Прекрасная скоропостижная жизнь!

      Я ничего не хотел бы забыть. Я никогда не пожалею о том, что случилось. Я хотел бы помнить об этом поцелуе до конца своих дней, даже если он больше никогда не повторится.       Никита почесал напряжённую бровь и стёр всё сообщение. "Я ебало тебе сломаю," - набрал и снова удалил.       Говнюк разбирается в тонкостях общения при помощи треков. Жаль, при помощи рта решать вопросы он был не мастак. Это всё и правда как жвачка, застрявшая в волосах (Никита помнил, каково это: ему в начальной школе не раз залепляли то "Дирол", то репей) - не вытащишь из башки просто так. Только...       "А я ничего бы не стёр". ***       Всю жизнь Лисин знал, что Савва особенный. Во всех его детских и отроческих воспоминаниях фигура друга была окружена ореолом исключительности. Не только потому что тот был способным, академически успешным, сильным, быстрым. Просто к нему у Никиты всегда было по-настоящему особое отношение вне зависимости от всего.       Никита любил своего весёлого доброго деда, был в хороших доверительных отношениях со своей первой учительницей Ириной Ульриховной, ему нравилась задиристая зеленоглазая Шурка, да и фигуристая скромница Геля на класс младше была ему симпатична, но Савва - Савву Никита обожал.       К нему Никита бежал с любыми переживаниями, с новыми играми, с первыми черновиками коротких рассказов. Думать о нём больше всего и в первую очередь было для Лисина так же естественно, как держать в голове необходимость забежать в магазин за макаронами по пути домой. Хотеть увидеть Савву и быть голодным - вещи одного порядка.       Не было разницы, в каком качестве представал для Никиты Урсегов, была это дружеская любовь или эта, другая. Это мой человек, думал Никита. Я испугался в первые минуты после поцелуя - и всё равно. Мой.       Кстати, Савва мог бы проявить и побольше понимания в понедельинк. Лисин, вообще-то, был нецелованный. Он обосрался бы от близости с кем угодно, не только с Урсеговым. Естественно, он не знал, с какой стороны подступиться к теперешней ситуации. Это тебе не Шурка Вишневская, которая отшила Никиту столько раз, что в нём не осталось ни крупицы страха перед её отказом. Он даже не был уверен, что подкатывал к ней всерьёз, с надеждой услышать "да".       Иными словами, Никита мог пережить отказ - чей угодно. Только не Саввин.       Потому что Савва - это, ну, другое дело.       Так что писать ему было ну очень страшно.       Когда во вторник Савва не пришёл в школу, Никита не удивился, но забеспокоился. Может, конечно, он и просто так не пришёл, как обычно, а может, это из-за Никиты? Вот уж не хотелось бы.       В пересменку взволнованный Лисин подсел в столовой к хмурой задумчивой Шуре. - Что на обед? - поинтересовался с напускной бодростью.       Вишня молча подтолкнула к нему поднос с котлетно-пюрешной тарелкой и двумя засахаренными булками. Никита вытащил из сумки яблоко и, ткнув пальцем в одну из булок, спросил: - Меняешь?       Всё так же молча Шура приняла из его рук румяное яблоко и подвинула поднос ещё ближе. Что-то с ней было не то. - Саш, ты чего, - осторожно начал Лисин. - Дома что-то?.. - Ты давно Урсегова видел? - выпалила Вишня вдруг. - Он тебе что-нибудь говорил? Странное?       Выторгованная булка встала поперёк горла. Еле как справившись с превратившейся в наждак сдобой, Никита промямлил: - Дак... Видел вчера. Ничё... Такого. А что? Тебе что-то говорил?       Шурка посверлила друга глазами несколько секунд, а потом внезапно и энергично принялась за еду. - Нет, - с набитым ртом ответила она. - Ничего.       