мой самый лучший.

Олег проснулся от того, что Матвеев поставил пакет с непонятным для Шепса содержимым прямиком перед его носом. Парень, поморщившись, неохотно открывает глаза, фокусируя взгляд на пакете, разглядывая сначала его, а после пара зеленых глаз отдают свое внимание Дмитрию — человеку, потревожевшего сон бедняжечки Олежки. — Это че? — юноша кивает на пакет, приподнимаясь на локтях, далее принимая положение сидя. — Набор юного курильщика. Надеюсь, разберешься и обойдешься без пособия. — Матвеев падает на кровать рядом с Олегом — только сейчас Шепс подметил, что волосы и одежда друга влажные. Олежка и спросить не успел, как Дима высказался, будто бы читая назревающий в мыслях Шепса вопрос: — Будешь мне вдвойне должен. Я под дождь попал, пока за курилками твоими шел. Шепс его уже не слушает, или делает вид, что не слушает, разбирая содержимое пакета: четыре одноразки, две пачки облюбленных Димой сигарет винстон, зажигалка и пара упаковок каких-то фруктовых жвачек. — А говорил, что не купишь, — доносится со стороны Олега, пока тот достает из небольшой коробки цветастый перламутровый пакетик, из коего вскоре вытаскивает и саму одноразку излюбленной марки ашкьюди со вкусом шориа. Еще пара незамысловатых манипуляций и Шепс наконец затягивается, заполняя легкие долгожданным густым облаком пара, утоляя накопившийся за ночь никотиновый голод. Матвеев слегка приподнимает уголки покусанных — от того поалевших — губ, вякает тихое «Ага» и рывком встает с кровати. — Димон, спасибо, — Олег говорит это, выдыхая пар в димину спину. Облако солевого никотина обволакивает Матвеева, а в нос ударяет достаточно резкий ягодно-еловый запах. Парень, не скрывая усмешки, обернулся к Олегу через плечо, посмотрел на него с хитрым прищуром, а после, взяв чистую одежду, вышел из комнаты, уходя в ванную переодеваться, оставляя Шепса наедине со своими мыслями. И ведь хуй его поймет этого Димку, о чем он там думает. И парень этот самый хуй и забил на свои глубокие старательные размышления на эту тему, продолжая выкуривать жидкость из новой электронки. Олег находит друга на кухне, когда наконец решает поднять свой зад с постели. Дима сидел к нему спиной. В светлую голову Шепса пришла ну просто гениальная идея. Вот только воплотить ее в реальность так и не удалось — у Матвеева, как оказалось, слух был донельзя чутким. — Олеж, громко крадешься, — как бы невзначай выдает Дима, продолжая залипать в экран телефона, переодически затягиваясь химозным — от того, казалось, мятным — табаком. На Олега он даже и не смотрит, игнорируя чужой прожигающий его спину взгляд зеленых глаз. Олег цокает, теряет интерес к личности друга. Бесцеремонно он подходит к ящикам, висящим над кухонным гарнитуром, поочередно открывает один за другим, роется на полках — Дима на это даже внимания не обратил. Под руку попадаются лишь какие-то пакеты с непонятными травками, — Самокрутки херачишь иль марихуанны насушил? — многочисленные упаковки со специями, несколько полупустых банок быстрорастворимого кофе, — и почему Дима не может израсходывать сначала одну, а уже потом покупать вторую банку? — две банки энергетиков — они не привлекли олегово внимание, ведь были без сахара, — Как ты можешь пить это мыло? Фери с водой взбей — точно такой же эффект. — сигареты — точно, Олег убедился, что они валяются у Матвеева на каждом углу в его квартире — и…гречка. Олег нашел у Димы гречку. Олег нашел у Димы еду. — Ну, Дим, я считаю — это победа. — на стол перед Матвеевым падает пакет крупы. Кажется, совсем новый, не распакованный. Дима