Welcome to the Internet

Сладость — Вот тут я живу. Один, правда, но так даже лучше. Комната и без того казалась маленькой, а чтобы здесь комфортно поместились два человека — ещё постараться нужно. Для Микки Йен был пусть и не «социальной бабочкой», но человеком довольно общительным. Наверное, он умеет мимикрировать под любую ситуацию, и одиночество стало привычным. Рюкзак с вещами уже полетел на вторую кровать в другом углу комнаты. Теперь она навсегда закреплена за Микки. Он явно не собирался приехать всего один раз. — У меня не очень много занятий в день, максимум два, так что уж не скучай по мне, — Йен садится на свою постель и смотрит на Микки, который уже стал разбирать свои вещи. Он не выглядел так, словно ему некомфортно, и это… ободряло? Да, не иначе. Йен едва заметно улыбнулся уголком губ и посмотрел в окно. Все вокруг бегали, как тараканы. Наверное, старшекурсники, которым нужно было закрыть все долги, чтобы получить диплом в сроки. Йен пообещал себе, что не будет таким, но в последнее время стал сдаваться. Старался, конечно, но в нейтральные периоды себя не перегружал. Нужно вернуться к таблеткам, это его ответственность, никто не будет их подносить ему по утрам в руке вместе с кружкой с водой и гладить по голове. А хотелось бы. — Да я как-то и не собирался скучать, — Микки нахмурился и не обернулся на Йена, а только сильнее уставился в рюкзак. Он сделал вид, что усиленно что-то ищет, осознавая, что только что соврал. Микки ведь сам писал Йену, что соскучился. Хотелось надеяться, что у рыжего память отбило за это не очень долгое время, он то сообщение забыл навсегда, да и вообще никогда его не получал. Ну или сделал бы вид. — Ну, раз не собирался, то мне как раз скоро нужно будет выдвигаться, — Йен улыбнулся и поднялся с постели, отчего та скрипнула. В последнее время звуки от старой мебели уже стали белым шумом. — О, эй, у меня нет еды, так что надеюсь, что ты взял с собой что-то. — Предупредил бы хоть, я без денег почти. И без травы, — Микки недовольно прорычал, понимая, какую хорошую возможность он упустил. С этим борделем он совсем забегался и даже изрядно понервничал. Имена девочек, которых он собирался взять, уже были у него, некоторая информация о сутенере (что удивительно — это была женщина) и небольшое представление о том, как он бы хотел обставить верхнюю комнату. Никакого чувства вкуса у него не было, максимум — накидать всякого найденного мусора, плакатов и рисунков в комнате, да и всё на этом. — А трава-то тебе зачем? После неё сильнее хочется есть, разве нет? — в рюкзаке уже находят своё место парочка толстых тетрадей и тот самый несчастный учебник по психоанализу, на котором остались следы от ножа. — Да как зачем? — Микки едва удержался от того, чтобы добавить «ты что, тупой?», но вот кого-кого, а Йена ему оскорблять не хотелось. Ради него хочется стараться, что ли, измениться. Но только для него, для остальных — ни капельки. Вдруг ещё решат, что Микки послабел, и будут вертеть им, как заблагорассудится. — Ну сам подумай. Какой-нибудь всратый и забитый ботан съехал от родителей, понял, что нахуй ему все эти старания не нужны, и решил расслабиться. Ему никто не даст, естественно, но вот траву он бы с радостью взял. И все. Я продаю, он покупает, ему нравится, случается зависимость — бум. Я купаюсь в золоте. Почти, — Микки снова роется в рюкзаке и вытаскивает оттуда пачку сигарет. Он только-только откидывает крышку пальцем, но недовольно рычит, обнаруживая, что там ничего нет. Вчера ведь только покупал. — Почему почти? — Йен усмехнулся и оглянулся на Микки, доставая из своего рюкзака наполовину использованную пачку. — Держи. Не советую здесь курить, — он поднимает взгляд и кивает в сторону пожаротушителей. — Вот. Микки поднимает взгляд следом за Йеном и недовольно вздыхает, но пачку принимает. До чёртиков хотелось выйти и покурить, но уходить из комнаты, если честно, было лениво. — Ага, пасиб. Так вот. Не знаю, почему ты всё ещё слушаешь, наверное, тебе нравится, как я нужу, но хер с ним, — на губах появляется маленькая улыбка, которую Микки пытается скрыть. В последний раз его так же внимательно слушали… буквально никогда. Это не относилось к бизнес-схемам, а к чему-то более