Лучше, решил Никита, ничего пока не говорить. И не спрашивать. А то мало ли. Он снова взялся жевать, не отрывая от Саши непонимающего внимательного взгляда. Подруга выглядела иначе, чем всегда: младше и светлей. Может, ей запретили краситься в школу? Типа, мамаша взбунтнула и отобрала все Шуркины карандаши и флакончики? А ещё... - Ты постриглась что ли? - А? - Вишня на секунду замерла, смутилась. - Да... Поняла, что зря старалась. Так удобней. - Так лучше, - покивал Лисин. - И без твоего этого... Енотового камуфляжа... Без обид.       Сашка пожала плечами.       Никита мялся. Вдруг Савва вчера, незнамо почему, пошёл после всего к ней? Рассказал ей всё? Или - сознание с реверансом подложило гадкую картинку - решил смыть с себя неоднозначное впечатление от поцелуя под водопадом ласк давно влюблённой в него одноклассницы?       Он наклонился к Вишне чуть ближе и зачем-то её понюхал. Видимо, надеялся, что нос ему подскажет, было у неё с Урсеговым или нет.       Заметив Лисинский жест, Саша дёрнулась, словно от горячего утюга, в сторону, рявкнула: - Нормальный?! - Извини, - виновато и натянуто улыбнулся Никита. - Чё-то это... - От меня... Странно пахнет? - всё ещё нахмуренная, но не по-злому, а как-то встревоженно, Саша спросила тихо. - Неприятно? - Да нет, - растерялся Никита. - Нормально, шампунью какой-то. - Шампунем. - Ну да. А чем должно? - Просто мне как-то сказали, - она неловко пожала плечами и ещё понизила голос. - Что от меня... Пахнет. - Что? Не слышу, чем? - Бомжатней, - Саша вдруг огрызнулась, вспыхнула, встала резко со стула, едва не опрокинув его. - Урсегов твой мне так и сказал: от тебя лабёт бомжатней.       Она неловко подхватила сумку и заторопилась на выход. Никита растерялся ещё больше. Злить Сашу, несмотря на всплывшие из ниоткуда смутные подозрения, он не хотел. Подскочив и прихватив с собой опустевший поднос, он припустил за розовой макушкой: - Когда это он тебе такое сказал? - В девятом классе, - оскалилась Шура. - До сих пор бесит. - Так он... К тебе не заходил вчера?       На мгновение задержавшись в двустворчатых столовских дверях, Вишня метнула в Никиту "ты-совсем-идиот?" взгляд и замогильно ответила: - Нет.       Никита почувствовал, как ледяная рука, сжимавшая его кишки в кулак, отпустила. Да уж, подумал он, скребя затылок, неловко вышло. Шурка обиделась, наверное.       Что на него нашло вообще? Это щас, типа, ревность была? - Пиздец, - нечаянно вслух выругался Лисин.       И ловко увернулся от тряпки, запущенной в него разъярённой мойщицей посуды. ***       Если бы у Никиты нашлась ещё хоть одна чистая футболка, он бы пошёл сразу к Савве. Честное слово. Но их не было. Поэтому он сидел на своём неудобном диванчике в одних трениках и грыз ногти.       Он много чего переделал за неделю. Помыл полы, переписал всё, что Савва обхаял в его новом рассказе. Ходил каждый день в школу, в отличие от некоторых. Готовился к ЕГЭ. К позднему пятничному вечеру никаких дел не осталось. Отвлечься было нечем.       На письменном столе стояла в простенькой деревянной рамке фотография Никитиных родителей. Он их не помнил и не знал наверняка, какими были их отношения, но на снимке они выглядели влюблёнными и счастливыми. Мама в лаковых сапожках сидела на папиных коленях, обхватив его обеими руками за шею. На фоне происходил какой-то праздник, но лиц гостей не разглядеть, в свете вспышки - только эти двое. Смеются. Они были совсем не похожи: папа был серьёзным молодым патлатым ректором МАГУ в рубашках и галстуках, поклонником группы Кино, а мама - дочкой пузатого криминального авторитета из Питера с модным макияжем и в заграничных брендовых нарядах. Дед рассказывал Никите о них, когда приходилось к слову, и Никита знал, что они встретились совершенно случайно когда-то на вокзале в Москве, оба спешили на свои поезда, и папа спрятал свои наручные часы в карман, чтобы спросить у красавицы с яркой причёской, который час. Никита знал, что мама тогда пропустила "Ласточку" до родного Петербурга и поехала в Мурманск со студентиком, которого видела впервые в жизни. Им пришлось здорово побороться за своё счастье, и прошёл не один год, прежде чем им удалось пожениться. Мамин отец, по словам деда, до самой смерти был против их брака и не признавал их союз, даже когда у них родился ребёнок.       