***
Холод пробирался сквозь тонкий материал куртки, пока ветер задувал пушистые хлопья такого ненавистного сейчас снега за шиворот. Дима стоял, сильнее кутаясь в клетчатый шарф, прятал в нем лицо и натягивал его на голову за место шапки. И что только побудило его, донельзя мерзлявого Диму, в середине декабря нарядиться так, словно март на улице в самом своем расцвете? Дурачок – по-другому не попишешь. Черные скинни от холода так же не спасают ни капельки. Даже начес не помог! Ботинки промокли непонятно из-за чего, в них жутко не комфортно. В общем продрог Матвеев до нитки. Шепс тихонечко, насколько возможно было, сзади подкрадывается, стараясь идти по тропинкам более затоптанным, дабы снег под ногами хрустел поменьше. В глаза высокая темная фигура бросается, а в ней и сам Дима угадывается. В голове тут же мысль проскакивает. Олег все ближе к другу крадется, параллельно снега в руку зачерпнув. Пара движений — тут же в ладонях снежок оказывается. Немного погодя, комок снега Матвееву в самый затылок летит, рассыпается, из-за чего крупицы маленьких ледышек за шиворот летят. Парень вздрагивает моментально, сквозь зубы шипит от неожиданности, холода и боли. Он оборачивается резко, а пред взором Шепс собственной персоной. Глядит на него, лыбу давит во все тридцать два и хихикает. Дима языком лишь цокает, глаза закатывает, да и от холода трясется. — То есть тебя вовсе не смущает, что на улице декабрь? — Олег к Матвееву ближе подходит, в шарф длинный махровый сильнее кутает, часть под куртку заправляя, чтобы грудь прикрывало, следом капюшон на него натягивает, да поправляет, чтобы аккуратно все было, "по фэншую", точно, как Дима любит. — Тебя ждать — запаришься. — Да я и вижу. Упрел аж, бедный. Пауза длится вовсе недолго. Матвеев вдруг тихо хихикает, привлекая тем самым внимание Олега. Ногой снег зачерпывает, что под ногами был, да прямиком в лицо Шепса запускает. Олег щурится, сплевывает попавший в рот снег, все же не избежав того, чтобы проглотить немного. Позиций своих он сдавать не собирался. Решив провернуть против друга его же прием, Шепс пинает лежащий под ногами снег по направлению к Диме, однако тот увернуться успевает, лицо руками закрыть. Вот только Олег не отступает. Он повторяет прием снова и снова, вот только Матвеев уворачиваться успевает. Не смотря на холод, Дима позволяет потрескавшимся губам расплыться в улыбке. Он на корточки приседает, намереваясь в руки снега набрать, чтобы в Олега затем кинуть. Вот только он немного не рассчитал, что именно этого времени Шепсу будет достаточно для маневра. Олег в одну секунду рядом оказывается, Матвеева на землю валит, в сугроб прямо. Сам он над ним нависает, встать не давая. Мало ему показалось, он еще и снегом друга сверху посыпает, заставляя того все больше тремором от мороза заходиться. Точно садист. — О-Олег, кончай уже, холодно, — с губ матвеевых срывается, что все так же в улыбке застыли. Пусть и не сразу, но Шепс таки решается встать. — Блять. Застрял. Олег только успевает отвернуться, чтобы отойти, как ему тут же приходится повернуться обратно. — Че, внатуре? Парень оглядывает друга, лежащего глубоко в сугробе и усыпанного с головы до ног снегом. Сначала он сдержано прыскает, а после уже заливается смехом. Все еще смеясь, Олег тянет руку к Матвееву. Тот еле держась обхватывает чужую, на удивление теплую ладонь своими задубевшими на морозе пальцами, что от холода стали настолько красными, что просто жуть. Одного взгляда не Матвеева хватало, чтобы понять — ему бы сейчас душ теплый и чай горячий, а не вот это вот все. Негласно обсудив этот момент между собой, они направились по направлению к такому знакомому обоим району. — Ай! И вся макушка Олега покрылась снегом. Он небрежным движением отряхивает волосы от пушистых, но таких холодных белоснежных хлопьев, оглядываясь на Матвеева. Тот же в свою очередь перед собой руками машет в примирительном жесте: "Так, все. Мы теперь в расчете."***
