Прекрасная скоропостижная жизнь!

      Савва проснулся в своей комнате. Было светло, но не понять, который час.       Он пошарил вокруг себя и по карманам - спал одетым - в поисках телефона, но не нашёл его. Сушило страшно, было потно, голова не поднималась от подушки, а горло опухло и стало с игольное ушко: даже сглотнуть слюну было нереально. Простыл, что ли? Ну, отлично, только этого не хватало.       Он притих, прислушался. Несмотря на дрянное самочувствие, память у Саввы была на месте, и он был в курсе, что вчера произошло невообразимое. Игнат не только обо всём пронюхал, он ещё и устроил эту сцену прямо перед своим псом. Они орали друг на друга на улице... А потом, кажется, Савва потерял сознание.       С кухни слышались голоса. - Всё равно нужно отнести его на анализы, - тихо говорил голос Игната. - И прививки.       Это про него что ли? Игнат заставит его ссать в банку? В смысле отнести? Савва сам может пойти, ногами. - Да куда прививки, надо хоть посмотреть, чё он как. Может, у него глисты вообще. У них часто бывают.       Чего?! - Откуда ты знаешь? - У меня бабушка так всегда говорила. - Вот ты им и займёшься, в таком случае.       Пиздец. - А он мне ботинки не обоссыт?       Обоссу, даже не сомневайся.       Савва повернулся лицом к стене и накрылся одеялом с головой. Эти оба спятили там совсем. Сами вы глисты. У меня всё нормально. Телефон ещё куда-то дели, блин, надеюсь, я оттуда всё удалил. Хотя, у меня всё равно на пароле...       На Саввину кровать аккуратно опустился кто-то тяжёлый, и он спешно, как в игре "Убей крота", высунул голову наружу: вдруг там Игнат с ножом, пришёл убивать, так хоть посмотреть на него напоследок испепеляющим взглядом. - Проснулся, - это действительно был Игнат; без ножа. - Как самочувствие?       Савва просипел что-то похожее на "нормально" и агрессивно заёрзал, давая понять, что не рад гостям. Игнат не уходил. - Савва, - спокойно, как всегда, произнёс он. - Нам с тобой надо поговорить.       Ага, щас. Урсегов-младший снова отвернулся и укутался, излучая обиженность. - Для начала, я хочу перед тобой извиниться. За вчерашнее и за, - Игнат вздохнул. - Многое, многое другое.       Это было неожиданно. Но Савва решил промолчать: вряд ли извинениями удастся поправить хоть что-то. Тут уже, как бы, дела из категории кровной мести, сами понимаете.       Брат какое-то время тоже молчал, было слышно только, как он трёт ладонями свои колени, видимо, прикидывая, что бы ещё сказать. Затем он начал, тихо и обстоятельно: - Я, ты, наверное, не помнишь, в детстве был очень замкнутый. Я не оправдываюсь, если ты уже начинаешь беситься, просто такая завязка у этой истории.       Савва закатил глаза так глубоко, что почти увидел собственный мозг. Сейчас что, время для прибауток?       Игнат продолжил: - Я постоянно читал, особенно про войну, про партизан, про беспризорников. Мне нравились истории о людях с сильными принципами, и я сам себя считал таким. Я думал, что нужно всегда поступать по совести.       Савва заёрзал, пыхтя от возмущения: это Игнат-то ему будет про мораль рассказывать? Про совесть?       Игнат положил руку поверх одеяла, как много-много лет назад, когда маленький Савва истерил или страдал от кошмаров. С досадой он обнаружил, что это всё ещё действует на него успокаивающе, и тревога и злость отступают, как бы он за них ни цеплялся. - Послушай, ты помнишь нашего дядю Миктая? - вельветово-низко спросил Игнат. - Когда ты был совсем маленьким, он часто к нам приезжал. Мы с ним здорово ладили. Помнишь?       