Оставаясь тлеть

Автору было ужасно больно писать эту часть. Не знаю, достойной ли она выдалась – в ней, как и во многих других, слишком много сумбурности вперемешку с чувствами. Спасибо той прекрасной погоде, что воцарилась сейчас за окнами – снегу, который не желает таять. А еще большое спасибо Пондитте за поддержку с: Приятного прочтения. И да, саундтрек обязателен. В нем есть некий шарм. --- Roger Subirana Mata – Christmas Lullaby       - Замерзла? – женщине слишком больно видеть такую картину. Приходится часто моргать, чтобы согнать непрошеные слезы – маленькая девочка никогда не должна их увидеть. Её мать обязана оставаться сильной, обязана быть примером. Как дочь посмотрит на неё в будущем, если сейчас она при одном взгляде на свои руки хочет закричать на весь дистрикт и забиться в конвульсиях?       Марла давно подозревала, что с её психическим состоянием что-то не так. После того, как она увидела тело мужа, изрезанное напополам, она больше не могла не плакать, не закусывать губы до крови и не стучаться лбом о холодную стену. Перед тобой лежит тело твоего супруга, человека, губы которого коснулись еще утром твоего лба… а теперь, спустя десять часов, его нет. Есть то, что от него осталось – мясо и кости, открытые глаза и сложенные по швам руки. Кто его так положил? Почему он напоминает порванную тряпичную куклу, всю в грязи и в крови? Обычно такими игрались дети из самого бедного района Седьмого. Куклы быстро приходили в негодность, их одежда рвалась, но выкинуть игрушку – о таком и задуматься никто не мог. Люди, считающие крохи хлеба, никогда ничего не выбрасывают. Никогда.       - Чуть-чуть, - у девочки звонкий голос. Джоанна не пошла в мать или отца, многое она взяла от своей покойной бабушки. Взрывной характер, желание из каждого спора выходить победителем, способность все схватывать на лету… У Мэйсон были глаза матери. Зеленовато-карие, они завораживали своей детской наивностью. Эта Джоанна не была обозлена на мир, ей еще не приходилось ненавидеть. Насыщенный и яркий цвет глаз напоминал о лесе в солнечную погоду. Девочка уже была остра на язык и уже умела постоять за себя. Причиной тому были насмешки других детей. После того, как отец Джоанны умер, они начали избегать её и тыкать в девочку пальцем. Совсем как стервятники, наблюдающие за чужим горем. И уже тогда дети боялись её. Джоанна могла выкинуть невесть что. Впрочем, тут еще играла роль и печальная информация о состоянии её матери. Не одна Марла начала замечать, что с ней что-то не так.       - Иди ко мне.       Девочка осторожно, словно боясь удара, подходит к матери и позволяет обнять себя. Женщина не может отпустить это чудо. У неё больше ничего не осталось. Ничего, кроме дочери. Её родители мертвы, родители отца Джоанны – тоже. Осталась парочка родственников, которая точно не будет рада нахлебникам, пусть ими будут и родные люди. Каждый боролся за свой кусок хлеба. У Марлы это плохо получалось. Она не может прокормить себя, что уж говорить о маленьком ребенке. Джоанна должна получать все самое лучшее и расти в хороших условиях – взамен этого девочка перебивается объедками и второсортной пищей. Тем, что Марле удается выпросить у жалостливых соседей.       Мама и дочь сидят так минут двадцать – греясь друг о дружку и мечтая о светлом будущем. Марла думает о том, что, возможно, ей удастся найти приличную работу и утеплить их ветхий домик, Джоанна о том, как разобьет нос Пинберри, самому высокому однокласснику, если он еще раз посмеет хоть глянуть в её сторону.       - Через две недели будем отмечать Рождество, - тихо говорит девочка. На самом деле, она знает, что никакого особо пышного празднества не будет. В последний раз они садились за стол и отмечали всей семьей года четыре назад – тогда отец Джоанны еще никуда не уехал, а мама часто улыбалась. Теперь Мэйсон может сосчитать по пальцам, сколько раз она видит улыбку матери. Джоанна чувствовала, что с женщиной что-то не так. Её и без того хрупкий мир разлетался на маленькие кусочки. Он был словно маленький хрустальный шар. И этот шар замерзал и трескался.       