***
Ночной город с высоты казался одним намешанным комком света разных цветов и насыщенности, но, признаться честно, выглядил эффектно, что подчеркивало роскошность как города, так и квартир этой полностью стеклянной многоэтажки. Парень, стоящий возле панорамного окна, держа в изящной руке бокал дорогущего вина, смотрел на открывающийся ему вид. На теле Антона были штаны в обтяг, подчеркивающие его спортивные от постоянных тренировок ноги и накачанный зад, и рубашка, которая была ему явно велика, прикрывавшая этот самый зад, — видно, хозяин вещицы совсем не он. В голубых глазах отражался яркий город, лицо выдавало умиротворение, несмотря на усталость, тенью залегшей под глазами. Послышались шаги, обладатель которых шел явно в его сторону. В квартире стояла полная тишина, поэтому звук чужих шагов эхом отдавался от стен. Антон улыбнулся и подавил рвущийся смешок, услышав чих. Он знает только одного человека, способного так мило чихать. Данил заходит в просторную гостиную, недовольно бурчит, о том как было бы неплохо проветрить помещение (Антон улыбается еще шире на бубнеж парня), ведь дышать пылью — не самая хорошая идея. Особенно в этот вечер. Одной рукой он чешет нос, а вторая занята пакетом с пока что неизвестным содержимым. — Как здесь вообще дышать? Тебе вот не душно? — недовольно интресуется Гаврилов, попутно подходя к стеклянному столику возле дивана и раскладывая на нем содержимое пакета. — Хм, бубнишь как дед какой-то, все тебе не нравится. А еще меня называешь разражительным истеричкой, — Антон все же издает смешок и оборачивается к мужчине. На столе появились различные контейнеры с едой и бутылки газировки, еще алкоголь. — Я хотя бы не завожусь от мелочей, — бросает Данил, все еще не смотря на парня напротив, который наоборот, прожигает своим пристальным взглядом голубых глаз. Когда же он встречается с пронзительным взглядом таких прекрасных глаз, словно чистое озеро, тело пробивает мелкая дрожь. В нем и утонуть можно. И Данил никогда не признается хозяину этих глаз, что давно утонул в их глубине. — Есть хочешь? — переводит тему, показывая нежелание спорить сейчас. Антон хочет съязвить в ответ, но живот предает его, издавая характерный звук. Они не ели с прошедшего концерта. Теперь смеётся Данил, садясь на диван и внимательно смотря уже на раздраженного Черемисина. Он хлопает рукой по месту рядом, призывая Антона сесть, на что второй фыркает, но идет прямиком к улыбающемуся «другу». Улыбка Данила становится шире, пока он наблюдает за тем, как недовольный Антон присаживается рядом. Он знает, что своей хитрой улыбочкой бесит парня рядом. Данил уж очень любит его дразнить. И эти чувства взаимны. Наверное, нет такого дня, когда они не ругаются или спорят. — Хуль ты лыбишься? Смотри, чтоб лицо не треснуло, придурок… — все же злится Антон, ведясь на очевидную провокацию. «Интересно, почему же тебя называют раздражительным истеричкой», — думается Данилу. Но вслух не произносит, а то прилетит затрещина. Рост Данила, конечно, два метра, но пока они сидят, его голова находится в доступности Антона. Данил ничего не отвечает, показательно отворачиваясь к столу и наливая им в бокалы красного полусладкого, ухмылку с лица не стирает, в этом раунде победа его. Антон закатывает глаза, забирает поданный контейнер с сушами и вилку. Параллельно думая, что обязательно отомстит мужчине. И он сможет сделать это сегодня ночью. Настроение Антона от таких мыслей стремительно растет. Их маленькую войну он еще не проиграл. А пока можно спокойно поесть с этим человеком, очень красивым человеком — Антон невольно засматривается на чужой профиль. На чуть растрепанные волосы; на губы, изогнутые в расслабленной полуулыбке, которые хочется целовать; на серые глаза, отливающие