За кулисами

      Громкие аплодисменты, сопровождающиеся бурными возгласами зрителей, распространяются по всему зданию цирка с невероятной скоростью. Создаваемый огромным количеством людей, пришедших на магическое шоу знаменитых иллюзионистов Лини и Линетт, шум заставляет поёжиться, как от холодной воды, потоптаться на месте, а затем охнуть глухо, ощутив на бедре осторожное горячее прикосновение.       — Птенчик, ты не должен отвлекаться от разговора со мной, — елейно тянет Лини, а после подходит ближе, вынуждая упереться лопатками в прохладную поверхность стены.       — Что ты творишь? — не выдержав, Фремине тихо шипит, хмуро выглядывает из-под опавшей на глаза светлой чёлки и сурово сопит носом, вызывая у замершего рядом иллюзиониста глухой смешок.       — А на что это похоже? — интересуется Лини, склонив голову слегка и прищуриваясь хитро. Под внимательным взором сиреневых глаз становится откровенно не по себе.       — На наглёж. Самый ужасный и отвратительный наглёж! Напомнить тебе, что в той срочной весточке ты во всех красках описывал, как практически умираешь в муках? Так, а что же я сейчас вижу? — окончательно теряя остатки самообладания, Фремине зло топает ногой и взглядом обещает выполнить всё, о чём ему додумался написать иллюзионист вместе с просьбой «вернуться как можно скорее». — Абсолютно здорового и живого тебя, только что явившегося со сцены! Так скажи мне, почему я не должен тебя побить сию минуту, а?       Впрочем, Лини слова юноши ничуть не пугают — всё равно водолаз не может угрожать ему всерьёз. Напротив, иллюзионист будто с каждой секундой загорается всё сильнее, не отводя глаз от фигуры напряжённо застывшего водолаза и лишь продолжая делать небольшие шажки вперёд.       — Ох, ну, прости. Я не смог устоять, слишком сильно хотел тебя увидеть… — в голосе Лини проскальзывают мурлыкающие нотки, от которых у Фремине предательски коленки подгибаются, а слова застревают поперёк горла противным комком. — Вот и пришлось немного схитрить, чтобы урвать момент и побыть вместе хотя бы немного. Неужели ты не рад этому, Фреми? Я же так старался для нас…       Фремине непроизвольно делает несколько коротких шажков назад. Щёки его покрываются едва заметным румянцем, а глаза бегают по продолжающей приближаться фигуре иллюзиониста. В какой-то момент в поясницу врезается твёрдый край достаточно высокого деревянного ящика, отчего Фремине нервно озирается по сторонам и сглатывает глухо, когда слышит чужой тихий смешок.       Из груди вырывается приглушенный вскрик — ещё пока облачённые в перчатки ладони Лини сжимают дрогнувшие бёдра и затем тянут вверх. Не успевая толком отреагировать, Фремине цепляется за плечи фокусника и обеспокоенно ёрзает на краю ящика, болтая ногами и пытаясь понять, для чего его вообще усадили сюда.       — Что ты…       Губы у Лини идеально мягкие и нежные, лишь как всегда намазаны чем-то липким и блестящим для поддержания сценического образа, но это не мешает им бесцеремонно прижиматься к устам Фремине, пачкая их помадой и горячо сминая. Фокусник не стесняется, гладит подрагивающие ноги юноши и целует напористее, вклиниваясь затем между чужих коленок.       — Птенчик, я так скучал по тебе, — мурлычет Лини, ненадолго отстраняясь от обветренных губ Фремине и заглядывая в его глаза с огоньком хитринки в собственных. — Ну же, не надо дуться на меня…       — А что мне делать, когда ты творишь такое?.. — смущенный взгляд служит для фокусника наградой, а на миг вырвавшийся из груди всхлип — приятным дополнением.       Какие бы грубые слова ни срывались с этих прекрасных губ — Лини знал, что в глубине души Фремине испытывал абсолютно противоположные своей речи чувства.       