По разные стороны баррикады

Амброзиус всегда пусть и был немного отличавшимся от других, но никогда не показывал этого, играя со сверстниками на равных. С самого детства ему вложили в голову мысль о благородном родстве с Глорет, самой что ни на есть главной спасительницей их королевства, взлетевшей до небес благодаря своим подвигам, и которое впоследствии оказывало очень сильное влияние на парня. Он всегда знал, что ему суждено стать учеником Университета, и какое-то время чувство того, что ответственность никуда не уйдёт, а только возрастёт с уровня оруженосца отца до управления гвардией, давило. И пусть многие его предки, как ему рассказали, с самого начала были настроены решительно в сторону своей должности и не считали нужным стараться ради каких-то результатов, ведь их репутация и генетика и сами хорошо справлялись, Амброзиус так не считал, собираясь отвоевать свой статус сам, чтобы не оставаться в вечной тени предков, пока он может только мило улыбаться прохожим и играть роль, повторяя за другими. Это желание нехило ему помогло во время обучения, ведь "золотого мальчика" за его родословную уважал очень и очень малый процент. Люди всегда были зло настроенными к другим, особенно дети, и Голденлойн ощутил это на своей шкуре, когда его задирали на протяжении долгих лет. К концу обучения пусть все они были и взрослые люди, представляющие собой сформировавшиеся личности храбрых мужчин, настроенных кинуть все силы на защиту дома, а некоторые всё равно вели себя как дети, завистливо поглядывавшие в сторону Амброзиуса, которому в любом случае ничего не подавалось проще, чем другим, посему он и занимался после основных занятий, взращивая в себе веру в свои силы. Но парень всегда старался видеть в других позитивные черты, пусть они иногда и были зарыты настолько глубоко, что даже хирургическим методом достать их было бы затруднительно. Даже Тоддеус, постоянно издевавшийся и над ним, и над Баллистером, в конце концов вывел их на поверхность и смог признать, что действовал неправильно, при этом не начав конфликт с какой-то мелочи, а пристыженно отдавая дань памяти Нимоне. И даже тогда, когда против Баллистера обернулось всё, что только могло, он не торопился изменять своим принципам, упрямо вглядываясь в корень проблемы и по-прежнему считая, что его любимый не мог поменяться настолько кардинально всего за пару секунд. Во-первых он достаточно долго встречался с ним и успел досконально узнать, как и Блэкхарт его самого, а во-вторых реакция мужчины утверждала обратное. Карие глаза выражали лишь прозрачное удивление, холодный страх и взывание к Амброзиусу за помощью, и это не были бы те эмоции, какие испытывал бы намеренно распланировавший всё убийца. Не мог быть маньяком тот человек, какого настолько сильно беспокоило всеобщее мнение, ведь тот был простолюдином, подавшимся в рыцари, и потому растворившийся в воздухе перед церемонией, чтобы успокоить навязчивые мысли. Но как бы Голденлойн не был верен своему сердцу, мужчина не хотел, чтобы все его старания за столько-то лет ушли под землю, куда бы он их захоронил. Это были ещё одни принципы, которым был верен Амброзиус: чувство долга у него было развито очень хорошо. Университет был делом всей жизни, всей династии, тем, ради чего он просыпался утром на протяжении целых лет, и Амброзиус, как тот, кто желал с самого начала служить своему королевству, выбрал соответствующую сторону. Ту сторону, что в итоге пусть и оказалась неверной, но в тот момент, когда всё правительство обострилось против одного человека она казалась самой правильной. Но что бы не начинали говорить, мужчина с самого начала не верил в правоту Университета, хоть и прикрывался этим, не горя желанием быть выкинутым и вписанным в список разыскиваемых, как главный предатель. Нет, он не надел розовые очки, видя перед собой только "любовь всей жизни" и её правоту, но и не собирался слепо верить всему, что льётся сверху. Мужчина просто не поменялся. Он следовал приказам, при этом искренне желая понять, что в этой всей ситуации не так, подстраиваясь под обстоятельства, но не отступая от своих решений (нельзя было просто переубедить, всегда так было и осталось, накопившиеся от давно отошедших в мир иной дедушек запасы недоверия к окружающим сложно было побить), что, как оказалось, и окупилось. Благодаря тому, что он искал подвох во всём (какое-то время и в вернувшейся "истребительнице" спокойствия, Нимоне), Амброзиус добрался до конца с минимальными потерями и чувством собственного успеха. За эту независимость его многие и ценили, а заодно и за отсутствие вездесущего и растущего с каждым днем высокомерия. Тот же случай с "простыми" людьми: Амброзиус не понимал, как можно было отделять одних от других, при том что, фактически, они ничем не отличались друг от друга внутренним стержнем и выдержкой. К сожалению, так мало кто считал, и парню приходилось скрыть свою точку зрения, высказывая её реже, чем другие. В его понимании не было смысла на разделение, что и показывал Баллистер, с самого начала приглянувшийся "золотому наследнику". И если бы мужчина невзначай, как часто у них бывало (перескакивание с одной темы на другую было их фирменным приёмом в разговорах), решил бы спросить, какое бы животное стало его тотемом, то ответ был бы очевиден: золотистый ретривер. Амброзиус был тем человеком, что мог совмещать в себе теплую дружелюбность (в основном к любящим его людям) и прочную надёжность. Если кто-то начинал общаться с ним теснее, то проходило не очень много времени, чтобы пришедший с лёгкостью почувствовал себя в безопасности и смог бы смело довериться тому. Амброзиус не боялся лишний раз посмеяться над самим собой, как делали другие, боясь замарать свой нажитый статус. Он отдавал свет тем, кто ценил его самого, понапрасну не растрачиваясь на людей, которые относились к категориям простых знакомых или тех, кого хотелось бы видеть как можно меньше в течение всей жизни. Мужчина уважал и берег тех, кто мог как и он за других порадоваться за его награды, которые, впрочем, Амброзиусу и не сдались, посему он и был искренне рад, когда Баллистер превзошёл его в достижениях по учёбе и стал первым по счету и "идеальности" учеником Университета. В миг, когда директор вручала очередную награду за успехи всего за семестр, Амброзиусу хотелось кричать от радости, и, не сдерживая всю свою энергию и эмоции, что пылали в нем, подойти и расцеловать Баллистера на глазах у всей публики, но в итоге позволив себе только радостную улыбку и еле видное кивание головой, чего, впрочем, было достаточно. Зная, насколько тот ещё не привык к их отношениям, Голденлойн каждый раз взвешивал свои желания, и не обострял лишний раз ситуацию, пока Блэкхарт окончательно не свыкся и не стал проявлять инициативу сам. Амброзиус нашёл своего чёрного кота, иногда пусть грубого и чересчур закрытого, но создававшего баланс и усмирявшего ту ослепляющую энергию и позитив, порой даже возвращая его с небес на землю и оттягивая от беспричинных и чрезмерных мыслей о том, что все будет сладко (такое бывало редко, да и то в присутствии одного только Блэкхарта). Баллистер создавал вторую сторону картины, отображавшую противоположность жизни "золотого" наследника династии Глорет. И Амброзиус всецело поддерживал своего кота, пока тот вырисовывал новые детали в композиции с обратной стороны, в тени, своими заботливыми, но с грубоватой кожей, руками.