Савва неуверенно кивнул. В памяти собрался туманный образ двоюродного деда с сильными тёмными бровями и вороными локонами с проседью. Он был слишком молодым для дедушки, поэтому его звали дядей. Савва помнил, что Миктай дарил ему много игрушек в детстве, что работал в милиции, что навещал их почти каждые выходные, пока живы были родители. А потом... - Когда погибли мама и папа, я тебе запретил с ним общаться. Думаю, это ты тоже помнишь.       ...Потом Миктай пропал на несколько лет. Он возник один-единственный раз, в Саввин седьмой День рождения. Встретил Савву во дворе и подарил ему красный магнитофон с функцией проигрывания и аудио-кассет, и компакт-дисков. В 2002 году это было роскошью, и Савва с гордостью побежал домой хвастаться брату. Игнат почему-то тогда отчитал его и строго-настрого запретил разговаривать с дядей и принимать от него подарки. Магнитофон остался при Савве, но после такого слушать его как-то не хотелось. - Кажется, ты что-то узнал, - прервал поток воспоминаний Игнат. - И мне пока плохо понятно, откуда, но я хочу рассказать тебе правду, пока ты не наделал глупостей.       Успокаивающая тяжёлая рука исчезла с одеяла, и Савва понял, что Игнат пересел с кровати на пол. Какое-то время было тихо, только с кухни доносилась какая-то невнятная возня. - Я очень любил наших родителей, Савва, и я не хотел, чтобы они умирали, - произнёс старший Урсегов не без труда, но без запинки. - Просто я был... Я жил в своём изолированном внутреннем мире, и мои представления о правильных и неправильных поступках были основаны на выдуманных историях о давно прошедших эпохах. Поэтому, когда Миктай попросил меня ему помочь, я не понимал, к чему это может привести.       Игнат зажмурился. Оттеснённые в дальний угол сознания образы запрыгали перед ним: вот Миктай с копной чёрных с проседью волос показывает ему, маленькому, свои Афганские медали. Игнат не понимает, за что они конкретно достались дяде, но думает, что за геройские дела. В своих любимых книжках он много читал о людях, которые носили ордена. Они всегда были героями, людьми высокой морали. - Мне казалось, что это правильно.       Вот мама и папа тихо спорят на кухне, прикрыв застеклённую дверь. Рама покрыта олифой, но не покрашена, к ней пристали пылинки, волоски, разная мелочь. Игнат ковыряет клейкую олифу пальцем, слушая кусочки разговора: группировка, что-то там, свои люди в милиции. Он вспоминает эти обрывки, когда дядя рассказывает ему по секрету о новом большом деле, о страшных рецидивистах, которых ему с “ребятами” предстоит поймать; ты можешь помочь, говорит дядя. Ты же у меня герой-разведчик? Как Миша и Дуняша*?       Вот он, Игнат, сидит в комнате для допросов и повторяет заученные слова, чуть наклонившись к лежащему на столе диктофону. “Я слышал, что… часто слышу, как они обсуждают ОПГ Втора и возможности… как помочь ему… Устранить конкурентов,” - мальчик смотрит в зазеркаленное стекло, надеясь проглядеть его насквозь и увидеть там дядю; на дворе 16-е июля 1999-го года. Он думает о лете, от которого осталась всего половинка. Он одинаково ждёт премьер “Храброго сердца” и “Балто” в кинотеатре.       Вот дядя Очей с большим шрамом на половину лица дарит Игнату дядину афганскую медаль после. - К тому же, я думал, что их в любом случае арестуют. Миктай говорил, что улики уже собраны, и я не имел понятия, как было на самом деле. Через несколько лет я узнал кое-какие подробности от... Человека, у которого в семье тоже были сотрудники, приобщённые к делу. Оказалось, что, кроме моих показаний, у них ничего не было.       Вот незапертая дверь в их квартиру на Кольском. Их забрызганная кровью кухня; красный чайный сервиз в крупный белый горох на столе, ещё тёплый чайник, лениво прогуливающиеся по квартире сотрудники в форме. Савва кричит и зовёт маму. Ему только четыре.       