семь дней в неделю

— Другого выхода нет, Мэри, —безапелляционно заявляет мужчина. — Это слишком серьезно, — спорит женщина, Мэри. — Как раз потому, что это слишком серьезно, нужно поступить именно так, — говорит мужчина, Натан, в ответ. Обычно он принимал во внимание чужое мнение, по крайней мере мнение своей жены, но в этом вопросе он не мог позволить себе такого. Женщина распахивает глаза. Кажется, что за последние десять минут диалога на повышенных тонах она поседела больше, чем за все десять лет в браке, а ее голубые глаза будто и вовсе потеряли всякий цвет и теперь выглядят безжизненными, а ведь самое страшное еще впереди. — Натан, если все раскроется, мы умрем в ту же секунду, все мы, — Мэри не теряет надежду, пытаясь убедить своего мужа отказаться от его безумной идеи. — Ключевое слово — «если», — подмечает мужчина. — Но никто ни о чем не узнает, семилетки не так болтливы, как ты думаешь, особенно если немного поспособствовать их молчанию. — И что ты хочешь сделать, запугать ребенка? Мужчина смотрит прямо в глаза своей жены. Их спор разразился прямо в гостиной на первом этаже, когда Мэри упомянула, что сегодня их сын интересовался в какой школе он будет учиться. Обычный вопрос. И более чем резонный, ведь их семья весьма-весьма обеспечена, поэтому у маленького Натаниэля есть все основания полагать, что учиться он будет не в обычной государственной школе, а в каком-нибудь месте, о котором обычно говорят, как о «дорогом», «элитном» и «доступном не каждому». Мальчику еще в январе стукнуло семь лет, а «мозгами» он был готов к школе и в свои шесть. Так в чем же заключалась причина спора? Богатенькие родители не могут решить в какую из частных школ отправиться их дорогое чадо? Натан прищуривается, из-за чего и без того сейчас устрашающий вид приобретает больший эффект. — Тебе лучше не спорить со мной, дорогая, — с нажимом говорит мужчина. — Ты знала за кого выходишь замуж и ты знала, что это значит для наших будущих детей. Я знаю, что ты любишь нашего сына и сильно переживаешь за него, особенно сейчас, но не забывай, что и я люблю его, и именно поэтому мы и должны сделать то, что я сказал, — после этих слов Натан будто снимает с себя маску, обличив то, что ему, на самом-то деле, ни капли не легче дается этот разговор. — Но тот мальчик всего лишь ребенок, — шепотом отвечает Мэри. — И родители того мальчика определили его судьбу в тот момент, когда отказались от него, мы же, родители нашего мальчика, так не поступим, мы сделаем все, чтобы наш сын жил свободно. Думаю, мы пришли к согласию, ведь так? — вопрос, если честно, был риторический. Мэри отводит взгляд от мужа, но зажевав губу в попытке не заплакать, кивает. Свобода одного ребенка взамен на свободу другого, вот к чему они пришли. — Но мы можем хотя бы… — начинает Мэри, но ее прерывает внезапный детский голос, доносящийся из-за угла гостиной: — Мам, вы чего здесь? — удивленно спрашивает мальчик с огромными голубыми глазами. Мужчина тут же переводит взгляд на сына. На удивление уже в столь юном возрасте Натаниэль как две капли воды похож на своего отца. Те же глаза, те же волосы, лишь улыбка досталась ему от матери. Натан в тайне радуется тому, что мальчик не унаследовал себе его оскал, ведь то, что выдает его рот, улыбкой назвать сложно. Он пытается. Правда пытается быть нежным и ласковым со своими близкими, слава богу, таковых не много — всего лишь жена и сын. — Ты ушел спать полчаса назад, в чем дело? — отец задает вопрос тверже, чем планировал. — Я просто услышал, как вы обсуждаете какого-то мальчика! — начинает тараторить Натаниэля. — Прости-прости, пап, я правда не подслушивал, вы просто говорили громче обычного и…я подумал, вы же не можете