•••
К вящему удивлению и ужасу Кавеха, оказалось, что никто, кроме него, не знал о том, что у аль-Хайтама есть ямочки. Он понял это во время обычного, ничем более не примечательного ужина с Тигнари и генералом Махаматра. Его пригласил Тигнари, и он тут же ухватился за возможность сбежать из дома, который он делил с аль-Хайтамом: моментально распахнул дверь и сломя голову побежал в сторону тропы, ведущей в лес Авидья. Пока шел, Кавех думал о том, что если ему улыбнется удача (и если он достаточно выпьет), то Тигнари сжалится над ним и разрешит остаться на ночь в свободной хижине, чтобы ему не пришлось видеть аль-Хайтама хотя бы до завтрашнего утра. Разговор за ужином шел как обычно: Коллеи рассказывала о своих успехах в учебе (точнее, Тигнари и Сайно настаивали на этом, а Коллеи краснела — они продолжали настаивать, и она наконец сдалась); Тигнари жаловался на незадачливых путешественников, которые съели не те грибы, пока проходили через лес; Сайно говорил о новых карточках Священного призыва Семерых, которые сумел раздобыть; а Кавех… после того, как все-таки выпил слишком много вина, говорил о своих финансовых трудностях и о проблемах со своим соседом… и вообще обо всех бедах в своей жизни. Каким-то образом разговор зашел о лице аль-Хайтама. Ну, точнее, о его выражении лица: о том, насколько микроскопическими были движения его мимики, настолько, что казалось, что оно вообще не меняется. Лишь спустя годы, которые он провел рядом с ним, Кавех научился отличать Сдвинутые Брови №1 от Сдвинутых Бровей №6. Этот придурок никогда не выражал чертовых эмоций! Он не улыбался больше, чем на два градуса кривизны — и очень жаль, ведь его ребяческие ямочки почти никогда не показывались на свет. Сайно замер, и ложка в его руке остановилась, не дойдя до раскрытого рта. — У аль-Хайтама есть ямочки? Кавех моргнул. — Разумеется, у него есть ямочки. — Что ты имеешь в виду под «разумеется»? — поднял бровь Тигнари. — Откуда нам знать? Ты сам сказал, что он крайне редко улыбается. — Но… — запнулся Кавех. — Как это вы не знаете, что у него есть ямочки?! — Откуда ты знаешь, что они у него есть? — Ну… — его мозг заклинило, — Я имею в виду… Я же видел их раньше. Они же у него на лице! Он крайне редко улыбается, но это не значит, что он не делает этого никогда. То есть… Коллеи, Коллеи, ты знала, что у него есть ямочки? Коллеи оторвала взгляд от своей тарелки. Ее глаза были удивленно распахнуты, как будто она не ожидала, что ее участие в этом разговоре вообще потребуется. — Я… Нет, я не знала об этом. Простите, господин Кавех. — Нет-нет, не за что извиняться, — он нахмурился. Неужели он правда был единственным из присутствующих, кто знал, что у его младшего есть ямочки? — Вопрос, — сказал Тигнари. — Когда вы в последний раз видели аль-Хайтама улыбающимся? — он оглядел сидящих за столом. — Каждый из вас. — В прошлое воскресенье, — сказал Кавех. — Лет пять назад, — сказал Сайно. — Никогда, — сказала Коллеи. — Что?! — Кавех почти свалился со стула. — Как так?! — И снова цитируя тебя, — сказал Сайно. — Потому что он почти не улыбается. Видимо, это происходит только тогда, когда ты рядом. — Просто я живу с ним, только поэтому и вижу его улыбку, — Кавех тяжело вздохнул, прикрыв рот рукой. — Это нелепо. — Что по-настоящему нелепо, так это то, что ты болтал о нем до самых сумерек, — Тигнари махнул рукой в сторону окна, за которым темнело. Кавех побледнел. — Я… ох, — он поставил бокал обратно на стол. По всей видимости, на сегодня ему уже хватило алкоголя, — Извините. Тигнари тяжело вздохнул. — Ты способен добраться до дома? Или тебе, возможно, снова стоит остаться на ночь в свободной хижине? — Второе, пожалуйста, — Кавех закрыл лицо руками. Тигнари хмыкнул. — Ты хорошо подумал? Потому что я уверен, что если ты вместо этого вернешься домой, ты сможешь провести больше времени с аль-Хайтамом, таким образом поднимая свои шансы на то, чтобы увидеть