Клаксоновый рай

      — Устал? — с лёгкой насмешкой спросил МакКуин.       Шторму так и захотелось хорошенько проехаться по этой ухмылочке. Так и быть, как-нибудь в другой раз.       — Не дождёшься, старик, — Шторм ответил с заметной хрипотцой в голосе.       Джексон уже осознает своё незавидное положение и мысленно корчится от ядерной смеси Фло, слишком кислой и до невозможности сладкой, будто цветочный мёд вперемешку с сухим красным вином прямиком из недр великих виноделов, но стоит отдать должное, на следующий день можно соловьём выходить и петь в четыре утра.       Сдавать позиции Шторм не любил, но стоило признаться в том, что если он станет чуточку честнее с самим собой, то так всем будет проще.       А ещё гораздо проще игнорировать пытливые и чрезмерно любопытные взгляды Круз и Мэтра. Хотя, кажется, эти двое и так знают, чем они занимаются в номере Монтгомери.       В такие моменты Круз любила дразнить Джексона, называя его «грозовым облачком».       — Дров не наломали случайно? А то Салли уже заранее готовится вмазать тебе счёт за порчу имущества.       Круз тогда знатно поперхнулась соком, а Джексон уже мысленно дал ей подзатыльник, да и не только ей. Кто ж знал, что звукоизоляция в маленьком мотеле будет такой никчёмной? Рамон и Фло постебались немножко и даже успели полапать самого Джексона. Если быть точнее, то гоготали, как утки на базаре, а успела оттяпать лакомый кусочек себе лишь Фло, Рамон только дал любезные комментарии по поводу их внешнего вида. Что хотела увидеть эта парочка — так и непонятно, то ли как полезли на лоб глаза МакКуина, то ли обескураженность Джексона, или же реакцию всех остальных на это маленькое шоу, потому что тёмная лошадка Джексон Шторм в Радиатор-Спрингс — это поистине фантастическое зрелище.       — Братан, да ты себе такого красавчика отхватил! — к кому это было обращено — они так и не поняли, просто переглянулись и пожали плечами.       — О-о, Рамон, не смущай их, смотри, аж заискрились, тушить придётся. — Фло пихнула мужа в бок и тут же уселась на его колени.       — Милая, заставляешь краснеть тут только ты. — Её муж поиграл бровями, а затем приподнял подол короткого платья и игриво ущипнул за бедро. Фло залилась смехом и шлёпнула мужа по руке.       — Ауч!       — Какие мы нежные, пупсик, мамочка тебя вечером точно накажет!       Остальные даже не смотрели в их сторону, история была стара как мир, и вполне очевидно, что было дальше.       Тем же вечером Джексон завалился к МакКуину, и не побурчать он просто не мог.       — Чтобы ноги моей здесь больше не было, — прошипел Шторм и покрывал сам себя и всех остальных заодно отборным матом, раз согласился провести мини отпуск в этом городке, нет бы слетать в солнечный Монако и собственными глазами лицезреть жемчужину Формулы-1, как пилоты показывают всё своё мастерство на узких улочках Монте-Карло, а прекрасные виды на гавань и море делают этот Гран-при поистине уникальным.       — Подожди, потом сам напрашиваться будешь. — В МакКуина тут же полетели всевозможные вещи под рукой, к счастью, это были только подушки, а далеко не его любимая кружка, доставшаяся от Дока.       В чём-то МакКуин был прав. Шторму и правда хочется сюда возвращаться из раза в раз.       Монтгомери был хищником, что так умело и ловко настигал свою жертву в очень неподходящий момент. К слову, неподходящим он был только для Шторма, потому что Монтгомери всегда лип, как пиявка, когда у Джексона просто не было сил отвечать и плескаться ядом. И в тоже время МакКуин был огромным рыжим котом, который юрким языком слизывал остатки сметаны с усов, а после, весь довольный, льнул к Джексону.       