деловому. — Ну на монетках ты не разбогатеешь. А вот бумажки — дело другое. Когда всякие мужики с них на тебя пялятся — ну не приятно разве? Все эти Гамильтоны, Вашингтоны, кто там ещё. Ну вот эти, — рука дрогнула в желании потянуться к губам и выдохнуть дым. — Так ты историю знаешь, — Йен присел обратно на кровать, а улыбка с его лица всё никак не сходила. С одной стороны, слушать такое было и правда крайне увлекательно. Йен даже позавидовал Микки с его интересной жизнью и случайными знаниями, подобранными там и тут. С другой — все они были получены не по собственному желанию, а из нужды. Нужды выжить. Галлагеры, конечно, тоже выживали. Но у них с каждым годом все становилось лучше. У Милковичей, судя по всему, всё всегда было плохо. — Не, не знаю. Смотрел просто на морды эти противные, пока отец учил отличать настоящие купюры от поддельных. Увидел, что там имена написаны, ну и как-то запомнились, — Микки пожал плечами и посмотрел на Йена, сидевшего напротив. Красивый. Безумно. Микки впервые не постеснялся своего румянца. — Особенно мужик с десятки. Хрен знает, почему его имя повсюду теперь развешено, прошло типа сколько? Лет двести минимум? — Да, я гулял в центре кое с кем, он старше, так что и знает больше, — Йен опустил взгляд, но улыбка все равно осталась на губах. Конечно, это был не лучший период его жизни, но парочка интересных не извращенцев ему все же встретилась. — Мы шли около театра, там висела афиша. Тот человек, с которым я был, сказал, что это мюзикл. Предложил сходить вместе. — Ну? Ты похож на того, кому такое нравится, — хотелось добавить «это же очень по-гейски», но опять вышло сдержаться. — Я не знаю. Мне кажется, что я так себе разбираюсь в театрах и всем таком. Не был там никогда. Ну и искусство — не совсем моё. — Да о чём ты вообще? У тебя фотографии ахуенные, свет, вся хуйня, это ж тоже типа искусство. Мне нравится, и твоим шизанутым фанатикам, думаю, тоже. Ну, главное, что конкретно мне нравится. Не суть. Тебе вроде куда-то было надо, — Микки недовольно хмурится и утыкается лбом в ладони. Что за бред он вообще нёс? Настолько застеснялся? Такое с ним точно впервые. — Мм, — Йен усмехнулся и отвёл взгляд в сторону, поднимаясь обратно. И правда, ему надо было идти, но как же не хотелось… — Спасибо, — он подходит к Микки и треплет чёрные и на удивление мягкие волосы. — Не скучай. *** — Я, э-э-э, я сходил в магазин. Купил чего-то, не знаю, ешь ты такое или нет, — Микки, наскрёбший в карманах и рюкзаке немного денег, ставит на стол маленький пакет с самыми дешёвыми, но уже проверенными им продуктами. Не забыл он и про парочку сладостей, о которых уже давненько грезил. Он мог отказаться от алкоголя, но вот от курения и сладкого — не хотелось. — Но к конфеткам если прикоснешься — руки оторву. Это моё. — Хорошо, хорошо, — Йен посмеялся и отвлёкся от тетради, в которой уже появлялись достаточно сложные, длинные, а главное — непонятные слова. Для Микки, конечно. Он краем глаза подглядывал в чужую тетрадку, так, ради интереса. Почерк у Йена, конечно, красивый. Не закрученный, как у многих девушек, а такой, обычный. Оттого и красивый. Такой же, как и его владелец. Йену было хорошо. Хорошо, что с ним разговаривали, что были рядом. Чёрт, да Микки даже в магазин сходил и купил им обоим еды. Может, оставить его у себя? Пусть живет, спит на соседней кровати. С ним, кажется, никогда не бывает скучно. Йен с упоением бы слушал его истории, а потом рассказывал и свои: школа, армия, жизнь с Моникой, клуб, да что угодно. У них, как казалось Йену, было все время мира. Микки теперь, конечно, человек занятой, но он… рядом. И, как выяснилось не так давно, всегда был где-то неподалёку. Когда Микки навис над Йеном и стал, пусть и украдкой, смотреть в его тетрадь, Йен сперва старался игнорировать это. Ему никогда не было удобно заниматься, пока человек был так близко. Ручку пришлось отложить. Он поднимает голову и встречается с чужими голубыми глазами. Тишина. Не слышно даже дыхания… — Так что это слово значит? — Микки потряс головой и нахмурился, отстраняясь. Голос где-то внутри так и орал ему, чтобы он сделал «это». Но он не смог. Смелости не хватило. За это он уже успел себя хорошенько отругать. Даже мысленную