Никитины родители умудрились как-то преодолеть все препятствия на пути к их общему счастью. Хотя помешать им пытались огромное расстояние между городами, злобные криминальные дядьки из бандитской столицы, разница в статусе, ещё чёрт знает что - и у них всё получилось! Даже, господи, прости, умереть в один день.       А Никита и Савва не могут преодолеть обыкновенную юношескую неловкость. Не могут даже заговорить.       Позор!       Никита тряхнул головой. Мама, папа, я вас не подведу. Я тоже буду бороться. Щас начну.       Он вынул из кармана телефон и написал, для начала, Шурке. Потому что прежде чем идти выяснять отношения с человеком, которого ты поцеловал, нужно постираться. А у Саши как раз есть старенькая, но рабочая стиральная машинка, и живёт она совсем рядом.       Никита:       вишенка не вели казнить!! оооочень надо постираться, пустишь?       Саша ответила через минуту:       Ну заходи, я дома.       Через двадцать минут Лисин стоял возле Сашиного подъезда и ждал, когда она спустится, чтобы открыть: домофон у неё не работал отродясь. Никита часто забегал к ней постирать, как сегодня, или зашить дырку в подмышке, или постричься; всякий раз он что-нибудь Шуре приносил, хоть "Дошик" говяжий, хоть шоколадку, хоть шампунь, если попросит. Сейчас в кармане у него болтался "Твикс", один на двоих. Ему было немного стыдно за вторничную сцену в столовке, но, во-первых, не настолько стыдно, чтобы покупать по целой шоколадке на рыло, а во-вторых, Никита понимал, что на Савву она злится всё равно сильнее, так пусть он и откупается. Никита не говорил Вишневской, что она воняет. Так что одной палочкой обойдётся.       Дверь пиликнула и со скрипом отворилась, и Никита прошмыгнул в подъезд. Шура встретила его дружеским объятием. Значит, не злится, подумал Лисин. - Твои дома? - спросил он, поднимаясь за подругой по лестнице. - Нет, конечно, - бросила она через плечо. - Пятница же. В гостях где-то.       И поёжилась.       В кармане пиликнул телефон, но Никита не обратил на это внимания. Кто это мог быть? Штормовое предупреждение от МЧС? Рекламная рассылка из супермаркета?       Дома у Вишни было тихо той тишиной, которая бывает в бедных кварталах, в хрущах и девятиэтажках с тонкими ущербными стенами. Соседи сверху топали, слева громко смотрели телевизор, снизу смеялись чьи-то дети, во дворе скрёб сухой метлой дворник.       Никита сложил свои пожитки на пол в две кучки: цветную и белую, как ему давным-давно показала Саша. Сам загрузил первую кучку в стиралку, пока она ставила чайник. На фанерной двери в кухню красовалась дырень от кулака. Ещё пару недель назад её не было, кажется. Никита печально поджал губы. Хорошо, что Шурка прилежно учится. У неё точно получится из этого выбраться. Это даже не вопрос. - Сахар надо? - окликнула из кухни Вишня. - Да нет, я это, - спохватился Лисин, вылавливая из кармана батончик. - Вот, тебе.       Саша благодарно кивнула и приняла подношение. Она разлила чай по большим керамическим кружкам с эмблемой "Нескафе" и положила палочки глазированного печенья на две разных тарелки, дополнив каждую бутербродом с варёной колбасой, кетчупом и майонезом. Никита сразу же вцепился в свой зубами. Если кормят, надо хавать. С набитым ртом он прошамкал: - Шы не обидевашь?       