На пальцах

Ваня сидит на балконе с ноутом и чашкой кофе и устало потирает глаза. Раннее утро в его случае — поздний вечер, он планирует добить свой скромный «ужин» и отправиться в кровать. Ночью поспать опять не доведётся. Почему-то люди уверены, что решать проблемы и снимать стресс нестандартными методами нужно исключительно после захода солнца, как будто если они придут среди белого дня — все увидят и узнают. Хотя в Ваниной студии даже окон нет и все стены специально завешены плотными занавесями. Но кому это объяснишь? Да и зачем. Ване нравится его работа. За несколько лет он прокачался, стал почти мастером, у него постоянная клиентура, и она ширится. График настолько плотный, что расписание забито на месяцы вперёд. С учётом выходных, конечно, потому что въёбывать сутками напролёт он не собирается, прекрасно зная, чем заканчивается такой трудоголизм: насмотрелся на клиентов, спасибо. А самому себе провести сессию он вряд ли сможет. Поймав себя на этой мысли, Ваня усмехается, прикуривая очередную сигарету. Как его занесло в это, он уже не помнит. Естественно, через каких-то корешей, с которыми сначала по приколу, а потом пошло-поехало. Кто-то порекомендовал Ване нужный салон, кто-то — салону Ваню, и незаметно срослось и получилось. Впрочем, по хую, как именно, главное — результат. Лениво-сонные мысли разбивает телефонная трель. Ваня смотрит на дисплей и хмурится, быстро проводя пальцем по экрану. — Вано? — слышится в трубке знакомый голос — тусклый и настолько заёбанный, что Ваня молча качает головой. — Вань? — Мирон, я б тебя убил, но ты мой бро, — скорбно говорит он и захлопывает ноут. Отрешённый взгляд скользит по серой пластиковой крышке, наклейкам, останавливается на ярких буквах сверху: «I love pain»(1). Ваня вздыхает, щёлкая зажигалкой над следующей сигой. — Какого хера тянул до последнего? — А что... заметно? — угрюмо интересуется тот. — Мне — да. — А. — Мирон шумно выдыхает, явно собираясь с мыслями. Которых у него сейчас вагон, и все — как один большой кусок дерьма, Ваня уверен. Но не торопит. Нельзя. Он своего друга иногда знает лучше него самого, работа обязывает. Если честно, он ждал этого звонка со дня на день. У Мирона недавно закончился очень плотный тур по Европе, а выступать с концертами через день после пятилетнего полного затишья в творчестве — это полный, блядь, пиздец. Глядя в горящие маниакальным азартом глаза, когда он провожал своего бро на самолёт, Ваня тогда подмигнул ему, ободряюще хлопнул по спине и предупредил, чтобы тот постарался не сдохнуть. — Если что, звони мне сразу же, — шепнул в ухо. — Брошу всё и прилечу. Мирон в ответ посмотрел серьёзно, но мотнул головой: — Всё будет норм, Вань, — и улыбка как бриллиант в тридцать два карата. Как только он умеет. — Я лучше потом, после, не против? А то спалимся. — Будто никто не знает, — буркнул Ваня. — Не все. — Мирон упрям, как осёл, конспиратор херов, поэтому остаётся лишь махнуть рукой и надеяться на чудо. И вот результат. Правда, тур Мирон всё-таки вывозит, не срывает. Между тем пауза в разговоре подозрительно затягивается. Мирон сопит в трубу, и Ваня понимает: всё очень плохо. Совсем. — Мирон, ты меня слышишь? — спрашивает, специально переходя на особый тон: так его подопечным проще реагировать. Мирон отвечает сразу — и с облегчением: — Слышу. — Тебе нужна помощь? — Да. — Сегодня вечером, о’кей? Подъезжай ко мне, я всех отменю. В восемь. — Ладно. Спасибо! Вот так. Без споров и возражений, а значит, Ваня угадал. — По первой схеме или по второй? — уточняет он напоследок. — Как на пальцах, Вань. Ваня чуть не давится