Запредельно

      На следующий день Вэш сидел на полу, укутанный в одеяло, вперив взгляд в окно. Он не смог уснуть прошлой ночью.       Най тихо вошёл, не здороваясь. Постоял какое-то время рядом с Вэшем, заглядывал под капюшон из одеяла. Тот был недвижим и по-прежнему печален. Миллионс, всё также не говоря ни слова, просто лёг на кровать позади Вэша и пропал из его поля зрения.       Перед глазами всё то же окно с панорамным видом на однообразную пустыню. Где-то у подножья неприступной крепости наверняка копошились люди, ночью цветные вывески расточительно светились и отражались смазанными бликами на стекле. Мир жил. Люди жили. В мире, где Вэш Ураган — всего лишь дорогой чек. В мире, где надежда на завтра может быть продана за пару патронов. Этот ли мир сто́ит охранять?       В карманах Вэш носил только печаль и звёзды, и поближе — пустой билет на поезд жизни. Он, если честно, не видел ни поездов, ни какого-то маршрута, но уже повидал очень много. Многому помешал и помог, и получил в билете штамп «разыскивается».       Интересно, что бы Рэм прочитала на его билете первым?       Впереди мир, который прекрасно жил и будет жить без него. Позади — брат, попирающий все его моральные принципы. Шаг в любую сторону сделает его ещё бо́льшим должником, а жизнь и так слишком много давала ему взаймы, вырезая обещания шрамами.       Най устроил падение кораблей. Он убил несчётное количество человек экипажа и ещё больше после. Он разорвал душу в клочья, убив Рэм.       Най — единственный родственник. Последний оплот его человечности, выраженный в связи с другим существом. Най больше сотни лет играл с ним в кошки-мышки. Он всё ещё не убил всех людей на своём пути, хотя мог сделать это в мгновение ока и даже не устать. Най оберегал плантов, их общих предков и их будущее, их узы и возможность выжить в этом суровом мире.       Вэш ненавидел себя за любовь к брату. Боялся признаться, стыдился в каждом порыве — человеколюбие внутри смотрело с отвращением, позже — со снисхождением. Судьи с самыми гуманными лицами совершенно бесчеловечно стягивали грудь переживаниями.       «Я ненавижу себя» — и все согласно кивают.             «Я хочу любить» — снисходительные редкие взгляды.                   «Я хочу быть любим» — осуждающая тишина.       Кому нужен такой грязный безбилетник?.. Ни человек, ни Плант. Существо без имени в карнавале жизни.       Все звёзды рассы́пались и спрятались. Наверное, ещё очень-очень давно.       И звёзды и Вэш боялись узнать, что прячут за собой настоящие братские узы. Способны ли они растопить его вину за все года? Можно ли простить за поступки, которые ты не совершал?       А другого, преступника — можно? Путаясь в крови и трупах, раскрывая себе рёбра, чтобы найти ответ в хрупком сердце за металлической пластиной — можно ли разделить вину? Но вина́ не вино, её не испить, не поделиться с тоскливым другом.       Но что вина́ с одной стороны, то с другой — вино. Заслуга, почести, достижение — не тяжкий груз, а приятное событие, и своя ноша, как известно, не тянет. Най любил Вэша в той же степени, что не понимал его пристрастия к защите людей любой ценой.       Най рассматривал это чувство со всех сторон, снизу и сверху, сбоку, издали — оно было бесконечно приятным, манящим, как космос, и в той же мере неизведанным и опасным. И самое страшное было написано на само́й этикетке: любовь и привязанность к другому существу делала его кем-то заземлённым и обычным. Любовь к брату — человечным.       Немыслимый парадокс — самая тёплая привязанность делала его тем, кем он бы быть никогда не хотел.       Но годы сменялись десятилетиями одиночества, и легче не становилось. Слепое желание быть рядом и видеть отдачу пульсировало в голове как неоспоримая истина. «Это глупо» — говорил он себе. «Это бесполезно» — настойчиво повторял, следя за передвижениями брата. «Это не имеет никакого смысла» — убеждал, вытаскивая Вэша из смертельных передряг, оставаясь анонимным и не пользуясь чужим состоянием. «Это невыносимо» — признавался себе порой.       