наконец отрывается от увлекательного просмотра уже успевшей наскучить ленты ВКонтакте, смотря сначала на гречку, а после на Олега. — Ты че от меня еду попрятал, падла, — возмущается, — Я бедный, несчастный, голодный, — жалуется, — а ты меня только и делаешь, что кофем своим поишь, — обвиняет. — Нихуя, — Дима находит на упаковке дату изготовления, — у меня эта гречка еще с мелового периода лежит. Ты где ее нашел? Олег вздыхает томно, глаза закатывая. — В Караганде. Че мне в чем варить-то ее? — А ты не траванешься? — Дима встает со своего места, на корточки опускаясь около ящика, ища кастрюлю. Чего-то пока не ищится. — Ща узнаем. — парень читает что-то на пакете, — Да норм оно, не сгнило. Второй год только у тебя лежит. — Ну че там? Нашел, не? Олег сидит на стуле, закинув на сидушку одну ногу, неотрывно наблюдая за каждым димином действием. Уже минуты три, тянущиеся для Шепса до невозможного мучительно долго, Димка ищет эту несчастную кастрюлю, на секунду! Олег уже успел за это время открыть упаковку, рассыпав небольшое количество крупы на себя и по полу, получив за это не более одного короткого неодобрттельного взгляда от друга. С громким хрустом жуя сухие зерна, Шепс уже рисовал в голове картинку, где он, держа в одной руке савок, в другой — веник, подметает белоснежные плитки кафельного пола, избавляя от художественных узоров рассыпанной по ним гречки. Нет, у Димы был пылесос, конечно, но ведь все не так уж и просто? На столешницу с железным стуком ставится нечто, когда-то, видимо, служившее кострюлей: одна ручка отвалилась вовсе, а та, что осталась, кажется, вот-вот последует примеру первой, ибо трещина, тянувшаяся по всей длине пластиковой ручки особого доверия не внушала; густой черный объемный нагар с обоих сторон, расположившийся практически по всему периметру посуды; что-то, похожее на ржавчину, около единстенной ручки. — Это че? — Олег давится гречкой. — Я не знаю. — Дима, как? Как, Дима? — взгляд олегов бегает с повидавшей жизнь кастрюли на Матвеева. — Жопой об косяк. Я ее сжог. Случайно. Я макароны варил. Олег на Диму смотрит взглядом невдупляющим, надолго смыкая веки, моргая, словно сова. — Так ты же это. Ну. С макаронами в ладах, не? Ты ж там вроде пасты всякие готовишь? Так чего ж закосячил-то так? — Да забыл я про них. Вода вся википела, ну и вот. Короче, ее, — показал на кастрюлю, — только на выброс. — А че больше не в чем варить, что-ль? — парень закинул в рот очередную горстку крупы. — Так я раздал там всё. Все кастрюли. Да и тебе, я вижу, и так нормально. — Кому ты там че раздал? — Олег, прожевав, бросает пакет обратно на стол, из-за чего еще некоторое количество гречки рассыпается, затмевая поверхность столешницы под вялый вздох Матвеева. Шепс замечает на полу около открытого ящика сковородку среди остального так называемого «хлама». — В сковородке сварим. Олег встает со стула, поднимает с пола сковородку и смотрит на Диму. — Ты серьезно сейчас? Вот только Олег уже Матвеева не слушает, наливает в сковороду воду из-под крана, ставит на газовую плиту, предворительно, конечно, зажег одну комфррку. Игнорируя незамысловатые фразочки друга по типу «Ты дурак» или «Пощади хотя бы сковородку», он высыпает примерно четверть упаковки в воду, наконец обращая на Диму свое внимание. — Соль дай. — Сам возьми, ты знаешь где. — Матвеев уже принял удобное положение на стуле, да и вставать сейчас было лень. Олег, пробубнив что-то непонятное себе под нос, достал из висящего над гарнитуром ящика соль, насыпал немного в сковородку, перемешал и накрыл все это дело крышкой.

