Прекрасная скоропостижная жизнь!

      Двадцать четыре.       Никита разглядывает цифры внимательно, чтобы убедиться, что верно прочёл число. Обновляет страницу. Нет, всё верно. Двадцать четыре балла.       Нижняя граница, которую нужно преодолеть, чтобы сдать историю - двадцать три. А у него двадцать четыре, то есть, на один больше, то есть, он сдал. Вкупе с неплохими результатами по математике и блестящими - по русскому и английскому языкам и литературе, ему светило бюджетное место где угодно. В Мурманске. В любой другой ситуации он был бы без ума от счастья.       Но.       Савва с лёгкостью проходил в ВШЭ. Даже в МГУ, если на договорной основе - а Игнат Урсегов оказался запасливым ублюдком и мог себе позволить такое оплатить. И Никита, конечно, обещал, что будет приезжать к нему в гости. Они даже весело планировали, куда будут ходить потусоваться и заранее прикидывали примерные даты его визитов. В праздники, летом, после зимней сессии.       Только Никита не хотел приезжать в гости. Признаться ему было неловко, да и каркать не хотелось, но он надеялся, что у него тоже получится поступить в Москву. Ведь это было бы так здорово: учиться днём, а вечером приходить домой к Савве и вместе что-нибудь делать. Целоваться, например, или даже... Что там после поцелуев идёт...       Шмыгнув носом, Лисин усилием воли задавил желание разныться. Они и так провели два месяца, практически не отлипая друг от друга. Пора, видимо, и честь знать. Он щёлкнул на соседнюю вкладку и попал прямиком в огромное, на весь экран диалоговое окно с Саввой. Наклацал:       - Ну чё ты?       - Да норм. Билет купил.       Сердце пропустило удар. Точно, билет.       - На когда?       - 27 числа поезд.       - У нас выпускной 27, - ни на что особо не рассчитывая, напомнил Никита.       В конце концов, если Савва не пойдёт, он тоже не пойдёт. Шурка всё равно в обидах - стало сразу как-то резко ощущаться, что она учится в параллельном классе, а не сидит на соседнем ряду, не видать её и не слыхать, - а одному идти неинтересно. Но Савва прислал удивительное:       - В 23:45 отходит, успеем на выпускной, - и вдогонку поинтересовался: - В чём пойдёшь?       Никита улыбнулся буквам в экране. Вот, хорошие новости. Вместе на выпускной. Потанцевать, пососаться в туалете напоследок. Может, даже маркером на кабинке "Н+С" в сердечке накалякать. Потом проводить Савву на поезд - Игнат-то со своим громилой улетели уже, не помогут с чемоданами. И встретиться через месяц-полтора, как раскидаются с поступлением и накопят денег. Вернее, Никита накопит.       И ничего страшного, если не получится вместе учиться и засыпать каждый день рядом. В конце концов, жизнь-то длинная. Всё ещё можно успеть.       Сморгнув начавший уже густеть слёзный туман, Никита вылез из-за стола и поспешил натянуть выцветшие синие треники и старенькую серую футболку с потрескавшимся лого "Coca-Cola" на груди. В окне браузера висело Саввино: "Го через 15мин у Орбиты и по шаурме".       Савва осторожно, медленно дожёвывал десятисантиметровый остаток от гигантской, с предплечье, шаурмы, подставляя ладонь, чтобы не капало, и косился на Лисина. Тот ел по-детдомовски быстро, поэтому со своей порцией уже справился и теперь сидел, держа в растопыренных пальцах, словно драгоценную заколдованную бумагу, Саввин билет на поезд.       - В прекрасную скоропостижную жизнь билет, - пробубнил.       - Чего? - прикрыв рот с непрожёванным майонезно-куриным месивом, прогудел Урсегов. - В какую?       - Вот, - ноготь Никитиного большого пальца прижат к тонкой бумаге в нужном месте, подчёркивая: - ПСЖ написано.       - "Пассажирский," - прозаично пояснил Савва.       - Нет у тебя образного мышления, - смешок невесёлый. - Цифроёб.       - Ты это, - последний насквозь промокший кусочек лаваша отправился в наглый Урсеговский рот. - Дружба дружбой, а нахуй-то иди, да?       Как-то тоскливо Никита повёл плечом, проглотил дерзость, молча вернул Савве бумажку-билет. Проследил, как тот прячет её в паспорт, а паспорт - в напоясную сумку-кондукторку, наброшенную через плечо. Взъерошил волосы и руку после опустил, словно ненароком, на Саввину. Сжал.       - Знаешь, - тихо сказал Никита. - Я тут получил результаты, история последняя была. Хуёво. Еле-еле порог прошёл.       - Неудивительно, - буркнул Урсегов, но руку Лисинскую перехватил, погладил. - Потому что вместо подготовки падик мне обоссывал весь год.       - Я волновался, - огрызнулся беззлобно. - Да и не помогло бы, даже если б готовился. Сам знаешь.       Савва знал. Если всю жизнь учишься по-человечески, никакая дополнительная подготовка не нужна. А уж если, как некоторые, годами говно пинаешь, то под конец поздно за голову хвататься, и никакая дополнительная подготовка не спасёт. Поэтому он не провёл ни единого часа на факультативных занятиях и сдал все экзамены блестяще. И поэтому же Никита, как ни старался, не смог бы подтянуть ненавистную, давным-давно заброшенную, но нужную для поступления историю за полгода-год. Так что сетовать на судьбу было глупо, сочувствовать - тоже. Сглупил - вот тебе последствия. Уж про последствия Савва многое узнал за прошедшие месяцы.       Например, оказалось, что когда ты попадаешься правоохранительным органам на видео, на котором замахиваешь ноздрёй целую трассу, приходится ссать в банку и сдавать на экспертизу волосы. Приходится смотреть, как коллеги твоего дорогого брата обыскивают твой дом и перетряхивают все ящики, вываливая твои носки, канцелярские принадлежности и некстати забытые в нычке анальные пробки со сверкающими стразами-сердечками. Ещё выяснилось, что от обязательных визитов в наркодиспансер и созвонов с психотерапевтом по скайпу не отвертеться, и все подробности, которые хочется поскорей забыть, придётся разжёвывать, заново проживать и как-то укладывать в ещё не успевшей толком отойти башке. Да и слухи, как ни старайся, всё равно поползли: училки смотрели на Савву с сочувствием или с осуждением, однокашники перешёптывались, не веря в случившееся, а лички в соцсетях пришлось позакрывать - особенно там, где можно было писать анонимно. Формспринг и Аск.фм попали в категорию запрещённый вебсайтов, так много там было посланий, от которых хотелось кожу с себя срезать тупым ножом.       Поэтому предложение Игната переехать в Москву, скорее похожее на приказ, не обсуждалось. Савва знал, что это ради его же блага, что ему нужно убраться подальше от этих мест и начать заново. Он не был в восторге от этого решения, и ему не нравилось переживать всё это жуткое послесловие его по-подростковому глупых поступков, но было понятно: Игнат нарочно не стал заслонять его от этой отдачи. Хотел, чтобы Савва усвоил урок. И он честно, смиренно старался.       Даже пускай ехать в Москву было страшно. Пускай в терапии было тяжело, и каждую ночь после беседы с вечно сочувствуещей печальной синеволосой докторкой Савва засыпал в слезах. Пускай оставлять здесь Никиту казалось невыносимым, особенно сейчас, когда между ними возникло такое, о чём Савва мог прежде только мечтать.       Никита правда его любил. Это было заметно, это сквозило во всём. В том, как он целовался, как обнимал всегда бережно, спрашивая безмолвно: можно? В его сообщениях, типа, "ну чё ты?", "похавать зацепить?", "поспал?", "живой?". Его голодно блестящие голубые глаза и наглая лисья улыбка для Саввы становились мягкими, почти робкими. И обветренные загорелые его руки, ловко раздававшие лихих пиздюлей всем желающим, стали теперь совсем нежными. Как вот сейчас, когда в душном, пахнущем портовым морским ветром июньском воздухе между ними разлилось печально-ласковое молчание - Никитины пальцы сплелись с его с такой заботой, что в носу щипало.       - Просто я думал, - Никитина ладонь сжалась чуть крепче. - Ну, знаешь, можно было бы попробовать мне тоже... В Москву...       Савва на секунду весь напрягся, в мыслях заскакали варианты, которыми Никитос мог бы воспользоваться, чтобы поехать с ним в столицу: поступить на платное, попробовать другую специальность или какой-нибудь вшивенький, самый нетребовательный ВУЗ. Но он мгновенно отбросил эти мысли. Просить Лисина задвинуть его планы и будущее ради собственного комфорта он не мог. И так казалось, что тот вокруг него только и пляшет с тех пор, как Савва "вернулся".       - Ты же говорил, - сипло как-то пробормотал он. - Что будешь в гости приезжать? Передумал?       - Да я просто подумал, было бы прикольно.       - Некит, - Савва выпростал свою ладонь из-под его и обхватил Лисина обеими руками за шею. - Забей. Не думай об этом вообще. Пока никто никуда не уехал.       