дымом, но моментально берёт себя в руки и не показывает вида. — Серьёзно? — спрашивает, не вынимая сигарету изо рта, снова открывает ноут, щёлкает по клавишам, извлекая на свет нужную папку в запароленном архиве. — Ага, — мрачно отвечает Мирон. Ваня буквально кожей чувствует, как бро пытается улыбнуться, пусть и безуспешно, и сбрасывает звонок. Докуривает, задумчиво глядя на свои пальцы, на которых чёрными линиями горят привычные буквы: «PLAY HARD». * * * Анкету Мирона Ваня помнит наизусть. Точнее, два варианта — на лёгкий случай и на более запущенный. Обе они — пустая формальность. Да, Ваня сам заставил Мирона когда-то их заполнить, но никому не признается, что ему эти данные в хер не стучат — он всегда абсолютно точно определяет, в чём конкретно бро проебался и в чём нуждается на данный момент. Дело не в опыте или профессионализме, они дружат с детства, он его знает как облупленного. Всю подноготную, вдоль и поперёк, полностью. Каждую родинку и шрам. Все. Душевные тоже. И наоборот. В прошлом какое-то время они с Мироном даже встречались, но недолго. В подростковом возрасте друг страшно комплексовал, считая себя стрёмным, хотя Ваня уверял, что это не так. Но годы идут, они вырастают; Мирон прибавляет в росте, плечи раздаются, уходит нескладность, а черты лица, напротив, становятся мягче. Из среднестатистического парня тот незаметно превращается в охуенно харизматичного, на котором каждый день виснут гроздьями поклонники. Обоих полов, да. Особенно, когда Мирон раскручивается до стадионного исполнителя. Ваня не завидует и не ревнует, у него самого всё заебись. Плюс неофициальная работа слишком специфическая, классические отношения ему в любом случае не светят. Как и Мирону. Они оба понимают. И обоим по хуям. Какая разница, как что-то выглядит и как называется? Главное: в любой момент любой из них может завалиться ко второму (с поводом, без повода, не важно) и получит всё, чего захочет. Потому что ему захотят это дать. * * * Мирон в салоне появляется вовремя. Натянув капюшон чёрного худоса, он мимоходом кивает девчонке на ресепшене и, опустив голову, ни на кого не глядя, почти бегом пересекает холл, ныряет в нужный коридор. Дорогу он отлично помнит. Ваня смотрит через камеру видеонаблюдения, как Мирон нервозно кусает губы, спрятав руки в кармашке своей «кенгурухи», и щурится. Код с пальцами они придумывают по приколу: незадолго до того, как завязать с отношениями и перейти на положение «больше, чем друзей с больше, чем привилегиями». Просто обсуждают однажды, какую именно тату захуячить Ване на костяшки, Мирон обводит пока ещё чистые фаланги языком и брякает: — «Play hard»! Зацени, Вано. Ровно восемь букв, идеально подходит. — И что оно будет означать? — То, что и означает, — ухмыляется тот. Делает паузу и добавляет: — И пароль. Если я когда-нибудь попрошу тебя играть жёстко: значит, у тебя полный карт-бланш. Необходимый. Идея Ване заходит. Во-первых, сама по себе фраза норм, ему нравится смысл, реально красиво ложится, впечатляет. Во-вторых, тайный код — это очень мило. Слегка наивно и смешно, они с Мироном позже ржут, наглухо угасившись, но на заметку оба берут. Чисто — а как иначе? Склерозом пока не страдают. Впоследствии охота угорать над этим пропадает, потому что за прошедшие годы пароль срабатывает дважды. Всегда не как пиздец, а как полный, безвозвратный, охуительно-лютый пиздец. Однако никто не жалуется. В дверь тихо стучат, и Ваня натягивает на лицо мягкую улыбку, поднимает взгляд, гадая, с хера ли Мирон стал такой деликатный. — Входи, — ровно произносит он. Тот возникает на пороге, сверля