Даби

      На улице стоял глубокий вечер, что готов был превратиться в ночь. Дул сильный и холодный ветер, пробирая до самых костей. Тёмные облака сгущались так, что неба было уже почти не видно. Во всех домах разной потрёпанности свет не горел. Вряд ли кто-то спал. По пустынной улице шёл один дурачок. Единственным доказательствам того, что город не был заброшен — машины, которые изредка проезжали мимо на большой скорости, будто не желая пересекаться с кареглазым.       Этот придурок выглядел лет на двадцать. Рост чуть выше ста семидесяти четырёх. Телосложение скорее худое, чем худощавое, но этого было не видно из-за длинного тёмно-коричневого пальто, подол которого задевал землю. Чёрные кроссовки покрыты толстым слоем пыли, из-за чего создавалось ощущение, что они тёмно-коричневого цвета. Джинсы блёклые — шот тёмно-серый. Представляя внешность этого парня, вы должно быть думаете, что он одет безвкусно. И это так, ведь у его семьи не хватало денег на новую одежду. Поэтому приходилось донашивать старое и покупать фуфло на рынке. Но давайте всё же вернёмся к истории.       Этому придурку хотелось одновременно плакать и смеяться от абсурдности его положения. Ведь вся семья отговаривала его от похода в единственный магазин, который находился в километрах пяти от дома. Даже его любимый пёс не рвался гулять, видя, какие жёсткие на улице погодные условия.       Но парня это никак не смутило, и он вышел за продуктами. Однако сейчас он жалеет о своей упёртости и вспоминает, как его покойная мать приговаривала: «Эта твоя упёртость скорее тупость». Сейчас он согласен с ней, как никогда раньше. — «Этот ветер меня сейчас с ног собьёт! Надо хоть где-нибудь укрыться!» — такого типа мысли были в русой голове Егора Степановича Морозова. Именно так звали нашего главного героя.       Ветер был настолько сильным, что высокие деревья почти целовали землю. Егор начал бежать. Шаг за шагом он ускорялся, ведь заметил вдалеке одинокое дерево. — «Да! Вот оно! Моё укрытие!» — радости не было предела — Морозов даже забыл о пакете с продуктами, который уже давным-давно выпал из его рук и полетел невесть куда.       Всё быстрее и быстрее. Шаг за шагом, что начали переходить в прыжки. Пыль и песок попадали в рот, нос и глаза, но молодого человека это сейчас не волновало. Ведь осталось лишь десять метров. Восемь метров. Пять метров. Три метра. Метр. Он наконец добегает до дерева и обгинает его.       Ветер всё время беспощадно хлыстал в затылок и пробирался за шиворот. Егор очень замёрз и хотел укрыться от вихря. Как только он зашёл за дерево и чуть расслабился, где-то раздался скрежет метала. Шум деревьев и шелест их листвы. Искры из проводов. Всё намекало на то, что лучше зайти в какой-нибудь подвал, а не стоять за деревом. Но Егор не сдвинулся с места, надеясь, что погода успокоится. Слишком наивно.       Всё произошло быстро: треск дерева за спиной; ощущение, как в голову прилетело много щепок; быстро надавивший многолетний дуб на голову. Разрыв сухожилий. Неимоверная боль во всём теле. Ломание последних костей. Ощущение, как тебя сдавливают. Эта была самая сильная вспышка боли, которую Егор когда-либо чувствовал. Чего-то подобного он бы вряд ли когда-нибудь ощутил. Но всё ведь в жизни бывает первый и последний раз, так ведь? — «Как же больно…»       Кровь начала пропитывать одежду. — «Какой же я дебил…»       Правый глаз вытекает из черепа, продолжая передавать картинку повреждённому мозгу. — «Мама…»       Через рот стала просачиваться густая алая жидкость с осколками окровавленых зубов. — «Я с ней увижусь…»       Раздавленные органы поочерёдно стали отказывать. — «Простите, семья…»             Нос заложило собственной кровью. — «Сегодня вы остались без ужина…»       Сердце в последний раз прокачало кровь через дырявый организм и навсегда замолчало.