***

— Чет горелым сильно пахнет, — табачный дым летит в сторону, а бычок в пепельницу. — От сигареты что-ли? Или у тебя уже курилка закончилась? Олег делает долгую тягу, чувствуя на языке отчетливый привкус винограда (шориа быстро надоела, и парень распаковал другую одноразку). — Та не, не от сигарет сифонит. А вот что касамемо электронки, Шепс буквально пихает ее меж губ Димы, чтобы тот и сам убедился, что жидкости в ней еще предостаточно. Облако сладкого пара наполнило грудную клетку Матвеева. — Олег, блять, гречка! — взгляд падает на часы. — Она минут сорок уже варится. Олегу лишних объяснений не потребовалось. Он вскакивает со своего места, подходит к плите, выключая комфорку, далее снимая крышку со сковородки. Пар резко скользнул по его лицу, обжигая, — Бля. Взяв ложку, Шепс начал мешать содержимое сковородки. — Димка, это звезда. Ебейше-яркая звезда. Матвеев подходит к плите, забирает ложку у Олега и, немного порывшись ей в гречке, понимает, что половина крупы пришкварилась к сковородке. — Олег, сука, как ты умудрился? — Да это не я, это энергетика у тебя плохая в квартире, — рассуждает парень, — Ты ведь так же кастрюлю угробил? Так вот… — Ой, да завали пока, Олеж. Дима подходит к окну, нараспашку открывает его, давая свежему воздуху проникнуть в помещение. Шепс в это же время перекладывал еще нормальную гречку в тарелку. Следущие пол часа Олег старательно надраивал сковородку, но тщетно. — Не, Дим, намертво. Она стала одним целым с этой сковородкой. — Мой давай. Старательнее. Приняв еще несколько попыток отмыть сковородку, поковырявшись в превратившейся в уголь — судя по всему, каменный — гречке, но уже через пару минут забросил это дело, — Да нихуя у меня не получается! — Иди уже ешь, ебанько. Олежка, чьи черты лица были доверху наполнены радостью и облегчением, сейчас буквально светится. Дима усмехнулся, увидев огонек в глазах друга. — Кстати, ты мне что-то там про энергетики говорил. Где ты их там видел? Дай мне один, — просит Дима, вспоминая о том, что Олег умудрился отрыть в ящике энергетики. Парень снова проговаривает что-то невнятное, но все же достает из ящика банку, ставя на столешницу перед Матвеевым, который в наглую выкуривал его одноразку, кою Олег вскоре забрал. Дима открывает банку, делает глоток, наблюдая за другом, трескающим гречку, напоминающем о том, что и самому Матвееву тоже не помешало бы поесть. Но Дима лишь отнекивается, говоря, что не хочет. Нет, на самом деле он безумно хочет есть, но не может — любое лишнее количество съеденной еды вызовет рвоту. Матвеев ненавидит чувство тошноты. В диминой памяти вскакивают моменты из того времени, когда Олег мучился от той же проблемы. Шепс тогда был нездорово худой, постоянно отказывался от еды, — Дима, мне плохо, понимаешь? Я не могу есть! — часто срывался. Но Дима смог вытянуть друга из этого состояния. Вытянуть его, совершенно позабыв о себе и своем здоровье. Уходя все глубже в себя, Матвеев начал заламывать пальцы. — Дима, не покидай нас. Ты че? — Дима и не заметил, как Олег появился перед ним, щелкая пальцами перед его носом, — Ты тут, Дим? — Да здесь я, здесь, — он накрывает руку друга своей ладонью, отодвигая ее от своего лица. — Ага, я вижу, — Олег двигает к нему тарелку с гречкой, — Дим, поесть надо. — Не хочу, Олеж, правда, — хочу, очень хочу! Но не могу. Он отворачивает голову, стараясь не думать о еде, делая вид, что и правда не хочет, вот только протяжное жалостивое урчание его живота выдает его. — Дим, хочешь. — Я не люблю такое, — врет парень, кивая на тарелку. — Мне не нравится это. — А глотать мыло под видом энергетика тебе нравится? — Олег