взглядом из-под глубокого капюшона, как из пещеры. Ваня поднимается ему навстречу. — Привет. — Ваня. — Мирон явно рад его видеть, искренне. Хочется обнять худую фигуру, прижать к себе, но это потом, успеют ещё. И напиздятся за месяц молчания вдоволь: в туре Мирон был так занят перелётами и выступлениями, что они не смогли созвониться, не получилось ни разу. Всё впереди. Чуть позже. Ваня скрещивает руки на груди, глядя в упор. — Сам всё знаешь или лучше говорить вслух? Глаза у Мирона вмиг стекленеют. Он машинально распрямляется, откидывая капюшон, медленно кивает. — Сам. Двигаясь слегка механически, как робот, он действительно сам стаскивает с себя худос, бросает на стул. Туда же отправляются джинсы, футболка, носки. Трусы Мирон не трогает, перетаптывается с ноги на ногу, смотрит вопросительно. — Оставь пока, — разрешает Ваня, оглядывая застывший силуэт. В своих безразмерных шмотках Мирон порой выглядит как подросток, сейчас ещё и в туре немного схуднул, но стоит ему раздеться, впечатление пропадает: раскачанная спина, широкие плечи, прессуха в форме, можно позавидовать. Конечно, Ваня не завидует, ему не до того. Он ныряет в карман штанов и достаёт чёрную ленту, демонстрирует Мирону. — Подойди. В глазах у того облегчение. Мирон даже улыбается мимолётно. Ваня знает: тому так проще. Ничего не видеть, не знать, что его ожидает, полностью сосредоточиться на внутренних ощущениях. Ваня бережно повязывает ему ленту, аккуратно делая узел так, чтобы не защемить отросшие волосы. Мирон длинно выдыхает, видно, как напряжение отпускает сведённые мышцы. Размахнувшись, Ваня шлёпает его по голому бедру, заставляя резко вздрогнуть. — Не расслабляйся, — предупреждает тихо. Тот послушно кивает, облизывает губы. — Да, Ваня, — отвечает незнакомым глухим голосом. — Идём. — Ваня берёт его за локоть и осторожно ведёт к столу. Придерживает за плечо. — Наклонись и положи руки на стол ладонями вниз. — Да, Ваня. — Стоп-слово помнишь? — Да. — Хорошо. Задержав на секунду дыхание, Мирон упирается в стол руками, расставляет ноги, хотя никто его об этом не просит, опускает голову и замирает. Ваня знает, чего он ждёт, но вместо этого подходит вплотную, стаскивает с него трусы, бесцеремонно раздвигает рукой ягодицы, облизывает палец и вводит внутрь полностью. Мирон дёргается от неожиданности. Ваня наблюдает, как белеют костяшки пальцев, которые тот невольно сжимает. — Ай, бля!.. — Рот, Мирон! — Из-звини, — запнувшись, хрипло бросает тот. Ваня шевелит пальцем внутри него, прокручивает, игнорируя тихое шипение Мирона. — Подготовился? — Угу, — после паузы отвечает тот и ещё ниже опускает голову. — Что конкретно делал? — Ну Вань!.. — Кончики ушей у Мирона отчётливо краснеют. Он ни капли не стеснительный, однако разговоров на такие темы до сих пор стремается. — Что делал? — настойчиво повторяет Ваня. — Растягивал себя? Трахал? Чем? — Нет! Только гигиена... и смазка. По ощущениям чувствуется — правда. Внутри чуть влажно, но пиздецки тесно, мышцы раздвигаются неохотно. Ваня вынимает палец. — Почему? — интересуется с любопытством. — Не хотел, — глухо отвечает Мирон. — Лучше ты сам. Душу щекочет знакомое приятное чувство. Доверие. Откровенность на максимум. Ваню каждый раз кроет от этого, поскольку в жизни Мирон довольно закрытый. Но не с ним и не сейчас. Он перегибается через него, намеренно вжимаясь пахом в задницу, и берёт со стола плётку: — Я тебя услышал. Он знает, насколько высок болевой порог у Мирона, поэтому выбирает сразу жёстко, без разогрева и траты времени. Первый удар выходит без замаха. Мирон шумно втягивает носом воздух и молчит. Ваня