шесть, — мягко поправил Гарри. — Но кто ведёт счёт? Хотя, честно говоря, это неважно. Ты занята тем, что меняешь мир. Я понимаю.       Действительно, Гермиона была занята, настолько, насколько могла. Если быть честной с собой, она иногда засиживалась в Министерстве до полуночи, потому что просто не знала, чем себя занять в своей пустой квартире в Лондоне. Отказ от встречи с Гарри, строго говоря, не был необходимостью, но в эти дни она не могла ни с кем общаться. Хотя сейчас, когда они были одни, в огромном пустом коридоре Хогвартса, она чувствовала себя спокойно и не могла вспомнить, чего боялась. Это был Гарри, такой же, как всегда, хотя всемогущий ход времени, конечно, изменил его с тех пор, как она впервые встретила его двадцать шесть лет назад. Это был уже не тощий мальчишка и неловкий подросток, а мужчина в полном смысле этого слова, и, по правде говоря, он изрядно изменился внешне. Конечно, Гермиона оценивала этот аспект как объективный наблюдатель, просто подруга, оценившая приятную внешность друга, ничего неприличного, не то чтобы она когда-либо думала о Гарри в таком ключе, несмотря на некоторые её подростковые фантазии и те мимолётные мысли, когда она задумывалась о том, как сложилась бы её жизнь, если бы она просто сделала другой выбор. Но сейчас было не время размышлять о таких вещах.       — Да, — ответила она. — Всё сходится, не так ли? Я ценю твоё участие в жизни Хогвартса. Детям повезло, что у них есть ты.       — Кстати, о детях, — сказал Гарри, сверяясь с часами, — этот коридор скоро станет гораздо менее тихим.       Как по часам, звуки открываемых дверей, разговоры, хихиканье, смех, шаги, словом, школьная суета заполнили коридор, когда наступила перемена.       — Неужели мы когда-то были так молоды? — спросила она, оглядывая студентов в мантиях Хогвартса. На них не было отличительных знаков какого-либо факультета. Уже нет. Факультеты и несправедливое разделение, основанное на произвольных, по мнению Гермионы, чертах ещё только формирующихся личностей, было упразднено. Единственное, что теперь можно было увидеть на форме студентов, — это герб Хогвартса.       — Может быть, я и был, — ответил Гарри. — Но ты? Не обижайся, я говорю это с любовью: Ты родилась тридцатилетней, Гермиона.       — Спасибо за комплимент, — сказала она, подмигнув.       — Пойдём в мой кабинет, выпьем чаю, пока не начнутся мои занятия, — предложил он. Гарри пригласил её следовать за ним через толпу студентов — Гермиона была поражена тем, насколько маленькими были самые юные из них.       Она увидела как мальчик с платиновыми светлыми волосами и девочка с большими карими глазами и румяными щеками, прислонившись к стене, обменивались карточками с шоколадными лягушками.       — Это одна из лучших, которая у них есть, — сказал Гарри мальчику, который держал в руках открытку с изображением самой Гермионы. — Но у меня для тебя есть кое-что получше, — добавил он, жестом указывая на стоящую рядом с ним ведьму во плоти.       У мальчика отпала челюсть, а его подруга завизжала, и они оба с благоговением посмотрели с открытки на Гермиону.       — Гермиона, позволь представить тебе пару моих любимых учеников. Скорпиус Малфой и Мардж Дурсль. Они учатся на первом курсе и, насколько я могу судить, являются лучшими друзьями.       — Как это возможно? — спросила Гермиона, чувствуя, как замирает сердце при мысли о том, что сын Драко Малфоя и дочь Дадли Дурсля могут быть лучшими друзьями. Она знала, что Драко сожалеет о своих поступках во время войны и делает всё возможное, чтобы начать жизнь с чистого листа. А если бы не было прежней сегрегации, из-за которой Скорпиуса поместили бы прямо в Слизерин, где у него, скорее всего, был бы ничтожный шанс пообщаться с магглорождёнными и на собственном опыте убедиться, что они ничем не отличаются от него, то всё могло бы сложиться по-другому.       — Ух ты, Гермиона Грейнджер, — сказала Мардж, её глаза стали огромными, как блюдца. — Я читала вашу книгу. Ту, в которой всё объясняется о волшебном мире для магглорождённых первокурсников. Она была так хороша. У меня она с собой. Вы не могли бы подписать её?       Гермиона тепло улыбнулась. — Конечно. Ты любишь читать?       — Она все время говорит о книгах, — сказал Скорпиус, закатив глаза, когда Мардж с готовностью кивнула. — Я тоже люблю книги, но не так сильно, как квиддич. Я хочу стать Ловцом, как мой папа.       — Я уверена, что ты будешь замечательным Ловцом, — сказала Гермиона.       — Я нашла! — воскликнула Мардж, доставая из рюкзака свою книгу, но при этом рассыпая все содержимое по полу.       — Я помогу тебе убрать, — сказал Скорпиус, наклоняясь, чтобы поднять её книги.       — Вот это джентльмен, — похвалил мальчика Гарри, снова взъерошивая свои волосы. — Когда он вырастет, будет пользоваться популярностью у ведьм.       — Профессор Поттер! — Гермиона произнесла это скандальным тоном, скрывая тот факт, что её чувство спокойствия, удовлетворения и счастья значительно перевешивало её лёгкое разочарование в Гарри.       Подписав книгу Мардж и выслушав её дословное цитирование отрывков из неё, а также сделав всё возможное, чтобы показать воодушевление планами Скорпиуса стать большой звездой квиддича, как только он закончит Хогвартс, Гермионе удалось попрощаться с детьми, пообещав, что скоро они снова увидятся на уроке защиты.       — Я до сих пор не могу поверить, что у Дадли есть ребенок волшебник, — сказала Гермиона, следуя за Гарри в его кабинет. — Хотя я знаю, что это происходит в обычных семьях и что в этом есть смысл, но это было такой неожиданностью. Просто удивительно.       — Согласен, — сказал Гарри, открывая перед ней дверь в свой кабинет. — Чувствуй себя как дома, — добавил он, жестом указывая на два обитых ситцем кресла у камина.       Как и все профессора до него, Гарри заново обставил кабинет. В нём было тепло и уютно: потрескивал камин, полки были завалены книгами, среди которых, как заметила Гермиона, ощутившая необычное тепло, были и её собственные издания, выставленные на самом видном месте, газетные вырезки о происходящих в Хогвартсе изменениях и несколько маггловских картин с различными захватывающими дух пейзажами. Взмахнув палочкой, Гарри направил чайник на огонь и сел напротив Гермионы.       — Как у вас с Дадли дела? — спросила она.       — Очень хорошо. Это было замечательно, что Мардж оказалась в Хогвартсе. Она напоминает мне тебя.       — Ну да, из-за книг, как будто это моя единственная отличительная черта, — сказала она, насмешливо закатив глаза.       — Нет, потому что она и Скорп — два самых больших нарушителя спокойствия, которых я когда-либо видел.       — Ну, они не самые большие, если не завалили огромного тролля на первом курсе, — пошутила Гермиона.       Они оба разразились хохотом, и Гарри снова щёлкнул своей палочкой, отправив в сторону Гермионы свежую чашку чая.       Гермиона осторожно взяла её, сделала маленький глоток и позволила глазам блуждать, испытывая ощущение безопасности, которое дарило ей личное пространство Гарри. Довольная, спокойная, умиротворённая.       — Ну, как поживают эльфы и кентавры? — спросила она. Бывших домовых эльфов теперь называли просто эльфами, поскольку они были освобождены.       — Вполне хорошо, — ответил Гарри, добавляя в чай кусочек сахара и помешивая, погрузившись в раздумья. — Их магия просто завораживает. Я делал всё возможное, чтобы приспособить к ней свою учебную программу. Для этого было проведено много исследований. Думаю, я читаю сейчас не меньше тебя, — добавил он, усмехнувшись. — А твои книги просто спасли мне жизнь. Но студенты всё ещё застенчивы, они держатся особняком и в своих группах. В основном эльфы. А вот сын Флоренца довольно популярен, особенно среди девушек, — сказал он с усмешкой.       Гермиона заметила, что его щёки окрасились в розовый цвет. Как бы Гарри ни шутил на душевные темы, когда дело касалось его учеников, она знала, что он не специалист по серьёзным разговорам на такие темы, особенно с тех пор, как… Но нет. Сейчас не время зацикливаться на прошлом. Однако Гарри, казалось, уловил ход её мыслей.       — Слушай, я понимаю, что ты не хочешь об этом говорить, но…       — Ты прав, — сказала Гермиона строгим голосом. — Я не хочу об этом говорить. По крайней мере, не сейчас. Я здесь не для этого, Гарри.       — Я знаю, — ответил он. — Вот что я тебе скажу. Давай сегодня вечером сходим в «Три метлы». До Хогсмида рукой подать, посидим как в старые добрые времена. Мы можем поговорить, можем выпить в тишине, всё, что ты захочешь. Как тебе эта идея?       — Я не уверена, — сказала Гермиона, прикусив нижнюю губу. — Вообще-то, я планировала заглянуть в Министерство сегодня вечером, после того как уйду. Я должна…       — Полная тишина, Гермиона, — ответил Гарри. — Действительно. Если ты не хочешь говорить, я не скажу ни слова. Ты даже можешь заставить меня замолчать с помощью магии, если не веришь, что я выполню своё обещание. Однако я хотел бы оставить за собой право все это время корчить тебе глупые рожи.       Гермиона снова засмеялась. Тепло от чая и огня, распространявшееся по всему телу, вплоть до кончиков пальцев, не шло ни в какое сравнение с тем, что излучал Гарри. Его добрые глаза, его улыбка. И хотя инстинкты подсказывали ей, что нужно бежать, потому что она не готова встретиться с миром и его осуждением, но… он ведь не был частью этого мира, не так ли? И Гарри не понаслышке, слишком хорошо, ещё в юности, знал, что значит, когда люди лезут в твои личные дела, не проявляя ни капли сочувствия или понимания. Только жестокость.       — Хорошо, — сказала Гермиона, ставя чашку обратно на блюдце слегка дрожащей рукой. — Мы можем пойти куда-нибудь сегодня вечером.       