Стоило только входной двери захлопнуться за его спиной, как Дима крупно вздрагивает и судорожно выдыхает с облегчением. Он дома. В тепле. Олег снимает куртку, отряхивает ее от снега, что в свою очередь летит по углам, и вешает ее на крючок. Дима: — А ну.. Олег: — Так холодно на улице. Гнать меня будешь? Ниче се. — Да я не об этом. Матвеев лишь махнул рукой, оглядывая прихожую, что сейчас была в снегу и лужах. — ...Вытрешь. — Я.. Вот только закончить фразу не получается. В руки ему уже тряпка половая летит. — Фу блять! Олег тут же от себя эту тряпку подальше бросает, вздрагивает и руками начинает трясти, оттряхиваться. Еще бы. Не из приятных ему удовольствие досталось. Мало того, что грязная, так еще и мокрая.. да это не тряпка даже. Футболка драная! — Матвеев, иди на хуй. Да ты гонишь. Вот только Дима уже из виду скрылся, а со стороны ванной комнаты слышится лишь, как вода течет. Олег, постояв еще какое-то время да лицо брезгливое покорчив, слегка ногой до тряпки дотрагивается, носочком самым, начинает вытерать с пола капли и целые лужи. Ну как. Размазывать по полу только сильнее. Ткань, будучи и без того влажной, даже нет, – насквозь мокрой с трудом и большой неохотой впитывала в себя талый снег, оставляя за собой мокрый блестящий и скользкий след. Шепс, желая поскорее закончить это занятие, особо не волнуется о том, как он выполнил эту работу. Лишь бы управитсья побыстрее. И вот результат вроде бы устраивает. Он футболку за самый краешек берет двумя пальцами, вверх поднимая. С нее не капает, на том спасибо. Всего за несколько шагов парень до ближайшей батареи доходит и это подобие тряпки на нее вешает небрежно. Ну наконец-то! Стоит ли описывать процесс, как Шепс после этого руки начищал? Ну, оттирал он и грязь и запах достаточно долго. Несколько раз промыл. Не оттер. Ну или ему так казалось. Вдруг как-то не по себе стало резко. Ощущения словно изменились. Не свои. Чужие. Внутри будто бы пустота разъедать начинает. Но почему именно сейчас? Повод какой? Должна же быть причина, не может же быть ни с того ни с сего вдруг чувтсво такое. Непонятное. Он не помнит как и когда в руке пачка оказывается, а сам он на балконе. Сигарета уже тлеет меж зубов стиснутых. Вот-вот перекусит ведь! Дым легкие окутывает, сигарета пальцами охватывается, а взгляд вдаль, через стекло. Там дома чужие, многоэтажки; фонарные столбы; редкие деревья; и мелькающие сквозь расстояние между улиц машины. Шепс на мысли себя вдруг ловит, что даже окно не открыл. Спешит исправиться. Воздух прохладой веет, окутывает всего с головы до ног, от чего покалывать начинает все тело, а мурашки по коже словно плясать начинают в бешенном темпе. И нравится ему это чувство, и неприятно оно одновременно. Грудную клетку новая затяжка утяжеляет вновь, зрение менее четким из-за никотина становится, что так резко в крови оказался. Или это все из-за столкновения двух разных температур перед глазами все таким расплывчатым становится? На балконе, что и без того самым прохладным местом в квартире считается, вдруг воздух резко все тепло утратил. Шепс отчетливо ощущает, как дрожь тело пробрала. Внутри все будто сжалось, скомкалось и дрожит. Да так дрожит, что о кожу, о кости внутри бьется. Он чувствует. С ноги на ногу переступает из-за этого чувства. Очередная затяжка. Так когда он успел взять сигареты? Его ли они вообще, или он бессознательно взял их у Матвеева? Это ведь уже в какой-то степени стало делом привычки. Точно. Матвеев. Дима. Что он сейчас о нем думает? Как он может общаться с ним все так