Вверенный

Рука ноет. Бэкхён закрывает глаза и прикладывает ладонь к плечу, будто это действие способно унять неприятные ощущения. На столе лежит несколько папок с документами, скоро Кёнсу должен принести журнал и подготовить деньги к зарплате. Они и так задержали конверты на время его отсутствия «по болезни». Уставшие глаза слезятся от множества букв и цифр. Хочется закрыть всё и отодвинуть от себя, но он должен разобраться с делами до восьми вечера. Плохая привычка опаздывать к Паку домой сказывается на омеге. Бэкхён неоднократно видел такой взгляд у омег братьев, но не думал, что огорчённое смирение так скоро коснётся глаз Чанёля… Кёнсу врывается в кабинет как всегда собранный, с каменным лицом.       — Ребята не отвечают на звонки. На фуры напали, — спокойно докладывает он. — Предположительно минут двадцать назад. Бэкхён вздыхает, медленно откидываясь на спинку кресла. Спина сгибается сама по себе, а взгляд утыкается на раскрытый журнал. Он видит множество колонок со знакомыми именами ребят, цифрами, доплатами, переработкой и поднимает голову к помощнику. Кёнсу уткнулся носом в планшет.       — Отслеживаем передвижение?       — Да, босс. Эфир наблюдаем мы и группа реагирования.       — Когда приедут, будем двигаться с места, а пока организуй ещё одну группу. Если привезут на большой склад, он, вероятно, будет хорошо охраняться.       — Выполняю. Парень притягивает к себе журнал, берёт линейку и тщательно проверяет каждое имя. Не то чтобы они много доплачивали за опасную работу, но тем, кто участвует в перестрелках, немного накидывали сверху. Тоже самое касалось и стрелков. У Бэкхёна их было не много. Порою случались ситуации, когда хотелось бы иметь целую армию качественных специалистов (желательно прошедших военную подготовку), но пока что у него был только один служивый — О Сэхун. Но и тот был вынужден курировать подчинённых. Что касалось охраны, то несколько лет назад он понёс сильные потери и набрал хороших парней, понимающих, что они делают, почему и для чего. Кёнсу хорошо с ними поработал, так что деньги мало кого интересовали. Люди, привыкшие держать оружие в руках, хотели иметь с ним дело и дальше, но такая сфера деятельности вела за собой серьёзные последствия. Набирая альф и бет в команду, Бэк обязывался присматривать за их семьями. Да, это были большие траты, но даже в этом Бэк выигрывал — общность вынуждала их приглядывать друг за другом без напоминаний; во всей семье только у отца и Бэкхёна было полноценное боевое братство. Перед глазами мелькнула рука. Кёнсу поставил на стол чашку кофе и вышел так же тихо, как и вошёл. Бэкхён не глядя потянулся за ушком, тут же проглатывая горячий напиток. Внутри всё неприятно обожгло, язык с силой защипало. Горечь ударила в голову. Грозил ожог, но это позволило ему проснуться. Наконец, строчки перестали смазываться в сплошную черноту.       — Родной, подкинь мне сахар, — попросил он помощника. Последние ночи (после возвращения), Бён плохо спал. Не позволяла рука, но даже с учётом выпитых обезболивающих он не мог не думать о семье Им. Его поражало то, как сильно они выросли с их последнего столкновения. Весной 2020 года он ещё не был настолько ожесточён, чтобы вырезать целые семьи, поэтому беды продолжают возвращаться в его жизнь. Однако теперь он не допускает подобных оплошностей. За ним уже закрепилась определённая репутация, мало кто из новых персонажей на рынке желает махнуть оружием в его сторону, зато старые «друзья» время от времени не оставляют попыток ударить как можно больнее. Да, бой с Хёнха был тяжелым для него в те годы. Ему было всего двадцать пять лет и он всё ещё с трудом удерживал поводья в руках, хотя после смерти старшего брата на тот момент прошло целых три года…       — Кёнсу, когда мы столкнулись с Хёнха? Вошедший в кабинет помощник на мгновение отвёл взгляд в левый угол и задержал сахарницу на весу. Несмотря на это, Бэк всё равно захватил ложку и начал помешивать кофе.       — В двадцать первом году, господин. Это было в начале года. Ещё снег не сошёл, февраль месяц примерно.       — Разве не в двадцатом? — безразлично протянул Бэкхён.       — Нет, босс. Прошло почти три года.       — Я думал, два.       — Прошло два года и восемь месяцев, если начинать отсчёт с последней стычки, господин Бён. Это имеет какой-то смысл? — вопросил парень, остановив движение чайной ложки, чтобы забросить сахар.       — Всё ещё думаю о том, откуда у них столько сил, чтобы открывать рот в нашу сторону, — Бэк вздыхает. — Тебе не кажется, что это может надолго затянуться?       — Постараемся, чтобы было меньше жертв, чем в прошлый раз. Бэкхён насмешливо взглянул на помощника и заметил, как тот передёрнул плечом. Видимо, понял, какую глупость сморозил. Можно подумать, они всесильные! Каждая смерть для Бэкхёна была как своя собственная. Смотреть на безжизненные лица товарищей, прикрывавших ему спину…       — Есть указания?       — Ты проверял журнал? — парень кивнул, и Бэк захлопнул тяжелую книгу, отодвигая от себя. — Отправь скан. Пусть пакуют деньги. Что там с фурами?       — Двигаются по объездной. Думаю, склады были заменены.       — Нужно будет послать ребят, чтобы проверили подходы. Мы слишком старые, чтобы нападать в лоб. Хмыкнув, Кёнсу забрал журнал и вышел из кабинета. Бэкхён притянул к себе чашку, подул и сделал глоток. Во рту всё ещё жглось, но так было даже лучше. Пусть болит. Пусть у него болит, но не у его людей. Пусть его разорвёт на части, но не тех, за кого он несёт ответственность. … Чанёль отодвигает пульт в сторону и ставит миску с фруктами на журнальный столик. По телевизору идёт сериал, который его нисколько не заинтересовал, поэтому он уже несколько часов смотрит его без звука, чтобы ничто не отвлекало. Несмотря на то, что он и так почти весь день проводит в тишине, ему это нравится. Привычка прислушиваться вросла в его жизнь очень прочно, так что он весь день держит ухо востро. Сегодня Бэкхён тоже вернётся поздно. Нет, парень ничего не сообщал и не предупреждал, но не то чтобы он и раньше это делал… Чанёль поужинал в одиночестве и через час принялся готовить для Бёна. Наверное, скоро это войдёт в привычный распорядок дня. Но хотя бы обеды пока остались на своём месте! Парень чувствовал, что вокруг снова (точнее, всё время) что-то происходит, но даже после того, как количество людей на улице уменьшилось, это ощущение не пропало. Бён по-прежнему был предельно напряжен, сосредоточен на своём телефоне и молчалив. Чанёль видел, как он потирал свою руку, и оставался в стороне. Снаружи хлопает дверь. Ёль поднимает голову и замирает с маленьким ножом в руке. Взгляд двигается к левому углу на телевизоре и отпечатывает в сознании время — половина двенадцатого. О, это не плохо! Он отставляет от себя круглый поднос с очистками и поднимается с места, чтобы встретить парня в коридоре. Бён выглядит ожидаемо нехорошо. Движения рваные, резкие, нестерпимые. Наброшенное на плечи пальто не вешается, а бросается на тумбочку неопрятным комком, обувь снимается носками с пяток. Тапки игнорируются. Бён останавливается при виде него, и Чанёль мысленно орёт на себя, потому что желание отступить назад оглушает голову. Терпкий запах перестрелки заполняет коридор, но он не позволяет своему лицу выдать истинные чувства.       — Заждался тебя, — тихо говорит Чан, слабо улыбнувшись. Чужие плечи понемногу опускаются. Бён закрывает глаза и делает глубокий вдох, затем ещё и ещё, жадно захватывая воздух. Чанёль смущённо складывает руки в карманы пижамных штанов.       — Я приготовил для тебя ужин. Будешь?       — Буду, — едва слышимо соглашается. Парень выпрямляет плечи, снова напрягаясь, и проходит мимо него. Чанёля обдаёт такой мощью запаха злости и крови, что ладонь непроизвольно тянется к носу. На мгновение сознание мутнеет от паники, потому что такие запахи слишком неестественны для обычной жизни, но… да, нужно привыкать. Немного погодя, он следует за Бёном и без стука входит в и так открытую дверь. Бэкхён сражается с пуговицами, выглядя так, словно раздражение заполняет его с каждой провальной попыткой снять окровавленную рубашку.       — Давай пом… Чанёль даже договорить не успевает, как парень резко дёргает одну часть и пуговицы беззвучно сыпятся на ковёр.       — А, ты и сам справился. Бэкхён расстёгивает бандаж с громким треском и бросает его на кровать. Чанёль немного отворачивается, когда рубашка начинает сползать с чужих плеч.       — Кровь плохо отстирывается. Если ты хотел спасти одежду, то не стоит, — усмехается Бён. Мозг не находится с ответом. Ёль совсем отворачивается к двери, намереваясь выйти в коридор.       — Пойду, подогрею ужин. Закрыв за собой дверь, он со вздохом спускается вниз и сворачивает на кухню. Еда действительно сохранила тепло, но он всё равно разогревает её в микроволновке. Приятное тихое гудение заполняет помещение. Чанёль складывает руки на груди и прижимается боком к холодильнику. Накрыть на стол успевает раньше, чем приходит парень, поэтому он отправляется в гостиную. Звук на телевизоре он так и не включает. Не обращая внимания на спустившегося парня, Чанёль откидывается на спинку дивана и возвращает поднос на колени. Он ставит миску с фруктами рядом с собой и продолжает очищать оставшееся яблоко от твёрдой кожуры. Бён закономерно появляется в гостиной. Садится слева от него и немного приспускается вниз. Чанёль не спрашивает, нужно ли включить звук, а Бён и сам ничего