Сашка отрицательно качнула головой: - Да ты ни при чём. Извини, что быканула. - А чё тогда не разговаривала со мной всю неделю? - тут уже обиделся Никита. - Ну, - Шура пожала плечами, замялась. - Всё в кучу как-то. Так себе неделька.       Подняв глаза от клеёнчатой скатерти, Саша вперилась в Никитино лицо каким-то непривычно грустным, многое говорящим взором. Он даже жевать перестал, такой это был драматичный момент. - Никит, насчёт Саввы, - осторожно начала она. - Мы не общаемся, но... - Да мы тоже блять не общаемся, видимо, - буркнул горько в ответ, неожиданно для себя захамил. - Чё он тебе опять? Ты неужели ещё мечтаешь, чтобы он тебя вы... - Это ты, по-моему, мечтаешь, чтобы он тебя выебал! - вспыхнула Шурка, ухнув кружкой по столу. - Ты чё драконишься сразу, как о нём речь зайдёт? Влюбился?! - ДА!! - Никита хлопнул по столешнице обеими руками. - Да!       В ванной запищала, объявляя конец цикла, стиральная машинка. В повисшей неловкой тишине Никита поднялся, шурша скатертью, прошаркал в коридор. Вытащил мокрые вещи из барабана и плюхнул их в пакет - дома развесит. Принялся за следующую партию. - Мы поцеловались, - как бы между делом, но с огромный внутренним усилием произнёс он, засыпая стиральный порошок. - В понедельник. У меня дома. Потом он ушёл. И мы больше не разговаривали. Я хочу с ним поговорить, но не ебу, как это сделать. Меня бесит это всё, мне плохо, блядь, поэтому я и драконюсь.       Он вернулся в кухню и снова сел на поскрипывающую табуретку. - Не надо только на меня орать.       Но Шура выглядела совершенно спокойной. Повернув к Никите своё чистое, гладкое, без следа удивления лицо, она проговорила: - С тобой невозможно по-другому. Ты сам всё время орёшь, - она отправила в рот печененную палочку. - Ещё и грубишь мне, а я, между прочим, трусы твои стираю. - Машинка стирает. - А машинка чья?       Никита цокнул. Саша хихикнула. - Ой, расслабься, Лисин, все влюблённые - долбоёбы. Сама такой была.       Никита запрокинул голову завыл: - Чё хоть мне делать-тооооо! - Заговорить первым, - просто ответила Шура. - Ему, наверное, тоже трудно. Или, может, у него проблемы какие-то... - Вот, ты тоже заметила? - перебил Никита. - Что у него крыша едет? Вот прям с начала десятого класса всё по наклонной.       Никита подался вперёд, ближе к растерянно и нервно захлопавшей глазами Шурке. - Чё вот с ним такое? - Эээ... Никит... - Я за ним хожу-хожу, как дебил, а он вечно непонятно где. И он явно это, - Никита тараторил. - Юзает. Ты замечала? Даже в школу иногда приходит обдолбанный. Я ещё на прошлых выхах его случайно встретил, он приехал на какой-то ваще такой тачке, и от него таааак пахло, как будто, ну, он от мужика ехал! - Никит, послушай, - Саша вскинула руки, прося друга сделать паузу.       Она открыла рот, чтобы что-то сказать, что-то явно очень важное, и Никита тоже открыл рот, чтобы лучше слышать, что она скажет, но вместо Сашиного откровения раздался скрип входной двери, и в прихожую ввалился хмельной дуэт супругов Вишневских и, судя по всему, какие-то гости. - Шуркаааа, - позвал голос Сашиного отца. - Встречай!       Саша пронеслась мимо Никиты, тревожно хмурясь. Он пошёл за ней. Не встречать гостей, а самому валить. Саша никогда не позволяла ему оставаться, если к её родителям приходили гости. Никита прекрасно понимал, почему. - Я тебе завтра занесу остальное, - шепнула Саша, суя Никите в руки пакет с сырым бельём. - Давай, - протискиваясь к выходу, отвечал Лисин. - Кстати, я не хотел сказать "выебал", я хотел сказать "выбрал". - Ага, - Шурка закатила глаза и, махнув на прощание рукой, захлопнула дверь перед Никитой, запоздало кричащим "Здрасьте!" народу в прихожей.       