говорить обо мне как о «мальчике», я же ваш сын, а не просто какой-то мальчик! — младший член семьи делает быстрый вдох, не желая надолго останавливать свой поток речи. — А потом я подумал, вдруг я провинился и теперь вы будете называть меня «мальчик», хотя вы бы так не стали делать, да? — родители отрицательно качают головой. — Я так и подумал! И вот я стоял и думал, что же это за мальчик такой, я знаю только Кевина и Рико, — при упоминании последнего оба родителя мрачнеют, — но вы ведь тоже их знаете, вы бы называли их по имени, значит этот мальчик — кто-то новый и мне стало интересно, кто же это будет, поэтому я спустился к вам, чтобы спросить и вот… Натаниэль раскраснелся от такого бурного рассказа, и теперь рыжий мальчик выглядит особенно мило со своими розовыми щеками. Наступает молчание. Ни Мэри, ни Натан не спешат ответить на вопрос сына. Мальчик неловко почесывает затылок, а потом внезапно выглядит смущенным. — У меня появится новый друг? — с надеждой спрашивает он. Мэри отмирает первой. — Лисенок, подойди сюда, пожалуйста, — ласково зовет она. Прозвище не сулит ничего хорошего. Точнее не сулит ничего, что понравится Натаниэлю. Мама всегда использует его в ситуациях, когда нужно объяснить что-то, что, по ее мнению, расстроит ребенка. «Лисенок» — значит, что придется понимать чужие намерения. «Лисенок» — значит, что он еще пока не понимает почему надо делать именно так, но так точно будет лучше для него. Мальчик полностью выходит из-за угла и идет прямиком к огромному угловому дивану, на котором все это время — на противоположных сторонах — сидели его родители. Натаниэль плюхается посередине, не желая выделять кого-то из родителей, пододвигаясь ближе к кому-то одному. — Тебе нравится Рико? — из далека начинает Мэри. — Нравится дружить с ним? Мальчик выглядит удивленным таким вопросом. Так все же тот мальчик, о котором говорили его родители, был Рико? — Ну…он нормальный, конечно, много командует, но больше над Кевином, я могу дать ему отпор, если он начинает наглеть, — честно говорит Натаниэль. — А ты помнишь, что мы говорили тебе о нем? — Мэри даже не надеется, что Натаниэль запомнил тот разговор. — Ты о том, что его нельзя обижать? — аккуратно уточняет Натаниэль, но взгляд переводит на отца. Тот кивает. — Да, помню. Вы сказали, что защищать себя можно, но обижать его нельзя, потому что у него сильная и опасная семья, которая охраняет его словно он — Фиона, а они — дракон возле башни. Тот разговор случился в возрасте трех лет, когда Натан и Мэри должны были познакомить своего сына с маленьким Рико, в то время Натаниэлю очень нравился «Шрек», поэтому аналогии лучше они не придумали. — Все так, — Натан решает, наконец-то, тоже вступить в разговор. — Семья Рико и правда очень сильная, а он, как будущий глава семьи, очень важен, ты понимаешь? Он как…— мужчина пробует подобрать нужное слово. — Принц, — помогает ему Мэри. — Принц? — переспрашивает Натаниэль. — Да, принц. Но в будущем он станет королем, а королям нужна свита, его верные друзья, которых обычно заводят еще в детстве, — Натан надеется, что такое сравнение поможет. — Как ты и дядя Тетсуи? — понимающе уточняет Натаниэль. Натан расплывается в гордой улыбке. Как он мог вообще сомневаться в том, что его сын что-то не поймет. — Да, как я и Тетсуи. Но, сынок, ты должен запомнить раз и навсегда — ты и Рико ни в коем случае не должны становиться такими друзьями, — тон мужчины звучит так словно оспорить его слово значит мгновенный лишиться жизни. — Я и не хочу! — тут же отзывается Натаниэль. — И все? Мне просто нельзя сильно дружить с Рико? Я могу сделать так, — обещает мальчик. И все это было только из-за того, что ему нельзя дружить с Рико? Это