не говорит. Последние события сделали его слишком молчаливым и напряженным, однако кое-что способно его немного расслабить: парень подсаживается ещё ближе и утыкается виском в его плечо. Нож в руке дергается, всего на секунду вынуждая его замереть от неожиданности. Чанёль отрезает дольку яблока и подаёт её Бэкхёну, который принимает её и мирно начинает похрустывать под ухом. Пак слабо улыбается. Так и сидят до тех пор, пока миска не пустеет, а бессмысленный сериал на беззвучном режиме не сменяется программой новостей. … похороны длятся вечность. Бэкхён стоит в церемониальном зале и смотрит на фото с горой цветов. Близкие друзья и коллеги по работе выражают соболезнования. Он к ним не прислушивается. Впечатался взглядом в фоторамки и не может вдохнуть полной грудью. Голова кружится от мыслей и проблем, скопившихся за последнюю неделю, а в груди тяжесть. В груди такая невыносимая тяжесть от бед, свалившихся на его плечи… Сегодня из дома он вышел с каменной спиной. Короткий четырёхчасовой сон не принёс должного желания быть активным — он сделал его уставшим, желающим закрыться в комнате под одеялом, которое не решит за него проблемы. Чёрт, Бён так хотел, чтобы кто-то развеял тучи над головой вместо него!.. Горечь подступила к горлу. Он закрыл глаза и сделал несколько глубоких вдохов, одурманивая сознание ароматом цветов. Родители парней стояли около стены. Отцы были каменным, а их супруги беззвучно рыдали. Платок был плотно прижат к губам и носу, плечи тряслись будто скованные судорогой. Бэкхён подождал, пока они освободятся, и подошёл, чтобы выразить соболезнования. Разумеется, эти слова ничего не значили. Родительская боль в тысячу раз сильнее, чем зажавшая грудную клетку Бёна скорбь. Ослабить её не сможет даже наступившая месть, да и не должна. Эта тяжесть в груди — личное кладбище молодых пацанов и мужчин; слишком большое, чтобы давление с него можно было ослабить. Кёнсу незаметно подобрался к нему и стал рядом.       — Глава зовёт на «ковёр». Вероятно, разговор коснётся событий прошлых дней.       — Поехали. Всю дорогу до родительского дома Бэкхён чувствовал, как тело всячески пытается уменьшиться в размерах. Ему было неприятно понимать, что он снова оказался в ситуации, когда моральных и физических сил не хватает на решение трудностей. А ведь ещё столько всего нужно сделать… Ребята на воротах поздоровались и открыли калитку, пропуская их внутрь двора. Кёнсу припарковался, отстегнул ремень безопасности и замер в ожидании. Благо, не взглянул на него. Сейчас Бэкхён мельком напоминал прошлого себя. Где та собранность? Где та непоколебимость? Неужели она проявляется только тогда, когда в его жизни нет существенных проблем? Едва слышно вздохнув, парень отстегнулся и вышел из машины. Холодный воздух ударил в лицо и обдал тело коликами. Плечи непроизвольно дрогнули. Парень обошёл машину и крепко запахнул пальто. Сад уже не цвёл: было слишком холодно, чтобы растения могли выжить. Бэкхён прошёл сквозь арку стриженых роз и поднялся по ступенькам к небольшой постройке недалеко от дома. Глубоко вдохнув холодный воздух, он выдохнул пар через рот и постучался в дверь, после чего тут же вошёл в просторный кабинет. Отец сидел за столом, как всегда перебирая цепочку. Больше никого не было.       — Пришел? — вопросил он, не взглянув на него. — Садись.       — Здравствуй, отец. Мужчина кивнул, отказываясь поднимать на него взгляд.       — Ты упустил товар.       — Не упускал, — возразил Бэк, — поставил на фуры GPS-трекер, наблюдал за передвижением из кабинета. Собрал ребят, поехал на склад, забрал свой товар и прихватил остатки чужого. Склады заполняются, работа кипит вторые сутки. Отец сложил цепочку в коробку и убрал внутрь пиджака. Бэкхён встретился с ним взглядом и откинулся на спинку кресла.       — Хорошо сделал, — несмотря на то, что слова выражают одобрение, глаза были холодными. — Скольких ты потерял?       — Двоих. Сегодня похороны.       — Сделай всё по правилам.       — Разумеется, отец. Это подразумевало зайти в дома погибших, снова выразить соболезнования, протянуть руку помощи, дать обещание помогать в случае трудностей. Чондэ такое не практиковал, предпочитая откупаться деньгами. Он и на похороны ходил скрипя зубами, потому что тяжело переносил церемонию. У Бэкхёна же это вошло в привычку: в период до смерти братьев он был вынужден часто присутствовать на похоронах, как представитель семьи, затем были похороны братьев, которые разорвали ему сердце, а потом (как сам встал на управляющее место) ходил на церемонии, словно по расписанию. Да, он потерял очень многих, иногда по своей вине, иногда по вине других, но потерял.       — Не знаю, что делать дальше, — вдруг признался он, не в силах вовремя остановиться. Отец опустил взгляд, Бэкхён придавил в себе желание скрестить руки на груди в защитном жесте. Чёрт бы побрал его поганый язык!       — Ты расстроен и напряжен. Для начала освободи голову от сожалений. Голова должна быть трезвой, ты должен видеть, замечать, понимать и контролировать, — тихо произнёс отец. — Если ты не видишь, то не успеваешь реагировать. Если не понимаешь, то не можешь проконтролировать. Верни голову на место, — чётко произнёс мужчина. Бэкхён замер взглядом на пальце, который стукал по столу на каждое слово. Будто это может вбить в сознание очевидную мысль.       — Голова должна быть чистой. Ты не маленький, как хочешь делай: партнёры, полигон, машины. Что хочешь делай, но верни себе самообладание. Говорить не имело смысла. Бэк кивнул и отвёл взгляд от стола, впечатываясь глазами в картину с водопадом.       — Ещё тогда, несколько лет назад, я говорил тебе: в нашем мире по-другому нельзя, — раздражение подкатило к горлу. Бэкхён с трудом сглотнул и закрыл глаза. — Я говорил: либо ты убиваешь, либо убивают тебя. Говорил: нельзя останавливаться на полпути, нужно доделать дело до конца. Я учил вас всех завершать дела, потому что мы Бёны. У Бёнов нет незавершённых дел.       — Тогда я не мог…       — Должен был суметь. И всё: никаких оправданий, никаких причин, никакой психологии и отвращения. Если ты Бён, то ты должен сделать. Если не сделал, то ты не Бён. Чондэ, к примеру, Бёном не был, но при этом умудрялся соответствовать этой фамилии. Возможно, именно поэтому Чондэ должен стать следующим главой семьи, если отец решит «уйти на пенсию». Бэкхён бы ни за что не хотел сесть за этот стол, проявлять жестокость, забывая обо всём на свете, в том числе и о человечности. Отец давно потерялся, что за калиткой, что дома.       — Теперь он не один. За ним есть кто-то ещё, кто даёт ему деньги, людей, возможности… Будь добр в этот раз завершить дело до конца. Неожиданно в дверь постучали, но не открыли. Снаружи зазвучал детский голосок Минджо — дочери Бэкбома.       — Дедушка, обед готов. Немного помолчав, отец поднялся из-за стола и застегнул пиджак.       — За стол сегодня не садишься. Не заслужил. … возвращение Бэкхёна Чанёль встретил на втором этаже. Он только пообедал и собирался почитать книгу, как открылась входная дверь. Парень обернулся назад, заметил, что Бэк раздевается, и сверился с часами — Бён опоздал на сорок минут, но зато приехал! Чем меньше между ними расстояние, тем больше Пак замечал злость и раздражение в чужих движениях. Чужие плечи снова были каменными, а спина болезненно ровной. Ёль совсем ничего не знал о том, что происходит снаружи, но ему хотелось бы понимать, что доводит парня до такого состояния каждый день. Каждый. Не прошло ни одного дня за последние несколько недель, чтобы Бён вернулся домой хоть немного расслабленным. Он не мог отдохнуть ни здесь, ни где-либо ещё.       — Обед? — неуверенно предложил Чанёль, стараясь не вдыхать резкий запах альфы. Бэкхён поставил обувь на полку, сбросил тапки на пол и, наконец, обратил на него внимание. На мгновение его лицо исказило огорчение, но он тут же собрался и перестал выражать что-либо.       — Давай, — кивнул он, не сходя с места. Чанёль задумался над тем, почему парень не двигается ему навстречу. Он отлепился от стены и спустил руки с немного округлившегося живота, заворачивая на кухню. Только через пару минут он понял, что неосознанно защищался. Это происходило уже не в первый раз, но каждый раз как в первый. Разумеется, было очевидно, почему это с ним происходит: Чанёль беременный, он сосредоточен на защите плода, инстинкты сейчас руководят им чаще, чем мозг, а альфа, с которым он живёт в одном доме (практически, если учитывать его постоянное отсутствие), всё время выражает негативные эмоции. Даже с учётом того, что они не направлены на него, Чанёль всё равно пугается. Чёрта с два бы такое было раньше, но сейчас он растерял весь свой боевой характер. Беременность сделала из него тряпку — ещё одна из причин, по которой он стал недолюбливать это состояние. Он накрыл на стол и сел на свой стул. Мыслей крутилось столько, что хоть за голову хватайся, да только это не поможет. На самом деле Ёль не понимал, зачем присел. Во время приёма пищи Бён разговаривал очень редко, после — тем более. Чанёль побаивался что-то либо спрашивать о его самочувствии по нескольким причинам: во-первых, боялся вызвать у парня раздражение; во-вторых, боялся вызвать усталость от того, что ему придётся выдумывать отговорки. Да, Бён ещё ни разу не направлял на него свой гнев, всегда пытаясь выражать мягкость и чуткость, но всё же опасаться Чанёль не переставал. Он был одинок и сильно ограничен