Найвс наблюдал. За Вэшем, что стремился к новому дню и бежал за звёздами. За людьми, которых оберегал брат. За звёздами, что пытливо блестели. За собой — звёзд в карманах не было.       Зато была странная, колючая, но липкая, как репейник, мысль: что, если в Лучшем мире он с другими Станциями не выживет… без людей? «Глупости» — хотелось ответить, но если быть до конца честным, он никогда не был в полной изоляции от людей. Даже если человек рядом был только его инструментом — он всё ещё был формой жизни, которую Най презирал. Или так думал. Или не признавался.       Можно было считать себя правым просто по факту своей природы, но разум отказывался. Мыслил, разум, кстати, тоже в рамках человеческих ценностей. «Защити, люби, уничтожь» — просто и лаконично, понятно любому человеку.       Может, у других станций есть души и сознание, но Най просто их не понимает? Потому что слишком человечен, сознанием и телом?       Найвс боялся осознания, что отлично понимает людей с их мотивами. Потому любовь к брату откладывал в долгий ящик. Чтобы не стать вдруг слишком человечным.       И он не смог ничего сказать, когда Вэш пришёл к нему. Будто так и должно́ было случиться, будто он знал что делать. Равно как и сейчас — брат сидел на расстоянии вытянутой руки. Люди шумели. Най читал книгу, не понимая ни слова. Они были рядом, и не произошло никакой новой катастрофы. Они были рядом, и Вэш так же, как и сотню лет назад, тратил глаза на скорбь по людям. Они были рядом, и Най смотрел на него, как когда им был всего год. Просто рядом. Най гадал, что в уравнении было главным: «просто» или «рядом»? Стало ли в нём больше человечности от «вместе» или от «рядом»?       Вэш дёрнулся и обернулся, посмотрел на брата, коротко кивнув. Най оторвался от книги и посмотрел в ответ, приподняв брови. Вот и поговорили.       Время утекало сквозь пальцы, точно не счесть, сколько они просидели вместе. Вэш неловко встал, потянулся и шумно вздохнул. Обернулся, и, увидев брата на кровати, взвизгнул и отскочил. Най приподнял бровь, посмотрел с вопросом, а потом вновь уткнулся в книгу. Вэш почесал щеку и, не найдя хоть какой-то отдачи, поплёлся в душ, шлёпая босыми ногами.       Выйдя, Вэш копошился в одежде и ткани, но Най упорно игнорировал любой шум. Тогда Ураган вышел к окну, собрал причудливо на себе одеяло, что так и не вернул на кровать, и сделал забавное подобие плаща Найвса. Он смерил брата театрально надменным взглядом, покривлялся, походил по комнате в новоявленном костюме, нарочно сильно шлёпая ногами по полу. Миллионс нахмурился и наклонил голову, внимательно следя за действиями брата, а потом покривил губы и вернулся к книге. Вэш пожал плечами и уселся за столик со сладостями, забавно поправляя на себе одеяло, что совсем ни хотело держаться.       Так прошёл ещё день, в нервном ожидании, пока Най пытался читать отвратительный роман.       — Нет, Най, я так не могу! — ближе к ночи начал Вэш. — Ты же что-то со мной делаешь, да, ведь так? Я так с ума сойду в ожидании, — взмолился Вэш. Най посмотрел на него как на дурака и перевернул страницу. Вэш протяжно проскулил, сжимая голову руками, а потом шумно выдохнул. Пробурчав что-то бессвязное, тот лёг на свободную часть кровати и закрыл глаза.       — Одеяло одно, — констатировал Най.       — И что?       — Делись.       Вэш фыркнул, и, побушевав в одеяле, кинул его полностью на брата и съёжился, оставшись беззащитным. Здорово, наверное, всегда ходить в таком скафандре…       — Я не это имел в виду, — на что получил ещё один недовольный фырк.       Вэш почувствовал что-то острое между лопатками и напрягся. Но не двинулся. Най вздохнул и убрал твёрдый край книги от чужой спины, а потом набросил на него одеяло. Тот обернулся и посмотрел со смесью недовольства и удивления, на что брат натянул одеяло ему на голову и сказал строгое «спи». Вэш несмело закутался в возвращённое одеяло и, не сразу, поволновавшись, уснул.       Най откинул от себя ненавистную книгу и посмотрел в спину брата. Усталость от невозможности расслабиться последние несколько дней давила тяжким грузом — от мысленной связи не уйти. Он тоже отдался сну, наконец не слыша горького плача и стенаний.