ведь даже не проблема. Натаниэль уже готовится встать, чтобы вернуться в свою комнату и лечь спать, раз он утолил все свои интересы, но Натан продолжает: — Но существует некая условная…традиция. Кто-то из нашей семьи всегда дружит с кем-то из семьи Морияма. Они доверяют нам. — Ну тогда ты сам можешь дружить с Рико, ну или мама, — небрежно бросает Натаниэль. Ему нельзя, родители уже слишком взрослые, что им теперь, заводить нового члена семьи специально для Рико? Глупость какая. — Лисенок. Ах, точно. «Лисенок» — значит, что придется понимать чужие намерения. «Лисенок» — значит, что он еще пока не понимает почему надо делать именно так, но так точно будет лучше для него. Натаниэлю в голову вдруг приходит безумная мысль: — Мам? Ты беременна? Рико старше меня всего на пару месяцев, но все равно постоянно называет малявкой, ты представляешь что он будет говорить про моего братика или сестричку, если у них будет разница в семь, а может и в восемь лет, — в ужасе говорит Натаниэль. — Давай я притворюсь, что мы как папа и дядя Тетсуи, но не буду считать его другом, хорошо? — мальчик выглядит по-настоящему взволнованно. Он тут же двигается в сторону Мэри, чтобы обнять ее за пока еще плоский живот. Мэри отнимает его руки от себя, но лишь для того, чтобы ухватиться своими ладонями за его, заглянув прямо в глаза. Натан, наблюдающий за ними со стороны, в этот момент осознает, что он делает правильный выбор, ведь для него нет ничего важнее, чем эти двое. — Я не беременна, — с улыбкой говорит Мэри. Натаниэль тут же открывает рот, чтобы засыпать ее новыми вопросами, но она успевает продолжить, — но традиция, о которой сказал тебе папа и правда очень важна, по крайней мере, для семьи Рико, поэтому мы хотим…мы хотели бы…усыновить мальчика, который сможет стать другом для Рико, чтобы тебе не пришлось делать это самому, — произнося эти слова, Мэри уже мысленно готовится к бурной реакции своего сына. Но тот удивляет ее. Натаниэль кивает и крепко сжимает ее ладони, физически показывая, что он все понял. — Все из-за тех историй, которые рассказывает Рико? Ну знаешь…про то, как дядя Тетсуи или его другие друзья убивают кого-то…— женщина не успевает ответить, как Натаниэль сразу же меняет тему. — Я же смогу с ним дружить, да? Нечестно…заводить друга только ради одного Рико, я хочу с ним дружить, мы все же будем братьями, — и хоть заявления Натаниэля звучат уверенно, родители понимают, что если они скажут, что ему нельзя и это, сын их поймет. Мэри и Натан переглядываются. До прихода Натаниэля мужчина предложил следующее — они заберут из приюта мальчика (о девочке и речи быть не могло — если в будущем она забеременеет от Рико, то все их мечты о свободе станут вмиг несбыточными), пообещают заботиться о нем и предоставить ему лучшие условия для жизни, но взамен попросят стать близким другом для одного конкретного ребенка. План совсем ненадежный, но это все, на что они сейчас могут надеяться — если второй ребенок будет привлекать внимание Рико больше, чем Натаниэль, можно будет считать, что все прошло удачно. Самое сложное во всем этом плане — завоевать внимание, а следом и доверие будущего короля. Натан кивает и Мэри тут же отвечает сыну: — Конечно, вы сможете дружить, что за вопросы такие? Я думаю, мы даже сможем вместе решить кого мы… — Его зовут Эндрю Джозеф Миньярд, — внезапно объявляет Натан. Мэри, если уж совсем честно, нисколько не удивлена тому, что ее супруг уже решил, кого именно они усыновят. — Мы сможем его забрать, как только подготовим комнату. Натаниэль резко оборачивается в сторону отца. Он выглядит взбудораженно, его глаза сияют от предвкушения, а верхняя губа нервно подрагивает из-за нетерпения: — Можно я помогу?

