***
Сяоши не ожидал, что оправиться после этого заказа будет так сложно, а Цяо Лин заметила изменения в поведении парней почти сразу же: Гуан вёл себя отстранённее обычного, а Сяо… у него всегда всё на лице написано. Тишина в помещении давила брюнету на нервы. Он то сжимал, то разжимал ладони, а свежие воспоминания о прошлой ночи не давали покоя. Людские крики, треск обрушившихся зданий. Больший ужас вселял тихий голос медленно умирающей матери заказчика Чень Сяо, и что-то, так страшно похожее на хруст костей. А Лу Гуан был спокоен и рационален, слишком рационален для расплясавшихся в тот момент в голове Чэна чертей. Дымка спала с его глаз только когда друг отлетел на диван, а костяшки пронзила волна несильной, но такой неприятной боли. Уже с утра, сидя за журнальным столиком и гипнотизируя взглядом подоконник, пришло ясное осознание: он его ударил. Ударил самого близкого на свете человека. А тот не разозлился даже. Ещё и утешать начал. А хотелось бы, чтобы врезал в ответ, да посильнее. Гляди, мозги на место встанут, а может ещё и ума прибавится… Послышался протяжный вздох арендодательницы, которая была в явном замешательстве. Попытки «растормошить» парней оказались безуспешны, поэтому напрашивался единственный верный вариант. На предложение девушки сходить вечерком в бар неподалёку парни неохотно, но согласились. Время было обговорено, дежурные полуулыбки состроены. Глядя вслед скрывающемуся в дверном проёме напарнику, Сяо не удержался от короткого, судорожного вздоха, а на языке вертелось это липкое: «Лу Гуан, прости».***
Атмосфера в баре была приятной. Под обсуждение клипа какой-то известной группы, смех Цяо Лин и ворчание Сюй Шаньшань (близкой подруги Цяо) Чэн Сяо подливал себе спиртного. Бутылка стремительно пустела под неоднозначные взгляды друзей. По правде, парень никогда толком не напивался и, похоже, в этот день настало время закрывать старые гештальты. Когда слабость в ногах стала почти физической, какофония звуков сузилась до разговоров товарищей, а настроение вдруг начало стремительно подниматься, Сяоши таки включился в беседу. Настроя хватило ненадолго, очередная пара шотов и ком в горле стал ещё более невыносимым, а духота в помещении мешала нормально соображать, поэтому, когда девушки попросили парней пофотографировать их около барной стойки с огромной неоновой вывеской, Сяо, бросив что-то вроде «выйду, проветрюсь», бесстыдно оставил напарника исполнять роль фотографа. Прислонившись к холодному кирпичу, парень почувствовал лёгкое головокружение. На секунду ему показалось, что земля под ногами дрожит, что заставило его смахивать ужасающие воспоминания и рефлекторно хвататься ладонью за краешек стены, будто она может спасти его от всех мирских невзгод. Здравый смысл уползал из головы, а воспоминания о смерти родителей не заставили себя ждать. «Это уже само собой разумеющееся. Грустно? Так добивай, чё уж там». Простояв на улице около двадцати минут, парень услышал за спиной размеренные шаги. Холодная рука сжала плечо. — Ты не виноват. — Да-да-да, давай только без твоих нотаций о том, что чему быть, того не миновать. Слова Лу пробудили в захмелевшем сознании вспышки вполне объяснимого гнева. Не винить себя за произошедшее землетрясение и смерть людей? Да без проблем! Сяо сжал руки в кулаки до побелевших костяшек и стиснул зубы. Все дыхательные гимнастики, которым его учили психологи (на визитах, к которым после каждой новой миссии Лу ну очень настаивал) повылетали из головы напрочь. «Ну и к чëрту самообладание». Миссии миссиями, а та вина, совсем-совсем другая, вот она то сжирает Чэна изнутри. Вина за импульсивный удар. Вина за то, что он не может совладать со своими эмоциями и держать их в узде. А неоднозначные слова друга, кажется, распаляли Сяо всё больше и больше. — Знаешь, я… Я много думал о смерти своих родителей. О том, какого это — быть буквально погребённым заживо или придавленным стенами собственного дома. — Чэн Сяоши. — А вчера я почувствовал это на собственной шкуре. Земля дрожала, тётушка кричала. Грохот был таким громким, что, когда он стих, я подумал, что у меня просто лопнули перепонки. Хотя, наверное, лучше бы лопнули. — Чэн Сяо, успокойся. Сяоши заводился всё сильнее. В голове нон-стопом проносились страшные картинки. Парень оттолкнулся от стены и уставился прямо в голубые глаза напротив, которые, мерцали в такт скудному фонарному освещению. Голос предательски задрожал, почти срываясь на крик. — Чëрт... А как думаешь, мои родители умирали так же?! Может я прыгну в фотографию, поеду в тот злополучный день с ними и узнаю?! Да! Поеду