Оставаясь тлеть

      — Солдат Мэйсон! — рявкает кто-то над её ухом, но Джоанна словно не слышит. Она даже не отшатывается и не моргает, просто продолжает сидеть на месте, будто бы все так, как и должно быть. В её глазах нет ни единой слезинки, все её тело противится соплям на пустом месте, но после того, как она пробежала насилу пять огромных кругов по помещению и увидела за стеклянной дверью одной из комнат Антония, её замутило.       Если этот идиот, которого в детстве не научили, что орать на людей по меньшей мере невежливо, не отойдет, она выблюет весь завтрак прямо ему на ботинки.       — Солдат Мэйсон, встать!       Ну вот, она же предупреждала. В зале стоит сильный гул, что давит на голову, но отлично помогает скрыть возню каждого отдельного человека. В её сторону даже никто не смотрит, когда победительница Голодных Игр Джоанна Мэйсон сгибается пополам и трясется из-за поступающих позывов. На полу бесформенной лужицей растекается весь её завтрак. В тринадцатом он особый. Такое впечатление, что тут все сделано по своей собственной моде и уж точно все руководство поклоняется серому цвету. Непереваренная пища тоже серая, хотя Джоанна хорошо помнит, что место красному помидору на тарелке точно нашлось.       — Твою…       Да, она же предупреждала, а предупреждения не повторяются по несколько раз за несколько секунд. Если этот надоедливый субъект в курсе того, кто она такая, то, может быть, сжалится и отведет её в медицинский отсек. Не знает — назначит наказание и заставит бегать кругами дальше, не выпуская из помещения до тех пор, пока программа на сегодняшний день не подойдет к концу. И, видимо, тупой надзиратель относился ко второму варианту. Ошалев, что девушка поняла по его замешательству, он больно схватил её за руку и потянул на себя, приказывая встать.       Расставив ноги, Джоанна старалась не наступить на то, что еще несколько минут назад считалось содержимым её желудка. Перед глазами все плыло, именно поэтому Мэйсон шатало туда-сюда.       — Солдат!..       — Воу-воу, — прервал идиота из Тринадцатого дистрикта знакомый севший голос, раздавшийся за спиной девушки, — вы вообще знаете, кто она?       Держалась на ногах Джоанна лишь благодаря поддержке своего командира, пальцы которого больно впились в её кожу. Там определенно точно будет синяк, но какая, собственно, разница. Несколько недель назад все тело её было похоже на один огромный синяк. Джоанна не думала, что оно когда-нибудь сможет напоминать её прежнее обличье. Внутри она превратилась в комок нервов, который ныл при каждом прикосновении, а снаружи — в избитую и израненную девушку. Даже на девушку она была мало похожа, скорее, она была просто кожей и костями.       Препирательство шло минуту, и за это время Джоанна успела чуть не грохнуться в обморок, подтереть рот и скривиться от запаха собственной блевотины.       — Хочу верить, что мы с вами уладили это недоразумение, — из-за эмбарго Тринадцатого на алкоголь голос Хеймитча становился то высоким, то низким, то сиплым. Часто мужчину бросало в дрожь, часто Мэйсон видела его в медотсеке под капельницами. Литры спирта не выводятся из организма просто так за несколько дней. Она даже представлять не хотела, насколько сильно болят внутренние органы Эбернетти порой.       Поддерживающие её руки сменились, перестав причинять так много боли. Хеймитч держал её осторожно, боясь навредить, но вместе с тем и боясь, что она завалится куда-то в сторону.       — Позовите уборщиков, — кинул он командиру, прежде чем начинать движение.       Идти было больно.       