***

Первое, что вырывается из уст Натаниэля, когда он видит мальчика, стоящего возле отца: — Ты что, альбинос? Эндрю смотрит на него пару секунд, а после переводит свой взгляд наверх, встречаясь глазами с Натаном. — Вы говорили, что Ваш сын развит не по годам, видимо, этот мальчик — сын кого-то из соседей или просто заблудился? — абсолютно серьезно спрашивает Эндрю. — Или говоря «не по годам развит», Вы имели в виду, что он…— видно, что мальчик пытается подобрать слово, чтобы не обидеть сына Натана, но при этом донести свою мысль наиболее точно. Мужчина слегка улыбается своим мыслям — Эндрю точно его не разочарует. — Я не дурачок! — вспыхивает Натаниэль, догадываясь, что хотел сказать Эндрю. — Ты просто весь такой бледный и…и волосы очень светлые, вот я и подумал, что ты альбинос, — он уже понял, что ляпнул глупость, но отступать было некуда. Эндрю и правда слишком бледный, а его волосы слишком светлые. Если честно, Эндрю будто и сам весь «слишком». Он кажется слишком тихим, хоть и сразу показал, что не боится высказать свое мнение. Кажется слишком другим. Натаниэль задумывается о том, связано ли это с тем, что Эндрю растет без родителей? Как давно те его бросили? Возможно, они и вовсе его не хотели оставлять в приюте, но жизнь сложилась так, что теперь они не могут быть рядом. И пьедестал в голове Натаниэля занимает мысль — почему отец выбрал именно его? — Я и не говорил, что ты дурачок, — возражает Эндрю, возвращая Натаниэля из вороха мыслей. — Но согласись, выдал ты полную ерунду. Натаниэль делает глубокий вдох, собираясь начать спорить, но по мере того, как кислород попадает в организм, он осознает, что Эндрю абсолютно прав и нет причины доказывать обратное. Мальчик кивает в знак согласия. Эндрю удивленно приподнимает брови. И что? Этот мальчишка даже не станет спорить с ним? Не станет говорить, что он просто зануда, который несет полную чепуху и вообще какое право он, ребенок без родителей, имеет право открывать свой рот при нем, ребенке, у которого есть буквально все? Жизнь в приюте и приемных семьях научила Эндрю многому, но его главным открытием стало то, что он никогда и ни для кого не будет равным. Люди, а тем более дети, всегда найдут из-за чего можно унизить. Сирота. Бледный как поганка. Зануда. Запасной вариант. Последнее было единственным, что могло его по-настоящему задеть. Могло, но больше не задевало. Молчание, которое не успело стать неловким, прерывает Мэри, появляясь за спиной Натаниэля: — Ты, должно быть, Эндрю! Очень приятно с тобой познакомиться, дорогой, — женщина делает шаг, чтобы заключить приемного сына в приветственные объятия, но ужас, на секунду промелькнувший на его лице, заставляет ее остановиться. Натаниэль тоже замечает нездоровый блеск в глазах блондина, но решает, что все дело в том, что они все слишком мало знакомы, возможно, чуть позже Эндрю сам будет просить пообниматься с ним или Мэри, а, возможно, и с Натаном. — Здравствуйте, — спокойно отвечает Эндрю. — Я могу узнать, как к Вам обращаться? Ваш муж сказал называть его — Натан, учитывая ситуацию, думаю, называть Вас мамой будет — слишком, но Мэри…? — впервые с момента их знакомства, Эндрю выглядел смущенным. Он хотел бы называть Мэри по имени, но боится, что ему не позволят? — Дорогой, во-первых, никаких выканий, только на «ты», хорошо? — Эндрю кивает. — Можешь называть меня Мэри, — еще один кивок. — Почему ты так разговариваешь, Эндрю? — внезапно спрашивает Натаниэль. — Будто тебе уже тридцать, а не всего лишь семь, — поясняет он. — Пап, ты поэтому выбрал его, хотя не отвечай, он же не какая-то игрушка, которую ты взял, потому что она понравилась тебе больше, и вообще…я ведь тоже иногда говорю как взрослый. — Не по годам развит, — бурчит себе под нос Эндрю, но Натаниэль прекрасно его слышит, ведь все его внимание сконцентрировано на блондине. — Я или ты? — забавляется младший Веснински. — Вы оба, — отвечает вместо Эндрю Натан. — У Эндрю хорошая память и он много