отступает от него на шаг для удобства. — Готов? — Мгм. Считать удары Ваня Мирона пока не заставляет. Ему привычно контролировать обстановку, хотя именно с Мироном это делать сложнее, чем с кем угодно другим. Потому что хуй с ним, с болевым порогом, но у друга ещё и выносливость запредельная, он никогда не кричит, не охает, вообще ни разу не пользовался стоп-словом, скорее предпочтёт отрубиться. Не потому, что упрямый, не из вредности или принципов: просто впадает в сабспейс и не чувствует, когда пора тормозить. Поэтому Ване приходится следить особенно тщательно, не перегнуть. И не недогнуть тоже. Багровые полосы ложатся одна за другой, расчерчивают спину, бледную задницу, и это всегда красиво. Некоторые уже наливаются сиреневым, но хуярить в мясо Ваня не планирует, добавляет последний удар — и прекращает. — Достаточно, — говорит негромко. Проводит рукой по огненно-горячей коже, гладит легонько. — Молодец. Вставай. Он помогает Мирону выпрямиться и ведёт к икс-фрейму. Легонько подталкивает, заставляя прислониться спиной, поднимает ему руки над головой, раздвигает ноги, надёжно фиксирует ремнями. — Отдохни десять минут, — объявляет негромко, смотрит на часы, засекая время. — После я подумаю, что с тобой делать, но сначала снова выпорю за твоё ебланство. А ты будешь смотреть и считать. — И снимает с него повязку. Мирон неосознанно крепче жмурится, слегка выгибается, вскидывая голову, насколько может в своём положении. — Да, Ваня. Он возбуждён, крупный член стоит торчком над аккуратно подстриженным пахом. Плоский живот подрагивает от напряжения, татухи резко выделяются на бледной коже, и весь он будто фарфоровая статуэтка — натянутый, как струна, настроенный на нужную волну. Зрелище до одури эстетичное, у Вани аж в горле сохнет. Справедливости ради, Мирон может выглядеть эстетично почти в любой ситуации, даже в старых джинсах и драном свитере, ужравшись в нули и свернувшись калачиком на потёртом диване. Но сейчас... — Ты знаешь, что я хочу тебя сфотографировать? — голос неожиданно хрипнет, Ваня сглатывает, неотрывно глядя на композицию перед собой. Брови у Мирона сосредоточенно нахмурены, кулаки сжаты, он тяжело дышит, не открывая глаз. У него очень красивое подчинение: спокойное, молчаливое, полная покорность, но без унижения. Таких сабов у Вани мало, обычно все дрочат как раз наоборот. Мирон на заданный вопрос сначала не реагирует, потом еле заметно кивает. — Сделай это, — выдавливает сипло, юркий язык быстро проходится по припухшим губам, — если хочешь. Ваня маньячно улыбается, он не сомневался, что ему позволят, поэтому всё настроил заранее. Много времени спонтанная фотосессия не занимает: в своей основной работе Ваня такой же профессионал, как и не в официальной. Даже не просматривая отснятый материал, он уверен: кадры получатся пушка. Торопливо откладывает фотик в сторону и приближается к Мирону вплотную. Тот слегка дрожит, явно не замечая этого, морщится, едва заметно дёргая запястьями. Ваня хмурится. — Ты в порядке? — Ощупывает крепления, проверяя, не туго ли затянул. — Не трёт? Тот мотает головой. Ваня легонько шлёпает его по щеке: вернуть в реальность, иначе ещё немного — и спейс. Рано. — Ответь как надо. — Я в порядке, Вань, — послушно исправляется Мирон, охает, откровенно ведя бёдрами. — Давай уже, пожалуйста. — Что именно? — поддразнивает тот. — Что угодно. Протянув руку, Ваня берёт его за подбородок, тянет, внимательно рассматривая угловатый профиль, подрагивающие веки, искусанные до невозможности губы. — На меня смотри. Мирон медлит, неохотно разлепляет ресницы, впивается мутным