Секс с Монтгомери был изнуряющим. И Шторм соврёт, даже если приложит руку к району сердца и безапелляционно посмотрит прямо в глаза МакКуину, если скажет, что ему не нравится подобный подход. Когда это произошло впервые, то он ощутил себя каким-то неопытным мальчишкой рядом с Монтгомери, ибо такого удовольствия от секса он не испытывал ни разу.       Все его предыдущие пассии были дикими пантерами с острыми коготками и длинным язычком. Сложно сказать, что он к ним испытывал. Интерес? Возможно. Азарт? Определённо. Равнодушие? Ну отчасти, в конце концов все они были лишь лёгким отвлечением, кратковременным облегчением в первую очередь для его тела, нежели душевного состояния. Их поцелуи были кисло-сладкими, притворными, от них появлялось ощущение лёгкой тошноты и приятной неги, позже к этой картине добавлялась саднящая спина и ощущение, словно его покусали пчелы. На самом деле Джексон уверен, если бы он чувствовал к ним нечто большее, то даже в этом случае не получил бы тот уровень блаженства, что получал с Монтгомери.       Если бы ему кто-то сказал, что через пару лет он будет жаждать чужих, крепких объятий и лёгких, почти ленивых поцелуев ранним утром, а к вечеру бы он таял от жарких прикосновений к его беззащитной шее и особым кошачьим местом за ухом, а уж тем более трахаться со своим полом, к тому же если этому мужчине ещё и почти сорок — то Шторм вмиг вспыхнул бы синим пламенем и покрутил у виска мол: «Гравия объелся, дурачок?»       А теперь Джексон лежит весь уставший и мокрый, а Монтгомери всё лыбится и щекочет его под боком, мягко перебирает отросшие пряди и очерчивает подушечками пальцев линию ключиц.       Так.       И это даже у них не было проникающего секса!       Вот уж что точно Джексон не мог предположить, так это то, что его легенда тот ещё садист в постели. Процесс был медленным и тягучим, Шторм начинал сдавать позиции к середине всех этих «пыток», уже в открытую скулил в подушку и не мог больше терпеть. Ну серьёзно, у него нет даже доли той выдержки, что есть у МакКуина.       Ещё Шторм недоумевал, как в таком возрасте тому хватало энергии на второй заход через короткий промежуток времени. Сам Джексон уже после одного раза лежал без сил и, хоть убей, ему было лень даже выйти и пособачиться с Рамирез.       — Хочешь чего-нибудь? — интересуется МакКуин.       До Шторма не сразу дошло, что вопрос был адресован ему, хотя, кому же ещё, они тут одни, а после, немного подумав, всё же ответил:       — Ну, пива у тебя всё равно нет, так что неси давай воду, только попробуй принести без газа!       Краем глаза Джексон мог заметить, как Монтгомери быстро что-то набрал в телефоне, а после, потянувшись через кровать, отложил его на край комода.       «Ставлю десять баксов, что это прокурорша», — Шторм уже мысленно сделал ставки, затем бросил недовольный взгляд на Монтгомери, который в очередной раз решил подразнить его, оставив быстрый поцелуй на губах и следы зубов на мочке уха.       — Вода сама себя не нальёт. — Шторм мигом прогнал его с кровати.       МакКуин что-то пробормотал, но Джексон не расслышал его, потому как Монтгомери рысью скрылся в тёмном коридоре и уже с кухни доносился лязг посуды.       Джексону нравилось это безмятежное чувство комфорта, когда он пребывал в Радиатор-Спрингс вместе с МакКуином. Монтгомери встречали всегда бурно, радостно и обязательно устраивали вечер, полный ностальгии, на открытом воздухе под сорок градусов жары с лёгким ветром. Байки Мэтра, в которые с трудом верилось, хоть и было жутко интересно, молодость Фло с Рамоном, их разрывные дискотеки восьмидесятых и обожаемый стиль пятидесятых, с которого они не слезают по сей день, старые анекдоты шерифа и забавные рассказы о нарушителях, особенно об одном конкретном.       — Это бурда! Я не буду пить твою хрень домашнюю! — Джексон, сидевший по правую сторону от Сержанта, тогда заметно вздрогнул от излишне резкого тона и выронил из рук как раз кукурузный виски собственного производства Филмора. Как человек с армейской выправкой нашёл общий язык с летающим в облаках хиппи — загадка.       — Не пей, — шепнул МакКуин ему на ухо и отодвинул наполовину опустевший стакан куда подальше. — От головной боли потом не избавишься и будешь на потолке видеть пони.       — Поверю на слово.       Это странно и почти невозможно, по крайней мере так бы точно сказали все остальные, но Джексон почти всегда улыбался в этом маленьком городишке, что было не свойственно такому наглому и в тоже время очаровательному молодому человеку, его тон становился менее пренебрежительным, язвительных замечаний даже в сторону Круз поубавилось, хоть острый язык Джексона и не удержишь, особенно если оставить этих двоих наедине — всё, пиши пропало и запасайтесь успокоительными, в первую очередь для Монтгомери.       Даже его извечные шипы, кажется, стали не такими острыми, будто бы затупились, а точить элементарно лень, ну ничего, как только окунётся обратно в мир интриг, адреналина и соперников — мигом вернётся в своё прежнее состояние.       Ибо милым и добрым мальчикам не место в жестоком мире автоспорта. Такие просто не выживают, их поглощают птицы высокого полёта.       Ещё Шторм обожает проводить время в постели, особенно ранним утром, хотя в любой другой ситуации дрыхнул бы до обеда и посылал куда подальше всех, кто посмел бы трезвонить ему в восемь утра. Здесь же Джексон нежится в лучах утреннего солнца, сонно щурит глаза, ластится, будто огромный горный лев, буквально плавится от поцелуев Монтгомери, когда он подушечками пальцев проходит по выступающим позвонкам, пересчитывая их, кладет руку на живот и неспешно вырисовывает узоры, вызывая тем самым мурашки, отчего хочется тут же отстраниться, а затем приблизится ещё ближе, а МакКуин посмеивается в самое ухо, несильно прикусывая мочку и оставляя влажный след.       — Что? — Джексон заметил застывшего в дверном проёме Монтгомери.       — Да так, — отмахнулся он, подбираясь ближе к Джексону с улыбкой на всё лицо, будто бы знал, о чём тот думал. — Таким умиротворённым выглядел, даже складка на лбу разгладилась.       Джексон не стал отвечать, только отстранённо повёл плечом и принял из рук Монтгомери стакан с водой.       — Погоняем сегодня? — внезапно спрашивает МакКуин.       Шторм чуть водой не поперхнулся и не пролил всё на простынь.       — Голову не напекло случайно? — И для виду Джексон постучал по черепушке. — Я в это пекло никуда не вылезу, максимум в «Восьмерку» и обратно.       — Да ладно тебе, вечером прокатимся. — Иногда МакКуин бывает настолько упёртым, что кажется, будто нахватался этому у Джексона, только делает он это в более мягкой манере, нежели Шторм.       — Ха-а, как будто вечером в Аризоне не жарче, да даже если так, то машину ты вообще не жалеешь, сраный песок будет везде, станет скапливаться в не продуваемых частях машины, в фильтрах и начнёт забивать радиаторы. Искренне не понимаю, чего тебе этот грунт сдался. У нас гонки не по бездорожью, если тебе память отшибло.       — Уговорил. Ночью тогда, — всё не унимался МакКуин.       Джексон с трудом сохранял лицо и даже замер на добрую минуту. Копаться в машинах — это, конечно, здорово, вот только этим занимаются механики и инженеры, но никак не пилоты! Гонщик должен уметь давать точную и достоверную информацию о состоянии машины, чтобы в случае чего она не порхала бабочкой в воздухе, улучшать пилотаж с помощью телеметрии, наиболее быстро и рационально преодолевать дистанцию, потому как борьба идёт за десятые доли секунды.       