повышает тон, забирая у Димы банку, — Ты врешь самому себе, когда пьешь это, — он трясет энергетиком около лица Димы. Парень пытается забрать банку, но Шепс не дает этого: вовремя отходит, выбрасывая ее вместе с недопитым содержимым в мусор. — Дима, съешь нормальную еду. Или сдохнешь. Понимаешь ты это или нет? — Но я не хочу, Олег! — Чего ты, сука, не хочешь? Ты вообще, блять, хочешь чего-нибудь кроме того, чтобы убивать самого себя? — он вновь подошел к Диме, провел рукой по его волосам, небольшая часть которых осталась на ладони Шепса, — У тебя уже волосы осыпаются, долбоеб, — взяв Матвеева за запястье правой руки, он подносит ее к лицу Димы, — Помнишь, ты ногти отращивал специально, чтобы на гитаре играть было удобнее? Так где они сейчас, блять? Твои ногти ломаются и слоятся. Это вообще не прикольно, сука. А дальше что будет? Зубы начнут крошиться? Или уже? Матвеев кивает практически на каждое слово Олега, отводя взгляд в сторону. — Я не хочу, чтобы меня вырвало, не хочу, блять! Тебе ли не понять это чувство? — Дима наклоняет голову ниже, — Меня тошнит после каждого лишнего куска еды. Если я и начинаю есть, то не могу остановится, я ем слишком много и меня выворачивает обратно! Понимаешь ты, а? И Олег понимает, смягчая тон: — Дим, нужно поесть. Хотя бы чуть-чуть. — Дима на это мотает головой. — Ну, блять, ради меня ты хотя бы немного можешь съесть? Матвеев смотрит на друга, а желание разговаривать на повышенных тонах у него тоже отступает. — Почему ты заставляешь меня есть? Какая тебе с этого разница? — Почему ты тогда мне помог? — он не отрывает взгляда от карих глаз, — Какая тебе с того была разница? — А, чувство долга, — Дима хмыкает, — Понятно. Не переживай, мне ничего от тебя не нужно, правда. Не утруж... Матвееву неслабо так прилетает под затылок, от чего он болезненно шипит сквозь сжатые зубы. — Ты с голодухи вообще ебанулся? — Олег зачерпнул немного крупы на вилку, поднося к устам Матвеева. — Я не хочу, чтобы ты сдох от буллимии. Рот открой. — Никакой буллимии, Олег. Если я не хочу есть, это не значит, что у меня рпп, — оправдывается Дима, слегка наклоняясь назад. — Да конечно. Думаешь, нацепил на себя огромную футболку, широкие штаны; сказал, что у тебя все ок, а я ебанутый и поверю? Не, Дим, так не работает. — Олег берет Матвеева за затылок, возвращая в прежнее положение — Ешь. — Я все вижу. Я вижу, насколько ты, сука, тощий. Твое телосложение даже словами кожа да кости невозможно описать. Ты – скилет, обтянутый тугой тонкой пленочкой, нахуй. Дима отворачивает голову, насколько это возможно в его положении. — Просто позволь мне помочь тебе, не рыпайся, — поворачивает его голову обратно, — Сука, если ты сам не поешь, я лично в тебя это закину. — Олег еще несколько раз просит Матвеева открыть рот, но вскоре не выдерживает, понимая, что эти просьбы игнорируют, — Либо ты ешь, либо... — Что? — подает наконец голос Дима. Вместо ответа Олег смотрит на друга глазами кота из Шрека. Белки его глаз краснеют, дыхание учащается. Парень обхватывает щеки Матвеева рукой, пальцами надавливая на его скулы, в попытке заставить его открыть рот. Дима недовольно мычит, убирает чужую руку от своего лица, — Ладно, я поем. Сам. Не пихай в меня только. Он забирает вилку у Шепса, начиная есть сначала медленно и неохотно, но, как известно, аппетит приходит во время еды, поэтому Дима стал есть быстрее, неконтролируемо съедая больше, чем мог осилить его организм. Все это время Олег стоял рядом, молча наблюдая. Он пожалел о том, что вовремя не остановил Диму, потому что теперь, видимо, его хорошенько прополоскает из-за переедания — Олег то