***

      Вэш проснулся, уткнувшись в грудь брата, на спине чувствовалась рука Найвса. Он рдел, но боялся двинуться с места.       Бывали в их жизни странные эпизоды — они порой встречались где-то на отшибе мира, сидели неподалёку, молчали. И делились бо́льшим, чем можно было бы одарить через слова. Каждая встречала казалась случайной, но разве можно встретиться с настолько противоположным существам на столь большом пространстве? Признаться себе было страшнее, чем почувствовать родное присутствие.       Он пришёл за смертью, а Най купал его в ласке и спокойствии. Вэш не понимал, совсем не понимал его, но он бесконечно хотел бы быть рядом. Так хотел ощущать тепло, которое ему никто больше не подарит, быть нужным, быть... Любимым. Хотя бы немного. Слёзы вновь потекли из глаз, хоть Вэш и пытался их сдержать. Дрожал плечами, глубоко дышал, боясь потревожить брата.       Най промычал что-то и открыл глаза, нахмурился.       — Что случилось?       — Н-ничего, — он давился в слезах. — Я тебя разбудил...Просто... Я подумал, что приятно быть вот так, с тобой, — он съёжился, желая оказаться как можно меньше. И шептал своё неустанное «прости». Най прижал брата к груди, обнимая двумя руками, и Вэш разразился новой волной слёз. Он, уже не боясь, обхватил брата и рыдал ему в грудь, шептал обрывистые «прости» и мазал щеками в слезах по чужой тунике. Най зарылся лицом в волосы брата и обнял того крепко-крепко, сгребая вместе с одеялом.       — Я такой эгоист, Най. Я так скучал... — вырвалось жалобное. Так давно хотелось сказать это.       — Я тоже. Мне тебя не хватало, — совсем тихо сказал Най, но этого хватило, чтобы Вэш с новой силой цеплялся за него и рыдал.       Боязнь вскрывалась поганой болячкой. Вэш смотрел на это чудище и понимал: он боялся не брата, а своих чувств, ноющего чувства в груди, что так горевало по разлуке. Вэш боялся, что, увидев брата, поддавшись порыву, он бросится грудью на амбразуру, ища родных объятий; желая услышать родной голос, его тёплую интонацию, такую, с какой он не говорил ни с кем кроме него. Он позорно боялся, что разменяет болезненные идеалы на свою самую крепкую и нежную любовь.       — Най, Най, — повторял тихо, вжимаясь в брата. Будто смаковал снова любимое имя. Будто брат мог не отозваться.       — Я рядом.       Вэш судорожно выдохнул и вдохнул снова. Показалось, что ему разрешили по-настоящему дышать. Он тёр глаза и снова силился извиняться за свои чувства, кусал губы, не в силах сдержать улыбки, но Най ничего не говорил. От осознания, что брат правда всё ему разрешает, приятно защемило в груди. Вэш, глубоко вздохнув, всё же взял себя в руки.       — Спасибо, Най, — брат просто глубже зарылся ему в макушку, на что Вэш хихикнул.