***

      Егор Степанович Морозов будто проснулся во тьме. Он не чувствовал своего тела. Он не чувствовал себя, как человека. Он стал чем-то иным. Чем-то выше, чем простое трёхмерное существо. Или ему так казалось? Он этого точно не знал. Парень (или то, что им раньше было) погрузился в некую апатию. Морозову казалось: всё, что раньше его волновало — больше не было таким уж важным и не имело должного смысла. Что вся его жизнь была мелочной. Никчёмной. Бессмысленной.       Наверное, эта апатия и некая безразличность могла продолжаться вечность. Но тут Степанович почувствовал чей-то зов и что-то странное. Зов был очень слабым и недолгим, но парень запомнил в каком «направлении» ему нужно «двигаться». Морозов вспомнил, что это странное чувство называется «тепло». Он уже почти забыл, что значит тепло, и какого ощущать его. Морозову захотелось снова почувствовать тепло. Парень, словно зачарованный, следовал за зовом и еле заметным теплом. Всё ближе. Ближе. Ближе и ближе. Чувство давно забытого тепла начало становиться всё ярче и ярче. Вдалеке появилось что-то странное. Там висит какая-то белая точка. Егор разглядел синий огонёк, который ничего не освещает. Парень проскользнул к нему. Наверное, Морозов испытал бы дискомфорт от огня, ведь он уже был к нему почти вплотную, но сейчас парнем двигало лишь любопытство, и желание ощутить тепло. Язычки слабого пламени были живыми и словно играли друг с дружкой. Различные оттенки синего и голубого переливались в причудливом танце. Они были очень завораживающими.       Парню хотелось потрогать огонёк. Но только он собрался это сделать, как его стало затягивать в огонь. Почему-то ему казалось, что огонь сожалел о том, что Егор встанет на его место. Также огоньку было ясно, что он тухнет, что он больше не может бороться. Синий огонёк умирает. И Морозов станет ему отличной заменой. Егору это не нравилось, но его мнения никто не спрашивал.

***

— Тойя! Тойя! — Егор не может понять, чей женский голос кого-то взывает. Но голос наверняка очень беспокоился о неком «Тойе».       Резко и болезненно до Егора пришло осознание, что он был раздавлен деревом.       Тут он начал чувствовать собственное (?) тело. Он почувствовал, как обжигающе холодная рука теребила его за плечо. Голос женщины стал более чётким, и парень всё же вскочил и схватился за место на майке, где должно быть расположено сердце. — Тойя, ты в порядке?! — она его обняла, но объятия не приносили тепло, скорее наоборот — холод. От замешательства Морозов позволил его обнять. — Тойя, тебе плохо? Что-то болит? Говорить можешь? — этот человек был довольно странный, но не из-за полностью белых волос в столь юном возрасте. Она была слишком высокой. Или Егор был таким маленьким? У парня сейчас было уйму вопросов. — Тойя, ну пожалуйста, ответь! — женщина начала плакать навзрыд. — «Стоп… в смысле..?» — Степанович осознал, что это не русский. При этом он прекрасно понимает этот язык, словно он его носитель. — «Это китайский? Но я ведь должным образом ни один язык, кроме великого и могучего не знаю!» — много мыслей вертелось в голове парнишки, но одна мысль привела его в чувство: эта женщина назвала его Тойей. — «Нет… быть того не может… это невозможно…» — Тодороки Рэй..? — в неверии произносит Егор. — Да, это я — твоя мама! — поток слёз у старшей Тодороки остановился, ведь с её сыном было всё хорошо. От радости она сжала ещё сильнее. Пусть он и назвал её по имени и фамилии, а не мамой, но это сейчас её не волновало. — «А как там моя семья? Что случилось после моей смерти? » — пока мальчик обнимал не его мать, он думал, что просто бросил свою семью.

***

— Внимание-внимание! Вчера на улице **** был обнаружен раздавленный деревом мужчина средних лет. Опознать не представляется возможным. Если у вас есть вариант кто это мог быть, то звоните по телефону-       Неполная семья лишилась единственного работоспособного человека. Для кого-то он был лучшим сыном, добрым старшим братом, надёжным другом, хорошим хозяином, что ухаживал за дворняжкой.       С каждым месяцем положение этой семьи становится всё хуже и хуже. Они не уверены, смогут ли они выжить с теми копейками, что остались. Они не уверены, что смогут протянуть хотя бы пару месяцев. Они ни в чём не уверены.