Прекрасная скоропостижная жизнь!

- Да чё тут уметь-то!       Никита нервно смеётся, колупая шнурочек на Саввиных трениках. Завязано на три узла, намертво, не распутать.       Из прихожей они вместе переместились на диван в гостиной и обжимались там, забыв о времени, восторженно обмениваясь впечатлениями между поцелуев. Это было прекрасное долгожданное слияние родственных душ, момент был идеальным, стена недосказанности между ними рухнула с первым поцелуем, Савва чувствовал облегчение, Никита чувствовал вообще всё сразу. В том числе - желание немедленно перейти на новую ступень отношений, ту, которая следует после поцелуев.       Вслух признать свою неопытность в делах постельного толка Никита не посмел. У Саввы за плечами был непонятно какой срок отношений со взрослым человеком, и если не брать в голову, что это был за человек и не спрашивать, что это были за отношения, можно было предположить, что Урсегов шарил в этой теме. Учитывая это, Никита скорее сдох бы на этом самом месте, чем произнёс слова "как это делать?".       И вот он тысячу лет возится с завязкой на Саввиных штанах, потея и краснея, вздыхая и кряхтя. "Я не умею сдаваться," - повторял про себя Никита. Чувствовать себя идиотом было ему не впервой, но должен же быть предел!       Неизвестно, сколько бы он ещё проковырялся, если бы Савва не сжалился и не остановил его потуги, взяв за руки и сказав: - Нéкит, они просто так снимаются. - А? - Никита поднял своё пунцовое ебло и обескураженно уставился на него. - Можно просто стянуть, - пояснил Савва, но сделать этого не дал, снова поймав Никитины вспотевшие руки.       Лисин смутился окончательно. Так да или нет?       На лихорадочно-румяном лице друга читалась гримаса, знакомая Никите с детства. Такая будка была у Урсегова, когда он падал с велика, когда у него крутило живот, или в тот раз, когда они попиздились со старшеклассниками года три назад, и Савве отбили почки. - Где-то больно?       Савва мотнул головой и крепче сжал Никитины запястья. Тому показалось, что Урсегов терпит какой-то внутренний спазм или что-то вроде того... - Блин, - Лисин потупил взгляд. - Понял, слушай, ладно, извини.       Никита отлип от Саввы и сел по-турецки, уперся руками в согнутые колени. Растерялся. Он ожидал, что всё пройдёт гладко. Надеялся, по крайней мере. Он и не думал, что могут возникнуть проблемы: это же любовь? Она же такая, да? Страсть захлёстывает с головой и всё прочее?       Однако, Савва не выглядел потерявшим рассудок от желания, да и сам Никита, в общем, наверное, не был так уж готов, как ему казалось. Поэтому, вместо того, чтобы неистово пороться с Урсеговым прямо на паркете, он ковырял проклятые шнурки, зная, что домашние, блядь, треники, висящие на его тощих бёдрах мешком, можно не развязывать! Он знал. Он просто... не хотел их снимать? И Савва, кажется, не хотел тоже?       Так и должно быть? - Слышь, - Савва прервал его размышления, легко пихнул ногой. - Не дуйся. - Я не дуюсь, - пробубнил Никита; вздохнул, взъерошил волосы, признался: - Я испугался. Наверное. Или стесняюсь.       Он хихикнул как-то тупо, нервно. - Я же этого ничего не умею. - Я тоже, - Савва пожал плечами.       Он ещё издевается! - Ты не пизди давай, - вскинув брови, порекомендовал Никитос. - Щас-то уж я всё знаю.       Снова это лицо, будто Савве больно. Он ворочает во рту языком, ища слова. Рассказывать всё в подробностях - по крайней мере, сейчас и Никите - он не будет, не сможет. Как объяснить? Это... - Это было... другое.       