его ямочки, которые, я точно знаю, ты безумно хочешь увидеть, раз ты не можешь остановиться говорить… — Тигнари! — взвизгнул Кавех, почти отправив свой бокал с вином в полет. — Я заткнусь, заткнусь. Просто, пожалуйста… Сайно поднес руку ко рту, чтобы скрыть улыбку. Кавех тут же развернулся к нему. Все-таки он был слишком пьян для того, чтобы выносить все эти насмешки. — Не смейся надо мной, Сайно. Я знаю, что ты просто хочешь поскорее избавиться от меня, чтобы утащить Нари в постель и… Сайно залился краской и бросил в него питой, попав в голову с исключительной меткостью. Коллеи покраснела, а Тигнари выразительно кашлянул. — Все-все, хорошо. Я думаю, пора нам заканчивать с ужином. Кавех метнул в него взгляд, который, как он надеялся, нес в себе посыл: «Месть свершилась». Тигнари никак не ответил на этот взгляд. Он тут же встал и вытряхнул Кавеха с его стула за воротник, подталкивая его в сторону хижины, а Сайно поднялся и начал собирать тарелки. И Кавех побрел в свободную хижину, чтобы провести всю ночь, катаясь по кровати и пытаясь не думать о том, что наступит утро и придется возвращаться в дом аль-Хайтама.•••
В первый раз ямочки аль-Хайтама появились перед глазами Кавеха еще во времена учебы в Академии. Тогда они встретились в Доме Даэны в первый раз после того, как поругались из-за книги, которую оба хотели взять. Аль-Хайтам сказал что-то вроде того, что никто из Кшахревара не касался этой книги уже давно, так почему бы ему не взять ее себе? А Кавех в ответ вспылил, что раз у аль-Хайтама нет предметов, которые связаны с этой книгой, он должен отдать ее тому человеку, который относится к соответствующему даршану. На протяжении нескольких недель их споры лились бурным потоком, и где-то в это время Кавех понял, что, к его сожалению, получает удовольствие от их разговоров. Мировоззрение аль-Хайтама настолько сильно отличалось от его собственного, что общение с ним ощущалось так, как будто Кавех загружал информацию из Акаши, одновременно с этим глотая ножи: оно было и ужасно захватывающим, и жутко неприятным. И вот, в очередной раз они оказались в Доме Даэны — обычном месте времяпрепровождения всех уставших студентов Академии. Кавех не мог вспомнить, как их разговор зашел в это русло, но он говорил о том, что уж лучше будет верить в людскую доброту, чем «защищать» себя, живя внутри панциря. Он помнил, что тогда ожидал услышать едкую ремарку, но аль-Хайтам лишь сказал: «Я бы назвал этот идеализм наивным, если бы такое говорил мне кто угодно, кроме тебя, старший». Кавех уже почти выпалил что-то, но тут до него дошел смысл этих слов. Они не были полностью негативными. И, если бы он попытался докопаться до их истинного значения, если бы он принял во внимание контекст в виде этого конкретного человека, которого он уже успел узнать получше… Он задумался. — А? — Кавех моргнул, снова прокручивая фразу в голове. — Я… Спасибо? Да? Аль-Хайтам улыбнулся, и уголки его губ поползли вверх. Кавех почти подавился собственной слюной, потому что он ни разу до этого не видел Хайтама улыбающимся. Но его улыбка росла и росла, пока на щеках не появились два углубления, как будто кто-то тыкнул пальцами в его лицо. Эта улыбка, к сожалению, быстро исчезла, унося с собой и ямочки. Аль-Хайтам сузил глаза: «Что?» У Кавеха закружилась голова от осознания, что у аль-Хайтама были ямочки: две симметричные ямочки, как будто он был очаровательным мальчуганом, а не этим язвительным, высокомерным младшекурсником из Академии. Подумать только, они прятались все это время прямо под его носом! Кавех выпрямился и улыбнулся. — Ничего, просто… — он протянул руку и коснулся пальцами щеки аль-Хайтама как раз в том месте, где была ямочка. — Не знал, что у тебя они есть. Аль-Хайтам резко отодвинулся, прикрывая лицо рукой. — О, я не хотел смутить тебя, — Кавех не унимался: он встал и подошел ближе. — Давай, позволь мне увидеть их снова. — Я не смущен, — выплюнул