в информации. Заперт в доме. Ему не с кем было поговорить, некому позвонить, некому излить душу. Иногда Чанёль думал о том, что даже если что-то и узнает, то потом не сможет успокоиться. Будет переживать за Бёна, за себя, за ребёнка. Ребёнок. Во всём виноват чёртов Кан и беременность. Пак вздохнул и накрыл лицо ладонями. О чём он думает, Господи?.. Винить нерожденное дитя за то, что он сам не в состоянии справиться со своими эмоциями?.. Безумец. Парень встаёт с места и возвращается к плите. Наполняет электрический чайник и нажимает на кнопку. Пока вода закипает, он достаёт заварник и жестяную коробочку с чаем. В это время в комнату вошёл Бэкхён, который молча сел за стол. Чанёль передёрнул плечами от заполнившей комнату напряженной тишины и неловкости. Будто это он виноват в том, что Бён не разговаривает. Конечно, головой он понимал, что парень просто боится сказать что-то лишнее, но ощущения визжали о неправильности происходящего. Чанёль так и стоял всё это время на кухне. Заварил чай и стоял, дожидаясь непонятно чего. Словно что-то не отпускало его уйти в другую комнату, не давало оставить Бёна одного. Парень доел, поблагодарил и вышел из комнаты. Пак уткнулся руками в кухонную тумбочку и облегчённо выдохнул, после чего тут же пожурил себя за реакцию. Бёну тоже тяжело. Иначе бы он так себя не вёл, верно?.. Ёль маялся на кухне ещё двадцать минут: помыл посуду, протёр стол, убрался на кухне после готовки, и только после этого вышел в коридор. Большой обзор на первом этаже позволял с одного поворота головы заметить человека. Бён стоял прямо над вторым этажом, где находилась небольшая библиотека. Преодолев желание не трогать его, Чан вернулся на кухню, быстро собрал поднос и двинулся к парню. Тихо опустив его небольшой круглый столик, он расставил кружки, налил чай и сел на стул. Поднос просунул в небольшой проём под столешницей. Бён даже не двинулся с места, продолжая напряженно смотреть через панорамное окно на улицу. Возможно, он даже не услышал, как Чан двигался. Пак неловко уставился на чужую спину, не зная, как привлечь чужое внимание. Вдруг он засомневался, стоило ли вообще это делать? Вовремя ли? Но промелькнувшее в голове «Надо» подтолкнуло его заговорить.       — Я бы предложил тебе выйти на улицу в беседку, но боюсь, что ты уже устал от холода, а у меня нет зимнего пальто. Бэкхён повернул к нему голову, уставляясь на него пустым взглядом. На мгновение Ёлю почудилось, будто парень не узнал его. Бэк моргнул, опустил взгляд на столик, и вытянул руки из карманов.       — У тебя нет зимней одежды? — озадачено вопросил он, отодвигая стол, чтобы сесть напротив него. Чанёль пожал плечами, подвигая к нему чашку.       — Я никуда не выхожу, поэтому не нуждаюсь в этом.       — Закажи вещи в магазине, ребята приедут, оплатят и привезут сюда. Доставку нельзя. Пробормотав благодарность, Ёль опустил взгляд на чашку. Он не знал, может ли выражать словесную поддержку. Безмолвная ему удавалась намного проще и казалась более действенной. Бэкхён вообще был не из тех людей, которым бы нравилось выглядеть измученными, но Паку довелось его увидеть таковым. Всего один раз, после ранения, и то это было продиктовано физическим состоянием, а не моральным, но всё же…       — Я думаю, сейчас для тебя наступили тяжелые времена, — аккуратно произнёс Чан, Бён тут же поднял на него невыразимый взгляд, — поэтому не уверен, что могу тебя просить о чём-либо, чтобы не отвлекать от дел. Возможно, кто-то из твоих, м-м… товарищей может отвезти меня в больницу?       — Ты плохо себя чувствуешь? — побеспокоился Бэк.       — Нет, — парень качнул головой, ощущая неловкость, — мы пропустили прошлый приём, поэтому попросил. Бён со вздохом опустил локти на столик и закрыл лицо руками. Пака накрыло чувством, что он только добавляет проблем. Он заёрзал на месте, не зная, куда себя деть. Вообще-то, он садился за этот стол не для того, чтобы макать Бёна в ещё большие проблемы.       — Я прошу прощения, — парень выровнялся, выглядя действительно раскаивающимся. — Мы обязательно съездим в больницу. Либо на выходных, либо в начале следующей недели. Хорошо? — Бэкхён протянул к нему руку и Чанёль облегчённо вложил в неё свою, даже не зная, зачем это делает. — Прости. Сейчас надо быть внимательными к твоему состоянию, но я забыл.       — Ты попал в аварию, — напомнил Чан. — Всё хорошо! Я нормально себя чувствую. Никаких жалоб. Просто хочу… хотя я уже не уверен, что хочу. Просто пусть с ребёнком всё будет в порядке и всё. Бён сжал его пальцы чуть сильнее, привлекая внимание. Вопросительно взглянув на него, он в ожидании уставился на него уставшими глазами. Чанёль понял, что не может сейчас забивать голову своими заморочками, и сжал чужие пальцы в ответ.       — Всё нормально. Поговорим позже, когда всё наладится. Чужие губы искривились в усмешке.       — Когда всё наладится… — безрадостно повторил он. — Нет, Чанёль, лучше говори сейчас. … Бэкхён выходит из машины и тут же замедляется, опуская взгляд на землю. Асфальт на парковке усыпан осколками стёкол, которые неприятно хрустят, поднимая в душе чувство беспокойства. Кёнсу уже влетел внутрь офиса и кричит ребятам снаружи, чтобы помогли перенести людей в машины. Завидев, как парней выносят за ноги и плечи из простреленной двери, парень на секунду зажмуривается, но потом заставляет себя видеть тех, кого ранили по его вине. Это двое охранников, примерно одного с ним возраста. Бэкхён захлопывает заднюю дверь и стучит по крыше машины, позволяя отъезжать. Кёнсу оборачивается на него с непроницаемым лицом, и Бэкхён хлопает его плечу. Внутри всё раскурочено: стены пробиты, повсюду стёкла и кровь на кафеле. На стуле сидит ещё один парень, из плеча течёт кровь по всей руке, но при виде него он поднимается как ни в чём не бывало.       — Господин, это случилось примерно в половину десятого. Подъехало три машины, вышли люди с автоматами, расстреляли офис. Хотели отбиться, но даже голову не смогли высунуть — стрельба была слишком плотной. Внутрь вроде не заходили: отстрелялись, сели в машины и уехали. Прости, господин. Бэкхён качнул головой и легонько сжал его за здоровое плечо.       — Езжай в больницу. Попроси ребят, пусть отвезут. Кёнсу прошёл в свой кабинет и с усмешкой оглядел стену. Бэкхён миновал стекла и заглянул внутрь, понимая, что не зря настаивал на укреплении. Стены были толстыми, плотными, но зато ни одна пуля не пробила его кабинет. Бронестёкла в кабинете Бёна и ближайших отделах, где сидели делопроизводители, были целыми. Кухня и сортир остались нетронутыми.       — Звони нашим друзьям, пусть ускорят производство. К вечеру всё должно быть готово. Если нужно — доплати за сокращение сроков заказа, — зло потребовал Бэк. Кёнсу встал рядом и тихо вздохнул.       — Жаль, что не успели заменить всё на броню. Неужели не могли подождать ещё три дня? Мастер обещал приехать на днях, всё поставить.       — Нам везёт как утопленникам, — буркнул Бэк, уходя к себе в кабинет.       — Ты как всегда очень оптимистечен, господин.       — Сделай кофе, — бросил Бён. Некоторое время он тратит на то, чтобы прийти в себя. Во-первых, Чанёль. Во-вторых, это происшествие. В-третьих, отец. Думать о том, что будет, если его парни не выживут, не хотелось. Вторые похороны за две недели! Сумасшествие. В этом году такое впервые, но пусть больше не случится. Пусть выживут. Пусть не придётся извиняться за то, что не уберёг чужих сыновей. Кёнсу приходит с кофе, оставляет на столе конверт и уходит к себе. Бэкхён не находит себе места, не зная, как разорваться на три части. Все три дела являются важными, но самым важным всё равно оказывается Им Хёнха. Сумасшедший ублюдок. Бэк раскрывает конверт и грязно ругается на грани смеха, поражаясь тому, что читает. Надеюсь, ты оценил мой подарок. Пусть все твои люди сдохнут в мучениях и ты вместе с ними. Я доберусь до твоего бизнеса, как ты когда-то добрался до моего. Благодари меня за каждый день, который ты проживаешь, потому что твои дни сочтены. Я доберусь до всех твоих секретов, до всего, что ты бережно хранишь. Я отниму у тебя всё, как ты когда-то отобрал у меня. Желаю скорейшей гибели. Им Хёнха.       — Да что я у тебя отнял, чёртов ты придурок? — протянул Бэк, заводясь. — Я тебя даже пальцем не тронул, сукин ты сын! Ни твоих родных, ни твою семью наша вражда не затронула, мерзкий выблядок! — зарычал парень, носясь из угла в угол. Пальцы сжали письмо в комок. — Я найду тебя. Найду всех вас и закончу это дело, иначе я не Бён. Кёнсу входит в кабинет спустя час. Предусмотрительно стучит, заметив, что он сидит за столом, закрыв лицо ладонями. Он очень хочет спать. У него совсем не осталось сил на решение каких-либо проблем.       — Дело с мастером решилось. Договорился по срокам: максимум до обеда завтрашнего дня всё будет готово.       — Хорошо, — пробормотал Бэкхён, со стуком опуская ладони на стол. — На полу бумажка, прочти. Парень поднимает письмо. Бён прослеживает за тем, как злая усмешка появляется на чужих губах, и тут же пропадает, стоит ему вложить письмо в свой блокнот.       — Я порву его на куски, если парни не выживут. Если я вдруг забуду, как намеревался с ним расправиться, то напомни мне об этом.       — Конечно, босс.       — У нас есть дела?       — Нет. Но теперь, видимо, появились. Бэкхён выразил согласие вздохом.       — Поезжай в больницу, понаблюдай за ребятами. Если случится то, что случится, дай мне знать. Я разберусь с отцом и заеду к Чанёлю.       — Выполняю. Разобраться с отцом оказалось делом проблематичным. Бэкхён знал, что отец не погладит по голове за произошедшее, поэтому даже не старался подбирать слова. Вывалил в телефонном разговоре всё, как было. Отец молчал недолго, но каждая секунда била по голове с особой силой. В конце концов, он сказал всего одну фразу и сбросил вызов.       — «Разберись с ним», — повторил Бэк, бросая телефон на стол. — «Разберись с ним». Его одного будет мало. Я прибью их всех. … Чанёль кладёт руку на живот и вздыхает, отворачиваясь от зеркала. Вопросы беременности всё ещё вызывают у него вопросы. Сотни вопросов, с которыми одному не справиться. Наверное, Бэкхён был прав, когда попросил его сходить к перинатальному психологу. Правда, говорить о возникших проблемах рядом с альфой было очень неудобно. Пак так сильно боялся стать для парня обузой, что не мог произнести ни одного слова без запинки. Когда он вышел из кабинета, конечно, стало намного лучше, но его тут же предупредили, что «она будет вынуждена доложить о проблемах господину Бёну и обсудить с ним возникшие вопросы». То, что они возникнут у Бэкхёна, сомнений не вызывало. Но даже с учётом того, что Бён обо всём узнает, Чанёль был рад выговориться. За несколько часов он успел выплакаться и выговориться на недели вперед. Он находится на четвёртом месяце, но ещё ни разу не мог обсудить ни с кем происходящие с ним изменения. Поначалу Чанёль воспринимал каждое слово с раздражением, потому что доктор не находилась в его странном положении, не потеряла любимого, не осталась одна с ребёнком в животе, не вынуждена находиться в доме у чужого человека и доставлять собой неприятности. Она правда пыталась его понять и помочь, но Чанёлю стало легче, когда его убедили в том, что ребёнок не помеха для Бёна и нестабильной полной опасности жизни. После вопроса «Когда Чанёль в последний раз подвергался опасности?», парень понял, что это было давно. Но беспокойство никогда не оставляет его и заставляет сомневаться в необходимости… вынашивания ребёнка. Чанёль долго плакал, когда доктор сказала ему об этом. Он не думал об этом напрямую и никогда не хотел прерывать беременность, но на периферии всегда мелькали мысли о том, что не будучи беременным жить было бы намного проще. Они обсуждали его состояние достаточно долго, чтобы Пак смог успокоиться внутри. Пусть некоторые моменты всё ещё терзали его, но он только сегодня осознал, что бояться нечего. Вера доктора в Бёна поражала, она всё время пыталась ориентировать его на альфу, но Чанёль не хотел опираться только на него. Он не хотел зависеть от парня на сто процентов, но похоже, пока он сидел взаперти, иначе не могло быть. После того, как он освободил кабинет, Бэкхён заменил его внутри. Но когда он вышел, на него было тяжело смотреть. Если бы Чанёль знал его меньше месяца, он бы сказал, что Бён сломлен, но этот взгляд был далеко не таким. В дверь стучатся. Чанёль озадаченно выходит из ванной и открывает её перед Бэкхёном.       — Ты уже освободился? — удивлённо вопросил он. — Или ты…       — Приехал на обед.       — А. Хорошо, — заторможено произнёс Пак. — Тогда пойдём, я уже готов. Стол уже был накрыт, поэтому спокойно заняли свои места и принялись за еду. Молчание не было мирным. Чанёль забыл, когда в последний раз ощущал себя рядом с Бёном хорошо. Тишина давила, но он терпеливо пережевывал еду, ощущая напряжение в теле. Честно говоря, глупая привычка Бэка есть молча, заставляла его нервничать больше, чем реальная опасность. Он сам не знает, каких сил ему стоило высидеть обед. Что-то ему подсказывало, что сейчас будет серьёзный разговор, которого вряд ли удастся избежать, поэтому он напрягся сильнее прежнего и почувствовал, как закололо в виске. Может, хватит на сегодня разговоров? Он и так сегодня наплакался на год вперёд. Парень сел наискось от него на другом диване и упёрся локтем в подлокотник, наклоняясь чуть ближе.       — Я сожалею, что не разговаривал с тобой о том, что ты чувствуешь, — начал Бэкхён. — Мне не приходило в голову, что ты сомневаешься и в себе тоже. То есть… да, мы затрагивали эту тему, но я не думал, что это разовьётся до такой степени.       — Нет-нет, всё нормально. Я в порядке, — Чанёль поспешно возразил, чтобы не развивать эту тему сильнее, но это не сработало.       — Ты на четвёртом месяце, Чанёль. Но недавно я узнал, что ты не чувствовал себя беременным, отделял себя от ребёнка, сомневался и в себе и во мне (во мне — это ладно, я это принимаю), — вздохнул он, — но в себе! Почему ты сомневаешься в себе? Пак вздохнул, отводя взгляд. Руки сами по себе сложились на груди, закрывая его от парня. Что-то объяснять не хотелось. В принципе говорить об этом тоже. Чанёль понимал, что Бён ощущает давление, поскольку переживает за него и ребёнка, но сейчас он нащупал некоторое равновесие внутри себя. Ему и правда стало легче. Он не видит смысла добавлять боли в чужую голову.       — Потому что всё время напряжен, — вздохнул он, опуская взгляд, — даже если опасности нет, я всё равно напряжен. Твои люди ходят, а я всё жду, когда им придётся применять оружие, чтобы защитить нас. Ты постоянно приходишь домой в раздрае, пахнешь кровью и яростью, и я никак не могу к этому привыкнуть. Ты попадаешь в аварию, я живу здесь один и мучаюсь. Ты возвращаешься, но я всё время жду тебя, твоего возвращения, думаю, в каком состоянии придёшь в этот раз… Ты единственный, кто входит в дом, Бэк. Никого больше нет. Я всецело зациклен на тебе, потому что больше никого рядом нет. Это одно сплошное мучение, Бэкхён, — признался он, распуская руки.       — Значит, вот как ты себя чувствуешь на самом деле.       — Я напряжен и обеспокоен. Моя жизнь никогда такой не была, мне просто нужно время и возможность с кем-то поговорить. Я привык жить иначе. До беременности…       — Но дело не в беременности, Чанёль, — тихо произнёс Бэкхён.       — Да, — кивнул парень, — я это уже понял. Мне казалось, что без ребёнка проще защититься, что так лучше, когда ты один, когда не нужно сходить с ума. Он же… он же родится крошечным, Бэк, — шепнул Чан, — как я защищу его здесь, рядом с тобой? Мне больше не на кого опираться. Я сирота, Бэкхён. У меня есть только ты. Вся моя жизнь зациклена на тебе. Сможешь ли ты унять моё чувство беспомощности и беспокойства? Парень отстранился от подлокотника и упёрся локтями в свои колени. Скреплённые в замок пальцы были крепко сжаты. Пак видел лишь половину лица, но заметил на лице пустоту. По ощущениям они молчали вечность. Чанёль жалел, что открыл рот, потому что он уже понял, что беременность не преграда для его жизни, пусть она и будет наполнена вечным ожиданием худшего. Бён встал с места и наклонился над ним, неожиданно опуская ладони на его щеки.       — Ты должен родить, Чанёль. Пожалуйста, сделай это для себя, поскольку больше у тебя такого шанса не будет. Пока Пак оторопело уставился на него, в это время парень поцеловал его в лоб и обошёл диван. Через мгновение дверь захлопнулась и в доме наступила мертвая тишина. … Кёнсу принимает вызов не сразу. Бэкхён звонит трижды, прежде чем в телефоне перестают звучать гудки.       — Слушаю, господин.       — Это я тебя слушаю, парень, — бросает Бэк, мельком взглянув в зеркало заднего вида. Машина его сопровождающих ехала чуть позади. — Как обстановка?       — Мы потеряли обоих, — вздохнул До, — только что врач выходил. Соболезную, господин.       — Соболезную, — еле выдавил Бэк, включая аварийные сигналы и съезжая на обочину. Он выскочил из машины и с хрипом через силу вдохнул воздух. В голове за секунду всё взрывалось от мыслей: «снова похороны», «Чанёль», «убитые горем родители», «он же родится крошечным, Бэк», «кладбище пополняется», «не справляюсь», «как я защищу его здесь, рядом с тобой?». Хлопнули двери машины, Бэкхён выставил ладонь, запрещая подходить ближе, и не глядя пошёл вперед, как можно дальше от машины. Дыхание перехватывало. Хотелось заорать от сковавших эмоций. На грани рыдания он остановился и запрокинул голову, прижимая руки ко рту. Этот кошмар никогда не закончится?.. Никогда-никогда?.. Истерику удалось подавить невозможными усилиями. Тяжело дыша, Бэкхён немного постоял согнувшись, упершись руками в колени. Давление на грудь ослабло и поднялось к болящей голове. Парень выпрямился и грязно выругался, смазывая выступивший пот со лба.       — По очереди. Я со всеми вами разберусь по очереди, — заводясь по-новой, пообещал себе Бён. Он резко развернулся и стремительно двинулся к автомобилю. Заметив, что он двигается обратно, парни дождались, пока он сядет в машину и тут же захлопали дверьми. Бэкхён взглянул на телефон и увидел, что вызов всё ещё висит принятым. Обведя невидящим взглядом пустую трассу, Бён потёр лицо ладонями и взялся за руль, словно это поможет вернуть самообладание.       — Кёнсу.       — Слушаю, господин.       — Найди мне их. Каждого из семьи Им. Я хочу знать о них всё: как живут, где живут, где скрываются, какая есть недвижимость, что они жрут и чем дышат. Я хочу знать, есть ли у них дети. В какую школу они ходят, с кем они дружат. Я хочу знать абсолютно всё, включая связи каждого ублюдка этой мерзкой семьи. Найди мне их, найди их всех.       — Выполняю. Вызов сбросили через несколько секунд. Бэкхён завёл машину, выключил аварийку и кивнул собственным мыслям.       — По очереди, — вновь пообещал он, выезжая на дорогу, — по очереди.