В глазах Гарри промелькнуло что-то неразборчивое. — Седьмой раз — это к счастью, верно?       Гарри был прирожденным специалистом в своем деле. Видя, как он обучает нервничающих первокурсников своему фирменному заклинанию Экспеллиармус в классе, где все скамейки были убраны, наблюдая за его терпением, за тем, как он находит подход к каждому ученику, и за тем, как он подбадривает их, заставляя их маленькие лица светиться, Гермиона вновь вернулась в те тяжёлые дни армии Дамблдора, когда все они полагались на Гарри и обращались к нему за советом.       На первый взгляд, можно сказать, что ставки тогда были выше. Сумасшедший маньяк-убийца снова был на свободе, и им было запрещено приобретать навыки, необходимые для защиты от него и его последователей. Однако сейчас, видя, как глубоко Гарри погрузился в изучение особого вида беспалочковой магии, используемой эльфами и кентаврами, чтобы помочь своим ученикам овладеть ей и адаптироваться в большом мире волшебников, она вынуждена была признать, что ставки в какой-то мере сопоставимы.       Трое эльфов хорошо выглядели в своей маленькой хогвартской форме — Гермиона содрогнулась, вспомнив грязные наволочки и набедренные повязки, которые их родители, бабушки и дедушки были вынуждены носить в прошлом в знак своего порабощения. Они действительно казались застенчивыми и перешёптывались в основном между собой, но Гарри делал всё возможное, ставя их на пару с другими студентами, среди которых были Скорпиус и Мардж.       В очередной раз Гермиона вынуждена была признать, что Драко отлично справился с воспитанием Скорпиуса. Мальчик был почтителен и вежлив, и ничем не напоминал отца, который в его годы был совершенно другим, с его насмешками, оскорблениями и тем, как он морщил нос при виде тех, кого считал ниже себя. Что ж, если учесть, что он вырос в среде, заражённой манией чистокровности, в доме, обслуживаемом рабами, то винить Драко за грехи его прошлого было бы несправедливо. Сейчас она могла лишь оценить то, как он вырос и раскаялся после войны, когда ему пришлось терпеть присутствие Волдеморта в Малфой-мэноре.       Гермиона не могла вспомнить, когда в последний раз она получала такое удовольствие. Погружение в бумажную работу в Министерстве при каждом удобном случае не лучшим образом сказывалось на её психическом здоровье. Но сейчас она позволила себе расслабиться и насладиться всем этим. Плоды её труда, всей её тяжелой работы. Это было похоже на сбывшуюся мечту. А подмигивания, кивки, улыбки и взмахи рук, которые Гарри посылал в её сторону, когда никто не смотрел, были просто дополнительным бонусом.       После того как Гарри закончил урок и она обняла его, торжественно поклявшись, что увидится с ним за ужином, а затем отправится с ним в Хогсмид, не придумывая очередных отговорок, Гермиона пошла в теплицы на урок гербологии профессора Лонгботтома.       Её бывший одноклассник был в своей стихии, среди своих волшебных растений, за которыми он ухаживал с особой тщательностью. Как и Гарри, он был терпеливым учителем, хотя Гермиона могла заметить, как слегка подрагивала его челюсть, когда ученик проявлял неосторожность и неправильно подрезал растение или, не дай Мерлин, ронял весь горшок на землю, разбивая его вдребезги. Улыбаясь про себя, Гермиона подумала о том, что Невилл должен быть последним человеком на Земле, который читает маленьким детям лекции об их неуклюжести.       Пока студенты занимались своими делами, ухаживая за растениями флюксвида в соответствии с указаниями Невилла, он отозвал Гермиону в сторону, и она с трудом подавила вздох. Она увидела, как он затаился в его глазах. Этот слабый след жалости и беспокойства, от которого она готова была избавиться любыми способами, в том числе и переехать на необитаемый остров на другой стороне планеты.       — Рад видеть тебя, Гермиона. Как ты поживаешь? — спросил он таким тоном, словно ожидал, что она расплачется на глазах у него и в теплице, полной детей.       — Я в порядке, Невилл, — ответила она тихо, хотя дети были достаточно отвлечены своим занятием и не обращали на них внимания. — Но я здесь не для того, чтобы говорить о себе. Расскажи мне о себе и новых учениках.       — О, они замечательные, — ответил он, ухмыляясь до ушей. — Особенно эльфы. Такие талантливые. Видно, что они умеют работать руками.       Гермиона сжала губы в плотную линию. Всем ещё предстояло многому научиться и многое понять. — Я надеюсь, ты знаешь, что есть разница между талантом и систематическим промыванием мозгов, Невилл.       — Да, конечно, извини, то есть, я понял все концепции из твоих книг, кстати, отличная работа, я был очень впечатлён, я только имел в виду, знаешь, что они хорошие ученики, я не имел в виду, это не…       — Всё в порядке, — ответила Гермиона. — Некоторые вещи требуют времени. Были ли какие-нибудь проблемы между ними и студентами из семей волшебников?       — Ну, этот Паркинсон — тот еще маленький засранец, — прошептал Невилл ей на ухо. — Бросается оскорблениями направо и налево, когда думает, что его никто не слышит. Но не волнуйся, мне нравится, когда он попадает на отработку. Мне всегда нужна дополнительная помощь в посадке растений. И самые грязные задания я приберегаю для него.       Гермиона покачала головой. — Тебе это слишком нравится.       Ужин в Большом зале навеял целый поток воспоминаний, несмотря на то, что нетронутыми остались только два предмета — высокий стол и заколдованный потолок, отражавший небо снаружи. В остальном же, с тех пор как убрали Сортировочную шляпу, четыре стола по Домам были заменены множеством маленьких столиков, за которыми ученики могли сидеть, как им заблагорассудится. У эльфов и кентавров были специальные столы, приспособленные под их нужды, но Гермиона была рада, что некоторые из их однокурсников хотя бы подходят поздороваться и поболтать с ними.       — Кто сейчас занимается приготовлением еды, директриса? — спросила Гермиона, прежде чем прикоснуться к еде. Она сидела между МакГонагалл и Гарри.       — И люди и эльфы, — ответила МакГонагалл. — Некоторые сотрудники — эльфы, некоторые — ведьмы и волшебники. Всё по правилам, включая трудовые договоры.       Гермиона кивнула, размышляя о том, что никто не должен так гордо заявлять о том, что их сотрудники получают зарплату и имеют контракт. В конце концов, это был самый необходимый минимум.       — А по выходным? — поинтересовалась она.       — Мы платим вдвое больше, если это сверхурочная работа.       — Как и положено, — сказала Гермиона, а Гарри улыбнулся ей справа. — Вы не думали о том, чтобы интегрировать в школу студентов-оборотней и вампиров?       МакГонагалл вытерла рот тканевой салфеткой в молчаливом раздумье, прежде чем ответить. — На данный момент большинство из них предпочитают обучаться в убежище Андромеды Тонкс.       — Да, но действительно ли это выбор или они не чувствуют себя желанными гостями в Хогвартсе?       — Это верное замечание, Гермиона, — сказал Гарри. — Но я недавно посетил убежище. Андромеда прекрасно справляется со своей работой. Дети чувствуют себя в безопасности рядом с ней.       — Но они должны чувствовать себя в безопасности и в другом месте, — ответила Гермиона, приподняв бровь. — Я не говорю, что это плохо, просто это изолирует.       — И ты права, — согласился Гарри. — Но маленькие шаги иногда помогают сделать большой скачок, понимаешь? Они замечательные дети, и я бы очень хотел видеть их в Хогвартсе, но мы не можем их заставлять.       — Мммм, — ответила Гермиона, ковыряясь в еде. Она пообещала себе, что сегодня сосредоточится на хорошем. Мерлин знал, что плохого было ещё предостаточно. Как в обществе, так и в её жизни.       — Гарри, ты идёшь слишком быстро для меня, — задыхаясь, сказала она, пытаясь угнаться за ним после ужина, когда они шли в Хогсмид.       — Прости, — извинился он, остановившись на месте и повернувшись к ней. — Я дурак, не подумал. И тут он опустил глаза, наклонив голову, когда увидел её туфли на высоких каблуках. — Зачем ты вообще их надела? Ты всегда ненавидела каблуки.       Гермиона рассмеялась и беспомощно пожала плечами. — По правде говоря, я понятия не имею. Наверное, я думала, что они хорошо смотрятся.       Гарри с полуулыбкой почесал затылок. — Не могу сказать. Это не совсем моё дело. Но ты чувствуешь себя неловко. Почему бы тебе просто не трансфигурировать их в пару кроссовок? Или, знаешь, я мог бы тебя понести, — сказал он. — На улице почти полнолуние. Это было бы романтично.       Гермиона ударила его по руке, немного сильнее, чем это можно было бы назвать игривостью, и вдруг почувствовала, что температура поднялась на несколько градусов, что было нелогично. Была ли это мысль о том, что Гарри несёт её в Хогсмид, в романтической обстановке, под почти полной луной? Нет. Какая нелепая мысль.       — Мне не хватало твоего явно несмешного чувства юмора, — сказала Гермиона.       Гарри засунул руки в карманы и пожал плечами. — Это всего лишь бесплатный образец. Хорошие шутки стоят по галлеону за штуку.       — Так много?       — Ну, я не из тех, кто делает деньги. Я достаточно зарабатываю в Хогвартсе, но я мечтаю о новом модном фаерболе.       — А как же твоя огромная куча золота в Гринготтсе? — спросила Гермиона с издёвкой.       — А, это. Ну, если серьёзно, то большую часть я пожертвовал. Но я не хочу об этом говорить, — сказалГарри, подняв руку, чтобы заставить Гермиону замолчать, когда она открыла рот. — Это лишит меня смысла делать это анонимно.       — Гарри, это…       — Нам действительно не нужно об этом говорить, — сказал он, подмигнув.       — Похоже, мы сегодня не обсудили очень много тем. Мы могли бы выбрать себе по выдуманному имени и притвориться, что не знаем друг друга, — предложила Гермиона.       