Оставаясь тлеть

Barcelona - You Will Pull Through ---       Финник прекрасно помнит то время, когда он отвергал её и смеялся над ней. Как бы он ни старается его забыть, он не может – это будет неправильно по отношению к Энни. Пройдя вместе с ним через смерть и разрушение, девушка заслуживала знать правду. Особенно теперь, особенно сейчас, когда её руки трясутся, а взгляд лихорадочно мечется из стороны в сторону.       Вести себя так, будто ничего и не произошло?       Нет, только не с Креста.       С сотнями капитолийцев, которые так и рвутся провести с ним все свое свободное время, но не с ней, не с этой светлой девушкой, чье имя теперь греет душу Финника.       Энни. Энни Креста. Как он мог быть настолько глупым и слепым? Почему Одейр не замечал чистоту, окружающую его, до того, прежде чем её низвергли и испачкали в кровавом месиве? Финнику не нравится, как девушка себя ведет, но он уже ничего не может сделать с её поведением. Видели ли вы когда-нибудь сумасшедших?       Иногда она ведет себя абсолютно разумно – смотрит в глаза собеседнику, отвечает на вопросы и проявляет интерес к разговору. Но вот зачастую Креста просто переклинивает, словно кто-то перерубает рубильник, находящийся в её голове. Выражение лица с живого сменяется на отрешенное; девушка поглаживает длинными ногтями свою руку, прежде чем сильно жать одну свою ладошку в другой.       Финник почему-то винит себя в произошедшем, хотя где-то глубоко в душе знает, что к печальной судьбе Энни он не имеет никакого отношения. Наоборот, он приложил все усилия, чтобы вытащить девушку с арены живой. И то, чего он себе никогда не простит – позорных размышлений о сошедшем с ума человеке. Неужели Одейр действительно мог позволить Энни умереть, лишь бы та девушка из его памяти и мыслей не заменялась абсолютно другой и странной Энни? Неужели он мог допустить, пусть даже и на секунду, мысль, что эта девушка – не его Энни?       Она его. Теперь уже отныне и навсегда, невзирая на то, что может случиться с ними двоими – до конца своих дней прекрасный победитель из Четвертого дистрикта будет оберегать своего трибута-триумфатора не потому, что так надо, а потому, что он этого хочет.       Необычно слышать такое от самого же себя, правда, Финник?       Одейр, пожалуй, впервые в жизни не воспользовался своим положением и случаем. С самого первого дня их пребывания в Деревне Победителей Четвертого он решил добиться от девушки хоть какой-нибудь реакции и поцеловал. Вложил в этот странный и резкий поцелуй всю свою злобу на Панем, на Капитолий, на Игры и на саму Энни. Почему-то Одейр подумал, что после таких решительных действий с его стороны Креста как минимум решит дать ему оплеуху, но ничего не последовало. Она не хотела отвечать, она даже смотреть на лицо своего бывшего ментора не хотела.       Девушка качнулась в сторону, оперлась о стенку и стала напевать что-то себе под нос. Не на такую реакцию рассчитывал Финник. Он сел на небольшой диванчик, стоящий в гостиной, и наблюдал, как его маленькая темноволосая девочка медленно переступает с ноги на ногу, раз за разом обходя стол. Мужчина не решился применять подобный «прием» и дальше, он не мог запятнать один из светлых лучиков в своей жизни. Когда Финник приезжал в Капитолии и приходил на аудиенцию с очередной обеспеченной дамой, так желающей его встретить, он мог позволить себе все. Пребывая в столице, он не смел думать об Энни – темноволосая девушка не заслуживала такой грязи, похоти, что можно было обнаружить в главном городе Панема.       Креста напоминала ему чистую водную гладь, которую он обычно нарушал, стоило отцу отправить мальчика порыбачить. Раньше Одейр не понимал, как важно сохранить присутствующее возле себя спокойствие и не мешать насыщенной жизни других существ под водой.       Место, которое он выбрал для ловли рыбы, было чистым и светлым. Чем чаще посещал его Финник, тем мутнее становилась вода. Спустя несколько лет выбранный им участок стал бесполезен, и Одейр забросил тот маленький кусочек берега. Выбрать другое место не представилось возможным: Финник был выбран трибутом от Четвертого дистрикта и отправился на Голодные Игры.       Разрушенная страданиями Креста была и будет для него ангелом. Наверное, сумей он повернуть время вспять, он бы побил самого себя за такое отношение к девушке. Но в её странности был и плюс – теперь Энни была представлена лишь Финнику. Еще до Игр с ней никто не общался, все считали девочку чудаковатой оборвашкой. Теперь же, когда её одевала одна из лучших команд стилистов, все обидчики разом умолкли.       Энни была предоставлена Финнику и Капитолию с его черной дырой вместо души и человеческих чувств. Одейру удалось спасти девушку от полного сумасшествия, пожертвовав собой в каком-то смысле. Теперь уже юный победитель не считал свою внешность самым главным своим достоинством – иногда, разглядывая свое загорелое лицо в зеркале, он поражался, чем мог заслужить его. Финник предполагал, что внутри у него одна грязная вязь и темнота, так почему же этого не видно в его внешнем виде?       