знает, Олег через это проходил неоднократно. Но думать об этом было уже слишком поздно. — Дим, а ты, это... — Олег пытается подобрать слова, — Ты как — судорожный вздох — чувствуешь себя? — А ты, блять, как думаешь? — он опускает голову, когда на глаза накатывают слезы от ощущения привкуса желчи вперемешку с обилием слюны. — Тошнит, да? — Олег убирает челку с лица Димы за его ухо. — Сильно? — Терпимо, — он сглатывает, пытаясь проморгаться. — Скажи, если прям совсем плохо будет. Тебе, может, дать чего? Дима мотает головой в отрицании, поднимая голову. — Хочу курить, — он зажимает фильтр сигареты в устах, поджигая и затягиваясь. Кнопку, конечно, лопнуть хочется, но, почему-то, Матвеев был уверен, что точно проблюется из-за ментола. Оставшийся день Диму тошнило, но он терпел, сглатывая подступавшую к горлу рвоту, говоря о том, что все относительно нормально, терпимо. Не сказать, что Шепс в это верил, но спорить по этому поводу не хотел. Время близилось к вечеру, а его постепенно смещала ночь. Примерно в десятом часу Дима напомнил, что Олег обещал брату вернуться сегодня. — Дим, может, я у тебя все же останусь? — по большей части просит, чем спрашивает Олег уже стоя в коридоре одетый. — Ты Сашке обещал прийти сегодня, — говорит Дима, оперевшись плечом о стену и скрестив руки на груди. — Мало ли че я ему там обещал. Тебе хуево, — Олег все еще мечется от желания остаться и каким-то образом постараться помочь другу до желания пойти домой к брату, лишь бы тот не переживал. — Олежка, я ж уже не маленький, — он улыбнулся, — сам в состоянии о себе позаботиться. Не считаешь? А Саша о тебе волнуется. Дима был прав. Шепс еще некоторое время мнется, пятаясь оттянуть время, делая вид, что поправляет одежду, прическу; несколько раз перешнуровал обувь. Делал все, лишь бы остаться с Матвеевым наподольше. — Ну, я это, я пойду? — Шепс все еще пытается побороть желание остаться. Дима кивает, — Иди уже. Олег выходит за порог квартиры, провожаемый взглядом карих глаз. Матвеев подходит к двери, взявшись за ручку. — Давай там только аккуратнее, — сама собой вылетает фраза из уст Димы. — Хорошо, мам, не волнуйся. Дима хмыкнул, помахав Олегу рукой и, получив от него кивок, закрыл дверь. Шепс спешно сбежал по лестнице вниз на восемь этажей. Его шаги эхом отдавались от стен подъезда. Он нажимает на кнопку открытия двери, вытаскивая из кармана сигареты. Услышав противное пищание, он выходит из подъезда, параллельно пытаясь зажечь сигарету, зажатую между зубов, непреднамеренно случайно лопнув кнопку. Он затянулся, фыркнув, ощущая прохладный ментол, перекрывающий вкус табака. Он быстрым шагом идет по улице. В воздухе витает мерзкий запах сырости, холод обволакивает – хотя странно, второй месяц лета, так-то, – под ногами в сопровождении матерных симфоний Шепса брызгают лужи, на кои он случайно наступал, не заметив в темноте. До дома Олег доходит минут за двадцать-двадцать пять, успев за это время выкурить четыре сигареты. Руки и одежда насквозь пропахли табаком, а Шепс, стараясь хоть немного заглушить этот едкий запах, жует жвачку – спасибо Диме, позаботившегося о том, чтобы Олег не спалился раньше времени. Он подходит к нужному подъезду и, не теряя времени на поиски ключей, набирает на домофоне номер квартиры. Из домофона доносится знакомый голос с вопросом "Кто?", и Олег выпаливает: — Саш, я. Открой. Дверь открылась, Олег заходит в подъезд и поднимается по лестнице на четвертый этаж. Входная дверь квартиры оказывается открыта, парень заходит внутрь. — Саш, я дома. Какого же было удивление Олега, когда он замечает в прихожей женскую обувь и сумку. Саша был не один.