Никита, конечно, не верит, закатывает глаза, цокает, скрещивает на груди руки. Савва понимает, что со стороны звучит глупо. Но это почему-то так трудно описать. Он всегда старался называть вещи своими именами, отчего ему трудно сейчас сказать слово "насилие", откуда в горле комок размером с теннисный мяч? Собравшись с духом, он предпринимает ещё одну попытку окольно донести до Никиты свою правду: - Я правда не умею... Ну, заниматься любовью. Я чё-то щас понял. Это вообще всё было не то. Не правильно, - он вздохнул ну так горестно, что у Никиты сердце сжалось в замёрзшего воробушка. - И я даже не уверен, что это реально уже позади. Мало ли.       Никита шумно сглотнул и обратился взглядом к Савве. Тот поблёскивал своими печальными глазами и выглядел совершенно измученным. - Савва, - с Никитиной манерой говорить всегда выходило почти "сова". - Ты вообще... Как?       Чёрные Саввины брови сползлись к переносице. - Не знаю, - угрюмо ответил он. - Нормально. В школу идти... Боюсь. - А чё? - спросил было Никита, но запнулся: сам понял. - Да никто ничего не узнает, не боись.       За окном стало чуть темнее. Савва, всё ещё хмурясь, встал, чтобы включить торшер, рассеянно остановился посреди комнаты. Негромко сказал: - Да я не поэтому больше... Не хочу видеть Олега. Вообще хочу, чтобы это всё кончилось, пока я играю в "Майнкрафт" или сплю. Сюр какой-то. - Так не ходи на биологию, - Никитина беспечность, как холодная вода из пульверизатора, брызжет в лицо; такой он простой. - Ты ж говоришь, на мехмат будешь поступать. У тебя нормальные оценки, валить из-за одного предмета тебя никто не будет. Пусть жукает твой Сарычев свою шершавую головку в одиночестве, не общайся с ним и всё.       Не веря, что всё бывает так просто, Савва возразил: - Ты его не знаешь. У него там столько всякой хуйни, за которую можно присесть!.. - Так пусть садится, - перебил Никита, подскакивая с дивана и в один шаг оказываясь напротив Саввы. - Хули ты за него волнуешься? - Я себя имею ввиду, баклан, - сипло рявкнул Савва. - А ты при чём? - Так ведь это я всё... - Нет, погоди, - Никита выставил вперёд ладони: "стоп". - Ты в курсе, что твой брат в курсе? - Ну. - И чё ты думаешь, он так это оставит? Типа, если даже ты что-то и сделал, ладно. Думаешь, Игнат даст тебе чалку одеть?       Савва задумался. Утром Игнат выкатил на этот счёт целую теорию заговора, и нигде не упомянул, ждёт ли Савву какая-то кара во всей этой истории. Кажется, даже обещал защиту. Но за последние дни младший Урсегов попал под раздачу такого количества самой разной и очень противоречивой информации, что был уверен в правдивости догадок и обещаний Игната примерно процентов на двадцать. Ну, тридцать. Не больше. - Кстати, - буднично заметил Никита. - Где он? ***       Киса потирал покрытую синяками грудь, самодовольно улыбаясь: - Версачок, - он хохотнул. - Херня. Лучшая жилетка — бронежилетка!       Игнат только улыбался. Цитировать "Бригаду" в их положении было не грешно. Считай, они, хоть и сами менты, воспользовались сегодня совершенно бандитскими методами. И не будь на Халыгвердиеве бронежилета, когда тот прикрыл Игната собой, они оба ехали бы сейчас в морг, а не за кофе и домой. Так что "Версачок" и впрямь проигрывал.       Медицинский "бобик" трясло на каждой колдобине. Задетое мелким калибром плечо саднило, хотелось пить, глаза горели от перенапряжения, но все эти досадные мелочи были просто фоном для одного жирного, гордого факта: Игнат загрёб без шансов выбраться насильника, портившего Савве жизнь, распутал змеиный клубок Михтаевых тёмных делишек и - вишенка на торте - влепил ему пулю ровнёхонько в "третий глаз".       