С одной стороны, пусть МакКуин будет часами зависать над своей тачкой после этих гонок по грунту, Шторм мог бы даже закрыть на это глаза и так уж и быть, поможет ему в гараже и составит компанию, а с другой стороны, ну не может он без слёз смотреть, как LaFerrari — самая мощная и быстрая из «Феррари» из когда-либо созданных и, безусловно, одна из самых желанных, купленная за баснословные деньги, ещё с учётом того, что выпустили ограниченное количество, разрушится к чертям собачьим по глупости Монтгомери. Да на ней сантиметровый слой пыли будет! Это уж он не говорит ещё про двигатель и несчастный воздухозаборник.       На кой черт Монтгомери вообще решил выгулять свою невероятную красотку в Радиатор-Спрингс?! Ещё и погонять предлагает!       — Ни за что, — наотрез отказывается Шторм и как можно более твёрдо произносит это, а затем в шутку добавляет и слегка посмеивается: — Не хватало мне получить нагоняй от шерифа за ночные вылазки.       Монтгомери толкает его вбок, на что получает злое шипение, а затем резко обвивает руками Шторма и вместе с ним валится на кровать.       — Да-а, нашему шерифу лучше не попадаться, я в первый раз подумал, что он стрелял в меня. — Монтгомери громко смеётся ему в шею, а после его вовсе пробирает на звонкий, нескончаемый хохот, и остановится он не может, видимо, ещё что-то вспомнил.       Шторм ловит себя на мысли, что пожертвовал бы многим, даже чемпионским титулом и кубком, променял бы бесконечные поля подсолнечников в родной Северной Дакоте на пустынные каньоны Аризоны, навсегда бы стёр из памяти скоростную трассу Ривер-Сити, ведь увидеть живыми глазами автотрек Томасвилля — сравни заполучить не огранённый алмаз в свои руки, Шторм и правда бы хотел, чтобы в памяти осталась лишь одна грунтовая трасса и выигрыш был бы далеко не в пользу трека из детских воспоминаний. Джексон не ценитель прекрасного, но каждый раз, там, дома, он делает маленькую остановку в любое время суток, особенно часто на восходе и рассвете, или же в ясный и дождливый день, некоторые называют шоссе 23 историческим место и будут правы, здесь открывается вид на реку Миссури, которая пробирается сквозь холмы и бесплодный парк, а на заднем плане виден мост «Четырёх медведей», сейчас же Шторм почти ежедневно посещает вершину холма возле мотеля «Колесо», чтобы насладится умиротворяющей обстановкой в приятной компании, и лишь порывистый ветер перебирает его отросшие локоны.       Джексон отдал бы многое, только бы подольше остаться в Радиатор-Спрингс, каждый день видеть ту самую голливудскую улыбку МакКуина, в ответ на которую непременно хотелось улыбнуться, и никакой репортер не застал бы их врасплох, и никакого осуждения со стороны.       Шторм ни за что на свете не признается в этом, на словах по крайней мере точно, он показывает свою увлечённость в этот незатейливый процесс иначе, лёгкими касаниями к влажной коже Монтгомери после душа, прижаться к яремной впадинке на шее и уловить древесные нотки, присутствие прохладного можжевельника и яркие всплески цитрусовых аккордов, и Джексон млеет от мысли, что этот самый аромат теперь один на двоих. Шторм задерживает взгляд чуть дольше положенного на огненную и яркую, как неоновый свет, женатую пару, пытается изучать итальянский, но выходит это с горем пополам, поэтому чаще он слышит бурные рассказы Луиджи о том, как сам МакКуин пытался говорить на их языке, а в конечном итоге он лишь отлично умеет ругаться матом и выяснять отношения с Бернулли.       