Вот Игнат берёт его, орущего и брыкающегося, на руки, пытается унести, пытается вытереть рукавом багровое от рыданий детское лицо. - Зачем ты их сдал? - Саввин простуженный голос заставил Игната вздрогнуть. - Даже если ты думал, что их "просто" посадят. Что в этом хорошего? - Я их не сдал, а оклеветал. - В смысле? - Они были невиновны, - спокойствие Игната треснуло, и наружу просочилась горечь. - Это я узнал, когда сам продвинулся по службе и добрался до этого дела в архивах. - Оно разве не в открытом доступе?       Было слышно, как Игнат фыркнул. - Конечно нет! Есть какие-то общие материалы, их даже используют при обучении, но даже они доступны только сотрудникам. Миктай позаботился, чтобы основная масса сведений была под замком.       Савва сел в кровати. Его знобило, но он был уверен, что находится в сознании и в здравом уме. И этим самым умом он только что понял, что его наебали, возможно, серьёзнее, чем он предполагал. - Но я слышал твою эту, - он прокашлялся. - Запись. С твоим голосом, где ты говоришь, что они виновны и должны понести наказание и всё такое! Мне сказали, что это есть в общем доступе. - Кто сказал?       Взглянув, наконец, на брата, Савва увидел его, помятого, явно не спавшего, в футболке Motörhead, потерявшей свой чёрный цвет и любую форму от времени. Выгоревшие бурые плечи, почти стёршийся рисунок, проношенный до дыр ворот. Без того опухшее горло сдавило желанием расплакаться, но на этот раз не от злости, боли или горя. В тёмном болоте Саввиных переживаний зажёгся светлячок-воспоминание: он, трёхлетний, сидит с ногами в бордовом советском кресле, больше похожем на стул с подлокотниками, и смотрит по телеку "Утиные истории"; он в большой комнате с мамой и братом. Мама в махровом халате в крупный цветок и смешных вязаных чунях расчёсывает свои мокрые после мытья волосы, Игнат делает вид, что читает и совсем не посматривает одним глазком Саввины мультики. Входная дверь хлопает, и в квартире появляется папа и приносит с собой запах гаража, табака и холодного осеннего воздуха. Он вбегает в гостиную и подхватывает на руки Савву, вместе с креслом, кружит, басит: - Ездит как новенькая наша ласточка, всё починил! Завтра пацанов возьму, будем учиться ездить.       Мама смеётся: - Сними хоть куртку, джан, ты что в уличном!       И папа тоже смеётся, целует маму, треплет Игната по волосам, снимает куртку. На нём любимая футболка Motörhead. - Папина? - слабо спросил Савва, показывая пальцем.       Игнат кивает. Его тёмные карие глаза становятся тёплыми, как чай с черносмородиновым листом. Он немного наклоняется вперёд, и его длинные волосы, ничем не собранные и не расчёсанные, сыпятся с плеч. Игнат босой, домашний, взволнованный. - Савва, кто тебе показал эту запись?       Игнат так похож на отца. С этими его прямыми бровями и острыми скулами. Папа тоже вот так хмурился, когда переживал, и у него были такие же круги под глазами, и футболка эта... Савва всегда больше напоминал маму. В том числе, характером.       Младший Урсегов закрыл лицо руками. Он запутался и устал. И заболел. И он хочет тот сироп, который на вкус как апельсиновые цукаты, и чтобы за него решили все проблемы. Он хнычет. - Ну, - совсем рядом и очень ласково говорит Игнат. - Не бойся, скажи мне. Я тебе обещаю, что тебе ничего не будет.       Савва на шару вытягивает руки и находит мягкую футболочную ткань. Вцепляется в неё и воет: - Олеееееег!       