Welcome to the Internet

Мэнди знала. Она не понимала, как это называется, но наблюдать за тем, как её лучший друг проходит через такое было тяжело. Йена будто бы… подменили. Всегда собранный и стабильный, он вдруг стал непредсказуемым, и то скакал вокруг, чуть ли не умирая от радости, а потом, через неделю-две, уже лежал в постели сутками и иногда был на грани с тем, чтобы покончить с собой. Она могла не видеть Йена вживую, но даже по записям на его странице можно было отследить его настроение. В какой-то степени это походило на дневник, но в отличие от девчачьей книжки с маленьким замочком на ней, он был публичным. Люди по ту сторону экрана вряд ли понимали, что происходит. Это не просто «эстетика», или как оно там вообще называется, это настоящие чувства настоящего человека. Те, кто хоть немного разбирались, могли и вовсе посчитать это за романтизацию и использование печали для привлечения внимания тех, кто считает её поэтичной. И это было… грустно, как минимум. Йен, наверное, затихнет на какое-то время, не будет выходить на связь, а вскоре снова станет собой. Не шумным и не подавленным, а просто собой. Мэнди в последнее время особо не хотела видеть Липа, особенно после тяжёлых последних дней их отношений несколько месяцев назад, но придётся вернуться в контакт. Может быть, он знает больше. Знает, что творится с его младшим братом и как ему можно было бы помочь. Синяки на лице Мэнди то ли становились хуже, то ли медленно проходили. Перед Кеньяттой ей нужно улыбаться, быть послушной девочкой и выполнять всё, что он скажет. Её раздражало, что партнёр может просто так дать ей пощёчину, но ведь у них были и хорошие моменты. Ради них она оставалась. Казалось, что больше никто в Саутсайде не даст ей такого же хорошего секса, ни у кого не будет стабильной работы, пусть и тяжелой, и много-много таких маленьких вещей, которые заставляли её продолжать отношения. Ещё Мэнди сильно боялась. Боялась, что Кеньятта при расставании найдёт её и убьёт. Он ведь всё о ней знает. Будет выслеживать, пока Микки не будет дома (а он единственный, у кого были силы дать отпор), а затем напасть, задушить, зарезать, изнасиловать до кровотечений, да что угодно. Сколько раз она представляла себе такое, так мурашки бежали по коже. Даже сейчас, когда она стояла в ванной у зеркала уже столько времени, а её парня дома вообще не было, она боялась. От стука Мэнди чуть не подпрыгнула на месте. — У тебя там запор вселенских масштабов? Сваливай давай, — угрозы у Микки часто были забавными, но от сонного голоса звучали ещё смешнее. Мэнди последний раз посмотрела на себя в зеркало и открыла дверь одной рукой, пропуская брата в и без того тесную комнату. — А тебе поссать на ночь приспичило? Ты в это время дрыхнешь уже, дебил, — Мэнди раздражённо закатила глаза и вышла из комнаты. Она хотела бы немного поговорить с Микки о том, как он относится к Йену. К не совсем адекватному Йену. При встрече он походил на солнце, такое яркое, немного надоедливое, но греющее. Сейчас он может стать луной — холодной, отстранённой и пропадающей на целый день. Как сходятся солнце и луна в затмении, так и эти две половины Йена в какое-то время станут одним целым. Затмение никогда не бывает вечным, а хотелось бы. Мэнди никогда его не видела, как и падающих звёзд, но мечтала о них с самого детства. И всё же, она промолчала. Они с братом, если подумать, не особо много и общались. Были близки, несомненно, Мэнди считала его «настоящим» братом, пока у других родственников просто признавала их существование, но всё же стена между ними была. Небольшая, иногда она ломалась, но всегда возвращалась. Может быть, это особенность Милковичей — быть обособленными. Мало ли, что у Микки там в голове, он всё