аль-Хайтам, немного краснея. — Ты раздражаешь. — Тебе придется меня простить, — улыбнулся Кавех и потому, что не мог удержаться от этого, и потому, что надеялся, что это заставит аль-Хайтама улыбнуться в ответ, и ямочки снова появятся. — Я художник, ты же знаешь. Если я вижу что-то милое, то не могу оторваться. Аль-Хайтам не улыбнулся в ответ, вместо этого одарив его хмурым взглядом. Кавех засмеялся, и смех стал лишь громче, когда младший пнул его под столом. Сидевшие рядом шикнули на них из-за того шума, который он создавал, и он смог закрыть рот ровно на то время, которое было нужно для того, чтобы протянуть руку и схватить аль-Хайтама за запястье. — Что ты делаешь? «Я увижу эти ямочки снова, — подумал Кавех. — Запомните эти слова».•••
В следующий раз возможность спросить о ямочках аль-Хайтама выдалась на выступлении Нилу на Большом Базаре. Когда она закончила танцевать, а Кавех перестал яро аплодировать, она спустилась со сцены, и они оба заметили Дэхью на другой стороне Базара и начали пробираться к ней сквозь толпу. — Эй, Кавех! Нилу! — глаза Дэхьи загорелись, когда она увидела, что они ее ищут. — Рада видеть вас здесь. — Дэхья! — Нилу с разбега бросилась на нее с объятиями. Дэхья поймала ее и рассмеялась. — Как и всегда, прекрасное выступление. Нилу покраснела и отодвинулась, улыбка плясала в уголках ее глаз. — Спасибо. — А у тебя как дела? Все еще по уши в долгах? — Дэхья повернулась к Кавеху. — Да, — сморщился Кавех. — Но у меня есть парочка заказов. — Хм, знаешь, если с архитектурой так и не сложится, ты всегда сможешь стать наемником, — поддразнила она. — Ха-ха, очень смешно, Дэхья, — Кавех размял запястья, все еще болевшие после вчерашнего черчения. — И я не уверен, что мои запястья… да и руки вообще, если уж на то пошло, созданы для такой работы. Она, шутя, легонько толкнула его в плечо, но ему все же пришлось постараться не сморщиться от удара. — Так говорят слабаки. Если бы ты на самом деле поднимал свой меч вместо того, чтобы этот твой чемодан делал это за тебя, ты бы мог накопить столько моры, сколько нужно, чтобы позволить себе новый дом. «Ох, на что я готов ради своего дома…» — и тут у него родилась мысль. — Дэхья, можно у тебя кое-что спросить? — Валяй, — кивнула она. — Ты знала, что у аль-Хайтама есть ямочки? — Что? — Дэхья моргнула. «Будем считать, что нет», — Кавех повернулся к Нилу. — А ты знала? — Э-эм… — С чего такой вопрос? — наклонила голову Дэхья. — Ой, мне просто интересно, — замялся Кавех. — На самом деле, я тут ужинал с Сайно и Тигнари позавчера, и разговор зашел об этом. — Разговор, значит, зашел, — задумчиво протянула Дэхья. — Представить даже не могу, кто его туда завел. Кавех предпочел проигнорировать ее выпад. — Оказалось, никто из них не знал, что у аль-Хайтама есть ямочки. Так что я решил спросить и вас тоже, — Кавех перевел взгляд с одной на другую. — Раз вы, ну… обе с ним знакомы после того инцидента, когда Великий Мудрец попытался создать бога. Они переглянулись между собой. — Нет, я не знала, — сказала Нилу. — И я, — кивнула Дэхья. — Как?! — удивился Кавех. — Я никогда не видела, чтобы он улыбался настолько сильно, чтобы их было видно, — сказала Дэхья. — А откуда ты знаешь, что они у него есть? — Я знаю, потому что я их видел! — Кавеху хотелось кричать. — Как это никто из вас не видел его улыбающимся? Между всеми троими повисла тишина. Нилу метнула в него взгляд, и в ее глазах что-то заиграло. — Кавех, — начала она мягко. — Ты не задумывался о том, что, может быть… никто не знает о ямочках, потому что он улыбается только тебе? — Это… — его лицо покраснело. — Это не так… Прости, Нилу, но это звучит неправильно. По крайней мере, не в том смысле, который ты вкладываешь, — Кавех нервно теребил пальцы, которые чесались порисовать или поделать что-нибудь, что отвлекло бы его от происходящего. — Я имею в виду, что он улыбается, когда выигрывает в споре, или когда