Мэйсон чувствовала себя столетней старушенцией, пробежавшей пару метров на последних силах и плюхнувшейся на финише. Ноги не слушались, болели даже глаза, было неприятно идти с Хеймитчем вот так рука об руку после того, что случилось несколько минут назад. Она никому не позволяла видеть себя слабой, особенно в таком полумертвом состоянии. Эбернетти, казалось, в эпизоде ничего странного не находил и колупал вместе с бывшей жительницей Седьмого до выхода.       Джоанна втянула воздух, содрогнулась, и чуть не выблевала все снова. Запах рвоты преследовал её теперь везде. Девушка даже не могла глотнуть немного кислорода, не то, чтобы продолжать идти дальше.       — Да что же ты… — Хеймитч пару раз ругнулся, а потом освободил одну руку. Сквозь пелену Мэйсон увидела, как он кого-то манит к себе, а уже через секунду ощутила, как её поднимают в воздух и куда-то несут.       От той девушки в лифте, которую Эбернетти видел менее, чем полгода назад, ничего не осталось. И, наверное, какая-то его часть ликует по этому поводу, ведь теперь Джоанна никак не сможет смутить его.       Они проследовали к лифту, после чего были долгие переходы и процессы идентификации. Когда в нос вперемешку с запахом рвоты ударил знакомый запах лекарств, она расслабилась и откинула голову назад. Каким бы Хеймитч не был гавнюком и алкашом, но он помог ей. Надо будет сказать ему спасибо после. Главное — не забыть.       — Её стошнило на тренировке, — бурчал бывший ментор Двенадцатого дистрикта. Голова девушки отказалась работать и кружилась с умопомрачительной скоростью. Если бы обеды в Тринадцатом были бы поплотнее, её бы в очередной раз вырвало. Хоть где-то можно обнаружить плюс этого серого пойла. Она закрыла глаза, но почувствовала, как спину начинает холодить. Насилу повернувшись, она схватилась за какой-то холодный поручень тонкими пальцами и… закричала на все отделение.       Медики, стоявшие вокруг, в шоке отшатнулись, но быстро пришли в себя, сбежались к её кушетку, перевернули Джоанну на спину и привязали её руки. Она почувствовала, как в руку проникает нечто острое и маленькое, и закричала еще громче. После боль раздалась прямо возле её шеи. Будь руки свободны, Джоанна бы схватилась за больное место, но она лишь только еле-еле открыла глаза и глубоко вдохнула. Снотворного в Тринадцатом после рейда в столицу было очень и очень много. Сквозь странный гул и отдельные слова, что перемешались в её сознании, она слышала странные звуки каких-то машин и писк аппаратов, определявших, работает ли её сердце.       Но сейчас не было так страшно, как было пару недель назад. Хоть Джоанна и не хочет возвращаться к этому, но порой её разум сам желает вспомнить. Руки мучителей в Капитолии были очень горячими, а голоса — ровными и спокойными. Они наверняка вели здоровый образ жизни, бывали на солнце определенное количество времени в день, правильно питались и…       Точно, солнце. В её родном дистрикте было солнце. Рано утром, поздно вечером, но оно было и Джоанна часо закрывала рукой глаза, чтобы слезы от едкого света солнца не мешали ей видеть дорогу. В Тринадцатом есть лишь искусственный стимулятор солнца. В теплицах.       Увидит ли она свет в своей жизни? Если переживет еще несколько дней или недель — да.       Тогда она вдоволь насидится под ним, и даже ближе к вечеру не будет огрызаться на него и прятать лицо.       Мокрая холодная рука опустилась на её плечо, и Джоанна вздрогнула, отходя от препарата. Наркоз, под которым доктора и проводили различные операции, делал с самой Мэйсон нечто странное. Просыпаясь, она постоянно хотела ржать, и именно ржать, а не нормально смеяться. Сквозь закрытые веки девушка видела яркий свет, но боялась открыть глаза.       — Я уже вижу, что ты очнулась, давай, покажи миру свои прекрасные глазки, — проворковал необычно глухим голосом Хеймитч. — Серьезно, Джоанна, надо тебя осмотреть, мало ли, что не так.       