взглядом. Ваня демонстрирует флоггер: небольшой, заурядный, без шипов, металла и прочих примочек. Грудь — не задница и даже не спина, место нежное, поэтому выбор падает на наиболее лайтовый вариант. — Считай вслух, — напоминает, сохраняя зрительный контакт. На секунду Мирон зависает — ему требуется время, чтобы осмыслить информацию, — потом кивает. — Сколько? — уточняет тихо. — Для начала тридцать, — решает тот. — Пропустишь — плюс пять ударов. — Да, Ваня. * * * Ваня действует неторопливо и чётко, умело контролируя силу и скорость ударов, чередуя сильные со слабыми, меняя девайсы по своему усмотрению и нарочно выдерживая такой темп, чтобы и пробирало, и было немного невыносимо. Дважды Мирон сбивается, получая за это обещанный штраф, со свистом втягивает воздух сквозь зубы. Глаза он снова зажмурил, но Ваня не тормошит его, чтобы не отвлекать. И самому не отвлекаться. Наконец воздух свистит от последнего замаха. Мирон в который раз на автомате вскидывает голову, упираясь затылком в кожаную обивку креста. Не забывает произнести заветное число — а то бы пришлось снова штрафных отсыпать. Ваня не прочь, но Мирону реально хватит — он и так почти в невменозе, дыхание резкое, частое, кожа как пятьдесят оттенков алого. Круто выглядит. Он осторожно трогает пальцем потемневший твёрдый сосок, сжимает аккуратно. Мирон дёргается, издавая глухой стон. Ваня склоняется к нему, проводит носом по мокрому виску. — Ты супер, — шепчет в ухо и, не удержавшись, чуть засасывает мочку, прикусывая зубами. — Сейчас, потерпи... Чувствуя, как от похоти мутится в голове, Ваня сильно впивается ногтями себе в ладонь, царапает кожу. Нельзя плыть, он, блядь, тут за всё отвечает вообще-то. Боль отрезвляет. Улыбнувшись, он расстёгивает все крепления, освобождая Мирона, оценивает навскидку его состояние. Тот пошатывается, но на ногах стоит сам, без помощи. Аккуратно обхватив чужое запястье, Ваня молча считает пульс, кивает сам себе, убеждаясь, что всё в пределах нормы, и стискивает татуированную кисть своей. — На кушетку, — бросает коротко и идёт первым. Тот безоговорочно следует за ним, покорно ложится на живот. — В коленно-локтевую, Мирош. Без звука тот подтягивает под себя ноги, поднимается на четвереньки. Ваня кивает, бесстрастно прикидывая — удобная поза или нет. Потом берёт со стола флакон смазки и достаточно толстый дилдак, пристраивает его пока на простыню. Хочется воткнуть сразу весь, но сначала нужен фингеринг: не то чтобы Мирон без растяжки не потерпел, но готовить его отдельный кайф. Мирон глубоко дышит, он погрузился в себя и вряд ли остановит сессию. Ваня гладит ладонью чужие бёдра, ведёт вверх, задевает яйца и упирается в очко. Льёт смазку, размазывает пальцами и вводит сразу оба. — М-м, — тихо мычит Мирон, но не сопротивляется, впускает до конца. Ваня методично растягивает изнутри судорожно сжатые мышцы. Наконец берёт заготовленный дилдак и приставляет к блестящему входу. Надавливает и ждёт реакции. Мирон может сколько угодно терпеть боль, но как только дело доходит до его жопы, всегда начинает ныть и вертеться. Ему не нравится, когда в него суют игрушки и всякую хуйню, но Ваню это мало колышет. Потерпит. Сам просил «плэй хард». Дилдак входит почти наполовину, и Мирон беспокойно ёрзает, кое-как сводя дыхание. — Вань, я не могу больше... — Можешь, — ровно отвечает тот. Мирон замолкает, тяжело выдыхая. Член входит чуть глубже. Мирон взвивается, но Ваня жёстко вдавливает ему ладонь в лопатки. — Лежи, — приказывает тихо. Тот кряхтит, елозя задницей. — Вань, хватит. Я правда не могу... Помедлив, Ваня приостанавливается. — Какой