и сдохну там вместе с ними! Двор резко погрузился во тьму. Фонарь потух, а в глазах Лу расплылась холодная синева. Каждый шаг в сторону Сяо заставлял того отшатываться всë дальше в темноту. Послышался глубокой вздох, а плечи обожгли холодные ладони. — Тебе нужно успокоиться и прийти в себя. Ты много выпил и сейчас на взводе и… — Я поеду домой. Сяо не узнавал собственный тихий и осипший голос. Весь воздух будто резко выбили из лëгких. Гуан пристально смотрел парню в глаза, будто собираясь с мыслями. — Хорошо. Я вызову такси. Мне поехать с тобой? Казалось, Лу всё так же спокоен. Спокоен, сдержан, рационален, непробиваем и ещё много-много тех синонимов, которые Сяо никогда к себе бы не применил. Только вот смотрящий себе под ноги, захмелевший Чэн был так погружён в собственные мысли, что не заметил ни обеспокоенных взглядов голубых глаз, ни чужих рук, бережно придерживающих его за спину. А садясь в машину, парень проглотил чуть не сорвавшееся из уст: «Лу Гуан, прости».***
Следующее утро выдалось тяжёлым. Морально и физически. Черепушка Сяо раскалывалась от неприятных воспоминаний. На телефоне всплыло сообщение от Цяо. Девушка интересовалась состоянием парня, потом шла череда обеспокоенных эмодзи, дальше выяснилось, что она осталась на ночь у Сюй Шаньшань… а вот это уже плохо. Встречаться лицом к лицу с Лу сейчас не хотелось, а теперь ещё и девушки, которая подаст стакан водички с аспирином в трудную минуту и разрядит обстановку, рядом нет. Следующим сообщением шла прикреплённая фотография девушек с кислотно-жёлтой неоновой вывеской и смазанными лицами, и подпись: «Лу Гуан совсем не умеет фотать (((» Лу Гуан. Это едкое «сдох бы вместе с ними» пробуждало желание вмазать хорошенько самому себе по лицу. Как у него вообще повернулся язык такое сказать? Сяоши думал, что, на месте друга, влепил бы себе пару звонких пощёчин. А Лу не стал. Добрый слишком. И терпеливый. Чэн схватился за голову и нервно взъерошил волосы. Вина сжирала его, а идея избить себя до смерти уже не казалась невозможной. Парень перевёл взгляд на фотографию. В тишине комнаты утонул звонкий хлопок. Телефон с открытым мессенджером так и остался лежать на расправленной кровати, а Лу Гуан, стоя на кухне, вытягивал из аптечки пару таблеток аспирина.***
Наблюдать за собой со стороны было странно и местами мерзко. Вот он, Сяоши, стоит, опершись о стену и кричит о родителях, землетрясении и собственной смерти. Волосы растрёпаны, взгляд потерян. Руки начали чесаться от желания съездить по роже себе из прошлого. Заодно, удастся проверить, насколько сильны удары Лу Гуана. Интересно, если он будет бить себя, находясь в теле друга, он будет чувствовать боль Сяо из прошлого? Сплошные эксперименты. —… да! Поеду и сдохну там вместе с ними! Первый удар пришёлся по челюсти. Сяо из будущего, к своему сожалению, боли не почувствовал, но вот собственное растерянное лицо напротив… В висках набатом било: «Заслужил. Заслужил. Заслужил.» Второй удар наотмашь, в живот. И вот парня перегнуло пополам. А Сяо в теле Лу, кажется, плакал. Вся боль разом вышла со слезами и звонкими ударами. Юноша напротив кашлял и хрипел что-то бессвязное. Чэн подхватил себя за грудки и занёс кулак для очередного удара, как вдруг в голове раздался взволнованный, но такой родной голос: «Сяоши, хватит. Прошу, выходи из фотографии».***
Осознание, что парень снова находится в своей комнате, пришло не сразу. Лёгкость в ногах сменилась ноющей болью в челюсти и где-то под рёбрами, а из носа текло что-то вязкое и липкое, оставляя металлический вкус на губах. С такими неприятными ощущениями устоять на ногах было бы проблематично, если бы не крепкие объятия, что не давали свалиться на пол. — Ну что? Успокоился? Ты такой дурак, честное слово. Додуматься только… Сяо шмыгнул носом, жалея об испачканной его кровью одежде Лу. — Фактически, я тебя избил. Садись давай, раны обработаем. Чэн Сяо спрятал покрасневшие глаза, опустив голову на плечо друга, чтобы только не пересекаться с ним взглядами. Но сколько бы парень не противился, его всë равно усадили на кровать и заодно всучили пару салфеток. — Всё в порядке. Я в порядке. Чэн виновато склонил голову, а взгляд зацепился за краснеющие костяшки Лу Гуана. — Сяо. Никогда больше так не делай. Парень долго смотрел на человека, который был рядом всегда. Который терпел его, дурака такого, и скрывал снисходительные улыбки за своими заумными книжками. И ему, Сяоши, надо было всего лишь сказать ему два таких важных слова, которые так мучительно долго преследовали его и дались ему с таким трудом. — Лу Гуан, прости меня.