пощёчину дал. — А, это? — Йен посмотрел в свою тетрадь, случайно проводя пальцем по ещё не высохшим чернилам. Так и знал, что гелевая ручка — зло. Дебби уже предупреждала его несколько лет назад, когда вела дневники цветными ручками. — Это термин «аффирмация». Представь, например, что у тебя что-нибудь очень сильно заболело, и всё, о чем ты можешь думать — та самая боль. Аффирмация — что-то вроде… фразы, которую ты повторяешь себе много раз, и она закрепляется в подсознании. Конечно, должно нести в себе положительный контекст, но мало ли. Может, людям нравится боль. — Понял, — Микки кивнул и отстранился, возвращаясь на свою кровать. Продукты раскладывать как-то не хотелось, там даже портиться нечему, а вот конфетки умыкнул. Ещё и «случайно» оставил Йену парочку. Аффирмации, значит… По описанию больше походило на мантры, только их не бубнят себе под нос с деревянными чётками. Мэнди говорила о таких посылах во Вселенную, и в те времена Микки находил это полнейшим бредом, а теперь… Его желание стать обычным (насколько возможно) подростком, молодым человеком и правда сбылось. — Профессор сказал, что это похоже на веру. Только вместо бога человек верит в себя. А от веры, как мне кажется, идёт и мотивация что-нибудь делать. Разве не восхитительно, на что наш разум способен? — Йен даже потерялся в своих размышлениях. Во время таких разговоров Йен понимал, насколько же ему интересно то, что он изучает. Микки, как наблюдатель со стороны, замечал состояние друга: такое перевозбуждение, приподнятое настроение. Казалось, что ещё немного, и он начнёт трястись, как ребёнок с передозом сахара на ночь. Если честно, Микки хотел возразить, рассказать Йену свою историю, но, подумав ещё немного, пришлось согласиться и кивнуть. Микки в себя, конечно, не верил в то время, но он приложил хоть немного усилий, чтобы оказаться в этой комнате. Для всех — простое общежитие. Для Микки — что-то по-настоящему особенное. — Ну я понял тебя, да, — Микки трёт загривок и отводит взгляд. — Я сам через такую херню сейчас прохожу, мужик. Только это всё тупо звучит, даже говорить не хочу. — Клянусь, никому не скажу. Расскажи, мне интересно. Микки сложил руки на груди и поджал губы. Он доверял Йену, конечно, но вот себе не доверял совсем. Проболтает еще лишнего, станет выглядеть глупо. Вдох. Выдох. — Бля, ну… Ты знаешь, кто я, знаешь о моей жизни, знаешь о нашем районе. А теперь посмотри, где я и с кем я вообще разговариваю. Я говорю с тобой, хотя мы познакомились на каком-то ебаном сайте с ненормальными людьми с недотрахом или уебанами, которые только и умеют, что спорить. Я, типа… впервые в жизни я в безопасности. Сколько мы там знакомы? Несколько месяцев? Ну, короче, ты понял. Я мечтал об этом, но никогда не верил, что это случится. Но видимо эта вся херня работает. А теперь ты забудешь все, что слышал, и мы сделаем вид, что я ничего не говорил. Йен слушал с упоением. Ему нравилось слушать Микки. Он был умным человеком, которому не повезло с обстоятельствами. Единственное, что Йену не совсем нравилось — Микки все ещё видел его в качестве кого-то, кто стоял на ступень выше. Видимо, между ними все ещё стоял барьер. И Йен хотел его поскорее разрушить. *** Ночью было холодно. Даже слишком, чем следовало бы. Окно было закрыто, обогреватель включён, а парочка одеял не спасали. Микки сильно мёрз, даже уснуть не мог. Йен тоже не спал. Просто сидел в телефоне, словно завтра ему никуда идти не было нужно. Время от времени он наблюдал, как Микки вертится на постели. — Чего не спишь? — Йен отвлёкся от телефона и посмотрел исподлобья. Его лицо было прекрасно подсвечено. — Да блять, дубак у тебя. Ты не замёрз что ли? Пиздец, я заболею и умру. — Да ну тебе, не преувеличивай. Можем кроватями поменяться. — Тебе уж точно болеть нельзя. — Тогда ляжешь ко мне? Микки не ответил, только сильно смутился. Он все же поднялся, укутанный одеялом, в своей тёплой кофте, и сонно переместился на кровать к Йену. Он наблюдал за тем, как телефон друга был погашён и убран подальше. Даже в такой темноте Микки мог видеть глаза Йена. — Согрелся? — Блять, да ты издеваешься. Молчи. Тишина. Даже не слышно дыхания… — Галлагер, хватит столько сахара жрать. У тебя губы слишком сладкие…