Оставаясь тлеть

      Она не знает, как надо себя вести в таких ситуациях. Пытается что-то придумать, но выхода лучше, чем молчать, не видит. Сидит и смотрит на светловолосого парня перед собой исподлобья. Еще чуть-чуть, и она тоже не выдержит. Еще чуть-чуть, и на пол полетят все стаканы, а комната содрогнется от её злого рыка.       Наверное, она выглядела точно так же, когда умер Монтэг.       В бирюзовых глазах Финника ничего нет. Вообще ничего. Парень будто полностью угас. Если раньше по забавному блеску в его глазах хоть как-то можно было определить его настроение, то сейчас Одейр застыл, превратился в глыбу и не реагирует ни на что. Кажется, если сейчас Мэйсон подскочит со стула и со всей силы начнет его бить, то он не выкажет никакого сопротивления.       Что там обычно люди делают в таких ситуациях? Обнимаются? Хлопают друг другу по плечу? Джоанну коробит, стоит ей только представить такую сцену между собой и Финником.       - Кто она такая?       Девушка уже пятый раз за полчаса задает этот вопрос, не получая ни одного слова в ответ. Одейр даже не раскачивается на одном месте, словно марионетка, которую дергают за нитки, - он просто сидит и не шевелится. Даже практически не моргает. Мэйсон пробирает озноб. Странно осознавать, что ты сейчас находишься в одной комнате с живым изваянием.       Вдруг Финник оживает на пару минут – его глаза начинают бешено исследовать комнату, ища источник опасности. Парень не сдвигается с одного места, не поворачивает головы. Его взгляд встречается со взглядом Джоанны. Девушку еле заметно передергивает.       Ой, Мэйсон, да ладно, неужели ты теперь его боишься? Пару недель или даже месяцев назад ты готова была ему перерубить голову топором.       Пару недель назад, но не теперь. Финник, блистательный и великолепный Финник, облаченный в самую дорогую и шикарную одежду из Капитолия, сейчас похож на загнанного цепного зверя. И как бы Джоанна не хотела привести его в нормальное состояние, у неё ничего не выходило. Абсолютно ничего.       Жатва была три дня назад. Это событие вгрызлось в память Финника, не желая ослаблять хватку. Ему казалось, что «церемония» выбора трибутов прошла несколько минут назад. Или несколько десятилетий. Он не мог сказать точно.       Зря он согласился в этот раз зайти на импровизированный помост Дома Правосудия, чтобы уже оттуда наблюдать за Жатвой. Уж лучше бы он сразу пошел в поезд и прилег спать. Лучше бы он вообще сбежал из Четвертого – вплавь, пешком, прорывая себе ход глубоко под землей ногтями, но не видел бы этого.       «Энни Креста».       Глупая, глупая Энни. Финник, едва заслышав знакомое имя, изменился в лице. Парень сразу же выпрямился и ошарашено посмотрел в спину сопровождающего из Капитолия. Хотелось подлететь к ненормальному разукрашенному во все цвета радуги мужчине и разорвать его пополам. А Энни, дрожа то ли от холода, то ли от страха, быстро поднялась к капитолийцу. Скорее всего, её тоненькое платье заставляло девушку кутаться и обнимать себя руками, закрывая от ветра, - именно поэтому Креста и вздрагивала порой. Прежде чем развернуться лицом к толпе, она украдкой глянула на Финника. И улыбнулась.       Ты дурочка, Энни. Ты – самая ненормальная, кого ему только посчастливилось встретить.       Господи, зачем он тогда пошел на тот чертов пляж, желая доказать отцу свои способности. Зачем он пошел тогда за Энни. Зачем?..       Мысли в его голове упорядочились и образовали один большой комок. Не было никакого помутнения. Он все прекрасно осознавал и видел. Энни Креста – трибут 70-ых Голодных Игр.       Даже звучит смешно. Даже допустить одной мысли о таком раскладе нормальный человек не может – чтобы маленькая семнадцатилетняя девочка, больше похожая на глуповатую принцессу из забытых сказок, отправилась на бойню… чтобы победить? Чтобы выйти живой с арены?       Он уже знал, как надо реагировать на такие случаи, но случай Энни был особенный, потому что она не подходила ни под одно описание обычного человека. Эта дурочка вместо испуганного взгляда улыбнулась ему.       Она ему улыбнулась.       - Господи, - шепчет он еле слышно.       Для Джоанны, которая вот уже полчаса сидит в тишине, даже такие едва различимые слова кажутся криком. Она моментально поднимает глаза и всматривается в лицо Финника. Одейру уже исполнилось девятнадцать. Одейр уже прекрасно знает, как его поведение и внешность влияют на других людей, Одейр уже стал самым желаемым куском, который так хотят заполучить капитолийцы. Из всех двенадцати дистриктов они выбрали именно его. Запутавшегося мальчика из Четвертого, рыболова, который не получал в детстве никакой любви. Он вырос обозленным, но открытым – знал, что лишь так можно заполучить чье-то одобрение. Джоанна выросла злой и нелюдимой – ей не нужна была благосклонность, одиночество казалось девушке самой прекрасной вещью на свете.       - Кто она, Финник?       Её раздражает повторять одно и то же на протяжении такого количества времени. Она что, говорун какой или сойка-пересмешница?       - Я въеду тебе по роже, если ты и дальше будешь сидеть с таким отсутствующим видом.       Финнику, наверное, плевать. Он лишь усмехается и опускает голову, смотрит в пол. Тратит около пяти минут на изучение расписной капитолийской плитки. Джоанна трясется от гнева. Она уже ищет, чем бы можно было ударить «напарника», но все еще раздумывает, стоит ли ей это делать. Так ли Финник не замечает ничего, что происходит вокруг него? Может, стоит ей только подойти ближе к нему на несколько сантиметров, как он собьет девушку с ног и сломает ей пару ребер.       - Я не знаю, - на выходе сипит он.       - Что? – недовольно вторит ему Мэйсон освирепевшим голосом.       Крик ментора Седьмого дистрикта заставляет Финника зажмуриться и слегка отклониться назад.       Вот он. Прогресс. Спустя долбанных сорок минут он шевелится и хоть что-то говорит.       - Хватит вести себя как придурок, - шипит девушка, хватая рядом стоящий стакан с горячей водой. Жидкость не успокаивает – она наоборот помогает создать кашу в голове, но зато горло согрето. Наверное, Мэйсон где-то пересидела на сквозняке. Чудодейственные лекарства столицы за полдня помогут ей прийти в норму, вот только спускаться вниз и идти в Медицинский центр не хочется.       У трибутов в данный момент идут тренировки. По-хорошему, Финник и Джоанна должны суетиться на первых этажах и искать своим трибутам спонсоров. По-плохому, они сидят на этаже Седьмого дистрикта и напиваются теплой водой из чайника. Разрыв шаблона.       - А что? Ты боишься?       Завораживающий шепот Финника эхом раздается в её ушах. Джоанна не относилась к той огромной группе людей, которые поддавались на такого рода шарм. Была бы на её месте какая-нибудь капитолийская разрисованная деваха, то она давно бы часто дышала и странно поглядывала на сидящего напротив Одейра.       - Когда я испорчу твое милое личико парой порезов, забоишься ты.       Наверное, это самый вероятный и возможный способ развития их отношений. Сначала они были друг другу никто – она видела его по телевизору, когда выпадала возможность выйти в город и прогуляться по рынку, он наблюдал за тем, как маленькая девочка-трибут разводила всех и каждого, чтобы выжить. Сначала она завидовала его богатству и возможностям, потом уже завидовать пришлось ему. Они друг перед другом в полном расчете.       - Джоанна, - он начинает смеяться, - ты уникальна. Ты хотя бы чего-нибудь боишься?       - Признаний в любви на фантиках от конфет, - выплевывает она первую попавшуюся фразу.       Одейр отмирает. Его глаза теперь не такие тусклые, но в них снова зажегся огонек. Иногда ей кажется, что он сходит с ума. Да и она заодно с ним. Стоит Джоанне посмотреть по сторонам и вспомнить, где она находится – такие мысли сразу же отпадают. Она в этом мире чуть ли не одна из самых нормальных людей. Хотя даже для сознания Мэйсон данная фраза звучит смешно.       - Замечательная шутка, - она могла бы поспорить, что видела, как блестят от слез его глаза. Но нет – Финник все продолжает сидеть без движения, просто теперь на его лице красуется издевательская улыбка. Усмешка. Кажется, он подался к Джоанне немного ближе. Она напоминает мужчине о правиле личного пространства, покачивая стакан в руках. Разбить его о стол и использовать потом против Финника – дело одной секунды.       - Кто это девушка?       - Какая девушка?       Такое поведение выбивает Джоанну из колеи. Она даже начинает часто-часто моргать и оглядываться по сторонам. Может, с теми выводами насчет нормальности она все-таки погорячилась?       - Та девушка, из-за которой ты тут застыл практически на целый час.       - Я не из-за неё застыл на целый час! – Финник снова переходит на шепот. Так он кажется еще опаснее, еще совершеннее.       Девушка щурится и удивленно осматривает сидящего перед собой ментора.       - Да у тебя крыша поехала, - растягивая гласные, она бросает правду ему прямо в лицо, на что он лишь продолжает улыбаться.       Господи. Идиоты. Сумасшедшие идиоты. За что ей такая жизнь? Почему после Игр в её жизни не может появиться нормальный человек, с которым было бы возможно нормально поговорить?       - Ага.       Возникает желание встать, опрокинуть стул, снести все на своем пути и сбежать с этого этажа. Хотя бы в соседнюю комнату перейти. Провоцирующий взгляд Финника заставляет Джоанну неудобно поерзать на месте и понять – она почему-то не может и шага сейчас ступить.       - Помнишь своего трибута? Ну, того…       Одейр решает не вдаваться в подробности. Джоанна, все же, победитель, а не милая и забавная Энни, которую можно обидеть и не сомневаться насчет того, что никакого отпора не последует. Да и не то, что отпора – через пару часов девушка сама забудет, что её сильно обидели, считай, из собственной прихоти и желания. Раньше Финник часто так делал. Ему нравилось пользоваться её беспомощностью, нравилось смотреть на её испуганное личико. А теперь он готов сгореть от одной лишь мысли, что её у него могут отнять. Больше некому будет его слушать. Больше не к кому будет приходить и рассказывать о всех несправедливостях в своей жизни. Он больше никого не сможет так обнимать и прижимать к собственному телу, обнимать потому, что этого хочет он, а не потому, что его кожи кто-то хочет коснуться. Лишь глупышка Креста могла так доверчиво мчаться к нему на его любую просьбу, а потом уходить в слезах.       Он устал издеваться над ней. Он делает ей больно, а в ответ получает понимание. Зачем она так делает? Он – чудовище, мерзкое и ненормальное, лишившееся разума.       Может, будет лучше, если она умрет?       Джоанна готова прыгнуть на него прямо сейчас. Мэйсон, похожая на маленького воробушка, заставляет его улыбаться.       - Да, того… - он замолкает на несколько минут. – Энни помогала мне. Была со мной рядом. Я это не ценил. Она немного странная, но это прекрасно для такого, как я. Нормальные люди меня не выносят. Меня настоящего. К примеру, ты. Ты ненормальная. И я перед тобой могу быть тем, кем я являюсь на самом деле.       Она ответит на его оскорбления после, когда дослушает. Или… это были не оскорбления? Из уст Финника Одейра такие слова вполне могут сойти за комплимент. Они все тут ненормальные. Не только победители или капитолийцы. Весь Панем. Вся их к черту разрушенная Земля.       - А сейчас, - уже громче продолжает он, - я… я ужасаюсь лишь от одной мысли. Лишь от одной вероятности того, что она может покинуть меня. Что никто не будет со мной рядом. Никто. Не будет.       Вообще.       Наступает очередь Джоанны улыбаться. Она потеряла все, что можно, потеряла это давно, чтобы свыкнуться. Пусть теперь он почувствует, каково это. Но он не должен. Почему Мэйсон относится к нему так по-издевательски? Когда ей нужна была поддержка, элементарная помощь, чтобы дойти от одного конца комнаты в другой, Финник был рядом.       Но сейчас дело меняет его ухмылка. Убери эту ухмылку со своего лица, Одейр.       - Я эгоист? – спрашивает он через несколько секунд молчания.       - Не мне тебя судить, - Джоанна снова смотрит исподлобья. Все эти улыбочки тут не к месту, они вдвоем ушли с общего пира не для того, чтобы делать друг другу больно. Им надо быть союзниками. Помощниками. Друзьями. Насколько это вообще возможно.       Мэйсон достает из морозильной камеры лед и засыпает им полстакана. Эта противная теплая жижа помогает крови густеть. И её голова, и голова Финника сейчас просто взорвется. Девушка перемешивает лед ложкой, чтобы тот быстрее растаял, и подносит питье Одейру.       Теперь она точно может поклясться – она видела его слезы. Финник умеет плакать, вот только он делает это крайне редко. Джоанна почему-то сдержанно улыбается – слава Богу, что хоть в чем-то они похожи на нормальных людей. Парень залпом осушает стакан. Лед еще окончательно не растаял, так что Мэйсон приходится выдирать посуду из рук Одейра – не хватало еще и ему заболеть.       - Мы… что-нибудь придумаем, - слабо говорит Джоанна, сама не веря в свои слова.       На этот раз он улыбается по-настоящему. У него красивая улыбка. Намного лучше его неестественной усмешки. Финник отрицательно качает головой. Ничего они не смогут сделать. Ничего. Так что не стоит и пытаться.       - Мы хотя бы постараемся. Мы же вместе. Раз выстояли в Играх, когда были на арене, то чем труднее это.       Мэйсон врет и не краснеет. Она – замечательная актриса, ей и не нужно проверять, появился ли на её щеках раскрывающий её румянец. В этот раз она врет настолько искусно, что через несколько минут повторения одних и тех же слов начинает верить в них сама. Заставляет поверить Финника.       И на какую-то долю секунды его глаза загораются вновь. Теперь она знает, почему Одейр держался. Она знает даже то, в чем Финник сам себе не признается. Он любит Энни. Своей странной и болезненной любовью, но любит. А Джоанне невыносимо смотреть на то, как он страдает.       Финник – последнее, что у неё осталось. Но вот этого Джоанна не знает. Будет хорошо, если девушка осознает это еще до того, как столкнется с ужасным осознанием возможной потери ментора Четвертого дистрикта. Человека с такой же израненной душой, как и у неё.