же непренужденно? Он же знает. Как изменилось его мнение о нем? Ненавидит? Презирает? Ему ведь наверняка неприятно. Да что там. Ему очевидно и точно мерзко. Хотя.. а стал бы он вообще общаться с ним, если бы ему стало мерзко? Значит ли это, что Дима не стал думать о нем хуже? Значит ли это, что все хорошо? И почему он стал думать на этот счет так много в последнее время? Почему он стал так реагировать на Матвеева именно после своего признания? Почему не стало легче после того, как он рассказал о своих чувствах? Хочется большего. Однозначно хочется. Хочется подойти поближе, почувствовать этот запах, такой..который только от Димы исходит, только ему присущь, и никто таким кроме него не владеет больше. Хочется в объятьях своих посильнее стиснуть, покрепче, чтобы не было возможности выбраться совсем-совсем, вдыхать этот запах – димин запах. Ближе. Ближе. Ближе. От чего все больше и больше хотеться будет. И повторять это хочется не единожды, от чего и желание будет все сильнее и сильнее. Сильнее и сильнее. Легкое прикосновение на руке ощущеется, от чего Шепс пальцы, чьи костяшки в белый окрасились, разжимает. Смятая пачка оказывается у Матвеева, откуда он последнюю сигарету выуживает. Он прикуривает ее скоро и на подоконник облакачивается, дым в легкие втягивая. С чужого торса оголенного немногочисленные капли стекают, впитываясь в потертую ткань до нельзя растянутых штанов. С этого ракурса как раз лучше всего тату на шее, сбоку видно очень хорошо. Свет, что из комнаты на балкон пробивается, приглушается, а тот, что от фонарей уличных отразился, как раз таки на рисунок чернильный падает, шарма придавая. Шепс татуировку рассматривает, мельком взглядом ниже спускается. Взор следит за путем, что очередная капелька по спине проложила, от нее на коже след остался еле заметный, что не скаждого ракуса даже в глаза бросается. Если присмотреться, нетрудно будет заметить пар, что от тела чужого исходит. Наверняка теплый. Так хочется руку протянуться, чтобы пар ее обволакивал со всех сторон, так хочется докоснуться. Желание ни о чем другом думать не дает. Лишь бы дотронуться, почувствовать это тепло, что Олегу в эту минуту так необходимо. А можно ли? Ну, если совсем чуть-чуть, самую малость... Матвеев вздрагивает, почувствовав на теле легкое прикосновение и холод чужих пальцев. От неожиданности он чуть ли сигарету не роняет. Он тут же в сторону Олега поворачивается, в глаза ему смотрит. Светлые такие. И не понять: зеленые или голубые. Что-то между. Бирюзовые что ли.. — Чего? — Это.. — Шепс тут же руку одеигивает и за спину отводит. — Простынешь, не? — Может быть. Дима еще пару затяжек делает, после чего окурок тушит и в окно выкидывает. Шепс его примеру спешит последовать, прежде чем Матвеев окно закрывает. В заднем кармане джинс телефон завибрировал. Олег на дисплей смотрит – Саша. На часах в этот момент уже "21:16". Вот и забеспокоился видимо. Шепс, в экран глядя, вздыхает томно, а после, глаза закатив, отклонил вызов. Успокоиться он не успевает, как гаджет, все еще лежа в руке, вновь начинает вибрировать. Шепс снова сбрасывает. — Че там? — интересуется Матвеев выходя с балкона вслед за Олегом. — Да Санек опять. Да блять! — на телефон тут же поступает очередной звонок от Александра. — Стой! — произносит Дима прежде, чем Шепс успевает сбросить уже третий звонок подряд. — Ответь. Он наверняка переживает. Олег только недовольно цокает, вновь глаза закатывая и вздыхая томно, каждое из действий показательно сильно преувеличивая. Но все же, не смотря на это, он, наконец, берет трубку: — Чего? — "Привет, Олеж!" Олега словно водой холодной окатило, стоило ему только понять, что на том конце провода с ним говорит вовсе не Саша, а чей-то неловкий женский голос.