смеется над моей неудачливостью, или… еще когда он указывает на мои «ошибочные» идеалы, но… — Мгм, — подняла бровь Дэхья. — Перестань! — протянул Кавех. — Перестань смотреть на меня так. — Я и не смотрю на тебя как-то по-особенному, — сказала Дэхья. — По крайней мере, не так особенно, как аль-Хайтам тебе улыбается. Его лицо загорелось. — Я ухожу, — Кавех развернулся, чтобы уйти, но его манеры не позволили ему этого сделать, и он снова развернулся и пробормотал: — Превосходное выступление, Нилу, — и добавил сквозь зубы: — Был рад видеть тебя снова, Дэхья, — и убежал прочь с Базара, оставляя за собой смеющихся Дэхью и Нилу.•••
Кавех не оставлял попыток увидеть ямочки аль-Хайтама. Когда он не просиживал ночи, корпя над планировками или макетами, он все свое внимание сосредотачивал на своей задаче — заставить Хайтама улыбнуться. Кавех любезничал с ним, лебезил, почти сделал это целью своей жизни — заставить эти ямочки снова показаться на свет. Как бы то ни было, несмотря на все его приставания, аль-Хайтам не улыбался ему — по крайней мере, не тогда, когда Кавех специально пытался заставить его это сделать. Но он все равно иногда замечал изгиб исчезающей улыбки, едва заметный призрак ямочки, появляющийся, когда Кавех «проигрывал» спор (или что там аль-Хайтам считал за проигрыш), или когда он брызгал слюной из-за какого-нибудь ехидного замечания, или, на самом деле, из-за чего угодно, что заставляло Кавеха глотать слова или еще как-то неподобающе реагировать. В Доме Даэны Кавех решил испробовать новую тактику. — Знаешь, — сказал Кавех, подпирая щеку рукой и смотря на сидящего напротив него аль-Хайтама. — Эти твои ямочки цепляли бы столько взглядов. Аль-Хайтам склонил голову на бок. — Даже твой? Он звучал так безразлично, что Кавеху понадобилась секунда, чтобы осознать, что тот только что сказал. Он моргнул, а затем, совершенно непонятно от чего, залился краской. — Что… Кто дал тебе право говорить такое? — Дал мне право? — Аль-Хайтам улыбнулся шире, и Кавеху пришлось вцепиться в стол руками. — Право говорить, что думаю? Я думал, оно неотъемлемо, как и было установлено мудрецами. Но, если ты с этим не согласен, тебе нужно обратиться с этим к ним, старший. Аль-Хайтам все продолжал улыбаться. Его ямочки все еще были видны, и они смотрели на Кавеха, словно пара бездонных глаз. Он почувствовал безумное желание вдавить их своими большими пальцами еще сильнее — так, чтобы пальцы коснулись зубов аль-Хайтама — но сдержался. — …так нечестно, — едва смог выдавить Кавех. — Что нечестно? — Убери их. Это был рекорд по продолжительности улыбки аль-Хайтама за все время, пока Кавех старался ее выдавить, и… теперь, когда он наконец-то добился этого, он еле-еле держал себя в руках. — Я не могу убрать их, они — часть моего лица, — Аль-Хайтам приподнял брови. — Я думал, ты хотел их увидеть. — Я не разрешаю тебе использовать их в споре со мной. — Использовать их? — Аль-Хайтам хмыкнул, забавляясь. — Мы разве спорим? — Ты мне скажи. Аль-Хайтам поджал губы, и улыбка наконец пропала. Кавех обнаружил, что снова может дышать. — Я лишь задал вопрос, — наконец сказал аль-Хайтам. — Видимо, меня интересует лишь одна пара глаз. Я зацепил их взгляд? — Ну, я же смотрю на тебя прямо сейчас, не так ли? — его лицо, кажется, покраснело просто до неприличия. Выражение лица аль-Хайтама не изменилось, но молчание, повисшее между ними, стало чуть уютнее, и Кавех не знал, осмелится ли он понять, почему.•••