Бабки на лавочке возле детской площадки косенько поглядывали на двух сидящих на облупившейся трубе молодых парней. Обнявшись, прислонившись друг к дружке лбами, они молчали и улыбались изо всех сил. Старались не зареветь.       - Поехали в порт, - пробормотал Никита, пряча от Саввы заблестевшие глаза. - Погуляем.       С автобусом повезло: новый, с мягкими сиденьями, почти пустой. Ребята заняли места сзади, где никому их было бы не видно, и приготовились к долгой поездке; до порта был час пути. Савва покопался в поясной сумке, вытащил телефон, наушники и волшебную, на Никитин взгляд, штуковину - разветвитель для наушников или, как выражался сам Савва, джек-полторашку.       "Но я живу, пока держу твою ладонь в своей руке, И трещины на потолке напоминают мне о том, Что без тебя я был никем..."       Урсегов втопил кнопку прибавления громкости в корпус смартфона, с усердием глядя в окно, чтобы спрятать лицо от Никиты.       "Я слишком влюблён, Ты в каждой моей мысли, ты — вирус. Я снова буду ждать тебя дома…"       Лисин только хмыкнул, пошире раздвинул ноги, чтобы их колени соприкасались. Он украдкой поглядывал на Савву, слегка наклонив голову набок. Разглядывал его отросшие чёрные волосы, крупно завивающиеся в хаотичные вихры на затылке, но почти прямые спереди; дугу выгнутых ресниц, тронутую румянцем щёку, острую линию челюсти, обтянутую светлой кожей, под которой уже угадывалась щетина. Ладони зазудели от желания взять его за руку. Никита понимал с удивлением, что никогда до этого не влюблялся по-настоящему. Ну, вот так, чтобы всё трепетало от вида отвёрнутого к мелькающему столбами и магазами окну лица. Чтобы внутренности прижимались друг к другу от простого касания плечами через футболочный хлопок.       Никита легонько ткнул Савву в бок. Их взгляды встретились, и сквозь смущение в ответ на Саввино бессловесное признание Никита жестом показал: "Я тоже". Сделал знак руками: "Поставь на повтор".       В автобус набился народ, стало душно и шумно, кондукторша ругалась, что у неё нет сдачи, чей-то ребёнок орал из накопителя. А наши двое всё лыбились, прижавшись друг к дружке коленками, под одну и ту же песню.       В порту было относительно людно. Народ шнырял возле морского вокзала, прогуливался по скверику, трудился на торговых судах. Пошлявшись туда-сюда и вдоволь поглазев на корабли, Никита и Савва направились к ненарядному, похожему на амбар музею.       - Ни разу не был, - между прочим заметил Урсегов.       - Да нехуй делать здесь, - брякнул Никитос, выуживая из кармана треников ученический билет - бесплатный пропуск. - Нам в гараж.       - В гараж?       - Ага, - ослепительно улыбаясь билетёрше, Лисин потряс своей корочкой и вопросительно ткнул пальцем в сторону экспозиции: "проходим?". - Рохли смотреть.       Ничего не понимая, Савва всё же доверился другу и покорно потащился за ним в какие-то ебеня. Тем более, что горячие пальцы, сомкнутые в кольцо вокруг его запястья, вариантов не оставляли.       Музей был пуст, если не считать пары пенсионерок, уныло разглядывающих пластмассовые копии военных и торговых кораблей. Парни миновали крошечный зал, юркнули в служебную дверь и вмиг оказались в сыром и прохладном помещении с высоченным потолком. Из выставочного зала в гараж смотрело здоровенное окно, и если бы бабульки не были заняты исследованием экспонатов, могли бы увидеть, как эта парочка воровато пробирается сквозь ряды подъёмников, тележек и тягачей, похожих на КАМАЗы без грузотсеков.       - Гараж для наземной техники, - гордо пояснил Никита, будто был здесь хозяином. - Мне дед показал в детстве.       - Окей, - Савва огляделся, оценил масштаб, количество пустого сырого воздуха. - Хочешь реально мне рохлю показать или что?       - Нет... Щас, - Никита спешно зыркнул на стекло, за которым виден был совсем опустевший общий зал и потащил Савву к жёлтому тягачу, притулившемуся в дальнем углу. - Лезь.       Они забрались друг за дружкой в кабину, похожую изнутри на обыкновенный трактор. Сидячее место за рулём было всего одно, и Никита пристроил на него Савву, а сам сел рядом на пол, обратившись к нему лицом.       - Здесь нас не видно, - гордо заявил, обнажив в улыбке зубы.       Савва прыснул: неужели нужно было так далеко ныкаться, чтобы остаться вдвоём? У них и дома есть такая возможность, вовсе незачем...       - Слушай, - Никита поднял в воздух палец, отвлекая Савву от ворчания про себя.       Тот навострил уши и услыхал, как за стенами гаража шумит порт. Вдалеке едва различимо грохочет погрузочная техника, кричат люди, а поближе, совсем рядом, волнуется солёный Кольский залив и гудит пахучий прохладный ветер. Савва ощутил, как этот шум оглаживает его тревожную душу, давая понять: существуют на свете огромные, громкие, мощные вещи. Море и гигантские суда, плавающие с одного конца света на другой. Ты маленький и слабый перед ними, но это ничего. Всё, что с тобой ни случается, всё не страшно. Всё пройдёт. Горе твоё пройдёт, и больше не будет жутко, и больно не будет, всё заживёт и наладится.       Савва взглянул на Никиту, на его сомкнутые светлые ресницы, подрагивающие в умиротворённой улыбке губы. Наверняка он тоже это чувствует. И сюда приходит, чтобы ощутить себя, как Савва сейчас, просто галькой на каменистом северном берегу. Гладким, обласканным водой маленьким камушком.       - Ты, типа, отдохнуть сюда приходишь? - расслабленно спрашивает Урсегов. - Поэтому такой жизнерадостный?       - Ага, - хмыкнул Никита. - Отчасти.       Савва пригнулся, слез с водительского места и пристроился сверху ни полулежащем на полу Никите. Тот вздрогнул, распахнул полные изумлённой синевы глаза. Покраснел: Урсегов приземлился задом прямо ему на промежность, взволновав его быстрые на реакцию юные чресла.       - Ты чё? - осторожно уточнил. - Нормально всё?       - Не хочу уезжать, - резко выдал Савва; его руки легли на Никитину грудь, вцепились в выгоревший серый хлопок его футболки. - Боюсь.       - Да всё нормально будет, - нервно засмеялся Лисин.       - Знаю.       Саввино лицо оказалось в сантиметре от его, и он выдохнул в Никитины приоткрытые губы:       - Поцелуй...       Резко выбросив вверх руку, Никита притянул Савву к себе за загривок и впился в него так лихо, что их зубы больно клацнули, встретившись. Они крепко, смачно целовались, пыхтя и вздыхая, неосторожно гладя друг друга раскрытыми ладонями. Никита положил дрожащие руки на его бёдра и автоматически, не думая, подтолкнул, усиливая трение; оба застонали и замерли вдруг, отрывисто дыша.       Две пары блестящих, подёрнутых нежной поволокой глаз глядели друг в друга нерешительно, но страстно.       - Я это, - охрипше выдал Никита, облизывая покрасневшие влажные губы. - Читал, что куча однополых пар не занимаются... Ну, аналом. Так что... Можем просто... Руками. Если ты хочешь. Просто мало ли, если у тебя там... Травма или что... Ну и... У меня просто нету...       Савва остановил его зашарившие было по карманам руки.       - Хочу. Давай.       И, снова втягивая Никиту в поцелуй, прошептал:       - Спасибо.       Мягкий свет, проникающий в кабинку через напрочь запотевшие стёкла, кутал их, словно одеяло, вспотевших и дрожащих, немного напугано и страшно влюблённо друг на друга глядящих. Молодые пацаны, горячие головы, долго ли - за пару минут управились и сидели теперь, обалдевшие, пытаясь преодолеть послеоргазменный тупняк. Посмеивались.       - Мы как в "Титанике", - пробормотал Никита. - Помнишь, там в экипаже сцена.       - Надеюсь, финал нас ждёт другой, - вытирая руку завалявшейся в "нажопнике" салфеткой, ответил Урсегов.       Вдруг послышалось механическое гудение главных гаражных ворот. Оба встрепенулись, загоношились в тесной кабинке, перелезая друг через друга, спешно вывалились наружу.       - Пацаны, - окликнул их один из двоих вошедших мужиков. - Вы чё тут?       - Извиняйте, дядя, - выпалил Никита, подталкивая Савву к выходу и молясь, чтобы их лица не смотрелись совсем уж блаженными. - Заблудились! Уже уходим.       - Молодёжь, ебать, - уже в спину им пробасил второй мужичок. - Без телефона в трёх соснах потеряетесь!       Но они уже не слышали: оглушённые адреналином и особым, только влюблённым ведомым восторгом, Никита и Савва неслись прочь от невзрачного музейчика и статного морского вокзала, наперегонки в сторону дома.       Кто последний до "Полярных зорь", тот лох.       Глядя в золотой кучерявый затылок, запыхаясь, Савва смеялся. В голове колотилось с пульсом: это был его первый раз. Вот сейчас, в гараже, с Никитой. Всё другое просто не считается. Всё другое - ничего не значит.