А МакКуин в этот момент думает о своём, например о том, что Джексон позволяет находится в такой близости и вторгаться в его жизнь, и он прекрасно знает, как на самом деле ему непросто совладать с самим собой.       Монтгомери не раз и не два говорили, что он пригрел змею у себя на груди, говорили, что слишком доверчив и ему это обернётся боком, вот только если Монтгомери что-то решил, то отговорить его было непосильной задачей. Именно поэтому он поставил вопрос ребром, и они навсегда закрыли эту тему.       МакКуин видел взгляды, направленные на Джексона, когда они были вместе.       А еще он видел расширенные зрачки Шторма, скрытые за авиаторами, когда он как можно ближе притягивал к себе гонщика и убирал за ухо выбившуюся прядь чёрных волос, а после оставлял целомудренный лёгкий поцелуй в висок.       На глазах у всех.       Забавно, потому что это совершенно не в его духе.       Однажды Монтгомери мельком увидел по телепрограмме изображение змеи, она была смертоносно прекрасна, её окрас нежно-синего цвета цеплял и притягивал взгляд, тогда он пошутил и сказал Салли, будто это пилоты болидов Формулы-1.       — О-о, я уж думала ты сейчас скажешь, что она похожа на меня, — подколола его Салли и игриво усмехнулась уголками губ, как умела только она.       — Да брось, Салли. — Монтгомери неловко потупил взгляд.       А позже судьба вдоволь решила поиздеваться над легендой автоспорта.       «Синий гонщик»       Именно так прозвали этих хищников.       Эти змеи невероятно быстры, точно гонщик во плоти, полюбоваться их красотой почти невозможно, лишь на кадрах, потому что стоит только подойти человеку ближе дозволенного, они мигом становятся агрессивными и пытаются как можно быстрее скрыться. Стоит ли упоминать, на кого похоже это чудесное создание?       — Чем ты там громыхал на кухне? — вполголоса спрашивает Джексон и бросает заинтересованный взгляд на Монтгомери, разглядывая на беспорядок на голове.       — Пока тебя не было, Салли заносила мороженое. Но я благополучно забыл про него и только недавно засунул в морозилку.       Улыбка Монтгомери одновременно была и самодовольной, и виноватой, а затем он отодвинулся подальше от Шторма, тот многозначительно глянул на него.       — Мор… — и тут до Джексона доходит смысл сказанного. — Что ты сказал?! Не-ет, только посмей за обе щеки уплетать у меня на глазах.       — Не волнуйся, твой физиотерапевт об этом не узнает, так что со спокойной совестью можешь его съесть, — резонно замечает Монтгомери. — Круз вон уже третью по счёту пихает в желудок, фотку скинула.       — Да меня Кармен из тренажёрки не выпустит, пока не отработаю каждую печеньку, а ты тут мороженое мне впариваешь. У неё слишком жёсткий рацион для меня, и расписание, где максимум, что я могу — это сходить отлежаться пару часов у неё в кабинете.       — Как только вернёмся во Флориду, сразу же отправимся в тренировочный центр, а сейчас пошли уже, чур моё ванильное.       — Ну уж нет!       А после была маленькая борьба прямо на кухне, где они чуть не снесли стол и не разбили пару чашек, зато Джексон одержал победу, не без уловок, конечно, зато забрал себе нежное ванильное мороженое с хрустящей прослойкой шоколада, и даже умудрился замарать кончик носа.       — Всё ещё хочешь в Монако? — Отчего-то встревожено спросил Монтгомери, чем удивил Шторма. Ещё и так пристально смотрит.       — Не-а, — и тут же добавил, чтобы жизнь мёдом не казалась: — Но если мы в следующем году туда не попадём, то я приставлю к тебе Франческо на целый месяц!       «Серьёзная угроза», — мысленно ответил Монтгомери, а сам в это время потянулся за очередным поцелуем, но получилось только мазнуть губами по щеке, потому как мороженое представляло сейчас большую ценность для Джексона, чем жаркие объятия чемпиона.