У Кавеха была еще одна идея, у кого спросить про всю эту ситуацию с ямочками аль-Хайтама: Путешественник и Паймон. Безусловно, эти двое должны были о них знать. Конечно, они видели их раньше, ведь они были первыми друзьями, которые появились у Хайтама, и которых тот даже привел к себе домой. Очевидно, они должны были их видеть, пока занимались разрушением безумного плана мудрецов и свергали правительство. Он не имел ни малейшего представления о том, где именно в Тейвате они сейчас находились, но проблема решила себя сама, когда неделю спустя они снова появились в городе Сумеру, чтобы заниматься своими важными делами. Кавех наткнулся на них в таверне Ламбада, когда зашел туда запить свое горе после очередного неудачного проекта. Он заплатил за их напитки (персиковый сок и розовую воду) и спешно выпалил: — Вы знали, что у аль-Хайтама есть ямочки? Путешественник и Паймон взглянули друг на друга. Пауза затягивалась, и Кавех наблюдал за тем, как они сначала смотрели друг на друга, потом — куда-то вдаль, а затем снова друг на друга, хмуря брови, как будто пытаясь достать нужную информацию из глубин памяти. Внутри него нарастало отчаяние. — Разве нужно так долго раздумывать, чтобы ответить на этот вопрос? — пробормотал он, не сообразив сразу, что говорит это вслух. Они удивленно вздрогнули. — Они у него есть? — спросил Путешественник. Паймон задумчиво постучала пальцем по подбородку. — О, кстати да, Паймон думает, что они у него есть! Облегчение накрыло его с головой. «Слава богам,» — подумал он, потому что наконец-то он не был единственным, кто знал, что у аль-Хайтама есть ямочки! Конечно, это не было таким уж странным! Он не был единственным, кто знал, что у аль-Хайтама есть такая довольно распостраненная особенность внешности. — О, чудесно, потому что я уже подумал, что их никто больше не видел, и все утверждали, что… Но Паймон перебила его: — Паймон считает, что Паймон видела, как он улыбался один раз, когда разговаривал с тобой, и Паймон еще подумала: «Вау, у него есть ямочки! Паймон не ожидала от него такого, и Паймон считает, что они ему очень идут!» — А, да, — сказал Путешественник. — Помню такое. — Что? — Кавех старался звучать не очень потрясенно, но это было сложновато после нескольких бокалов вина. Путешественник внимательно посмотрел на него и нахмурил брови. — Почему ты звучишь так разочарованно? — Я не разочарован! — Кавех попытался встать и врезался коленкой в столешницу. — Кавех! — Путешественник ринулся к нему, пока тот стонал себе в руку от боли. — Я в порядке, все в полном порядке, — он был слишком пьян. Чертовски сильно пьян. — Уверен? — нахмурился Путешественник. — Да, да, спасибо за заботу. Извините, что потревожил, — он едва мог сосредоточиться на словах, пока боль в его колене продолжала пульсировать. — Если ты уверен… — Вы можете идти. «Оставьте меня наедине с моими дурацкими страданиями», — подумал он. Он видел, как они обернулись на него еще раз перед тем, как выйти из таверны, оставляя его наедине с мыслями. О, Архонты. Что ему с этим делать?•••
Если уж на то пошло, Кавех думал, что потерял право видеть ямочки аль-Хайтама после того, как они разругались тогда, когда работали над совместным проектом. Или, как минимум, он думал, что никогда не увидит их снова, потому что с чего бы аль-Хайтаму теперь вообще улыбаться ему, учитывая то, как редко это вообще происходит? Поэтому, когда они снова стали общаться и съехались, он был приятно удивлен видеть их снова… и, совершенно точно, это облегчение не выходило ни за какие постыдные рамки. Он упивался этим зрелищем пока мог, не боясь захлебнуться, ведь они же могут снова поссориться и больше вообще никогда не говорить друг с другом… ведь каждая улыбка может быть последней. Но они все появлялись. И Кавех не хотел разбираться в причинах их появления до того момента, до того ужина с Тигнари. И теперь ему пришлось, черт, пришлось задуматься о том, почему никто не знал о его ямочках. Он влетел домой, все еще немного пошатываясь и ощущая в себе те три бокала вина, которые выпил накануне. Когда он открыл дверь с ноги, он обнаружил за ней аль-Хайтама, сидящего на диване. — Может быть, ты и живешь здесь, — сказал тот, не отрывая глаз от страниц своей книги. — Но дом все еще принадлежит мне, и я бы предпочел, чтобы ты не пинал двери так сильно. Кавех проглотил все, что хотел сказать: что это он придумал