читает, поэтому он знает, как разговаривают люди в приличном обществе, ты же, маленький грубиян, задаешь бестактные вопросы. Натан проходит вглубь дома, минуя мальчиков и жену, ему надоело разговаривать возле входной двери. Натаниэль тут же догоняет его, равняясь. — Я не грублю, а задаю вопросы своему…брату, хватит говорить об Эндрю так, будто он гость, мы же теперь его семья, — с улыбкой говорит Натаниэль, оборачиваясь в сторону Эндрю, чтоб обнаружить, как тот уже смотрит прямо на него. — Ты не альбинос, много читаешь и у тебя хорошая память, да? А теперь ты еще и часть нашей семьи, иногда я буду невыносимым, привыкай, — заявляет Натаниэль. И Эндрю привык. Его новая комната находилась напротив комнаты Натаниэля, из-за чего тот взял в привычку тусоваться в комнате нового члена семьи. Эндрю не мог не отметить, что Натаниэль никогда не заходит в комнату без разрешения, более того, если Эндрю отказывал ему, тот просто уходил, перед этим пробурчав что-нибудь о том, что ему жаль или что он очень хотел рассказать что-то классное. Эндрю было…терпимо в этой семье. Он знал, что в этот раз его не сдадут обратно в приют и мучить тоже не станут, но он не мог никак забыть — чисто физически, ведь его «хорошая память», на самом деле, была фотографической — о том, почему он вообще попал сюда. Рико. Так зовут мальчика, с которым он должен будет подружиться, кого он должен будет заинтересовать. Натан, в противовес всеобщему мнению, не был таким жестоким, как о нем говорили, точнее — не был таким жестоким к детям, поэтому он честно рассказал Эндрю о том, что от него будет требоваться. У Эндрю был выбор. Натан действительно дал ему возможность отказаться: он рассказал ему о Рико, о том, чем занимается семья Морияма и почему Натаниэлю никак нельзя ввязываться в это. К своим семи годам Эндрю успел повидать слишком много ужаса взрослого мира, это было заметно невооруженным глазом — если человеку было хоть немного не плевать. Натана Эндрю волновал, поэтому он сразу понял, что таким осознанным мальчишку сделали далеко не книги, а суровая реальность, с которой пришлось столкнуться сироте. И раз Миньярд был так умен, логично, что у него возникли вопросы — почему кому-то из их семьи вообще нужно обязательно быть подле Рико? Разве не очевидно, что Натан берет к себе сиротку, чтобы спихнуть на нее тягости жизни, освобождая родного сына? У Натана были ответы и на это. Если никто из детей Натана не будет замешан в делах Морияма, то создастся впечатление, что ему нечего терять и нечем рисковать, а значит он может попытаться прибрать все к своим рукам, иными словами — страх потерять власть, но если сын или дочь Натана будут рядом с Рико, они всегда будут под прицелом, и если Веснински сделает что-то сомнительное — его ребенок тут же лишится головы, как и жена. Если бы Натан был человеком, жаждущим власти, — коим он не являлся, но Тетсуи не мог поверить в, как ему казалось, чушь — то он бы с легкостью смог пожертвовать членами своей семьи, но увы, мужчина всем сердцем дорожил ими. То, что жестокость Натана явно преувеличена, уже известно. Мужчина не собирался спихивать тягости на другого ребенка, по крайней мере, без его согласия. Натан лишь обрисовал примерный сценарий будущей жизни и сделал предложение о том, что эта жизнь может достаться Эндрю. Тот согласился. Натан предупредил, что будет относиться к Эндрю как к собственному сыну, постарается полюбить, но уважать будет непременно, он указал на то, что дружба с Рико может и прийтись по душе Миньярду. Единственной хитростью Веснински оказалась вскользь брошенная фраза — мы не сделаем того, что сделали они, ты сможешь спать без ножа под подушкой. Натан понимал, что самой большой мечтой мальчика, как бы печально это ни было, было — базовое чувство безопасности, и он был готов подарить его. И Эндрю согласился. Он решил, что в последний раз довериться взрослому — этот, хотя бы, хотел защитить собственного ребенка, а значит был не так уж безнадежен.