Никита вышел на ночную улицу, зябко ёжась. Куртец и толстовка на голое тело будто бы грели хуже, чем если бы он поддел футболку. Но всё же весна спешила наступить, и было уже не так холодно, как неделю назад, когда он пол дня прождал Савву у подъезда.       Если бы можно было вернуться в тот день, Никита поцеловал бы его ещё тогда. Прямо такого, замусоленного и странного, возле падика, средь бела дня. Поцеловал бы и вот так вцепился в рукав - Никита сжал кулак, - и не отпустил бы, пока всё не объяснил.       Что Никита хотел объяснить - сложно сказать. Наверное, что у него всё сердце стало всмятку, что у него желудок не на месте, что он белугой ревел над осколками Саввиной синей кружки, и что он никогда не чувствует себя таким красивым, как когда тот смотрит на него своими дохуя загадочными глазами.       Никита вытащил из кармана спутанные наушники и телефон, чтобы навалить лирики. На экране сияло ошеломительное: Савва Урсегов: 1 вложение       Спеша, забыв дышать, Никита вставил вакуумные "капельки" в уши и нажал на плэй. Два часа назад! Вот лох, столько дней ждать сообщения и не заметить, когда оно, наконец, пришло.       Он слушал песню, широко шагая домой. Добрался за два повтора. Замер у своей входной двери, ища внутри ответ.        Урсегов, чмо, какой к ёбаной матери "ВКЛ" и "ВЫКЛ"! Почему он такой, блин, вечно сбегающий, в плохом смысле таинственный, страдающий весь?       Я ничего не хотел бы забыть. Я никогда не пожалею о том, что случилось. Я хотел бы помнить об этом поцелуе до конца своих дней, даже если он больше никогда не повторится.       Никита набрал: "А я ничего бы не стёр".       И ткнул на "отправить". ***       Сильно заполдень задребезжал домофон. Никита разлепил глаза насилу. Всю ночь он ждал хоть какого-то сигнала от Саввы, хоть две жирных галочки, означающих, что он прочитал сообщение.       Ничего.       Сашино "Открывай!" в трубке полоснуло по уху.       Это что, конец?       Эта песня что, типа, прощальная? - Привет, - запыхавшаяся Вишня сжимала в руках пакет. - Ещё не всё высохло, но хоть так.       Никита молча пропустил её внутрь, ковыряя заспанные глаза. Похуй вообще. Не высохло и не высохло. - Ты спишь что ли? - гостья скинула джинсовую куртку, проходя в комнату.       На ней осталась заношенная футболка, когда-то оранжевая, теперь скорее бежевая, вся в бледных разводах розового - видимо, футболка для волосяных процедур. Шуркин "боб" светился неоном и пах свежеокрашенно. Она прошмыгнула вглубь квартиры и принялась развешивать Никитины пожитки на стульях, батареях, дверцах шкафа.       Хозяин жилища посмотрел на неё задумчиво и удалился в ванную. Умылся без энтузиазма, стянул высохшие на змеевике за ночь трусы и футболку, переоделся в свежее. Вроде, стало получше, но всё равно тяжко и пакостно.       Никита вернулся в комнату, где Саша уже разделалась с бельём и смотрела в окно. Лисин оглядел её, всю какую-то всклоченную, непривычно домашнюю, непохожую на себя. - Ну это. Написал я ему, - пробормотал угрюмо. - А он молчит.       Шурка помалкивала. Снова орать на неё не хотелось, непонятно было, что спрашивать, что рассказывать, но хотелось, чтобы она ответила хоть что-то. Тем более, что она вся как будто... Знала что-то. И оттого была странной. - Как думаешь, - снова попытался Никита. - Может, у него есть кто?.. - Савва с Сарычевым спит, - сдавленно произнесла Саша.       Никита ощутил себя кипятильником, окунувшимся в ведро ледяной воды; ему казалось, что он слышит шипение и видит пар. - Чё? - только и смог спросить он.       