Боли она не чувствовала, и это главное. Но зачем они хотят её осмотреть, если все нормально? Она просто полежит тут пару часиков, а потом вернется в свой отсек и завалится спать до самого подъема.       — Джоанна…       Видимо, Эбернетти просто желал предупредить её и воспользоваться самым безболезненным и тихим вариантом развития событий. Но с Мэйсон это не прошло. Глаза ей открыли насилу, светя в них маленьким фонариком, пока она сама состроила ужасную физиономию и попыталась выбраться. Тело девушки снова странно задергалось, и Хеймитчу пришлось надавить на живот Мэйсон.       — Снова?       — Да, — ответила после небольшой паузы молодая женщина-доктор. Она была не намного старше самой Джоанны, волосы её были темными и густыми, а кожа на удивление чистой. Она словно была не из Тринадцатого. Здоровые красные губы напоминали Джоанне циркачей, что жили в Капитолии.       — Мисс Мэйсон, все хорошо. Мы остановили вам небольшое кровотечение в кишечнике. Понимаете, где вы находитесь?       — Я не дура же.       — Ну и славно, — врач улыбнулась, перевязала руки Джоанны еще раз для пущей надежности и оставила её наедине с Хеймитчем. Глаза будто бы саднило от чужого вмешательства. Если бы Мэйсон послушала Эбернетти, то смотреть на мир можно было бы сейчас без огромной боли и усилий.       — Кровотечение? Что за… кровотэш… — язык не слушался, словно ноги перед тем, как её принесли в медотсек. Джоанна заткнулась и закрыла глаза, пытаясь успокоиться.       — В общем, — начал Хеймитч спустя какое-то время. Джоанна даже думала, что он ей не ответит и придется спрашивать у медсестер, — никто не курсе, какой дрянью тебя кормили и что вливали в столице, но когда ты пробежала такое огромное количество метров, твой организм не выдержал. Насколько я понял, в кишечнике началось кровотечение. Тебя из-за этого и вырвало. Хорошо еще, что тебя сразу принесли сюда, а то мало ли, чем это все могло закончиться… Ты разве не помнишь?       Джоанна решила попытаться ответить, но у неё не получилось даже пошевелить головой.       — Наверное, это случилось уже после того, как в тебя вкололи лекарство. Посмотришь ты тут все позже, но… я же сказал позже, — нахмурился мужчина, видя, как Мэйсон старается открыть глаза. — Ладно, вот.       Хеймитч закатил глаза и ухватил кончиками пальцев какую-то грязную тряпку. Лишь через несколько мгновений Джоанна смогла определить, что эта тряпка была её кофтой несколько часов назад. Создавалось впечатление, что ткань побывала в грязном и топком болоте, но достаточно было сфокусировать зрение.       — Видишь? Эй, ты как?       Хеймитч тут же опомнился и отпустил вещь, но устрашающий темный цвет и тошнотворный запах, исходивший от тряпки, надолго останутся в памяти Джоанны.       — Это что, мое?..       — Да, тебя тут тошнило немного. Уже не едой. Ты точно нормально себя чувствуешь?       На этот раз удалось качнуть головой. Глаза снова автоматически закрылись, а дыхание старалось выровняться. Грудь болела, а Мэйсон никак не могла понять, почему сразу не смогла определить знакомый металлический привкус во рту. Наверное, она слишком сильно привыкла к нему.       Эбернетти, судя по его виноватому виду, чувствовал себя ужасно. Еще бы — показать неуравновешенной тряпицу, обляпанную её собственной кровью, чуть ли не перед самым носом ею повилять… но Хеймитч ничего не должен был Джоанне, и стоило бы сказать спасибо за то, что он вообще привел её сюда.       