равно никогда не скажет. *** Было прохладно. Мэнди сильно мёрзла: бывало, что укутается в несколько уже потрёпанных временем кофт и будет заслушиваться музыкой со старого плеера, пока не уснёт. Сейчас, пока она ждала хоть какого-нибудь ответа на её стук в дверь, Мэнди уже представляла, как будет согреваться в своём доме. В этом ей вряд ли будет тепло. — Ты что здесь делаешь? — перед Мэнди открылась дверь, а в проёме показалась… как там ее звали? Мэнди плохо помнила имена Галлагеров, только тех, с кем по-настоящему общалась время от времени, а остальных и не трудилась запомнить. Кажется, это была самая старшая. — Лип дома? — голос Мэнди звучал тише. Так она разговаривала с Кеньяттой, чтобы не спровоцировать или не расстроить. Видимо, привыкла. — Лип! — Фиона нахмурилась и крикнула куда-то внутрь дома, слыша шаги на лестнице. Фионе разбираться с тем, что у этих двоих происходило, особо не хотелось, и она, дождавшись младшего брата, вернулась на кухню. Там её ждал увлекательный мир счетов и налогов. Лип даже немного обрадовался: может быть, Микки наконец достал для него нужное. За такие деньги (может быть, добытые не совсем законно), хотелось бы «доставки» побыстрее, но как только Лип увидел Мэнди… Внутри появилось что-то странное. Одновременно он хотел показать ей холод, безразличие, но с другой — он всё же был ей благодарен, и она не заслужила от него того отношения, которое он оказывал ей до того, как поступил в университет. И ведь он по большей части оказался там именно благодаря ей. Да, она точно заслужила лучшего. — Мы можем поговорить? — Мэнди все так же звучала тихо. Она и правда замечала за собой, что стала довольно запуганной. Один раз, лишь на мгновение, она обернулась через плечо, чтобы проверить, нет ли Кеньятты рядом. Вдруг он узнает. После пары кивков Липа Мэнди зашла внутрь и стряхнула с кроссовок снег. Стоило бы каким-то образом достать новые. — Ну, добро. Что такое? — Лип, сохраняя осторожность и оставаясь в довольно неловком положении, пригласил Мэнди присесть рядом. Он нащупывает вслепую пачку сигарет, предлагает девушке закурить вместе, но после отказа обхватывает губами фильтр и чиркает зажигалкой. Лип успел приметить наспех закрашенные тональным кремом синяки, но спрашивать ничего не стал: это не его дело. — Йен вчера был почти что гиперактивным, — Мэнди старалась не держать зрительный контакт, мало ли. Будто бы ни крупицы от той борзой и смелой девушки в ней уже не осталось. Может быть, осознание того, что её просто используют, постепенно приходило. — Я переживаю. Лип ничего не ответил, снова кивнул пару раз и выдохнул дым, глухо стукая сигарету о пепельницу. Он тоже переживал, все переживали. Момент, когда можно было бы отвести младшего брата к врачу, всё никак не наступал. В такие дни, как вчера, Йен мог бы накричать и разозлиться. В такие, как сегодня, когда Лип обнаружил брата съёжившимся в постели, Йен и вовсе с кровати не встанет, а если потревожить — расстроится. Повисло молчание, и, если честно, и Лип, и Мэнди получали от него удовольствие. Раньше оно сулило только что-то хорошее, оба ещё помнят, как могли сидеть вот так почти часами. Мэнди это нравилось. Лип, наверное, просто очищал этим голову и отчасти ждал, когда между ними что-то произойдёт. Мэнди хотела, но боялась. Не только бывшего перед собой, с которым пусть разошлась и тихо и к которому до сих пор питала маломальские чувства, но и своего настоящего. Второму дай только повод узнать о таком контакте с не таким уж и далеким прошлым, и всё. Мэнди знала, что ей попадёт, но все равно что-то внутри тянуло ее к Липу. Вроде он и был ей немного противен, частое игнорирование и довольно много измен, но эмоциональные качели почему-то были для Милковичей