Сашины объяснения с трудом доходили до кипятильника-Никиты сквозь водяную толщу. Он начал более-менее разбирать слова, только когда она подошла к нему вплотную. - Я не знала, как сказать, я вообще не хотела никому говорить, а вчера приходил Игнат, ну, Саввин брат, в школу вечером поздно, тебя уже не было, и я сказала ему, я так испугалась, Никит, я убежала сразу домой... - Вишневская, ты чё, дура?! - закричал Никита поверх Сашиного дребезжащего голоска. - Почему ты мне сейчас об этом говоришь? Ты только для этого пришла? Почему не вчера? Почему не сразу?! - Сам ты дурак, - Саша кричала в ответ. - Ты не понимаешь, что о таких вещах всем подряд не рассказывают, что у него могли быть проблемы из-за этого?! Я знаю что ли, что у них там, я видела только один поцелуй! Я не уверена была! - А щас уверена? - Да! Я думаю... Кажется.       Шура закрыла лицо руками.       Никита, как зеркало, повторил её жест.       Ему хотелось плакать, но первым раздался Сашин всхлип. - Как вы меня заебали оба, - прорыдала она. - Грубые, тупые вы идиоты, почему вы как нелюди-то всё делаете?       Никита уставился на Шуру, не смея ответить.       Она никогда не плакала. - Вы думаете, что всё тааак сложно, а всё на самом деле пиздец как просто! Просто! Пойди и дай ему в морду! И признайся в любви! И соситесь, сколько хотите! Ладно он как урод себя ведёт и бегает ото всех, так ты не будь таким же!       Саша пихнула Лисина со всей дурной силы, пробираясь к выходу. Теряя равновесие, он схватился за её плечо, собрал в кулак тонкую футболочную ткань. - О, - отвлёкся вдруг он. - Ты её ещё не выкинула?       Футболка с почти стёртым частыми стирками покемоном, тесно сидящая на её фигуре, оказалась вблизи хорошо знакомой. Он сам же дал её Шурке ещё в первом классе, когда на продлёнке девчонки в столовой перевернули её тарелку "в шутку". Бедная Саша, вся в подливе, даже тогда не ревела. Но Никите было её жаль, и у него как раз была запасная футболка - немного потная после физкультуры, но ничего. Они с Саввой, как рыцари, проводили её домой тогда в первый раз. Это был день, когда они подружились. - Не выкинула, - передразнила Саша, вытирая разбухший красный нос. - Я вообще-то умею дорожить дружбой. Вы только нихуя не умеете. Оба. Я о вас забочусь, храню ваши секреты какие-то ебучие, таскаю вот за тобой твоё помытое шмотьё, а ты на мне срываешься ещё! Хоть бы раз спасибо сказал.       Она оделась, спешно сунула ноги в незашнурованные кроссовки. Выходя, бросила: - Мне надоело это всё. Вы оба. Идите в жопу. Вместе.       Онемевший и пристыженный, Никита ещё несколько минут стоял, пытаясь собрать себя в кучу, как был, в трусах и футболке.       На него часто орали, в том числе Саша - Особенно Саша! - но никогда прежде она не была так обижена. Пожалуй, подумал Никита, ей и правда пришлось тяжело со всеми этими событиями. И, пожалуй, будь Никита на её месте, он вообще тут же бы помер. Так что, наверное, можно простить ей и вспыльчивость, и скрытность, и даже то, что вчера она таки съела обе палочки "Твикс" под шумок, хоть и прикинулась, что делится.       Но Сарычев! Но Савва! Вот это новости! Что же делать!       Никита схватил телефон и набрал заветный номер.       К его ужасу, в трубке ему сообщили, что аппарат абонента выключен или находится вне зоны действия сети.       Получается, остаётся только Шуркин план, решил Никита, прыгая в джинсы и на ходу выбирая более-менее сухие и похожие между собой носки. Скажу ей потом, что она права, и куплю ей большой «Сникерс», а может, два - если всё хорошо пройдёт. ***

