Оставаясь тлеть

Libera — Agnus Dei - - - - - - - - - -       Финник старался не давать вводить себя в заблуждения и всегда здраво оценивать ситуацию. Сейчас же все его доводы, желания, методы разбились об одну большую и толстую стену. Наверное, тут, вокруг него, стены именно такие. В подземных убежищах Тринадцатого люди ютились, словно кроты. Он наблюдал за детьми, которые часто наблюдали за ним. Никто не смел привередливо рассматривать друг друга, кроме детей атомного дистрикта. Видимо, их еще не научили родители. Когда глаза Финника встречались с мутными и бесцветными глазами жителей дистрикта Альмы Койн, те сразу же отводили глаза. Дети были в этом плане понастырнее.       Их глаза были ярче глаз их родителей, это Финник понял сразу же. Не такие тусклые и безжизненные, они пытались изучать и разгадывать, но стоило им натолкнуться на какую-то серьезную преграду, как они прекращали свои попытки.       Все его прекрасные руки и ноги были изрезаны мелкими и глубокими царапинами. Белые полосы шрамов красовались на груди и животе. Медицина Тринадцатого не была похожа на капитолийскую, даже благодаря лекарствам, которые прихватил с собой Плутарх. Бесспорно, стилисты Одейра, увидь тот ужас, что произошел с его кожей, все аккуратно замазали бы, не оставив и следа от шрамов и все еще виднеющихся ран. Если были бы живы.       Здесь, под землей, стены давят на голову в десять раз сильнее. Слезы то и норовят скапливаться в уголках глаз, стоит мужчине вспомнить об Энни. Об его Энни. Что они сейчас с ней делают? Они все знают. Они знают, как можно использовать её, чтобы он сдался и чтобы его беспомощный крик был слышен половине Панема. Но Финник в этой игре почти что никто. Незначительная фигура, что приобрела уровень, выше уровня пешки. Его можно назвать расходным материалом, это, в принципе, и подразумевается, но не говорится. Он теперь не был уверен, что знает роль Китнисс во всем этом. У девочки есть влияние, но есть ли у неё мозги? Неужели её образ так силен? Одейр сравнивал Сойку и Китнисс с собой настоящим и капитолийским. Получалось хорошо. Что если образ Эвердин рассыплется так же, как рассыпался он?       Финник помнит, как попытался выразить свое недовольство, и помнит, что ему ответили.       — Парень, лучше не вякай.       «Не вякай».       В данный момент проходит наиважнейшая операция, наиважнейший этап революции. Время, когда сотни гибнут за идею, бои ведутся открыто и помощи ждать неоткуда.       — Хэймитч. Ты представляешь, что с ними могут делать? — как-то спросил Финник у бывшего ментора Двенадцатого дистрикта. Тот держал в руке фломастер и медленно попивал чай из кружки, что была размером с кулак маленького ребенка. На большее в Тринадцатом не расщедрились. Спиртное было запрещено категорически, так что Эбернетти выглядел ужасно со своими шрамами, синяками под глазами и осунувшимся лицом.       Бурда, вообще не имеющая ничего общего с чаем, пошла не в то горло. Хэймитч закашлялся и в момент ока стал красным, а Финник покачал головой и вышел из комнаты. Его тут держали за ненормального. Спал он до сих пор в палате, на руке его красовался бледно-зеленый браслет, по медицинским терминам означавший «невменяемый пациент». О, посмотрел бы он, какой браслет нацепили на Джоанну, будь она тут.       Финник старался не жалеть себя, не думать, как последний идиот о самом плохом и не воображать, будто все будет только хуже. В хорошее верить тоже не приходилось. Именно поэтому он на правах победителя и недогероя пользовался кое-какими преимуществами и заливал себя снотворными и обезболивающими. Врачи его пока не раскрыли. Дай-то Господь, чтобы так и осталось.       Вспоминая о своей прошлой жизни, Одейр возвращался к некоторым особо нелицеприятным моментам. Сравнивал положение дел прошлого с положением дел настоящих, и понимал, что всякое издевательство капитолийцев он мог перетерпеть. Но сейчас он сдается.       Из-за Энни.       Капитолийцев надо признать неадекватными с рождения. Кто-то из них бешенный, кто-то увлекается тем, что наносит увечия собственному телу, а кто-то любит приносить боль окружающим людям. Садисты. Финник повидал огромное множество таких. Один раз капитолийка, купившая его, решила для разнообразия ощущений связать его руки жесткой широкой веревкой, оставляя тонкой кожаной плетью красные разводы на его спине. Физическую боль было перетерпеть легко. Тогда он этого не знал. Из-за постоянных размышлений он мог сойти с ума, в то время как чувство боли отвлекало его от самого себя. Именно поэтому время, что он проводил, бодрствуя, Финник старался болью отвлечь себя от ненужных мыслей, а когда не справлялся, то с помощью лекарств старался уснуть. Действенное средство. Жаль, что оно не предназначено для долгого использования.       Надо было поменяться тогда с Джоанной.       Вот о чем он думал.       Его аргументы разбивались о другой возможный факт — останься он в Капитолии вместо Мэйсон, он бы смотрел на мучения Энни своими глазами.       Моя маленькая бедная Энни.       