отдельным сортом наркотиков. Лип тоже что-то почувствовал. И он уж точно возможность упускать не собирался. Звонкие поцелуи, тяжёлое дыхание, касания. Нежные, грубые, какие угодно. Послышались шаги на лестнице. Потом — хлопнула дверь. *** — Блять, да где её носит… Видимо, визит на пару минут уже успел затянуться на час. Микки всё ещё особо не понимал, что происходит, но обеспокоенное лицо сестры, встретившее его утром, он смог мельком запомнить, и такое тихое, едва услышанное «Йен». Что там опять с этим Йеном? Да, конечно, Микки видел новую запись, но вот что она означала — хоть убей, не поймёт. То ли он был слишком глупым и не улавливал намеки, то ли Йен был таким важным, что не мог изъясняться по-простому. Может быть, хоть другие люди поняли, что всё это значит. И, как и предполагалось, они уж точно разбирались. @nate_mate, 02:47: @gingerisnotonfire неееет не покидай нас:((( @amazingzayn, 02:49: @gingerisnotonfire: йеееннн 😢😢😢 @spoonoflove, 02:53: @gingerisnotonfire: опять он это делает. «Опять он делает… что, конкретно?» Микки нахмурился и продолжил смотреть в экран. А что он делать-то может? Грустить что ли? Так здесь все грустят, в таком-то районе. Чёрт знает, под чем этот Йен был вчера, но, видимо, эффект сошёл. К слову, про быть под чем-то… Микки в этом руки марать не хотел, а главный горе-дилер судя по звукам сейчас был очень увлечён какой-то игрой. Микки и сам был бы не прочь сыграть, раньше он часто этим занимался. — Эй, — Микки вышел из комнаты, вытягивая руку и специально задевая верхнюю часть дверного проема. — А? — Игги обернулся, не выпуская из рук потрёпанный джойстик. Как обычно он что-то жевал за обе щеки. — Вот, — Микки протягивает список от Липа, а сам заваливается на диван, смотря на телевизор. Из рук старшего брата он выхватывает джойстик и сам начинает играть, пока тот втыкает в список. Не хочется по такой тупости проиграть. — Это ж типа… — Игги чешет голову и продолжает жевать, что бы он там ни ел. — Три сотки? Наверное. — Я отдам деньги, достань сначала, — из телевизора слышатся взрывы, стрельба и не особо разборчивые голоса. — Не просчитывайся только, ладно? Я из-за тебя потерял в прошлый раз хрен знает сколько. — И чё? Терри в тюрьме, нам ничё не будет. — Ага, у него глаза повсюду. Старый хрен уж придумает, как мне спину ремнём огреть, пусть он и не здесь. — Да ну чё ты, расслабься, — Игги ухмыльнулся и стукнул младшего по спине пару раз, отчего тот поёжился. — Это для кого вообще? — Главное, чтобы не для полиции. — Справедливо. *** Йен едва нашел в себе силы встать. Совсем скоро он должен был уезжать, уже даже вещи успел собрать, но теперь просто не было сил. Даже по лестнице спуститься было трудно, а от угрюмости ему не хотелось видеть вообще никого. Ни общаться, ни даже здороваться. Может быть, правда будет лучше, если он уедет. Ему повезло, в этом году в общежитии он живет один (технически, сосед у него был, только вот никогда не появлялся). Йен берет миску, хлопья и молоко. Наливает и сыплет всего понемногу: знает, что не сможет доесть. Кажется, он слышал скрипы кровати в соседней комнате, это даже ненадолго пробудило его интерес, но вскоре он затих. И все же, пройдя через быстрый мыслительный процесс, Йен поставил на Фиону. Это ведь её комната. Хотя кто знает. После завтрака стало немного легче. Пока эти силы ещё не ушли, нужно было сходить в душ. Йен в последнее время стал сидеть в нем дольше, чем обычно. В большой семье так делать некрасиво, безусловно, но ему казалось, что вода будто бы… должна смыть все плохое. Смыть с его тела те касания, которые он до сих пор помнит так, словно это было вчера. Душ, шипение воды, капли, падающие на пол с волос. Сделано. @gingerisnotonfire, 12:10: Уезжаю.