Я помню нас серыми Простыми, безрассудными Пустые дни, как дно бутылки Твой голос и твой смех... Я помню лишь отрывки Вся юность словно в фильме, Где нет сюжета, лишь мы двое Я запираюсь в кадре, забывая, кто я Bicycles For Afghanistan – Юность

      Он бежал так, что отбил себе все пятки, собрал по пути каждую лужу и сшиб с ног и проклял, по крайней мере, треть населения Мурманска.       Пожалуйста пожалуйста пожалуйста будь дома. Савва, я тебя люблю, я тебя зацелую, только окажись дома. Савва, ради бога. Савва, ты... - СУКА!!!       Никита бросился вперёд, едва открылась входная дверь, с размаху ударил кулаком, не глядя; попал в плечо. Савва пошатнулся, но не отошёл, не дал сдачи, не побежал. Замешкался. Никита орал. - Сука! Трус!       Он продолжал лупить вслепую, зажмурившись. Савва пытался оборониться, отпихнуть его, но не выходило. Простуда ещё не отступила, ослабшее тело слушалось плохо. Урсегов, обычно не дававший другу форы в шутливых и всамделишных приятельских спаррингах, проигрывал.       Оба упали на пол и принялись кататься в пыли и кошачьей шерсти, пихая друг друга кулаками, куда придётся: то в нос, то в бок, то в ухо. - Да ты чё.. Да... Бл.. отвали! - Савва брыкался, пыхтел, работал ногами. - Пошёл на хуй! - со слёзным надрывом кричал Никита. - Я блять! Я же в тебя правд влюбился! Я так старался! Какого хрена! Какой-то старый хрыч! И ты вообще! Куда ты! Как пиздюк заныкался! Так тупо! Я так... так!..       Драка постепенно перешла в обессиленную возню. Двое расцепились, отпихнули друг друга, вытянулись, усталые, на полу. - Чего ты, - сквозь одышку спросил Савва. - От меня хочешь? Весь в слезах, Никита прохрипел: - Ну, чтобы ты не мудил... Сав, я не знаю, у меня эти, чувства. - Да я понял. - Хуль ты понял, - всхлипнул-хмыкнул Лисин. - Если я сам ничё не понял ещё. - Так ты - другое дело, - беззлобно парировал Савва. - Ты тупой.       Никита хотел было снова сжать кулак, но не вышло: помешала чужая ладонь - в его. Он стиснул Саввин руку, слабо понимая, когда начал её держать. Большим пальцем Урсегов гладил основание его кисти, тенар. Это не было странно или неловко. Оба сколько-то помолчали. - Извини, что я тебя поцеловал, - топорное Никитино. - Это я тебя поцеловал. Извиняться не буду, - Саввино наглое. - Я знаю про Сарычева. - Откуда? - Шурка сказала. - Вот пизда. - Сам ты пизда, она помочь хотела. - А она откуда знает. - Видела вас. - Аа. Ну, – Савва замешкался. - Тебе.. не противно?       Никита почувствовал, как Саввина влажная прохладная ладонь слегка дёрнулась, когда он задавал этот вопрос. Но не разжал пальцев. - Нет. Я тебя с садика знаю, помню, как у тебя был ротавирус, кстати... - Иди в сраку, а!.. - Да погоди, - Никита мягко хохотнул. - Я имею ввиду, мне не может быть от тебя противно. Ты, как бы... моё. Всё.       Он расцепил их руки, но только чтобы перекатиться на бок, поближе к Савве, и нависнуть над его страдальческим лицом.       Румяные температуристые щёки, маслянистые карие глаза и приоткрытые от невозможности дышать через нос губы. Прилипшая ко вспотевшему лбу чёлка. Чёрные волоски на висках, свернувшиеся в нежные завитки; бегущие к ним из уголков глаз блестящие слёзные дорожки. - Кдасиво, - выдал Никита, страшно влюблённый, страшно довольный собой за то, что смог вспомнить и сделать отсылку к их с Саввой детскому, ласковому.       Урсегов смутился: - Уйди, я болею. - Я б тоже поболел, - весело отозвался Никита. - В понедельник пробник по обществу, а я как раз его рот ебал.       Он наклонился к самым Саввиным губам: - Поделишься бациллой?       И прежде, чем тот смог хоть звук произнести в ответ, смачно, любовно, горячо поцеловал.       На этот раз Савва не просто не оттолкнул его. Он целовал в ответ.