Марла отвечает не сразу. Джоанна садится к ней на коленки и устраивается поудобнее. От мамы пахнет лесом и гарью. Мэйсон представляет костер и то, как она греет над ним свои маленькие замерзшие пальцы.       - Конечно, - вторит дочери женщина.       - А отец вернется?       Марла напрягается. Она ненавидит эту тему. Разговор об умершем муже очень тяжел для того, кто не может понять, зачем ему дальше жить. Иногда Марла действительно думает, что в случае её смерти для Джоанны найдут подходящую семью. Её мечты рушатся при одном воспоминании об их положении. Если бы семья Мэйсон была бы хоть чуточку богаче…       В случае смерти Марлы Джоанну могут поместить в детский дом. И это будет самым оптимальным и лучшим решением. Одновременно с этим и самым несбыточным. Наверняка девочку просто оставят замерзать на улице. Кому нужна маленькая замарашка?       - Мы уже говорили с тобой на эту тему. Он уехал по работе. Вернется, когда его отпустят…       - Он знает, как мы живем? – Джоанна резко перебивает мать.       - Я не…       - Он не знает, - девочка снова не дает выговорить маме ни слова, - если бы знал, приехал бы сразу. Неужели нет никакого способа связаться? У мэра есть телефон? Он может послать письмо? Пусть они это сделают, это же ничего не стоит.       Марла обманывала Джоанну до конца своей жизни. Странно, что напрямую девочке никто ничего не говорил об её умершем отце. Все считали своим долгом посмотреть либо с жалостью, либо с презрением. Марла понимала, что случится, если Джоанна пойдет с такой просьбой к руководству Седьмого дистрикта. В первую очередь все внимание будет приковано к ней, к матери девочки, которая скрывает правду от своего ребенка вот уже год. Они начнут проверять, начнут выпытывать, а потом поймут, что она перестала быть нормальным человеком уже очень давно. И лучше Марла умрет, чем попадет в психушку, откуда уже никогда не выберется. Там, с небес, она хотя бы сможет увидеть свою дочь. А если её не пустят к Богу, она останется на земле – приглядывать за своей малышкой.       Женщина сжимает свое сокровище в руках.       Она поднимает голову к темному вечернему небу. Снег падает и сверкает. Каждое его прикосновение к земле отзывается в голове женщины звоном колокольчика. Когда снегопад становится сильнее, колокольчик сменяется фортепиано. Прекрасная мелодия играет в голове женщины. Её ноги практически полностью замерзли – она пытается пошевелить пальцами, но уже не чувствует их. Неплохо было бы встать и чем-то заняться, даже просто побегать, но у Марлы нет сил. Все, что она может – сидеть и смотреть на небо. На еле видную Луну и на падающие маленькие камешки. Снежинки.       - Я напишу еще одно письмо, идет? Наверное, они теряются в дороге. Папа бы уже давно приехал. Он же любит нас.       Но папа не приедет. Он уже давно не в этом мире, Джоанна, он далеко. Может быть, он стоит рядом с ними и смотрит на свою семью, побледневшую от трудностей, которые предоставляет им судьба.       Отец бы помог. Он бы з а щ и т и л.       Он любит тебя, маленькая Джоанна. Безмерно любит. Ты – его единственный ребенок, единственная дочь, которую он укладывал спать такими же снежными ночами несколько лет назад. Тогда Мэйсоны жили в теплом доме, и каждый вечер могли себе позволить похлебку и нечто, похожее на чай. Но оно все равно согревало организм и помогало жить дальше. Тогда Марла все еще могла жить в надежде прекрасного будущего, которое скоро-скоро должно было показаться её семье на пути.       А теперь она замерзает. Дом уже не держит тепло – все благодаря пробоинам и маленьким дыркам в стене, которые были кое-как заделаны женщиной. Сквозняки. Холод. Голод. И невозможность просить помощи.       - Как думаешь, если попросить соседей срубить нам маленькую елочку, она хорошо будет смотреться в гостиной? – Джоанна теперь тоже смотрит в небо. Снегопад завораживает своим великолепием. На этот раз холодного ветра нет. С высоты лишь падают бриллианты размером с пылинку и ложатся к тебе на кожу. На этот раз снег греет. На этот раз кожа Марлы еще холоднее.       - Наверное. Нам нечем её украшать, - женщина слабо улыбается, а потом заходится в кашле. Прикрывает рот рукой – не к чему ей заражать свою дочь. Кашель больше похож на кашель столетнего пропойцы. Хриплый, гортанный, он заставляет маленькую Мэйсон поежиться и серьезно посмотреть на маму.       - Ты заболела?       - Ничего страшного.       - Хочешь, я отдам тебе свою кофту?       - Ничего страшного, Джоанна, - отвечает уже увереннее женщина, - все в порядке.       Девочка не верит матери, но кивает и приникает к её груди снова. Мамино сердце бьется звонко, но редко.       - Мы найдем, чем украсить. Давай попросим их? Какую-то маленькую елку, растущую тут неподалеку. За чем не смотрят миротворцы. Маленькие деревья не отдают под вырубку, да?       Женщина утвердительно кивает.       - Попросим, - соглашается она. Ей надо что-то ответить, иначе Джоанна от неё просто так не отстанет.       Несколько минут они сидят в тишине. Женщина до сих пор смотрит на небо, а девочка уже нашла себе занятие поинтереснее. Джоанна начинает медленно засыпать, но этого делать нельзя – нужно найти местечко потеплее.       - Смотри, - вдруг одергивает её мать. Мэйсон насилу открывает глаза и смотрит туда, куда указывает Марла. Небо. Снежинки. Что там?       - Видишь?       Джоанна старается вглядеться, но так и не может заметить того, на что указывает её мама.       - Видишь звезды?       Точно. Она просто не обратила на них внимания в самом начале. Маленькие, еще мельче, чем снежинки, они тускло горят в небе. Джоанна не любит звезды – в Седьмом они не очень-то и красивые.       - Смотри, вон, - женщина указывает лишь на ведомые ей блестящие точки, - это созвездие. Большая медведица. Это ковш.       - Где? – девочка пытается присмотреться, но так и не видит в небе никакого медведя. Её мать же наоборот смотрит на небо и глаза женщины горят от радости. Или же от непролитых слез.       - Вон, смотри, вот те звезды…       Мисс Мэйсон тянет малышку ближе к себе, чтобы Джоанна смотрела на ту же точку, куда смотрит сама женщина. Спустя несколько минут дочь кивает и легко улыбается. Может быть, она все-таки увидела созвездие. Или просто решила не расстраивать маму. Она увидела то, что ты хотела. Но она не может понять, почему ты так заворожено смотришь ввысь.       - Надо спать, - отзывается через десять минут девочка. Она встает с маминых колен, пытается размять тело и, пошатываясь, идет в свой уголок.       - Уснешь сама?       - Да, конечно. Я уже не маленькая.       Джоанна плюхается на старый матрас и забирается под теплое одеяло. Так намного лучше. Несколько минут девочка смотрит на спину матери, сидящей на пороге и смотрящей ввысь.       - Спокойной ночи, мам.       - Спокойной ночи, - прошелестит её голос. Мэйсон улыбнется и закроет глаза. Марла продолжит наблюдать за звездами и за снегом – за тем, как он то идет мелкими, едва заметными камушками, что устраивает настоящую бурю.       От усталости женщина облокотится на стенку и тихо начнет петь колыбель. Маленькая Джоанна часто засыпала именно под эту песенку. В начале декабря этого года выдалась замечательная погода. Снег и мороз, они украсили древесный дистрикт и преобразили его в сказку. Марла почему-то подумала, что в этот раз она забыла рассказать Джоанне сказку.       А на утро снег покрылся маленькой корочкой и блестел на солнце.       Мать Джоанны, привалившись к холодной стене, не проснулась. Она уснула навсегда. Уснула в одну из тех прекрасных сказочных ночей, о которых так часто рассказывалось в историях с хорошим концом.       Наверное, она встретилась с отцом. Наверное, она так и не поняла, что оставила маленькую Джоанну на растерзание всему миру. Оставила совершенно о д н у.