Креста сводит его с ума. Невероятное чувство вины, раскаяния и горечи из-за неспособности что-либо сделать сильно влияло на Одейра. Он менялся, но далеко не в худшую сторону. Сам Финник считал, что становился слабее. Но избавиться от причины своей слабости было все равно, что убить самого себя. Одейр оправдывался глупыми предложениями Энни из их общего прошлого: взять хотя бы тот день, когда она помогла ему вытащить крючок из его кожи и отдала свой улов. Он ей просто должен. И то чувство, которое разжигается у него в груди и животе – не любовь.       Одейр не знал, что это за чувство. Он думал, что любит свою идеальную маму, но мамы рядом не было, а никто подтвердить или опровергнуть его догадку не мог. Победитель не рассказывал об этом даже Мэгз. Для него любовь была запретным чувством, потому что обозначала слабость и огонь, испепеляющий его изнутри. Полюбив, он бы уже не был таким идеальным. Его улыбка перестала бы быть такой чарующей, голос мог бы в любой момент выдать его настоящее отношение. Финник не боялся почувствовать любовь, она просто была ему не нужна.       Его жизнь с рождения и до определенного момента – идеальный пример того, как можно прожить без привязанности к кому-то.       Одейр не хотел ничего менять. Изменения означали отклонение от привычных ежедневных событий, которые могли перейти в ежегодные. Его устраивала такая жизнь. Пусть она была полная разврата и ужаса, при котором сердце нормального человека замирало.       - После обеда придет Мэгз, - зачем-то говорит он, надеясь на то, что его голос потонет в пустоте.       - Отлично, - вдруг отвечает ему сидящая напротив девушка, кивая головой.       Энни не всегда ненормальная. Просто когда она не реагирует на окружающий её людей, она пытается разобраться и выбраться из вони и мерзости, опутавших каждое живое существо. Креста видит их мир иначе. Это ужасное и бренное существование не похоже даже на подобие тех историй, которые могли бы быть рассказаны кому-то перед сном. Энни больно, но она терпит. Когда терпеть не остается сил – она уходит и пытается унять свою боль. Наверное, девушка бы и сама не смогла ничего объяснить, попроси её кто описать приступы сумасшествия. Они просто приходят – то на десять минут, то на час, то на целую неделю.       А еще Креста больно смотреть на Финника: девушка прекрасно знает, сколько ужаса тот пережил. Незачем обременять его ненормальной девушкой, пусть их и объединяло такое странное прошлое.       Огороженные от всего мира и людей с самого своего появления на свет. Вот только Энни была любима родителями как единственный ребенок. Мама с папой по мере возможности давали девочке все самое лучшее, но их потуги смотрелись смехотворно для ребят, которые были из обеспеченного района Четвертого. Даже по истечению огромного количества времени на Земле ничего не изменилось: сильные продолжают издеваться над слабыми и маленькими, смеяться, пока тем больно, ударять по самому больному месту.       - Когда ты видела её в последний раз? – Одейр старается продолжить разговор. Он может посчитать на пальцах рук их диалоги, настоящую улыбку Энни и её осознанные к нему прикосновения. Когда на губах Креста была отрешенная усмешка, Финник старался занять себя делами. Тонкая полоска губ, сложенная в столь устрашающую и безумную улыбку, вселяла страх, наверное, даже более сильный, чем шипение и трезубец самого Одейра.       - Недавно. Она передала мне ту голубую кофту. Сказала, что её сделали специально для меня, - в Капитолии у Энни были свои поклонники – озверевшие и ненормальные, их маленькая кучка опьянялась от чувства собственного превосходства.       Мужчина приходил в ужас, стоило ему только подумать, что они могли бы сделать с Энни, если бы он, Одейр, за неё не заступился. Его тело не имеет никакого значения – он уже и так полностью в грязи.       Креста не раз присылали дорогие подарки, которые Финник выкидывал в мусорный контейнер сразу же. Они не имею права пачкать её даже столь дорогими разноцветными тряпками. А подходить к девушке стилистам Одейр разрешил лишь при условии, что все её наряды должны быть в первую очередь показаны ему. Мужчина отправлял в печку то, что считал непристойным и уж очень открытым.       Весьма странное отношение для того, кто лишь отдает долг, не считаешь, Финник?       - Я практически научилась разговаривать так, как Мэгз. На языке немых. Вроде бы, у меня неплохо получается, - делится девушка, слегка приподнимая уголки губ.       Он должен обязательно узнать, какой сегодня день. Минуты, когда к нему возвращалась Энни из прошлого, отпечатывались в памяти. Одейр вспоминал их со слабой надеждой того, что когда-нибудь все может прийти в норму.       Он еще не знал, что это – лишь самое начало. А понятие нормы скоро перестанет существовать для всех – для него и Энни, для жителей Четвертого, для всего государства Панем, возглавляемого тираном и деспотом. Убийцей.       Садистом.