Одейр закрывал глаза и пытался вспомнить запах её темных волос. Чем они пахли? Солью? Яблоками, как пах шампунь девушки? Свежим постельным бельем? Он не мог вспомнить. Из-за удара тока все мысли в его голове смешались и стали походить на непонятную чепуху. Один раз он даже во сне увидел, как в платье сойки-пересмешницы сгорает не Китнисс, а Джоанна. Сгорает, потому что он чувствовал запах паленой плоти так, будто это было наяву. И втайне ото всех молился Богу, чтобы этот запах не был запахом Энни. Его Креста не может быть тронута никем, кроме него.       — Солдат Эвердин, солдат Хоторн…       — А его как же?       — Трибут Одейр не пригоден.       Удивленный взгляд Хэймитча встретился с безразличным Одейра. Койн отдавала приказы, не испытывая никаких чувств, будто бы была машиной.       — То есть Эвердин мы допускаем, а его нет?..       — Эвердин пока что без сознания, а то время, что она и была в своем уме, она не билась в истерике. И не разговаривала неизвестно с кем, — стальные глаза президента обратились к Одейру. Он понял все без слов. Конкретно сейчас его кандидатура неугодна. Лучше не рисковать, выпуская ненормального из клетки.       — У тебя очень яркие глаза, — его размышления прерываются тихим голосом. Девочка лет шести расположилась прямо слева от него. Цвет её волос был пепельно-русым, будто поля пшеницы, греющиеся под солнцем, стали превращаться в пыль.       Креста когда-то тоже говорила про его глаза. И не раз. «В его глазах целое море», — как-то сказала Энни, и Финник улыбнулся, хотя не хотел слышать эти слащавые фразочки. Цвет его радужки только ленивый не сравнивал с океаном, и знала бы Энни, какие именно сравнения придумывают те капитолийцы, которые платят солидную сумму за общество Одейра.       — А у тебя нет.       Финник не умел разговаривать с детьми. У него всегда плохо получалось начинать с ними разговоры, успокаивать их, подбадривать. Даже на арене, видя, как его трибут чуть ли не заливается слезами от беспомощности, Финник благодарил всех и каждого, что этот трибут находится сейчас не рядом с ним. Он плохо понимал, как надо реагировать на слезы. На обиду. Но зато считал, что его чувства должны быть замечены практически каждым. Да, считал. Раньше. Не сейчас.       — Я знаю. У нас тут у всех такие. Говорят, это из-за прошедшей эпидемии. Организм вырабатывает недостаточно меланина, и кажется, будто кожа - это сероватая бумага, а не ткань.       Слова девочки заставили Финника повернуть к ней голову.       — Твоя мама – врач?       — Ага. Во-он она, — ребенок показал пальцем на женщину, работавшую в самом дальнем углу. Её сероватая одежда на треть была заляпана бордовой кровью.       — Тебе вообще можно здесь находиться?       Финник не считал, что ребенку надо позволять видеть такое. Но на его мнение всем было плевать. Сейчас такое время. Может, спустя некоторое время эта девочка тоже будет в чужой крови, перевязывая раны и спасая людей от смерти.       — Больше негде. Нам выделили маленький отсек. Мы там даже спим друг на дружке. Мама берет меня на работу, чтобы я нигде не потерялась.       Продолжать беседу дальше не особенно хотелось. Финник не знал, что можно сказать в таком случае: пожалеть, утешить, обнять, погладить по голове. Зачем кому-то его глупое сочувствие? Оно ничего не делает, оно никак не поможет.       — Я бы на твоем месте лучше ушел отсюда. Меня не зря держат подальше от остальных…       — Я видела тебя. Трибут. Мы все тогда смотрели эти Игры. Ужасно, если честно. Вам так приходилось делать каждый год? Стараться убить друг друга на глазах у сотни других?       Одейр замолчал на несколько секунд. Сейчас было невозможно взять морфлинг или другое сильное лекарство — мелкая в один момент выдала бы его своей матери.       — А ты смышленая для шести лет.       — Мне девять, — недовольно ответил ребенок, насупившись. Она даже отвернулась от него, глубоко вздохнула заложенным носом и спрыгнула с кровати. Не разворачиваясь, понеслась через десятки низких кроватей к своей матери. У девочки были короткие волосы, еле доходящие до плеч. Забавный нос картошкой. Несколько лет назад от Четвертого выступила добровольцем девочка, похожая на эту. Ей было двенадцать, и её отец умер от заражения крови. Мать умерла при родах. Кроме Игр её ждал детский дом и частые побои. Девочка оказалась бойцом с несгибаемым характером, дерзкой, быстрой, ловкой и довольно жестокой. Одейр уже думал, что в следующем году наконец-то уйдет на «покой» и отойдет от менторства, но… она умерла от яда. Коснулась маленькой царапиной открытого участка раны зараженного трибута. Долгих десять часов кожа её разбухала и покрывалась зелеными волдырями, они лопались, принося с собой ужасную боль.       Последнее, что увидел перед собой Финник — Энни в зеленых волдырях, лежащую на полу в какой-то светлой лаборатории. А потом вколотый морфлинг начал действовать. Временно непригодный для службы солдат Одейр уснул впервые за несколько дней без сновидений, а его дыхание стало спокойным и размеренным. На другом конце страны, в нескольких метрах под землей, жалобно хныкала девушка. Но он её не слышал. Финник часто после этого вспоминал этот день и время сна, в котором к нему не приходили назойливые и ужасные сновидения.       Девушка, кричавшая практически без остановки около пяти минут, сорвала голос и отключилась.