Брат обнимает его и растерянно, но очень по-родному гладит по спине. Как маленького. - Зачем ты это сделал? - гудит Савва в братское плечо. - Это из-за квартиры? Ты и меня из-за неё убьёшь? - Какой квартиры, нашей? - Игнат изумлён. - Господи, кто тебе... Квартира полностью записана на тебя, ты что! Давай покажу отказную.       Выбравшись из объятия, Савва уставился мнительно на ошарашенного брата. - Покажи.       Послушно и молча Игнат удаляется в свою комнату, шумит там своим запертым на замок ящиком и возвращается с пухлым скоросшивателем. - Вот, - он плюхает папку на Саввины колени. - Сам посмотри.       Савва листает покрытые печатями и подписями документы, Гознаковские бланки и чертежи. Он пробегает глазами по паспорту помещения, каким-то газовым бумажкам и свидетельствам собственности. В последний файл натолкан целый набор листов, на первом из которых Игнат отказывается от наследства в пользу Урсегова Саввы Фёдоровича 23 июля 1995 года рождения... тра-та-та... в чем бы ни заключалось и где бы ни находилось наследственное имущество... Внизу страницы синеет дата: 10 июня 2003 года, день после Игнатова совершеннолетия. - А если бы я умер, - всё ещё не веря, уточнил Савва. - Что бы стало с квартирой? - Там дальше, - Игнат потянулся, чтобы показать. - Есть документ. В случае твоей смерти или других подобных обстоятельств квартира перейдёт государству.       Игнат посмотрел на Савву и пожал плечами: - Если бы с тобой что-то случилось, я не смог бы здесь жить. Эта квартира - для тебя. Ты можешь распорядиться ей, как захочешь, когда тебе исполнится восемнадцать. - Но, - Савва отложил папку в сторону и вытер нос рукавом олимпийки (всё ещё?! ну и свинство, надо переодеться). - Олег говорил, что это из-за жилья... Я ничего уже не понимаю. - Этот Олег, - Игнат потёр ладони и нахмурился. - Это твой учитель биологии? - А что? - снова напрягся Савва. - Откуда ты знаешь? - Работа у меня такая, всё знать, - вздох. - Я хочу выяснить, откуда у него запись. Я думаю, это важно.       Савва дёрнулся, будто собирался броситься животом на амбразуру. Ещё один страшный секрет толкал его вперёд: чтобы защитить себя, нужно защитить Олега. - Слушай, не надо, - слишком взволнованно попросил он. - Давай я сам спрошу? И передам тебе? - Он не скажет тебе правду, - покачал головой Игнат. - Я думаю, кто-то его подстраховал, и он явно не выдаст тебе... - Игнат, не ходи к нему. Пожалуйста. - Почему? - У меня... - Савва сглотнул; горло саднило. - У меня будут проблемы. - Какие? Он тебе угрожал?       Боже мой, какое унижение, думал Савва, пялясь на свои сцепленные руки. Лихорадило. - У него есть со мной.. Ну, там... Видео. Интимного характера.       Игнат помрачнел. - Он шантажирует тебя ими? - спросил строго. - Принуждает тебя к чему-то? Савва замялся. С одной стороны он уже всё с потрохами выдал, а с другой всё ещё внутренне сопротивлялся: вдруг где-то в рукаве у Игната всё-таки припрятан нож? - Старый говноед, - тихо и неожиданно выругался Игнат, потом добавил в полный голос. - Твои видео никуда не попадут, я об этом позабочусь. - Как?.. - У нас есть методы, будь спокоен. - Ты не сердишься? - На тебя? Нет. Савва, - Игнат присел на корточки возле кровати. - Послушай, я думаю, это всё связано. Миктай убил наших родителей. Когда-то он сотрудничал с местными бандитскими группировками, брал с них огромные взятки в обмен на "крышу" в органах и стравливал их между собой, надеясь, что они сами друг друга истребят, а он получит всё. Что-то пошло не так в девяносто восьмом, под него начали копать свои, наш папа тоже подключился. Подожди, дослушай. У них был конфликт из-за дядиных дел, и наши родители тоже ссорились, потому что папа шёл на повышение, а это дело всё ставило под угрозу. При любом исходе. А они планировали построить дом на большую семью и купить новую машину. Я слышал обрывки этих споров и всё неправильно понял. Я поделился с Миктаем, а он этим воспользовался. Он подставил их, Савва, и я их подставил. Миктай обвёл меня вокруг пальца, как ребёнка.       