Урчание само вырывается из груди иллюзиониста, а его ладони настойчивее скользят по трепещущему телу. Фремине ёрзает недовольно, краснеет с каждой минутой всё ярче и цепляется беспомощно за чужие плечи, пока Лини усаживает его удобнее, вынуждая вжаться лопатками в прохладную стенку.       — Ты совсем дурак?.. А если нас заметят? — тихо шипит Фремине, стреляя глазками в сторону хитро улыбающегося иллюзиониста.       — Мм, а разве это не заводит? — мурлычет Лини, заслуживая в ответ от водолаза шокированный вздох. — Только представь: взгляды всех тех людей из зала, направленные на тебя…       Щёки Фремине становятся всё более алыми и горячими, а глаза застилает пеленой. Юноша отчаянно пихает фокусника ладонью в плечо и затем, не выдержав, прислоняется к нему лбом, стараясь спрятать собственное выражение лица.       А Лини знает прекрасно, какое впечатление производят на водолаза его речи, и нагло пользуется этим.       — Мой мальчик, ты столь сладок и гибок в моих руках. О, ты заслуживаешь внимания всего этого мира, только вот… — иллюзионист прижимается губами к чужому ушку и шепчет на грани слышимости, адресуя все слова лишь одному юноше: — единственный человек, который может видеть твоё изгибающееся от страсти тело, — это я. Только я могу прикасаться к тебе, ласкать, наслаждаться тобой… Твои стоны, дрожащие бёдра и глазки, покрытые тьмой возбуждения — это настоящее искусство.       Фремине зажимает ладонью собственный рот, чтобы не издать ни единого звука, и жмурится, испытывая сильное желание провалиться сквозь землю от стыда. Слова из рта Лини льются подобно тягучему мёду и вынуждают дрожать всем телом с каждым мигом всё сильнее. Ситуацию не облегчает также тот факт, что руки иллюзиониста продолжают порхать по телу юноши и давить на все чувствительные точки.       Аккуратный бантик на чужой груди Лини спешит распутать, затем стащить с плеч Фремине накидку из плотной ткани, дабы оставить юношу в одной лишь облегающей водолазке. Руки тянутся ниже, касаются края коротких шортиков и пальчиками пробираются под ткань, скользя по нежной коже. Фремине всхлипывает глухо, борется с желанием свести ноги и прячет лицо дальше на плече иллюзиониста.       — Птенчик, ну, хватит скрывать свои прекрасные глазки. Я ведь так хочу посмотреть в них, а затем ощутить на вкус твои губы… Они ведь такие сладкие и мягкие, так и хочется укусить, оттянуть и зализать, — Лини подобен змею искусителю — своими речами заставляет желать только сильнее и развращает с каждым мигом ярче и больше.       Фремине почти забывает о том, где они сейчас находятся, что буквально за стенкой — толпа ещё не разошедшихся людей, которым Линетт раздаёт автографы и небольшие подарки. Руки Лини уже жмутся к паху юноши, а губы продолжают горячо ласкать раскрасневшееся ушко и заставляют жаркими речами изнывать от желания.       — Мой милый и красивый мальчик, мой Фреми, — зовёт иллюзионист водолаза, оттягивая пояс чужих шорт ниже и отбрасывая их в последствии куда-то в сторону. — Твоё гибкое и нежное тело не даёт мне спокойно спать. Разве законно быть настолько прекрасным? Ты вынуждаешь меня страдать, мечтая о тебе, мой сладкоголосый птенчик.       — Ненавижу тебя… — хнычет глухо Фремине, находя в себе силы, чтобы слегка отстраниться и посмотреть в хитрые глаза иллюзиониста.       — Маленький лгунишка, — смеётся тихо Лини, наконец-то добираясь до обкусанных губ любовника.       Фремине стонет в поцелуй, обнимает неуверенно иллюзиониста за шею и прикрывает глаза, позволяя наглецу действовать, как ему заблагорассудится.       — Как бы я хотел услышать твои сладкие стоны, но боюсь, сегодня моему птенчику нужно вести себя тише… — урчит фокусник, сверкая глазами и коротко проводя языком по пухлым губам. — Прикрой ладошками свой прекрасный ротик, будь добр.       Фремине вжимается спиной в стенку сильнее, откидывает голову назад и тянется закрыть руками половину лица. Заведённо рыкнув, Лини ведёт губами по гибкой шее, оставляет приятно пахнущие и липкие следы помадой и устраивается между стройных ног водолаза поудобнее. Ловкие пальцы иллюзиониста, которые на сцене творят чудеса с картами и прочим реквизитом, сейчас скользят под бельё и вытаскивают торопливо истекающее смазкой возбуждение юноши.       — Уже такой мокрый… Неужели только от моих слов готов кончить? Какая прелесть! Ты заставляешь меня желать тебя с каждым разом только сильнее, — Лини мурлычет практически как кот, сжимает в ладони член любовника и медленно надрачивает его, растирая смазку по всей длине и при каждом движении раздразнивая сильнее.       Фремине хнычет и зажимает рот упорно — а иллюзионист давит пальцами на чувствительную головку, оглаживает края аккуратной дырочки и проводит вниз, готовясь сжать у основания, дабы не дать юноше кончить…       — Я так скучал по тебе, братик.       Вот только эта случайная фраза, брошенная фокусником, заставляет Фремине затрястись всем телом, выгнуться в спине красиво, прокусить кожу на ладони до крови и бурно излиться прямо в руки любовника.       — О, мой золотой мальчик… — охает глухо Лини, растягивая губы в широкой ошарашенной улыбке и сверкая глазами. Он наблюдает с интересом за тем, как Фремине, подрагивая, расслабляется в его руках, но возбуждение юноши при этом спадать не торопится, вызывая у фокусника усмешку. — Ты так дрожишь, так желаешь меня даже после того, как излился от одних моих речей… Как я только могу удержаться, Фреми? Как могу оставить своего любимого братика без внимания?       Знать о том, откуда у Лини в кармане припрятан тюбик с тягучим маслом, Фремине даже не хочет. Водолаз просто задерживает дыхание и отдаётся ощущениям — влажные длинные пальцы толкаются горячо вглубь дрожащего нутра. С тихим урчанием Лини смотрит в глаза напротив, мягко касается нежных ладоней губами и растягивает юношу под собой скорее.       — Не отводи взгляда, птенчик.       Фремине сжимает зубы на собственной руке, когда пальцы, выгнувшись под нужным углом, давят прямо на чувствительную точку глубоко внутри, оглаживают жарко, вынуждая терять окончательно связь с реальностью. С широкой ухмылкой Лини выпрямляется, с влажным звуком оставляя чужое тело опустошенным, и одним сильным движением придвигает водолаза ближе, закидывая его ноги на свои бёдра.       — Мой милый и хороший мальчик, — шепчет фокусник, а затем подаётся вперёд, заставляя юношу плавиться в своих объятиях.       Хочется выть и скулить, стонать и почти плакать, но Фремине упрямо закрывает рот ладонями и вскоре прячет лицо на груди любовника. Сердце заходится в бешеном темпе, обещая выпрыгнуть из груди, и водолаз будто забывает, как нужно правильно дышать. Фремине практически обнимает ногами любовника, прижимая его ближе к себе, и сжимается горячо — член внутри ощущается идеально правильно и приятно. Лини толкается всё глубже и глубже, растягивая нежные стенки на своём возбуждении.       — Ох, Фреми… Ты такой горячий и узкий, — до водолаза доходит страстный шёпот иллюзиониста, который заставляет истекать от нетерпения только больше. — Твоё тело… Ты не представляешь, как сильно я хочу увидеть его распластанным на постели. Нашей общей постели, — распахнув глаза от неожиданно сильного и немного грубого толчка, Фремине смотрит шокировано на любовника. А Лини ухмыляется довольно и подмигивает хитро, не прекращая говорить и наращивать при этом темп своих движений. — Я бы завёл твои руки к изголовью. Поцеловал в запястья, а после стянул их той красной ленточкой… — член почти полностью покидает тело юноши, но затем сразу входит назад на всю длину, заставляя Фремине задрожать со сдавленным приглушенным стоном. — Мы были бы совершенно одни. И я смог бы насладиться сполна твоим голосом, твоими красивыми мелодичными стонами и таким сладким плачем. Я бы слизывал каждую слезу с твоих щёк, а затем толкался ещё сильнее и ещё глубже.       Фремине откровенно трясёт, отчего он не выдерживает и хватается за плечи Лини, боясь не удержаться и просто напросто свалиться с деревянного ящика, на котором он сидит. Юноша кусает губы, но вскоре находит альтернативу — и цепляется зубами за ткань плаща фокусника, глуша рвущиеся из глотки звуки. А Лини смеётся глухо, смотрит за ним своими невозможными глазами и, не отрывая внимательного взора, толкается на всю длину одним движением.       — Я обожаю тебя. Обожаю твоё тело, твой голос, — он не замедляется ни на секунду, лишь увеличивает темп, вынуждая закатывать глаза и забыть обо всём на свете, — твои бёдра, твои руки и личико. Я люблю в тебе каждую частичку, я готов боготворить тебя всего. Мой прекрасный, мой милый, мой птенчик. Мой Фреми, Фремине, — ноги на бёдрах иллюзиониста сжимаются, словно тиски, а зубы практически вырывают кусок плаща.       Фремине больше не может соображать и думать о чём-то. Он помнит лишь собственное имя и как зовут наглеца, который не перестаёт брать его тело сильно и жарко. Весь остальной мир за пределами небольшой кладовки будто перестаёт существовать — остаются лишь они вдвоём, в объятьях друг друга.       Слегка подрагивая, Лини утыкается носом в висок возлюбленного, жадно вдыхает полной грудью его запах — что-то из морских глубин вперемешку с сахарными булочками, которыми Линетт постоянно подкармливает юношу. Фремине скулит на грани слышимости, цепляется за плечи иллюзиониста отчаянно пальцами, оставляя ненарочно под чужой одеждой крохотные синяки, а затем вздрагивает всем телом и замирает, переставая даже дышать. Он сжимается идеально сильно и узко, отчего Лини не выдерживает — шипит глухо и спешит выйти из тела возлюбленного, чтобы излиться куда-то на край ящика. Тела обоих откровенно дрожат, сознание ещё помутнено, отчего юноши не спешат отстраняться и какое-то время просто молча стоят.       В голове Фремине в это время творится самая настоящая неразбериха.       — …Ну, как вы, мадемуазель? — интересуется Лини вскоре с тихой усмешкой.       Иллюзионист непривычно растрёпан, одежда его смята, а высокая шляпа уже давно потеряна где-то на полу. Лини наблюдает за постепенно приходящим в себя Фремине с по-кошачьи довольной улыбкой и борется с желанием приластиться к расслабленному водолазу.       — Ты сумасшедший… — бурчит глухо Фремине, ёрзая на неудобной поверхности и от того морщась недовольно.       — И весь твой, — хихикнув, Лини чмокает коротко возлюбленного в кончик носа, а затем приобнимает его, помогая слезть с ящика и удержаться на ногах.       Фремине молча фыркает и прислоняется щекой к плечу фокусника и замирает, пока тот кутает его в стянутый с плеч плащ. Хочется скорее покинуть пыльную кладовку за сценой и отправиться домой — в тёплую мягкую постель, куда Лини наверняка притащит потом чего-нибудь вкусного и сладкого и заберётся с едой прямиком к Фремине под бок…       Ну, а на сцене и среди зрительских рядов тем временем всё окончательно стихло.