Гарри с готовностью кивнул. — Звучит забавно. Это не выдуманное имя, но я могу быть Питером Паркером. Днём — неловкий ребенок, ночью — супергерой.       — Ты уже не такой неловкий, — сказала она.       — Не так уж и неловок, но всё же… Великолепно. Как раз то, что я хотел услышать.       — Ты знаешь, что я имею в виду, — ответила Гермиона с лёгким смешком.       — Да, я знаю. В любом случае, ты должна трансфигурировать эти туфли. У меня ноги болят от одного взгляда на тебя.       Когда они наконец прибыли в «Три метлы», Гермиона с удивлением увидела, что Гарри заказал столик. Она огляделась по сторонам, рассматривая старое место, где за годы обучения в Хогвартсе они бесчисленное количество раз пили Сливочное пиво и планировали свои очередные шалости. Всё выглядело точно так же, за исключением того, что мадам Розмерта слегка постарела. Конечно, она должна была уже сильно постареть, но Гермиона подозревала, что мадам Розмерта использует различные гламурные чары. Они сели за отведённый им столик где-то в глубине зала, и Гермиона с облегчением заметила, что никто, похоже, не обращает на них внимания.       — Огневиски? — спросил Гарри. — Мы уже взрослые, мы не можем продолжать пить Сливочное пиво, иначе мы опозоримся.       — Взрослые не называют себя так, Гарри.       Он кивнул, сузив глаза и поглаживая подбородок, как будто глубоко задумавшись.       — Да, и произносят они это с шикарным акцентом. Моя ошибка. Наверное, я недостаточно повзрослел.       — О, ты вырос достаточно, я думаю.       — Возможно, это лучший комплимент, который ты мне когда-либо делала, — произнёс Гарри.       После того как принесли напитки, они пили маленькими глотками и болтали обо всем и ни о чем одновременно. Хогвартс и его новые ученики, работа Гермионы в Министерстве, визиты Гарри в убежище Андромеды, некоторые их старые одноклассники, в основном Драко, потому что, как ни странно, он был гораздо более безопасной темой, чем другие люди, которые были гораздо ближе к ним в прошлом, последние новости в «Ежедневном пророке», и, когда они наконец затронули тему погоды, на них опустилась тягостная тишина.       — Ну, я же сказал, что сегодня мы можем пить в тишине, — сказал Гарри после нескольких, казалось бы, бесконечных, некомфортных минут.       Гермиона покачала головой. — Прости. Я знаю, что веду себя глупо. Я знаю, что раньше мы говорили обо всем. Просто… я чувствую, что не готова.       — Я не буду давить, — сказал Гарри, быстро сжав её руку под столом.       Сердце Гермионы учащенно забилось. Прошла целая вечность с тех пор, как кто-то держал её за руку. Конечно, это был просто Гарри, он ничего не имел в виду, по крайней мере, в этом смысле, а она была так растеряна и подавлена в последнее время в отношении всего, что имело отношение к романтическим отношениям, потому что иначе не получалось, и, тем не менее, этот маленький, утешительный жест имел для неё огромное значение в эти минуты.       — Вот что я тебе скажу, — начал Гарри. — Я буду говорить. В конце концов, я тоже многое держу в себе. Я последний человек, который должен на тебя давить. Спрашивай меня о чем угодно.       — Не нужно, если тебе неудобно, — сказала Гермиона.       Гарри пожал плечами и отпил из своего стакана виски. — Я совершенно спокоен. На самом деле, я немного навеселе, если не сказать — слегка пьян. Я чувствую себя очень общительным, — добавил он, подмигнув.       Гермиона нахмурила брови. — Это всего лишь второй бокал.       — Я провожу большую часть времени с детьми, прости меня за то, что я не такой уж любитель вечеринок, — сказал он, жестом предлагая принести ещё выпивки. Прошло всего несколько мгновений, и к ним подплыли два стакана, наполненные до краев виски.       — Мне кажется, что ты хочешь напоить и меня, — предположила Гермиона, сдерживая смех.       — Я бы никогда, — ответил Гарри, драматично схватившись за грудь. — Но если серьёзно, то давай. Спрашивай, что хочешь, и я отвечу. Настолько связно, насколько смогу.       Сделав ещё один, более долгий глоток, Гермиона поставила бокал обратно на стол и посмотрела на Гарри. По-настоящему серьёзно посмотрела на него. Если не считать нескольких мелких морщинок вокруг глаз, которые придавали ему зрелый вид, он был примерно таким же. Он выглядел счастливым. Умиротворенным. Но внешность, как она хорошо знала, может быть обманчивой.       — Почему ты оставил работу в Министерстве? Ты стал главным аврором. Это была твоя мечта.       Гарри обвёл пальцем бокал и медленно кивнул.       Гермионе показалось, что он ожидал этого вопроса, и она поняла, что была далеко не первой, кто его об этом спросил. Несмотря на то, что смена профессии была их личным делом, они жили в маленьком и любопытном мире. Тем не менее, ей давно хотелось убедиться, что с Гарри все в порядке и смена профессии была к лучшему.       — Раньше это было моей мечтой. Раньше. Когда я думал, что после победы над Волдемортом всё будет хорошо, и если бы я только смог поддерживать порядок, как главный волшебник-полицейский, то всё было бы идеально. Вот только…       — Только это было не идеально, — сказала Гермиона.       — Да, это было не так. Это было отстойно, — ответил Гарри, и Гермиона рассмеялась.       — Слушай, я не говорю, что они плохо работают в ДМП, но я? Когда я был младшекурсником, дементоры ещё охраняли Азкабан. Это место было тюрьмой, и мы без разбора отправляли туда людей, понимаешь? Даже молодых людей, которые не представляли особой угрозы. Они не собирались становиться следующим Тёмным Лордом, они просто хотели немного поэкспериментировать с Тёмной магией. Так и случилось. Как будто мы в детстве не наделали достаточно глупостей. А потом я продолжал думать о Сириусе. Как он жил, как умер, так и не дожив до старости. И каждый раз, когда я кого-то арестовывал, я не мог избавиться от этого чувства. Что, если они невиновны? Вдруг это другой Сириус, и я отправлю его не в обычную тюрьму, а на растерзание дементорам? Не-а. Думаю, здесь, в Хогвартсе, я смогу принести больше пользы. По крайней мере, я на это надеюсь.       — О, Гарри, — сказала Гермиона, сжимая его руку, понимая, что она задерживается больше, чем нужно, но ничуть не заботясь об этом. — Ты делаешь много хорошего, я тебя уверяю. Ты прекрасный учитель и многим помогаешь. Кто-то же должен вносить свой вклад в формирование менталитета будущих поколений. И сейчас, как мне показалось, ты прекрасно справляешься с этой задачей.       Гарри пожал плечами и небрежно обнял её за плечи. — Я могу работать лучше, но я учусь.       — Мы все учимся, — сказала Гермиона. Для этого требуется время.       — Да, — ответил Гарри.       Он прижался поцелуем к её лбу, и Гермиона замерла. В этом не было ничего такого, чего бы они не делали раньше. Обнимались, держались за руки, платонически целовались в щеку или лоб — простые жесты привязанности между друзьями. И всё же в этот раз она почувствовала, что её пульс участился. Что-то изменилось за это время, среди всех перемен в их жизни и в их мире. Они больше не входили в воды одной и той же реки. Потому что вода была уже не та. И они тоже не были прежними.       — Слушай, я знаю, что это давно пора сделать, но я хотел извиниться за то, что был таким придурком из-за всех твоих инициатив, когда мы были в Хогвартсе, — произнёс Гарри, снова нарушив молчание.       — Ты должен быть более конкретным, — сказала Гермиона.       — Когда ты занималась SPEW, а я не помогал. Это была замечательная идея. Ты была умнее буквально всех, даже тогда, но я не понимал, насколько важно пытаться открыть людям глаза, понимаешь? Я бы сказал, что это потому, что за мной постоянно охотился какой-то маньяк, но я тоже вел себя как болван. Интересно, остался ли у Драко хоть один из тех значков «Поттер вонючка» с Турнира? Мне бы сейчас не помешал один из них, чтобы прикрепить его к груди и ходить так неделю.       — Ух… ничего себе, — искренне удивилась Гермиона. Она уже много лет не вспоминала о SPEW, о насмешках и отсутствии поддержки со стороны друзей. Она не могла поверить, что это не давало покоя Гарри. — Спасибо, что извинился. Я тронута. Я не собираюсь приукрашивать, ты был нерадивым болваном в те времена, но если честно, то и все остальные были такими же.       — Это не оправдание, — сказал Гарри. — Я должен был помочь тебе. Я ведь не считал, что рабство — это хорошо. Очевидно, я понимал, что это плохо, просто… да, я думаю, правильнее было бы сказать «ленивый».       — Ты думаешь, потому что не уверен, что оно означает? — поддразнила она.       — Тсс. Не будь злой — сказал Гарри, крепче прижимаясь к ней. — Я же говорил тебе, что я теперь профессор. Я много читаю.       — Это здорово звучит. Профессор Поттер, — ответила Гермиона, положив голову ему на грудь, почти не осознавая, что делает. Может быть, дело было в Огненном виски, а может быть, ей просто было так удобно, и она устала обдумывать каждую мелочь, которую говорила или делала. В кои-то веки.       — А как же Джинни? — спросила она, глядя на него.       Гарри напрягся, тяжело выдохнув. — Что с ней?       — Прости, что я заговорила о ней. Знаешь, если сейчас слишком рано говорить об этом или ты не хочешь.        — Нет, нет, — ответил Гарри. — Как я уже сказал, я — открытая книга. Просто спроси у меня то, что ты хочешь знать. Он начал играть с несколькими локонами её волос. Небрежно, как будто не задумываясь.       — Возможно, он и сам устал думать слишком много. То есть, если он вообще думал, — размышляла Гермиона, изо всех сил стараясь подавить усмешку. И тут же внутренне попеняла себе. Её друг проделал долгий путь с тех пор, как он сначала действовал, а потом думал, если вообще думал. Годы и мудрость, пришедшие со взрослой жизнью, а также отсутствие угрозы в виде Волдеморта, позволили взять под контроль его непредсказуемость и вспыльчивость.       — Что случилось? Почему вы расстались? Ты мне так и не сказал, — поинтересовалась Гермиона.       — Полагаю, рассказывать особо нечего, — ответил Гарри после небольшой паузы.        Гермиона поняла, как трудно ему даются эти слова, но он всё равно продолжил. — Джинни часто уезжала. Ну, знаешь, с квиддичем и все такое. А квиддич, похоже, был единственным, что нас действительно объединяло, пока я не перерос его. К тому же, я думаю… Я не знаю, как сказать, но она была частью той фантазии об идеальной жизни, которая у меня была. Раньше. Я думал, что хочу иметь семью сразу после школы, и всегда чувствовал себя как дома с Уизли, и… Я не знаю. Как будто я проснулся в один прекрасный день и понял, что это не то. Это то, что, как мне казалось, мне было нужно, а не то, что мне было нужно на самом деле, по крайней мере, не так скоро после войны, когда я впервые в неё ввязался. Но ты помнишь, как это было, сразу после. Праздник жизни, победы и все такое. Довольно запутанно.       — Ты всё ещё можешь иметь семью, — сказала Гермиона. — Никогда не поздно.       — Наверное, — сказал он, крепче прижимая её к себе. — Если я найду подходящего человека, может быть. Но сейчас у меня есть дом. В Хогвартсе, с детьми. И на Гриммо довольно мило. Время от времени бывает одиноко, но мне не нужно говорить тебе об этом. Полагаю, ты понимаешь, каково это.       — Да, понимаю. Но мне так лучше, — ответила Гермиона.       Гарри кивнул. — Надеюсь, что так. Послушай, — сказал он, откинувшись назад, чтобы заглянуть ей в глаза. — Тебе не нужно рассказывать мне все подробности. Просто скажи мне, если что-то случилось. Он… я имею в виду, Рон причинил тебе какую-нибудь боль?       — Нет, — поспешила сказать Гермиона. — Поверь мне, Гарри, Рон никогда бы не сделал этого. Кроме того, я подумала, что он мог бы сказать тебе, что развод был полюбовным. Настолько, насколько может быть полюбовным любой развод.       — Мы мало разговаривали с тех пор, как я расстался с Джинни, — признался Гарри. — Возможно, он все еще злится на меня из-за этого.       — Послушай, — сказала Гермиона, высвобождаясь из объятий. Небольшое сожаление сопровождало потерю тепла Гарри, как будто где-то в животе вдруг образовалась огромная пустота. Она решила не обращать на это внимания. — Честно? Как бы мне ни было больно это говорить, но проблема с Роном заключалась в том, что он не мог за мной угнаться, да и не хотел. Он не понимал, почему я стараюсь сделать всё это для Волшебного мира, для того, чтобы что-то изменить. По-своему он пытался меня поддержать, но не смог. Рон не верил в то, что я делаю, не уважал это и, честно говоря, перестал быть для меня достаточным.       — Прости меня, — сказал Гарри, прижимаясь к её щеке.       Недолго думая, Гермиона откликнулась на его прикосновение. — Похоже, это был правильный выбор. Ты заслуживаешь того, кто будет лучшим для тебя, и даже больше. Ты заслуживаешь весь мир.       Увлёкшись беседой, оба не заметили, как один за другим из «Трёх метел» потянулись остальные клиенты, и в пустом баре остались только они двое, пока мадам Розмерта бесцеремонно не заявила им, что она слишком стара, чтобы ждать их до рассвета.       После того как недовольная ведьма захлопнула за ними дверь, они оба разразились хохотом на пустынной улице.       — Мы перебудим весь Хогсмид, — сказала Гермиона, хватаясь за бок.       — Хорошо, — ответил Гарри. — Это особый случай. Мы давно так не веселились. Каждый должен отпраздновать этот момент.       — Как бы я ни была с тобой согласна, не думаю, что кому-то ещё есть до этого дело, — сказала Гермиона, чмокнув губами. Ей следовало заказать воды. Во рту пересохло от Огненного виски, а мир вокруг кружился, хотя и слегка.       — Я действительно скучал по тебе, — произнёс Гарри, крепко обнимая её.       — Ты уже не раз говорил об этом сегодня, — ответила она, хотя и вернула ему объятия, позволив себе потеряться в них и окунуться в уют и безопасность, которые дарил Гарри.       — Ну, разве ты не скучала по мне?       — Ужасно. Но, думаю, мне пора идти, — сказала она, отпустив его и пытаясь понять, почему она чувствует такую неописуемую пустоту.       — Или, если у тебя нет срочных дел дома, может быть, ты хочешь зайти ко мне? — спросил Гарри.       — Что? — сказала Гермиона, уверенная, что ослышалась.       — Останься со мной на ночь, — сказал он шёпотом. — Только если ты этого хочешь, — поспешил добавить он.       — Я… Где? — спросила она, окончательно уверившись, что провалилась в кроличью нору. — На Гриммо?       — Между прочим, это довольно приятное место, — сказал Гарри, широко ухмыляясь. — Уже не такое мрачное. Я сделал новый ремонт.       — Гарри, ты хочешь сказать, что я должна пойти к тебе домой… в таком виде?       — Если ты имеешь в виду то, что люди делают в конце свидания, то да. К черту, просьба не убьет меня, верно?       — Мерлиновы штаны, — прошептала Гермиона. — Я имею в виду, должны ли мы? Это… вау. Ты знаешь, что я люблю тебя как друга, но…       — И я тоже люблю тебя как друга. Очень, очень сильно. Но, послушай, сегодня было… Это было правильно. Наконец-то стало легко быть с кем-то, снова с кем-то разговаривать. По-настоящему поговорить, понимаешь? Не о погоде и прочей ерунде. Разве ты никогда не задумывалась обо мне, о нас с тобой, я имею в виду, на что это было бы похоже?       — О, вау, — сказала она, положив обе руки ему на грудь, чтобы успокоиться. — Честно? И я бы никогда не призналась в этом, не будь во мне столько огневиски, но да, конечно. Я думала об этом бесчисленное количество раз. Ты мне нравился, когда мы были моложе, знаешь, я думала, что ты действительно в форме.       — Ты считала меня привлекательным? — спросил он, и все его лицо засветилось, как у ребенка в рождественское утро.       — Ну, да. Потому что ты был таким. То есть, ты и сейчас в форме, не то чтобы это имело значение. Чёрт, всё кружится.       — Гермиона, послушай, — сказал Гарри, осторожно взяв обе её руки в свои и поднеся их к губам. Он поцеловал костяшки её пальцев, и Гермиона вздрогнула.       Тяжёлое облако над головой закрывало почти полную луну, словно желая дать им возможность уединиться.       — Скажи только слово, и я больше никогда не буду поднимать эту тему. Но я… я буду польщён, если ты дашь мне шанс. Я действительно считаю, что ты заслуживаешь весь мир. А я не мир, я просто парень со шрамом на лбу. Но если ты дашь мне шанс, хотя бы один, я обещаю, что сделаю всё, что в моих силах, чтобы этого было достаточно. И даже больше.       — Ты не просто парень. Ты — Избранный, верно?       Гарри пожал плечами. — Я могу им стать, если ты выберешь меня в этот раз.       — Это всё очень неожиданно, — сказала Гермиона.       — Правда? Или это было прямо здесь, прямо перед нами, в течение многих лет? Кроме того, мы можем сделать это так медленно, как ты захочешь. Я знаю, что ты только что пережила развод, и я понимаю, как это может повлиять на человека.       Гермиона зажмурила глаза и сделала несколько глубоких вдохов, чувствуя себя так, будто мир вокруг неё состоит из зыбучих песков. Гарри прав, сегодняшний вечер был прекрасен. Весь этот день был лучом солнца в бесконечной череде унылых, серых, безвкусных дней, словно она заглянула в спрятанный сундук с сокровищами того, что могло бы быть. И что ещё может быть.       — И ты действительно думаешь, что мы можем не спешить? Я имею в виду, давай будем честными, это ты и я. Это мы. Если мы что-то начнём, то это будет что-то, с самого начала. Ты не можешь этого отрицать.       — Я знаю, — сказал он, робко прижимаясь к её лбу. — И это меня не беспокоит. Я полностью согласен, обещаю. Но я понимаю, если тебе нужно время. Просто… единственное, о чем я прошу, — это шанс. А потом мы будем учиться. Вместе.       Гермиона подняла глаза на него. Это был не совсем обычный сказочный момент. Луна была ещё не полной, и её закрывали облака. Они уже не были молодыми и наивными, звёзды померкли в их глазах. Они приближались к сорока, и в недавнем прошлом их обоих постигло разочарование. И какая-то часть души шептала Гермионе на ухо, что надо бежать, исчезнуть на месте, чтобы обезопасить себя в дальнейшем. Чтобы уберечь себя от возможной душевной боли. И всё же… ещё более сильная часть души говорила ей, что на этот раз всё может быть иначе. Что всё будет по-другому. Возможно, лучше. Во всяком случае, новым. И что закрываться от нового — не лучший способ изменить свою жизнь к лучшему.       Внезапно решив, что за последнее время она достаточно много думала, Гермиона обхватила Гарри за шею и притянула его к себе, приподнявшись на цыпочки. Если попытка повторить была неправильной, то она не хотела быть правильной. Пробовать, терпеть неудачи, повторять, продолжать попытки, и однажды, может быть, в конце концов, добиться успеха.       Когда их губы встретились, мир перестал вращаться. Возможно, это был алкоголь, или усталость, или просто дофамин, но это было правильное ощущение. Губы Гарри были тёплыми и мягкими, их движения нежными, безобидными, как и он сам. Его руки легли на её талию, и она притянула его ближе, углубляя поцелуй. Пустота внутри неё заполнилась теплом, комфортом и безопасностью, которые она так хорошо знала, только на этот раз всё было немного по-другому, более замысловато, более сложно, с намеком на опасность, но эту последнюю мысль она отогнала. Шанс. Всё, что им было нужно, — это шанс. И медленно, робко, луна вновь показалась из-за облаков.       Растворившись друг в друге, они целовались и целовались посреди улицы, под усыпанным звёздами небом, а их волосы развевались на ветру. Мягкий, тёплый ветер. Полный обещаний и перемен.