Сопротивлялся задержанию, глупенький, ещё и за вооружённой охраной спрятался. Выбора не было, пришлось брать особняк штурмом. Именно особняк, посмотрите на фото. А что, какие были варианты? Тут, понимаете, речь идёт о торговле наркотиками и - нет, вы загляните вот в эту папку - детской порнографией. Медлить было никак нельзя. Подумайте о детях! Да-да, сами изъяли, только сегодня утром. Среагировали так быстро, как только могли. Анонимный донос, информатор не представился. Имел право. И хорошо, что наши люди проявили бдительность. Естественно, всё задокументировано. См. прил. 6.       И подпишите, как будет возможность, моё заявление. Подаю в отставку, да. Пришлю факсом в понедельник. - А чего вдруг в отставку-то, а? - голос командира в трубке - озадаченный. - Устал?       Чувствуя душевный подъём, Игнат позволяет себе пошутить. Тем более, босс - старый приятель, и приятно вспомнить их древний общий прикол: - Ага. Не чувствую ног.       Начальство прыскает со смеху: - Буба! У тебя их нет! - и тепло добавляет, прежде, чем положить трубку: - Принял, майор. Будешь в Москве, забегай со своими. Будь здоров. - Майор Пейн? - кивает Киса на трубку в Игнатовой руке. - Теперь уже генерал. - Думаешь, подпишет? - Думаю, у него нет вариантов.       Пеньков, рыжая харя, сам, может, и карьерист, но не твердолобый. Игнат ему с первых дней на федералке твердил, что он здесь ради семьи, и понятно было, что ради семьи же он со службы и спишется. Будучи суровым и требовательным - за что и получил своё прозвище - начальником, Пеньков высоко ценил таких ребят, готовых выложиться на работе по полной, и уважал их решения.       Игнат вертел в руке телефон. Его ребята проделали сегодня больше работы, чем за весь прошлый год. Зря он, видимо, зверствовал: они не лодыри, просто мотивации не хватает. Может, он сам в этом виноват, дерьмовый начальник. Следующий будет лучше. Кузьмин, хоть и жмот, человек ответственный, не коррупционер. Пейн сам его подбирал на случай, если Урсегов продвинется до Москвы. А он и продвинется, в некотором смысле. Просто своим ходом, а не по службе.       Всё теперь будет по-другому. И в отделе, и дома. - Ты с малым-то поговоришь? - Кайнат смотрит на любимого в отражении автомобильного окна. - Ну, насчёт... - Конечно, - Игнат берёт его за руку. - Я уже понял, что хранить от него секреты не следует. Не может Савва терпеть неведение, додумывает, оказывается потом... В ситуациях.       С переднего сиденья к ним оборачивается старикан-фельдшер с хвостом седых волос. Из-под формы у него торчит кусочек футболки не то с волком, не то с собакой какой-то. - Пацаны, - сиплым голосом любителя пива и христианского рока позвал он. - Приехали. Вылазим шустро, не в такси. - Спасибо, отец, - Киса радушно хлопнул, вытянув руку, мужика по плечу. - Родина тебя не забудет. - Да хоть бы забыла уже, - проворчал тот. - Насмотрелся за писят пять лет. - Не бухти, - в подворот на коротком рукаве фельдшерской рубашки спряталась ловко сложенная Кисой пятихатка.       Дедок ухмыльнулся. Хорошие мужики, подумал он, хоть и из этих. ***        Дома было темно, только на кухне горела неярко встроенная в вытяжку лампа. Проходя к кухне, Игнат поврубал свет везде на своём пути: не видно же ни черта.       