металлическим блеском. Теперь эти глаза смотрят прямо в его, в них плещется желание. Данил смотрит внимательно, глаза горят, в них можно прочесть многое. Воздух в комнате накаляется, становится душно. Но парни в ней этого не замечают, они поглощены разглядыванием друг друга. Их взгляды полны не чем-то нежным, а пошлым. Они раздевают друг друга. Глаза прищуриваются, а на лице Данила рисуется оскал, который в точности копируется вторым человеком. Такими темпами, они ни то что не поедят, даже до спальни не дойдут. Но им все равно. Пока они могут жадно разглядывать друг друга, ничего не будет им мешать. Ночь обещает быть жаркой и интересной.***
Спальня была окутана тьмой, и лишь ночной город освещал ее через плотное стекло.На черных простынях просторной кровати были двое. Антон лежал, тяжело дыша, одной рукой сжимая чужие волосы, пока Гаврилов исследовал чужое полуголое тело. Широким движением проведя языком по чужой шее, он чмокнул вздувшуюся от напряжения венку и спустился ниже к ключицам. Их он целовал, слегка прикусывая, слыша сверху рваные выдохи. Возбуждение росло. Черемисин хотел было его поторопить, но подавился воздухом, второй рукой сжав черную простынь, когда Данил взял в рот розовую бусину соска. Пососав его и слегка прикусив, на что получил незамедлительную реакцию сверху в виде приглушенного полустона, он выпустил его изо рта. Ухмыльнувшись, он подул на покрасневшую горошину, создавая контраст температур, на что тело под ним дернулось и покрылось мурашками. Со вторым соском он игрался рукой, слегка сжимая и пощипывая. — Не тяни, идиот, иначе все закончится раньше, чем тебе хотелось бы, — с легким раздражением произносит Антон, в штанах уже тесно. С каждой секундой он возбуждается еще сильнее от действий Данила. — Только мне? — со смешком спрашивает Гаврилов, продолжая ласкать кожу. Он опускает руку на чужой пах, через ткань штанов ощущая возбуждение. Решая поддразнить нижнего, он надавливает на твердый бугорок, на что получает громкий стон. — Бесишь… — Данил чувствует как его за волосы тянут наверх и не споротивляется, попадая в плен чужих и очень горячих губ. Антон проводит языком по ровному ряду зубов, затрагивает нежное нёбо, слыша тихий стон и, напоследок, облизывает нижнюю губу нависшего над ним парня, падая на подушки. Рука Антона тянется вниз, он обхватывает ремень брюк Данила, пытаясь его снять вместе с этими брюками. Гаврилов позволяет расстегнуть ремень, а затем перехватывает тонкие руки и фиксирует их крепким захватом над головой Черемисина. Он, не скрывая взгляда, жадно осматривает желанное тело под ним, усыпанное его отметинами, тяжело дышащее, по которому градом льется пот. Затем переводит взгляд на глаза Антона, голубая радужка сверкает в кромешной темноте, а искусанные губы блестят от слюны. Возбуждает, даже слишком. Данил скалится как-то по-звериному, теперь уже одной рукой держа чужие, а второй тянется к прикроватной тумбочке. Антон следит за его действия, непонимающе хлопая глазами. Нащупав то что ему нужно, Данил смотрит на Черемисина с легким прищуром. В глазах Антона отражается красная веревка. — Надеюсь, ты не против чуть поиграть, — довольно мурлыкает Данил, охотно связывая руки Антона. На что тот удивленно выгибает бровь, но не вырывается. Вопреки всему, он ухмыляется. — Неужто так хочется показать свою власть на до мной, а, папочка? — тянет Антон, хищно улыбаясь, затем добавляя, — Без синяков, помнишь же да? — дразнится сученыш. Антон готов на многое, чтобы разозлить Данила. — Я постараюсь, малыш, обязательно постараюсь, чтобы твой рот издавал больше неприличных звуков. Слишком разговорчивый ты сегодня, — завязав узел, почти шепотом цедит Данил в чужие губы, согнутые в улыбке. Антон хрипло смеется, с вызовом смотря