Хотя некоторое время назад Джоанна думала иначе, пока не удосужилась все разложить по полочкам. Она сама согласилась помочь Хеймитчу и его компашке убрать Китнисс и всех остальных трибутов с арены. То, что планолет улетел без кое-каких не особо важных лиц — не проблема и не вина Эбернетти. Сама Джоанна никаких бумаг по этому поводу не подписывала. Она могла вообще не соглашаться, но сделала это ради Финника.       А сейчас он то и может, что кивать ей в перерывах между пунктами расписания, преимущественно в столовой, когда они оба находятся недалеко друг от друга. Чего она, собственно, хотела? Что он побежит встречать каталку с её телом, и не будет отходить от неё ни на шаг? Джоанна хотела бы позлиться на дуру Энни, из-за которой и испытывала такие трудности в общении с Одэйром, но не могла. На идиотов не злятся.       — Спасибо, — шепот вылетел из её пересохших губ и еле достиг ушей мужчины.       — За что? — удивился ментор, приподнимаясь. Он захватил с соседнего столика маленький кувшин с водой, набрал немного в маленький стаканчик и смочил губы Мэйсон прохладной марлей, выкупанной в посудине.       — За это, тупица.       Хеймитч ушел спустя полчаса, пообещав вернуться через какое-то время. Его вызывали в главный штаб к президенту Койн. Хеймитч же был как бы авторитетным ополченцем, наставников неконтролируемой Эвердин и свихнувшегося Мелларка. Медсестра подошла ближе к пяти часам вечера, чтобы проверить состояние пациентки. Сделала она это весьма холодно, на что Джоанна решила, что некоторых людей сильно задевают слова, сказанные ею в плохом состоянии.       — Вы из Капитолия? — вдруг непонятно зачем выпалила она. Руки начинало потряхивать, а глаза цеплялись за лицо незнакомой женщины, словно хотели притянуть её ближе к себе. Джоанна боялась капитолийцев. Да, оказывается, она не такая уж и бесстрашная. Ей было жутко от мысли, что поздно ночью эта женщина может перекрыть поставку лекарства и вены Мэйсон или еще что-нибудь сделать. Там, в своем доме в Капитолии, она видела, как даже самые мерзкие на внешний вид и глупые люди входят в камеры пленников, чтобы причинить тем боль. Будто бы они отыгрывались на невиновных людях за свое слабоумие или ужасную внешность.       — Нет, я из Первого дистрикта, — выпалила женщина. У неё были на самом деле очень красные губы и выразительные черты лица. Она была очень красива даже в серой накидке медсестер и врачей, с подобранными шоколадными волосами и небольшими глазами.       Джоанна изучала её карие глаза, пока врач изучала мутно-зеленоватые глаза Джоанны. Лишь осознав, что что-то идет не так, девушка постаралась приподняться и посмотреть на свой живот. Её руки были до сих пор привязаны, но хватка была уже значительно слабее.       — Нам пришлось сделать небольшой надрез. С помощью трубки, конечно, многое можно сделать, но не в вашем случае. Шрам маленький. Не беспокойтесь.       Бинты на бледном как молоко теле Джоанны смотрелись смешно. «Не беспокойтесь», — сказала она. Шрам маленький. Очень маленький. Наверное, он хорошо впишется в коллекцию шрамов из Капитолия.       — Спасибо, — Мэйсон постаралась улыбнуться, что получилось не очень хорошо, но женщина улыбнулась ей в ответ. Что-то понажимав на аппарате, доктор скрылась, предварительно задернув шторку в маленькой «палате» Джоанны.       Писк машин долго действовал девушке на нервы, пока она, не измучившись, уснула ближе к полуночи. Все помещение погрузилось в мрак. Ни Хеймитч, ни Финник так и не пришли к ней. Может быть, Финник вообще не знает, что с ней случилось.       Засыпая, Джоанна подумала, что не против была бы увидеть сейчас рядом с собой Монтэга. Во сне, глубоко в лесной чаще Седьмого дистрикта, она видела фигуру, что скрывается за мощными деревьями. Фигуру с пронзительными серыми глазами, которые внимательно следили за девушкой, прежде чем одобрительно моргнуть и исчезнуть.