цвет? — уточняет деловито. Мирон громко сопит, но молчит. — Цвет, Мирон? — Всё нормально, — бубнит тот глухо. — Продолжай. Размахнувшись, Ваня со звонким шлепком впечатывает ладонь прямо в бордово-красно-синюю задницу так, что остаётся отпечаток. Мирон давится воздухом, судорожно сжимаясь. Но не издаёт ни звука. Мокрый затылок ещё больше темнеет от пота. — Цвет? — Зе-лёный. Ваня удовлетворённо кивает: — Ну вот, видишь. Молодец. А теперь раздвинь жопу. Пауза для осознания. Мирон просовывает руки вдоль боков, неохотно тянет булки в стороны. — Шире. Дрожащие пальцы с коротко стриженными ногтями вцепляются в ягодицы, раздвигая сильнее. — Ещё шире. Так, чтобы я дырку хорошо видел. Уперевшись лбом в кушетку, Мирон разводит на максимум, колени у него тоже разъезжаются. Он замирает в этой позе. Ваня свинчивает крышку с тюбика смазки, аккуратно вставляет кончик в покрасневший вход и льёт скользкую субстанцию прямо внутрь. Вдавливает её туда большим пальцем, смазывает по краям. — Вань, пиздец, — снова еле слышно бормочет Мирон. — Бля буду, больше не могу. Я спущу сейчас... — Нельзя, — твёрдо говорит Ваня. — Кончишь, когда я разрешу, о’кей? Давай, ты ведь умеешь. Потому что ты охуенный. У меня здесь много кто побывал, но ты — охуеннее их всех. — Он не кривит душой, искренен сейчас, как никогда, и Мирону передаются эти импульсы, шея от похвалы розовеет. Ваня закрепляет успех: — Ты можешь подождать, я знаю. Потерпишь для меня? Совсем недолго, обещаю. — Угм. — Вот так, отлично. Ты хорошо держишься, Мир, ваще заебись. Давай, не жмись, расслабься... Продолжая говорить, Ваня отходит к столу и берёт вакуумную анальную пробку с помпой. Спускает клапаном воздух и без проблем вводит в чужой раздроченный зад. И сразу начинает надувать. Скребя ногтями по кушетке, Мирон мычит что-то, дыша редко и поверхностно. Похоже, он реально на грани. Ваня ласково теребит его по взмокшей спине, безмолвно поддерживая. — Сейчас, — цедит севшим голосом. — Ещё немножко. Всё норм? — Какой-то охуевоз, — хрипит тот. — Вообще пиздец. Ваня машинально кивает, глядя на кончик пробки, выпирающей наружу. — Охуевоз, — соглашается он. — И пиздец. Тебе он и нужен. Я сейчас вытащу её, — ровно сообщает без перехода, — но прямо вот так, не сдувая. Справишься? — А-а? — Мирон не сразу осознаёт, о чём его просят. Сильно вздрагивает, когда до затуманенных мозгов доходит, и опять роняет голову на простыню. — Вань, я... не могу. — Можешь, — снова говорит ему Ваня. — Это последнее, обещаю. Я хочу посмотреть, очень. Ты, блядь, просто ёбаный секс, Мирон. Хочу тебя, сдохну, нахуй. Давай, помоги мне сам. Тот устало ведёт плечами, но подчиняется: напрягается, разводя ноги совсем широко, мышцы на животе его пару раз сокращаются. Он кряхтит, уткнувшись лицом в скрещенные перед собой запястья. — Ещё чуть-чуть, — хрипло командует Ваня. Мирон не сдерживает протяжный стон, когда из задницы показывается самая широкая часть, раздвигая проход до невероятных размеров; загнанно дышит. Ваня заворожённо наблюдает, аккуратно, по миллиметру, вытягивая пробку: — Ещё разок напрягись, Мир, ну! — и шевелит пальцами резиновые края, представляя, как это чувствуется. Мирон опять стонет — громко, со всхлипом, выталкивает наконец чёртову пробку и обессиленно распластывается на кушетке. Ваня берёт его за бёдра и безжалостно возвращает обратно: — Ещё не всё, Мирош. И слышит новый мучительный стон. Но он знает: надо довести до конца, иначе всё зря. Они оба на пределе. Он быстро раскатывает по болезненно-твёрдому члену презик, легонько хлопает Мирона по заду, предупреждая. Мирон прогибается