Игнат сжал сложенные на краю постели руки в кулаки. - Я пытался вскрыть правду с первого дня, как попал на службу, но мне не удавалось найти ни одного подкопа. Миктай всё слишком хорошо продумал. Мы с Кайнатом уже были готовы на крайние меры... - он глубоко вздохнул, успокаиваясь. - Савва, этот человек сломал нам жизнь. И я не смогу его за это прижать. Прости. Но то, что ты мне рассказал... Я чувствую, что Миктай к этому каким-то боком причастен. Запись моего допроса никому не была доступна. Я уверен, что Олег получил её от Миктая. Мне очень жаль, что ты со всем этим столкнулся. Я не хотел, чтобы эта мерзость коснулась тебя. Видимо, я упустил из внимания главное.       Кулаки разжались и снова превратились в мягкие ладони, которыми Игнат накрыл Саввины горячие руки. - Я подвёл тебя, Сав. Ты не обязан меня прощать. Просто дай мне тебе помочь.       Савва кивнул. Его щёки горели, не то от простуды, не то от любви. Он не мог поверить, что Игнат не просто не злился на него за эти дурацкие видео, но и был на его стороне, и хотел чем-то помочь. Савва чувствовал себя дураком, ребёнком, любимым. - Прости меня тоже, - прогнусавил он. - Я такой хуйни наворотил... С Олегом, и в школе... И с Никитой поссорился ещё... - Это ерунда, - ласково возразил Игнат. - Я горжусь тобой за то, что ты смог мне всё рассказать. Теперь всё наладится.       Брат прислонился к Саввиному лбу своим. - Да у тебя температура! - воскликнул он и позвал: - Кайнат! Кайнат, принеси градусник!       Через секунду в дверном проёме нарисовалась плечистая фигура. В одной руке Киса держал старенький ртутный градусник, а в другой - маленький шевелящийся комок рыжевато-коричневой шерсти. - Это что, - Савва выпучил глаза. - Хомяк у тебя? - Котёнок, - пробасил Кайнат, передавая Урсегову-старшему термометр и опускаясь рядом с ним на корточки. - Хочешь посмотреть?       Савва сложил ладони в пригоршню, и Кайнат положил в неё маленького тощего котёнка с ещё не сфокусировавшимися, смотрящими в разные стороны глазами. Котёнок открывал рот в попытке мяукать, но получалось пока слабо. - Нашли во дворе ночью, - пояснил Киса. - Пока слушали твою истерику.       Савва вспыхнул, но не поднял глаз от котёнка. - Как назвали? - сконфуженно спросил он. - Не знаем пока, - вмешался Игнат, засовывая градусник в Саввину подмышку. - Кажется, это девочка. Надо что-то придумать. - Давайте Сгухой назовём? - предложил младший Урсегов, снова устраиваясь лежать; голова была страшно тяжёлой, и веки буквально слипались. - Она похожа.. На сгущёнку. Варёную. - И правда, - хихикнул Кайнат. - Сгуха.       Котёнок неумело прошагал по Саввиной груди и устроился возле его горячей шеи маленьким помпоном.       Савва почувствовал, как его проглатывает сон. Сквозь дрёму он слышал, как Игнат и его ОМОН-бой тихо переговариваются: - Ты ему сказал? - Давай не сейчас. Пойдём лучше в аптеку, у него тридцать восемь и три. - Ну пойдём. Давай на суп ещё возьмём, там надо куриные бёдрышки, морковку... - Морковка есть. - Так, тогда...       Голоса удалялись в сторону прихожей. Суп, это звучит неплохо, думал Савва, засыпая.       Надо будет Никиту позвать посмотреть котёнка. Ему точно понравится. _______________ * Миша и Дуняша - юные разведчики, бойцы Первой Конной армии в повести Павла Бляхина “Красные дьяволята” о маленьких бойцах Красной армии во времена Гражданской войны 1918-23гг. в России.