дизайн двери, и что он выбирал материалы, из которых она была изготовлена, и что он точно знает, какое приложение силы она может выдержать, и что его удар не пришелся на самое слабое место каркаса… но выдохнул только: — Ты! Аль-Хайтам наконец поднял взгляд. — Я? — Почему никто не знает, что у тебя есть ямочки? Аль-Хайтам, не моргнув глазом, ответил: — Почему ты спрашиваешь меня, а не остальных? — Я уже спрашивал у них, — Кавех закрыл за собой дверь еще одним пинком. — Просто… Ямочки же у тебя на лице. Они прямо у всех перед носом, но почему знаю о них только я? — Откуда мне знать, чем заняты другие? Раз они не знают — значит, не знают. Кавех прошагал до дивана и рухнул на него, прислонившись к подлокотнику с противоположной от аль-Хайтама стороны. — Но как так? Даже Тигнари и Сайно, которые знакомы с тобой столько лет… Почему только я видел, как ты улыбаешься? Повисла пауза, и тишина была настолько звонкой, что он мог слышать собственное сердцебиение, гулко отдающееся в груди. — Ты же умный человек, Кавех, — аль-Хайтам закрыл свою книгу и положил ее на стол. — Уверен, что ты сможешь догадаться. Он чувствовал, как пульсирует его голова. Он все еще не мог отдышаться после пробежки до дома. — Что? Уголок губ аль-Хайтама пополз вверх. — Хм. Может быть, нам стоит отложить этот разговор еще на некоторое время. — Нет! — Кавех рванулся вперед. — Нет, нет, что за разговор? Чего мы ждем? — он схватил аль-Хайтама за руку и изо всех сил старался не обращать внимание на то, как заколотилось его сердце, когда тот не стал отстраняться. — Посмотри, в каком ты состоянии, — Кавех знал, что он слишком пьян, потому что ему показалось, что в голосе аль-Хайтама звучала почти нежность. — Я уверен, что у тебя в голове сейчас ни одной связной мысли. — Я могу сложить два и два! — его руки поднялись вверх и зависли на плече аль-Хайтама. Кавех придвинулся еще ближе, чтобы их глаза были на одном уровне. — Я соображаю. Что за разговор, аль-Хайтам? Почему мы ждем, хотя прошли уже годы? Губы аль-Хайтама растянулись в настоящей широкой улыбке, и ямочки появились на его лице, как закатное солнце над горизонтом. — Так ты все понимаешь. И, может быть, потому, что он был настолько пьян, что не мог совладать с собственными руками, или, может быть, потому, что он скучал по аль-Хайтаму все эти годы, хоть они и жили в одном доме, но Кавех наконец позволил себе слабость: он поднял обе руки к лицу аль-Хайтама и нажал большими пальцами на ямочки, пока не почувствовал зубы сквозь кожу. — Кавех, — он чувствовал, как зубы аль-Хайтама движутся под его пальцами. — Я скучал по ним после того, как мы поссорились, — сказал Кавех. — Я думал, что никогда больше их не увижу. — Уже опровергнуто, — сказал аль-Хайтам, и его дикция была искажена из-за пальцев Кавеха. — Ты видел их уже несколько раз. — Я скучал по ним. Аль-Хайтам испустил смешок. Кавех почувствовал его на своем лице. — Ты мог бы сказать мне раньше. — Я не мог, — покачал головой Кавех. — Но я говорю тебе сейчас. — Что именно ты говоришь мне, Кавех? «Я скучал по твоим ямочкам. Я скучал по твоей улыбке. Я скучал по т…» — Я скучал по ним, — Кавех приподнял пальцы и ущипнул аль-Хайтама за щеки. — В самом деле? — лицо аль-Хайтама что, стало ближе? Под пальцами Кавеха внезапно оказалась его челка, и теперь он мог видеть оба его глаза, которые вперились в него взглядом. Они были такими… зелеными, немного странного оттенка, а зрачки — такими расширенными, глубокими, совсем как ямочки на его щеках. — Да, — сказал Кавех. — Что ж, — рука приобняла его со спины. — Тогда позволь мне это исправить, старший. Губы аль-Хайтама были мягче и теплее цветочных лепестков. Кавех держал его лицо в своих руках, продолжая касаться ямочек. Когда Хайтам подался вперед, вжимая Кавеха в диван, он мог ощущать их присутствие своими ладонями: эта небольшая прослойка воздуха, словно все пустые прошедшие годы врозь, теперь заполнялась.