в пояснице, отдуваясь, будто бежит марафон. Ваня пристраивается к блестящему входу и, не тратя больше времени, вставляет до конца, сразу начинает двигаться. Он уверен: Мирону не больно, всё хорошо растянуто, хотя стенки обхватывают член очень плотно. Мирон сдавленно хрипит, подаётся навстречу толчкам, и Ваня подхватывает его под живот, вздёргивает вверх, глубже насаживая на себя. Проводит языком по татухе на шее, потом выше. — Кончай, — выдыхает в ухо, чувствуя, как подкатывает оргазм. Мирон крупно вздрагивает — и сразу мышцы внутри начинают пульсировать. Резкое удовольствие бьёт под дых, Ваня глухо всхлипывает Мирону в загривок. Мирон замирает в сладкой судороге — и окончательно обмякает в Ваниных руках, стекает на кушетку, как желе. Ваня заботливо помогает ему улечься, накрывает простынкой и оставляет в покое. Сам на полусогнутых плетётся в душ. Он вымотан, выжат, как грёбаный лимон. С Мироном так всегда. Только с ним. А ещё он единственный, кто ебал Ваню — и продолжает это периодически делать. Ваня не убеждённый топ, но работа обязывает, а расслабиться и отдать контроль тоже иногда хочется. Искать на стороне незнакомый хуй ему впадлу — мало ли мудаков, так что задницу он доверяет только Мирону. Пусть и видятся они нечасто, но каждый раз Ваня не упускает момента. Не собирается и теперь. Кое-как он смывает с себя пот и усталость, улыбается почти психически, одевается в чистые шмотки. Берёт из рюкзака заготовленную заранее бутылочку с водой, аптечку, закуривает сигарету и возвращается в комнату. Садится на кушетку рядом с не подающим признаков жизни Мироном, легонько теребит за плечо. — Бро, ты как? Тот поднимает дрожащие ресницы, щурясь на свет. — Ты, блядь, просто зверь, Вано. — Не перегнул? — Не. — Мирон блаженно улыбается, часто моргая. — Заебись. — Перевернись, посмотрю, что там у тебя. — Да на хуй, Вань, само как-нибудь... — Не пиздеть. Вздохнув, Мирон затыкается. Он считает эту заботу излишней, но Ваню не ебёт. Несколько минут он сосредоточенно обрабатывает перекисью ссадины, кое-где даже рассечения, цокает языком, внимательно разглядывая. Аккуратно наносит крем с заживляющим эффектом, раздвигает Мирону ягодицы, тщательно смазывает и там, снаружи и внутри, после невесомо шлёпает по ноге: — Всё. Тот разворачивается лицом, по-прежнему улыбаясь. Поддавшись внезапному порыву, Ваня наклоняется и целует эти чёртовы губы — сухие и обветренные, потому что Мирон как всегда искусал их до корки. Наверняка они теперь саднят, их бы тоже обработать, но это можно и позже. Мирон не отбрыкивается, притягивает его к себе за затылок и жадно отвечает, удовлетворённо сопя. Слегка отстраняется, смотря в глаза. — Спасибо, Ванёк, — благодарит ласково. — Я бы без тебя загнулся. Точно не хочешь ко мне на бэк? Мне тебя в турах охуенно не хватает. Ваня смеётся. — Какой, блядь, из меня певец, Мир? Максимум, что я могу с тобой публично — сессию провести. Фанаты будут счастливы. Мирон ржёт, спуская ноги на пол и с трудом садясь на кушетке. — Ага, хуй им. Никто не в курсе вообще-то. Кроме тебя. Ваня обнимает его за плечи, притягивает к себе, прижимаясь к тёплому боку. Проводит губами по выбритому виску. — Знаю, Мирон. Знаю. Идти можешь? Помочь тебе помыться? Давай, потопали в душ. Пить будешь? — Буду. — Мирон забирает у него бутылку и делает несколько больших глотков, протягивает обратно. — Ладно. Но насчёт бэка подумай. У меня осенью снова тур, у тебя отпуск, поехали с нами? — Я подумаю, — обещает Ваня и подмигивает. Собственно, почему бы и нет? _____________ (1) Я люблю боль (англ.) Для наглядности: https://ibb.co/8mHDQpK