Там, сцепившись протянутыми друг к другу поперёк столешницы руками, сидели Никита и Сопливый румяный Савва. Оба напряжённо смотрели на вошедших, пытаясь понять, как относиться к их всклокоченному виду, следам грязи и крови на одежде и лице. - Что происходит? - выдавил, наконец, Савва.       Игнат, подбоченившись забинтованной рукой, торчавшей из варварски откромсанного от свитера рукава, кивнул с намёком на их положение: - А у вас?       Савва, на секунду слетев с панталыку, хотел было выдернуть руку из Никитиной, но тот крепче сжал пальцы и заявил серьёзно: - Он первый спросил.       Кайнат, двигаясь деловито и шустро, под шумок помыл руки, включил чайник, поставил на стол четыре кружки и придвинул для себя и Игната стулья. - Что ж, - протянул Урсегов-старший, элегантно садясь на предложенное место напротив брата и его... Никиты. - Я тогда первый отвечу. Заранее прошу никого не психовать и дополнительные вопросы приберечь до окончания презентации. *** - Ну и дела, ёбнесся, - в пятый раз перефразировал Никита одну и ту же суть.       Они лежали, прижавшись друг к дружке плечами, поверх одеяла на Саввиной кровати и переваривали двухчасовую кухонную беседу с "родителями". Савва всё ещё тихо всхлипывал. Бедолага, думал Никита, навалилось же на него. Он повернулся на бок, подпёр голову согнутой в локте рукой и посмотрел на Саввино зарёванное лицо сверху. Доверительным шёпотом выдал: - Сходи поссать, тогда плакать нечем будет. - Мне ссать тоже нечем, - булькнул Савва. - У меня обезвоживание, по ходу. - Принести попить? - Не надо. Сам схожу.       Они немного помолчали. На кухне урчал холодильник. Тихонько тикал старомодный будильник на комоде. Урсегов шмыгал носом, покашливал. Его рука снова оказалась в Никитиной, правая - в правой. Они лениво боролись на больших пальцах, скорее играя и ласкаясь, чем правда пытаясь победить. - Извини за сегодня, - вдруг сипло сказал Савва. - Ну, насчёт... - Забей, реально, - тут же прервал Никита. - Я ж вижу, что тебе не до того. Так что даже не думай. Всё у нас будет, когда захочем. Захóтишь. Да бля! - Когда захотим, да, - Савва не то кашлянул, не то издал смехуёк. - Чё, говоришь, книги писать будешь? - У меня на письме лучше получается, - Лисин расцепил их руки и понарошечно надулся. - Сам знаешь. - О, я знаю, товарищ "их языки боролись за первенство". Покорно прошу прощения, господин "дрожащие чресла", или что там у тебя было.       Оба засмеялись. Наконец, Саввино беспросветно страдающее лицо прояснилось. - Ты это, - Никита смущённо потёр щёку и крякнул: - Красивый. Я скучал.       Савва хмыкнул: - Мы в понедельник виделись. - Иди ты, - беззлобно. - Раньше мы вообще виделись каждый день. - Может, опять будем. - Когда! Игнат вон говорит, вы в Москву поедете. - Может, я не поеду. - Не пидри, езжай, - Никита взъерошил его чёлку, нежно прихватил в кулак волосы на макушке и сразу отпустил, принялся гладить. - У тебя голова. Можешь поступить там. - А ты? - А я к тебе буду приезжать в гости.       Савва смотрел в улыбающееся родное лицо и поражался. Как у него всё просто, у Никиты. Он вообще хоть когда-то грустит? Обижается? Чувствует отчаяние, пустоту? - Поцеловать можно? - серьёзно и тихо спросил Лисин. - Если хочешь.       Савва удивлённо вскинул брови и, не поняв, как ответить, кивнул. Его никогда прежде не спрашивали, можно ли с ним что-то сделать, и он не подозревал, что есть какие-то варианты. Впервые ему пришлось прислушаться к себе, подумать, хочет ли он целоваться.       Никитины влажные прохладные губы встретили его - горячие и сухие.       Оказалось, когда спрашивают - это ещё приятней.