в серые радужки. Счет сравнялся. — Постарайся… — ответный шепот, едва слышимый сквозь требовательный поцелуй. Данил, сползая ниже по кровати, снимает с Антона штаны вместе с его боксерами. Антон выдыхает, чувствуя приятную свободу. Гаврилов повторяет тоже самое и с собой. Он щекой упирает в об давно вставший член. Раздражение уходит на второй план, и Гаврилов берет в его в рот, вобрав во всю длину. Антон протяжно стонет, хватая чужие волосы связанными руками, сжимает их, надавливая на голову Данила, чтобы тот двигался, задавая нужный темп. Данил стонет, вызывая в горле вибрации, от чего становится еще приятней. Данил отсасывает потрясающе, настолько, что Антон сгибает в коленях ноги и выгибается в спине, громко стоня его имя. Где он этому научился, Антон не спрашивал. Не завершив дело до конца, Данил выпускает член изо рта, слыша недовольный стон и последующую за ним нецензурную брань, он рукой вытирает слюну. Данил подхватывает чужие ноги под колени и тянет Антона на себя, опускает взгляд на сжимающуюся промежность второго, пошло облизывая губы. Снова фиксирует руки Антона над его головой и тянется за смазкой. Он мог бы заставить Антона помучаться еще, но у самого пах тянет сладким узлом в томительном ожидании — он сам уже не может больше ждать. Смазав пальцы, Данил растягивает тугие стенки мышц, наслаждаясь полухрипами, полустонами Антона. Подготовив его, Данил медленно входит во влажный анус, сам не сдерживая голоса. Толкнувшись на всю длину, он получает резкий вскрик Антона, выгнувшегося под ним. Данил начинает движения, слушая сладкие стоны Антона, который совершенно не сдерживается. — Данил…быстрее… — выдыхает Антон в перерыве между стонами. Названный слушается, закидывая ноги, согнутые в коленях, второго к себе на предплечья — чтобы было удобно — и, крепче сжимая бедра, начинает втрахивать Антона в кровать сильнее и грубее, так, что его яйца ударяются об промежность. Комнату заполняют пошлые звуки и мокрые шлепки. Ему даже толком ничего не приходится делать, чтобы Антон кончил. Лишь пару раз проведя по стволу и несильно сжав головку. Парень под ним обмякает, тяжело дыша Антон облизывает губу, смотря через полуприкрытые глаза на Данила. А тот совершенно не собирался останавливаться, выбивая из уставшего тела все возможное. Данил потянулся за поцелуем, тут же получая его. Через несколько толчков Данил со стоном кончает, останавливаясь в тесном теле и переводя дыхание, рассматривая открывающийся ему вид на запыхавшегося Антона. Довольного Антона. Его Антона. Он обессиленно падает рядом с Антоном, предусмотрительно сняв презерватив и выкинув его куда-то на пол, — сил разбираться и идти куда-либо не было. Данил перевернулся набок, обхватывая талию Черемисина и утыкаясь носом тому в шею. — Наконец-то можно выспаться, — довольно зевнув, блаженно протянул Данил. — Согласен, только ты ничего не забыл? — вторил ему Антон и, встретившись с вопросительным взглядом, поднял руки, все еще связанные красной веревкой. — Я, конечно, все понимаю, фетиши все дела, но я еще не настолько ебнулся, чтобы быть собачкой на привязи. — смеется Антон, треся руками. Данил закатывает глаза, освобождая антоновы руки, вот надо ему все испортить своим длинным языком. — Когда-нибудь ты договоришься, и я от тебя уйду, — бурчит Данил, чмокая улыбающегося парня в висок. — Я бы на это посмотрел, да и потом, с чего ты взял, что я тебя отпущу? Свяжу этой же веревкой и посажу в свой подвал, — продолжает Черемисин, после утыкаясь губами в лоб Данилу. — Все, я спать. — Ага, ночи, завтра опять на тренировку идти, проспим — Саня нам мозги промоет… Ночь оправдала ожидания, ведь под ее покровом, где-то в центре Сеула, сладко спят двое парней, довольных парней. И об этой ночи не узнает никто.